Год без БМ - друга жизни

Сороковины Б. М. Фирсова (1929-2024) я отметил коротким текстом: «Получив 18 января 2024 года сообщение о смерти Бориса Максимовича Фирсова, я сразу написал в face book: «Сегодня не стало друга жизни...  30 декабря 2023 ушла Галина Степановна Фирсова. Это была его последняя зацепка за жизнь...Он ВСЕ сделал».
Ничего большего я написать не мог, внутри все то ли оборвалось, то ли замерзло. Я понимал, что не смогу проститься по-человечески с ним и написал нескольким друзьям, которые, по моим представлениям, должны были быть на панихиде: «Дорогой БМ, в откликах на твой уход частым оказывается слово “великий”. Точное слово... Ты не оставил Галю одну надолго. И в этом тоже твое величие...  Осиротел твой дом на ул. Грота, который знал тебя 90 лет... это важнейшая страница твоей жизни... Для меня ты – друг жизни. Был и останешься навсегда...».


Борис Максимович Фирсов, для меня он десятилетими был БМ, на наших глазах становится легендарной личностью. Трудно представить его бронзовеющим, в его мысли о будущем это никак – не входило. Но так будет. Он создал Европейский Университет в Санкт-Петербурге, и при его жизни в серии «Жизнь замечательных людей» увидела свет книга «Борис Фирсов. Путь от Варшавского вокзала». 
12 марта 1972 года Фирсов подарил мне свою книгу «Телевидение глазами социолога» с дарственными словами» «Борису Зусмановичу Докторову с надеждой на вечное  (подчеркнуто БМ) сотрудничество, в областях представляющих общий интерес». Так оно и сложилось. Наше сотрудничество продолжалось полвека и охватило изучение общественного мнения, экологического сознания, драматического театра Ленинграда и, наконец, современной истории российской социологии.   И многие годы, пока я не уехал в Америку, мы встречались утром на работе, обсуждали научные, организационные и всякое другие дела, после работы шли до ближайшей станции метро и часто вечером созванивались относительно планов на ближайшие дни. Формально БМ был моим начальником, но в действительности этого никогда не было. Утром в день моего вылета в Новый Свет он пришел сказать мне до свидания. Он и его жена – единственные из моих друзей и родных кто навещал нас в Америке.


Несколько последних лет БМ тяжело болел и не пользовался электронной почтой, последний раз я звонил ему в конце 2023 года, но говорить он уже не мог... Прошел год без наших телефонных бесед, становившихся все короче и короче. Пришло время воспоминаний и мысленных разговоров. В «Социологическом журнале» (2024. №1) опубликована моя статья «Малознакомый Б. М. Фирсов», в постепенно наполняющейся «Незавершенной книге о Борисе Фирсове» появилось полдюжины новых рассказов. http://proza.ru/avtor/bdbd80&book=10#10 и теперь их более 20.


Наша электронная переписка началась в конце прошлого века, у БМ еще не было дома интернета, я писал на его служебную почту, секретарь распечатывала текст, дома он отвечал, перекачивал написанное на дискету и секретарь пересылала мне электронное послание. Вот что по этому поводу я писал Фирсову 28 августа 1999 года после первой поездки из Америки в Петербург: «Дорогие Галечка и БМ, часто мне кажется, что моя поездка к вам это лишь сон, но имеющиеся фотокарточки показывают, что нет, все это было. Мне так приятно вспоминать те часы, которые я провел с вами. Это окунуло меня в то прошлое, которого уже почти нет. Хотелось бы почаще вам писать, но письма – это такой долгий процесс. Я не могу использовать эффективно университетский email, так как он не дает возможности для личной переписки. Все время ощущение, что кто-то смотрит из-за моего плеча на мой текст».


Достаточно обстоятельным оказалось последнее письмо Фирсову в прошлом веке: «Ну вот, дорогой друг и учитель, так-то будет лучше. А совсем хорошо станет, когда твой компьютер переедет на Грота, вот тогда можно будет спокойно по вечерам общаться, как в старое доброе время». Сообщив о жизни нашей семьи, я пишу:«Самая главная новость – в конце января на несколько дней приеду в Москву, а затем на два дня – к вам: январь 31 (понедельник) и февраль 1 (вторник). В среду 2 февраля в 6 утра я стартую обратно». И далее: «Пиши про свои заботы. Мне очень хочется, чтобы мы что-нибудь снова начали делать вместе. Что-то сварить надо. Когда-то я думал подготовить курс для Университета. Но теперь этого я не могу себе позволить. Я не могу уехать отсюда более, чем на неделю, десять дней. Все вмиг развалится». БМ знал всю совокупность обстоятельств того, почему фактически я стал невыездным, здесь я лишь констатирую нелучший вывод.


Тем не менее 11 марта 2001 года он писал мне: «Я хочу обсудить с Анной и Володей [Анна Темкина и Владимир Гельман, преподаватели кафедры социологии ЕУ] вопрос о том, чтобы включить твой 16-часовой курс в наше учебное расписание на будущий год. Кроме того, у нас
есть Открытые аспирантские курсы – вечером на этих курсах занимаются люди отовсюду. В городе много исследователей общественного мнения, может быть стоит курс адресовать не только студентам, но и практикам, а также преподавателям и студентам госуниверситета». Не знаю, успел ли Фирсов обсудить с Анной и Владимиром организацию курсов, но обстоятельства моей жизни не позволили мне даже обсуждать с ним эту задумку.
А вот два письма из недалекого прошлого – разные по интонации, но написанные вблизи дня рождения Фирсова – 22 июня.


20 июня 2014

Дорогой БМ, дорогая Галечка, конечно, я буду звонить 22 июня, но вдруг захотелось написать.
Люся и я часто говорим о вас, нам от этого теплее, надеюсь, до вас долетают наши разговоры, безусловно, вы нашли удивительное, уникальное лекарство от всех болезней; это - ваша любовь друг к другу.
БМ, похоже, что где-то в эти дни, но только полвека назад, мы с тобой встретились, я поверил тебе, поверил в тебя, ты нашел какие-ростки нормальности во мне. Так и шагаем, давай шагать дальше.
Обнимаю вас, Галечка, БМ, будем, Боря

Вообще сейчас трудно понять, что сразу связало нас. Нас разделяли 12 лет и огромные различия в жизненном опыте. БМ после окончания Ленинградского электро-технического института, имел стремительную и в высшей степени успешную комсомольскую и партийную карьеру, несколько лет был директором Ленинградского телевидения, прошел социологическую аспирантуру под руководством В.А. Ядова и лондонскую стажировку на Би-Би-Си, знал жизнь людей во многих странах. Я после завершения студенческого и аспирантского курсов обучения на математико-механическом факультете ЛГУ, будучи абсолютно вне политики, случайно оказался сотрудником социологической группы Ленинградской высшей партийной школы, где до встречи с Фирсовым проработал два-три года. Меня командировали в его академическую группу для помощи в обработке результатов социологических опросов. Все было сделано, и мы могли разбежаться. Нас удержало лишь возникшее взаимопонимание.
Или какие-то космические силы? Мы – тезки, оба родились в июне, и наши мамы были одного года рождения.


Выше приведенное письмо было написано накануне 85-летия Фирсова, следующее письмо – через шесть лет и тоже в преддверии его дня рождения. Электронной почтой он уже не пользовался, и письмо передала ему Наталия Печерская, его помощница и соавтор трех его последних книг. У меня такое ощущение, что оно завершило нашу многолетнюю переписку, и, как-бы зная это, я рассказал ему о сделанном и о движении в новом направлении.

14 июня 2020 г.

Дорогой БМ, как же я давно не писал эти слова, спасибо, Наташе, пишу. Знаешь, телефонный разговор – не мой жанр, за годы (уже 26 лет) полуотшельнического существования я привык к тому, что слова не на языке, а в пальцах. И особая сложность моего бытия заключается в том, что я не могу в полной мере предаться писанине. Да, операции на глазах прошли в целом успешно, но я должен постоянно их закапывать, глаза красные, аллергические, я должен это учитывать. Машину вожу на расстояние 20-25 минут от дома, обычно мы пользуемся такси (по страховой медицине), но сейчас из-за вируса не обращаемся в эту службу, отказались от многих поедок к врачам.
Я выработал новую систему общения с миром, не пишу статей в «Социологический журнал» или СОЦИС, пишу короткие тексты до 15000-2000 знаков, располагаю их на сайте Франца Шереги и извещаю о них в facebook. Проблема в том, что я начал плохо ориентироваться в объемных текстах, не могу найти нужные места, знаю, что писал, хочу что-либо дописать, развернуть и не могу отыскать это место в тексте, нахожу только если помню одно-два ключевых слова.
Есть проблемы и с чтением книг, возможно, поменяю очки после пандемии, ситуация улучшится, но в целом я больше свыкся с экраном компа, чем с книгой.


Плюсом этих обстоятельств стало обострение памяти, памяти вообще и о лично прожитом. Незадолго до смерти Андрей Алексеев написал несколько текстов о том, что жизнь человека может быть объектом наблюдения. Это ясно, но он превратил это положение в инструмент социологического анализа. Несколько лет назад я начал изучать различные аспекты биографичности творчества социологов, я рассказывал тебе об этом, теперь, комбинируя это положение с «принципом Алекссева», я залезаю в свое прошлое, чем дальше, тем лучше. Так возникло представление о «нелинейном (авто)биографическом анализе, когда жизнь рассматривается не на оси времени, а как набор длинных жизненных траекторий. Их невозможно свернуть в «точку», они находятся в нас ВСЕГДА.
Это, скажем: воспоминания о наших родителях, друзьях, учителях, каких-то книгах, встречах. Я могу наблюдать это только в себе, но я теперь отлично  понимаю, что многие люди переживают аналогичное. В своих биографических беседах я задавал респондентам такие вопросы, ответы на которые требуют рассмотрения «биографии внутри биографии».


В 2016 году большое биографическое интервью со мною провела Елена Рождественская (Институт социологии), мне казалось, я многое и честно рассказал ей, но пару лет назад я подумал, а не могу ли я растянуть короткий (мне казалось почти исчерпывающий ответ) до более обстоятельного. Например, Лена спрашивала меня о моих родителях, о которых я мало знал: отец умер, когда мне было 7 лет, мама – 25. Я ответил ей, и вдруг я услышал исполнение известной песни «Девушка из Нагасаки» точно в таком ключе, как пела мама, и на меня нахлынуло. Я вспомнил друзей моих родителей и написал о них (один из них – Евгений Злобин, помнишь его? Никогда с тобой о нем не говорил). Это все короткие, на несколько тысяч знаков сюжеты, но все вместе они дают нужную объемность. Я рассказал Лене об одном молодом физике – Евгении Гамалее, – который летом 1959 года во время трамвайной поездки на Ржевские озера рассказал мне о книгах Шредингера по физическим основам генетики и Инфельда о французском математике Эваристе Галуа. Эти книги стали отправными в моем исследовательском созревании. Естественно, я многие годы искал Евгения, не мог найти, он работал по очень закрытой тематике и жил в закрытых городах. И вдруг, 30 декабря 2017 года я нашел его в Австралии, где он много лет профессорствует, он вспомнил меня, но не ту поездку. И это тоже сюжет на всю мою жизнь. И покатилось.


Это все обогащает мое видение биографического анализа, дает мне новое понимание возможностей биографических исследований в историческом поиске.
Пару лет назад я собрал в разное время написанные биографические очерки в книге: «Нескончаемые беседы с...»; с теми, кого уже нет: от Гэллапа до Батыгина. В моей голове – масса соображений и о твоем движении в социологию, а точнее – о твоей жизни. но пока мне все это трудно положить на бумагу (см. выше). Даже то, что ты недавно сказал мне о твоем желании сохранить бумаги по театральному проекту – опять в «точку», опять о созидательном устройстве твоей натуры.
После твоего дня рождения я позвоню и отвечу тебе на вопросы, которые у тебя могут возникнуть.
Теперь немного о нас. Американская явь сейчас очень сложная. Пандемия разрушила экономику, миллионы потеряли работу, а это – ипотеки, кредиты за машины, оплата обучения детей. Самая жесткая в мире система здравоохранения не выдержала, она плохо мобилизуется, к тому же после убийства афроамериканца Флойда полицией – демонстрации, протесты, погромы. Все это создает очень низкий тонус жизни. Нам, как и всем американцам, выдали по 2000 долларов, конечно, помощь, но рост цен на продукты питания, даже овощи и фрукты в Калифорнии летом быстро все «съест». По врачам сейчас не походишь, все по телефону.



О себе скажу так: «дико устал», за 26 лет в Америке – более дюжины книг, несчетное число статей и постов, более 200 интервью по электронной почте – весь мой отдых: около десяти лет назад четыре дня в Мексике.
Так сложилось, что пока Лизуша ходила в школу, я не мог уезжать, надо было забирать ее из школы, теперь – не могу оставить Люсю, она боится английского, по телефону не умеет говорить. Меня иногда спрашивают, как  я хотел бы отдохнуть? Знаешь, БМ, дурацкий вопрос, я полностью разучился отдыхать, я не знаю, как это. Когда-то я хотел пожить недельку в снежной деревне, но теперь – не смогу, встаю, как и раньше, в 4:30 – 5 утра, так или иначе дотягиваю до 7 вечера, а позже уже не могу работать.
Скучно? Не знаю, наверное, тоже привык. Ни театра, ни кино, развлекаюсь через youtube, слушаю музыку, чтобы разгрузить глаза, да и вообще, все же музыка меня отвлекает, развлекает.


Переписка моя сократилась практически до двух адресов. Первый, конечно, Франц Шереги, без его помощи ничего бы не сделал, он предоставил мне сайт и веб-мастера, издал несколько книг, и мы многое обсуждаем. Второй адрес – Гарольд Зборовский, познакомились лет 6-7 назад и быстро сдружились, он – последователь Л.Н. Когана, живет в Екатеринбурге, труженник – как мы. Занимается социологией образования и историй социологии.
Вот я тебе и описал главное, обнимаю, Боря
***********
Голова наполнена воспоминаниями о Фирсове, есть наша переписка. Наш мысленный разговор продолжается.