О переводах из А. Мицкевича

В современной Польше Адама Мицкевича считают одним из трёх великих польских поэтов эпохи романтизма наряду с Юлиушем Словацким и Зигмунтом Красинским. При этом в Беларуси Мицкевича иногда называют белорусским поэтом, в Литве – литовским. Хотя Адам Мицкевич посвятил поэзии всего несколько лет, уместив, по словам польского писателя XX ст. Яна Парандовского, в короткий период все поэтическое творчество – от баллад до «Пана Тадеуша», эти годы в значительной мере определили «становление польской, литовской и белорусской литератур», оставили неизгладимый след в восточноевропейской и общеславянской культуре.  Мицкевич оказал влияние на русских поэтов пушкинской плеяды, переводы из его стихов стали яркой страницей в русской переводной поэзии.

Адам Бернард Мицкевич (Adam Bernard Mickiewicz), писавший свои стихи на польском языке, родился 24 декабря 1798 г. на хуторе Заосье, близ местечка Новогрудка (ныне Брестская область). В 1815 – 1819 гг. поэт учился в Вильно, в 1819 – 1823 гг. учительствовал в Ковно (ныне Каунас). Отец Адама, Николай Мицкевич, работал адвокатом в Новогрудском суде, увлекался поэзией, пробовал писать стихи. Он происходил из обедневшей шляхты и, как рассказывает семейное предание, был участником восстания Т. Костюшко. Рассказы отца о прошлом отразились в сознании сына и оказали влияние на его творчество.

Как уроженец Виленщины, области с центром в г. Вильно (совр. Вильнюс), в ту пору входившей в состав Российской империи, Адам Мицкевич делал различие между «поляками» и «литвинами», и граница между Польшей и Литвой была так же подвижна в его поэзии, как в истории этой земли, песни которой он трепетно любил и которую покинул не по своей воле. О родине поэт вспоминал в первых строках поэмы «Пан Тадеуш» (полное название «Пан Тадеуш, шляхетская история 1811–1812 годов»): «Отчизна милая, Литва! Ты как здоровье, Тот дорожит тобою, как собственной кровью, Кто потерял тебя. Истерзанный чужбиной, Пою и плачу я лишь о тебе единой...». Для этнической идентификации героини в своей «Песне» поэт употребил слово Litwinka (Литвинка): «Litwinka, co jej czerpa wody, Czystsze ma serce, ;liczniejsze». Этот же мотив звучит в крымском сонете «Stepy Akermannskie», в котором автору мерещится образ Днестра и слышится тихий зов Литвы: (…s;ysza;bym g;os z Litwy) [Мицкевич. 1983. С. 72]. Первые переводчики и популяризаторы польской литературы и поэзии Мицкевича в России придавали значение этим этнонимам и старались переводить их с точностью. Например, Степан Шевырев, проявивший живой интерес к Мицкевичу, точно следует за оригиналом в своем прозаическом переводе «Конрада Валленрода» (полное название: Конрад Валленрод. Историческая повесть, взятая из Летописей Литовских и Прусских), напечатанном в «Московском Вестнике» в 1828 г., (ч. 8, №№ 7—10) [Мицкевич. Т. 2. С. 302–303]. То же следует сказать о Ф. В. Булгарине, переведшем из Мицкевича «Три Будриса» («Trzу Budrysа»,1829), и Сербиновиче, происходивших из бывших земель Великого Княжества Литовского, Русского и  Жемайтийского. Этим писателям было хорошо знакомо местное (диалектное) слово «литвин», означавшее в ту пору жителя Литовской губернии, и его отличие от этнического поляка. Булгарин даже использовал термин «литвин» как автоидентификацию в личной переписке, в частности, с историком Теодором Нарбутом. Хотя для обозначения населения, проживавшего в «ковенской долине реки Вилии» (современная нам Литва), которая в то время именовалась Жмудью, или Жемайтией, Булгарин использовал этнонимы «литовка» и «литовец», понятные соотечественникам, не знакомым с жемайтийским говором и не видящим разницы между «поляком» и «литвином», очевидную для местных жителей. Так Пушкин перевел фрагмент из «Валленрода»:

С медвежьей кожей на плечах,
В косматой рысьей шапке, с пуком
Каленых стрел и с верным луком,
Литовцы юные, в толпах,
Со стороны одной бродили
И зорко недруга следили...

В описании молодых воинов, несущих стражу на берегу Немана, Пушкин употребил этноним «литовцы» и самого А. Мицкевича, с которым поэта связывала короткая, но пылкая дружба, Пушкин воспринимал как «сына Литвы». В стихотворении «Сонет» (1830) русский поэт писал о Мицкевиче: Певец Литвы в размер его стесненный / Свои мечты мгновенно заключал [7, с. 288]. Пушкин призывал соотечественников переводить польского поэта на русский язык и сам перевел баллады «Будрыс и его сыновья» (1833) и «Воевода», а также вступление к поэме «Конрад Валленрод». В «Путешествии Онегина» (1829 – 1830) в стихах о благословенном крымском Черноморье, уподобленном «Авзонии счастливой», и о Тавриде, которую считал «колыбелью» своего «Онегина» [С. А. Фомичев. с. 4 – 12; Тархов А. Е. 1982], Пушкин ставит имя польского поэта в один ряд с именами античных героев:

Воображенью край священный:
С Атридом спорил там Пилад,
Там закололся Митридат,
Там пел Мицкевич вдохновенный
И посреди прибрежных скал
Свою Литву воспоминал….
[Пушкин А. С. Евгений Онегин. М.: Худож. лит.,1976. С. 328].

Русский поэт связывает имя польского барда и его крымское путешествие с гомеровскими историями об Оресте (Атрид, сын Агамемнона) и Пиладе, а также о легендарном Митридате, царе Боспорского царства, расположенного на берегах Тавриды.

Талантливый русский поэт и переводчик Лев Мей, в достаточной степени владевший польским языком и переводивший Мицкевича, четырежды использовал слово «литвинка» в переводном стихотворении «Вилия»: «У юной литвинки, царицы из паней, / Еще чище сердце, ланиты румяней…; В ногах у литвинки весь цвет молодежи…; Литвинке нелюбы и скучны литвины…; Как Неман Вилию, тебя, о литвинка, Похитил пришлец из родного селенья…». Виленский этноним употребил В.Г. Белинский в своей рецензии на исторический роман А. Андреева «Довмонт, князь псковский» (1835), относящийся к истории из XIII в. Белинский писал об Андрееве и его контрастно-идеалистическом видении истории борьбы этносов: «Чувство патриотизма у почтенного автора доходит до nec plus ultra: все татары у него подлецы и трусы, которые бегают толпами от одного взгляда русских богатырей; русские все благородны, великодушны и храбры, едят и дерутся, как истинные герои Владимировых времён. Даже иноверцы, служащие Руси, от литвина Довмонта до черкеса Сайдака, отличаются храбростию, чистейшею нравственностию и превосходным аппетитом…». В этой заметке Белинский уже разделяет романтическую идеализацию и реалистический историзм.

Называя свою родину Литвой, а себя литвином, Мицкевич мыслил не геополитическими, а узко-этническими категориями. Хотя в пору творческого становления и восприятия своей польско-новогрудской генеалогии, он ощущал себя певцом виленской земли, он отдал предпочтение не виленскому наречию, а польскому языку. При этом он превосходно владел европейскими языками, особенно французским, на котором свободно импровизировал. Об этом свидетельствовали П. А. Вяземский, П. А. Плетнев, Кс. А. Полевой, С. Т. Аксаков, А. П. Керн, А. И. Дельвиг, Пржецлавский (Ципринус), польские друзья — Э. Одынец и Ф. Малевский. О своих французских импровизациях в салонах Петербурга вспоминал сам Мицкевич в собственных письмах [Измайлов, с. 139-141]. Позднее, за границей, сформировавшись как деятельная личность, политический оратор и публицист, он стал ощущать себя полностью принадлежащим польской истории.

На польском языке Мицкевич писал стихи, поэмы и баллады, реконструировал страницы истории, сочинял прозу и пламенные, дышащие негодованием речи. Однако влюбленность в свою землю, в красоту ее природы и гармонию народных песен диктовали содержание и напевность его лучших поэтических строк, а взгляд на поэзию во многом совпадали с мировоззрением русских поэтов того времени. Позже «литвинская» направленность ранней поэзии Мицкевича была скорректирована политической позицией и антисамодержавным настроением, что, как известно, вызвало противоположный патриотический отклик в России. Речь идет о посвящении А. Мицкевича «К русским друзьям» из поэмы «Дзяды», написанном в ответ на стихи А.С. Пушкина «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Строки «К русским друзьям» много раз переводили на русский язык  и вызвали стихотворный ответ Пушкина «Он между нами жил» [Фромер].

«Мицкевич вдохновенный» (так его называли не только Пушкин, но также П.А. Вяземский, Баратынский) дважды побывал в Крыму в июле 1825 г. за несколько лет до того, как были написаны вышеприведенные пушкинские строки о «крае священном». В крымское путешествие Мицкевич отправился из Одессы, где находился в ссылке. Сведения о деталях поездки, следует отметить, приводятся противоречивые. 

Мицкевич едет в Крым за несколько месяцев до декабристского восстания в период активности тайного политического движения на юге России. Готовясь к восстанию, на Юг съехались участники Северного и Южного общества, поляки из Патриотического союза. Руководство движения поставило перед собой задачу наладить связь между тайными обществами, найти точки соприкосновения и взаимодействия. Мицкевич находился в этой среде под неусыпным контролем генерал-лейтенанта И. О. Витта, начальника всех поселённых войск на южных землях России. В поездке ссыльного поэта сопровождал старый знакомый по виленскому «обществу филоматов», поляк Генрик Ржевуский (Жевуский). Генерал-лейтенант Витт, назначенный также попечителем Ришельевского лицея в Одессе, куда прибыл Мицкевич, считался личным осведомителем императора. Мицкевич был предупрежден друзьями о возможной слежке, но это не испортило ему впечатление от путешествия. Красочно и восторженно поэт описывает путешествие и переполнявшие его чувства сначала в переписке с друзьями и наконец - в «Крымских сонетах», которые завершает и издает в Москве в декабре 1826 г. уже после окончания южной ссылки. Тогда на польском языке одновременно вышли из печати 22 «Одесских» или «Любовных сонета» («Sonety milosne») и 18 крымских сонетов. Со временем в русском переводе появились все 40 сонетов Мицкевича, но особой популярностью пользовались крымские стихотворения Мицкевича. Став «первым ярким циклом стихотворений о Крыме», они «полновластно звучали» в России наряду с «крымскими» стихами Семёна Боброва, Батюшкова, Пушкина. Крымские стихотворения Мицкевича и их переводы органично сплелись с традицией создания крымской сонетианы и поэзии, посвященной Тавриде, которую в ХХ в. продолжили Максимилиан Волошин («Киммерийские сумерки»), Сергей Шервинский («Феодосийские сонеты»), О. Мандельштам («Tristia», 1915).

Из Одессы Мицкевич сначала отправился в Аккерман, чтобы повидаться с одним из ссыльных друзей, уездным врачом Серафимом Гациским, в обществе местного польского помещика Кароля Мархоцкого. Под впечатлением от этой поездки появилось стихотворение «Аккерманские степи», написанное Мицкевичем в имении Мархоцкого Любомилы, расположенном близ Аккермана. Первую непродолжительную поездку на юг Крыма, в Гурзуф, польский поэт предпринял в июле 1825 г. Вторая крымская поездка, по приглашению Каролины Собаньской, длилась с 29 августа по 27 октября 1825 г. Крымскую поездку Мицкевич совершил по приглашению поэта Густава Олизара, с которым познакомился в Одессе. Адам гостит в крымском поместье Олизара на юге Крыма, неподалёку от Аюдага. Известно, что сонет «Аюдаг» Мицкевич посвятил своему новому другу, хотя прямого посвящения в книге нет. Некоторые исследователи высказывали предположение, что у Олизара Мицкевич встречался с А. С. Грибоедовым, который в это же время будто бы находился в Крыму.

К творчеству Мицкевича обращались многие славянские поэты-переводчики. Тому способствовало родство языков, близость культур, территориальное соседство и общность политических интересов. Русскому слуху был понятен и близок язык польской поэзии, трудности для понимания могла представлять латиница, с помощью которой графически оформлялись польские стихи и песни, понятные по смыслу и легко узнаваемые на слух польские слова. Николай Полевой, один из ведущих писателей и критиков романтической эпохи, в пору популярности Мицкевича в петербургских литературных салонах поделился мыслями: «Грустно думать, что мы русские, мы, которым ближе всех других народов польский язык, по малоизвестности у нас сего богатого, прекрасного и родного нам языка, лишаемся наслаждения читать новое, превосходное произведение польской поэзии». Если учитывать историко-культурный и политический контекст эпохи, то все было не совсем так. Интерес к  поэзии Мицкевича не спадал даже в период длительного цензурного запрета и не угас на протяжении последующих за ним десятилетий. Как отмечал Ланда, переводы в санкционный период были анонимные и появлялись в печати в течение четверти века. В 1857 г., после снятия цензурных санкций, «Сонеты» перевели Н. Берг, И. Федоров (Омулевский), В. Бенедиктов, Н. Семенов, Н. Гербель, А. Н. Майков и др.(Ланда).

Первоначально внимание к «Крымским сонетам» А. Мицкевича в России коррелировалось с увлечением «восточными» поэмами Т. Мура, «Чайльд Гарольда» и «восточных поэм» Дж. Байрона, ориенталий В. Гюго. Но если западные романтики представляли Восток главным образом в границах библейских земель и Египта, мавританской Испании, Греции и Албании, то Мицкевич, расширив географию внутрикультурной коммуникации, открыл читателям «другой», мусульманский Восток, как неотъемлемую часть культуры, формировавшейся вблизи европейской, но под влиянием персидской, проникавшей в Крым в течение столетий через Кавказ [Мошак 4, с.152]. Популярность поэзии Мицкевича в русской среде совпала с ростом сочувствия к национально-освободительному движению в Греции, под влиянием байронизма. Байронические настроения были спроецированы на творчество польского романтика, в котором увидели продолжение судьбы и идей мятежного английского лорда, мужественного борца за «свободу народов». Однако, не упрощая проблему влияния, согласимся с мнением Г.К. Волошиной о том, что «восточные мотивы» в творчестве А. Мицкевича, как и Ю. Словацкого, были не «простой данью т.н. «байронизму», а продолжением давней культурной традиции, в которой Восток представлялся «сказочной, волшебной страной». Уже поэты XVIII в. И. Красицкий, Ф. Карпиньский, Ю. У. Немцевич вводили восточный колорит в свои «сказки, басни, притчи морализаторско-дидактического содержания» (Волошина).

Но в росте популярности личности  и творчества Мицкевича в России нельзя игнорировать социально-политический фактор, обстановку в восточной Европе, внимание к исторической теме не только Востока, но и Европы, влияние не только библейских и «восточных поэм» Байрона, недавно умершего в Греции (1824 г.) в самом расцвете лет и сил, но и восточных мотивов Гете и Гюго. Хотя именно через тематическую близость к байронизму Мицкевича воспринимали и представляли как противника и жертву царизма, который  едва ли не отождествляли с восточным деспотизмом. В немалой степени такому восприятию способствовали факты личной биографии Мицкевича, его политическая активность, арест и ссылка после «бурных событий в Польше». Особый резонанс творчество польского поэта получило в период его эмиграции в Европу, а его загадочная гибель в Константинополе вызвала негодующий отклик в душах тех, кто встал на сторону людей, отстаивающих национальную независимость. На протяжении ХХ в. поэзия Мицкевича также воспринималась в русле байронизма и поэзии борцов против иностранной тирании.

Несомненно, творчество Мицкевича было вехой в процессе взаимодействия и взаимовлияния славянских литератур. Однако его крымские сонеты стоят особняком и не вписываются в революционный контекст. Они прочитываются как вдохновенные стихи о великолепном Востоке в духе «Восточного дивана» Гете и ориентализма в традиции Виленского университета, выпускников в основном польского происхождения - О. Сенковского,  М. Бобровского, Я. Верниковского, Ю. Ковалевского, Я. Ходзько, А. Михулинского, Л. Шпицнагеля.

Особенно притягательным для переводчиков был крымский цикл сонетов Мицкевича, представленные в нем поэтические картины природы и истории Тавриды. Интерес переводчиков  к крымским сонетам не угас даже в период санкционного запрета, ибо  глубоко вошел в русское культурное сознание и развился, как отмечают исследователи, «в нескольких направлениях: Восток и Запад, мусульманство, христианство и язычество, Мицкевич и Пушкин» [Ященко]. В перовой группе работ выделим статьи Г.К. Волошиной, А.Б. Куделина, Т. А. Ященко, во второй - Ю.А. Мошик, Аль-Рубаиави Хуссейн Шайяль Аджлан, О.Ю. Алейникова, в третьей - Я. Л. Левкович,  Н.В. Измайлов, В. Формер и др.

Увлечение Мицкевича Крымом не было спонтанным. Поэт интересовался ориенталистикой со времен учебы в г. Вильно, откуда вышли известные в то время востоковеды, преподававшие в Петербурге, Москве, Казани и внесшие значительный вклад в развитие русской науки ориенталистики, основанной на кафедрах Петербурга, Москвы и Казани [Волошина]. После поездки в Крым экзотический Восток все больше заинтересовывает поэта. Впечатления от крымского путешествия не отпускают его и после публикации «Крымских сонетов». В письме к своему бывшему учителю И. Лелевелю в январе 1827 г. Мицкевич напишет: «<…> я видел Крым. Выдержал крепкую морскую бурю и был одним из нескольких незаболевших, которые сохранили достаточно силы и сознания, чтобы насмотреться вдосталь на это любопытное явление. Топтал я тучи на Чатырдаге… Спал на софах Гиреев и в лавровой рощице в шахматы играл с ключником покойного Хана. Видел Восток в миниатюре» [Порубай. С. 16]. Он читает не только работы поляков О. Сенковского и др. Он также читает «Историю персидской поэтической речи» Гаммера, о чем сообщает Лелевелю: «Я зарылся в Гаммера». А Юзефу Ковалевскому он пишет: «Я забрался в дебри ориентализма, читаю историю восточных литератур и даже перевёл уже шесть строк с персидского, – nota bene! – с оригинала» [Рогожева]. Точности ради отметим, что интерес к Крыму, как к экзотическому краю с «чужой» культурой, возник впервые не в поэзии Пушкина и Мицкевича, а раньше, в творчестве В. В. Измайлова, П. И. Шаликова, И. М. Муравьева-Апостола, отца декабристов Сергея и Матвея. Путешествующие писатели, воздав должное «экзотике окраин» и духу «полуденных народов», тем не менее оставались в рамках эстетики XVII – XYIII вв. На сочинение Муравьёва-Апостола «Путешествие по Тавриде в 1820 году», которое прочитал уже в Москве после окончания ссылки, Мицкевич ссылается в «Объяснениях» к своему крымскому циклу, представляющих «любопытнейший образец лингвокультурологического комментария» [Ященко]. 
 
Автором одного из первых русских переводов, осуществленного в прозе и напечатанного в «Московском телеграфе» в 1827 г., был Петр Андреевич Вяземский (1792 – 1878). Приятель Мицкевича Ф. Малевский записал в своём дневнике: «Вяземский закончил свой перевод Сонетов. Нельзя проявить большую, нежели он, осторожность в переводе. Дмитриев, Баратынский привлекались для поправок» (Коробов. От переводчика). Вяземский отнес «Крымские сонеты» к жанру путевых записок, сравнив их с популярным в то время в России «Паломничеством Чайльд Гарольда» Дж. Г. Байрона, и причислил польского поэта к «малому числу избранных, коим представлено счастливое право быть представителями литературной славы своих народов» и содействовать их сближению через овладение языками и взаимное знакомство с литературой и культурой. Именно в переводе Вяземского, «очень тщательном и точном», «почти подстрочном», «Крымские сонеты» стали известны А.С. Пушкину, с поэмой которого «Бахчисарайский фонтан» Мицкевич был хорошо знаком [Измайлов, c. 125–174]. До этого события поэзия Мицкевича была известна лишь некоторым региональным поэтам, владевшим польским языком. Вяземский значительно поспособствовал огромной популярности поэзии поляка в Петербурге и в Москве и появлению большого числа переводов из его творчества. Как отметил В. Н. Баскаков, «ни в одной стране так много не переводили польского поэта, и нигде его творчество не привлекало к себе внимания столь блестящих и столь разносторонних по своим дарованиям <...> поэтов и переводчиков, как в России в XIX веке» [Волошина. С. 17 – 21; Баскаков. С. 33]. Это был не первый и не единственный прозаический перевод (подстрочник) Мицкевича, опубликованный в на русском языке. Подстрочники к Мицкевичу до Вяземского публиковали Николай Полевой («Московский Телеграф», 1826, ч. 10 № 16, с. 269), Михаил Бестужев-Рюмин («Сириус», кн. 1, СПб., 1826, с. 171 – 184), возможно – Фаддей Булгарин. Но Вяземский был первым среди тех, кто широко популяризировал польского поэта в России и призвал лучших поэтов переводить его стихи на русский язык.

После перевода Вяземского следуют стихотворные переводы Ивана Ивановича Дмитриева (1760 – 1837), поэта старшего поколения, главы русского сентиментализма рубежа 18 и 19 веков, друга и соратника Н. М. Карамзина. За ними появляются переводы  А. Д. Илличевского, лицейского друга Пушкина («Акерманские степи», «Плавание», «Бахчисарайский дворец» (См. ЛП). В 1829 году из печати выходят переводы известного романтического переводчика И. И. Козлова («Утро и вечер», «Стансы» и все 18 крымских сонетов). Ив. Ив. Козлов (1779 – 1840), переводчик романтического направления, интересовался «преимущественно элегическими стихами, отразившими драматическую судьбу поэта» [Вацуро. С. 597]. Иван Козлов перевел из Мицкевича «Утро и вечер», «Стансы», «Крымские сонеты», определив их как «переводы и подражания» и посвятив их автору (от переводчика)[Козлов, 1960].

Все восемнадцать крымских сонетов Мицкевича перевел близкий к пушкинскому литературному кругу романтик В. И. Любич-Романовича (Сонеты. Крымские сонеты), товарищ Н. Гоголя по Нежинской гимназии. Любич-Романович (1805 – 1888) увлекся романтизмом и восточной темой, возможно, под влиянием Гюго [Вацуро. С. 597 – 598]. Есть мнение, что он начал переводить Мицкевича по совету Пушкина.

В творчестве Вяземского, Пушкина, Мицкевича, в переводах поэтов 1820-х гг. (А. Д. Илличевский, И. И. Козлов, В. И. Любич-Романович, В. Я. Щастный, А. А. Совинский, Ю. И. Познанский) концепция Востока обретает иные очертания, заново осмысляются старые легенды, по-новому прочитываются страницы ханской истории, отчетливее выражены противоречия мусульманского Востока и христианского Запада. В стихах Пушкина и Мицкевича «крымская» тематика преломляется через феномен Бахчисарая, введенный В.В. Измайловым в «Путешествии в полуденную Россию», появляются мотивы упадка старой культуры, запустения сада, разрушения архитектуры, высыхания фонтанов.

Полностью крымские сонеты перевел Владимир Григорьевич Бенедиктов (1807 – 1873), основоположник так называемой «бенедиктинской школы», т. е. русской версии «неистового романтизма» 1830-х гг. Критики усмотрели в бенедиктинской поэзии отход от пушкинской «гармонической точности» и стремление к полному самовыражению, за что поэта упрекал  В. Г. Белинский, увидев в его стихах вычурность и безвкусицу [Вацуро. С. 591]. Мнение влиятельного критика, не на пользу поэту, тут же растиражировали другие критики, а ХХ в. продолжил и закрепил эту устоявшуюся традицию. В. Э. Вацуро полагал, что Бенедиктов занялся переводами из Мицкевича «видимо, в 1830-е гг.» [Вацуро. С. 592], т. е. в период цензурных санкций, последовавших за польским восстанием 1830 – 1831 гг. Но даже в период цензурного запрета переводы из Мицкевича появлялись в печати. К таким принадлежит стихотворный перевод Юрия Познанского «По дну золотому прекрасной Вильи…» [Русский  зритель, 1828, № 7—8, с. 206]; стихотворный перевод Шпигоцкого «Песнь Гальбана» [Дамский журнал, 1831, ч. 34, № 20, май, с. 108], его же перевод «Конрада Валленрода», опубликованный в 1832 г.; стихотворный перевод «Вилия (Песня)», подписанный Л.К. (Лев Кавелин, в монашестве Леонид) [Иллюстрация, 1846, т. 2 № 17, 11 мая, с. 273]; Льва Мея «Девица» [Москвитянин, 1851, ч. 6 № 22, ноябрь, кн. 2, с. 220–221]. В это же время к «Крымским сонетам» обращается М. Ю. Лермонтов. К «санкционному» периоду относится его вольный перевод из Мицкевича «Вид гор из степей Козлова [Лермонтов. С. 24]. Однако опальное положение польского поэта надолго задержало распространение переводов из его поэзии и воспрепятствовало появлению в печати новых изданий. 

Среди поэтов, переводивших Мицкевича на малороссийский язык, выделим Афанасия Григорьевича (Опанас Григорович) Шпигоцкого (годы р. и см. неизвестны). Он был известен как переводчик Пушкина на малороссийского языка, Мицкевича, французских поэтов Ламартина и Делавиня. К переводам из Мицкевича относятся такие стихи как «Проста твоя поступь, речь томно скромна», «Добра ночь», «Плавание». Поэт и переводчик, он писал на рус. и малорос. языках, входил в кружок «харьковских романтиков» И. И. Срезневского [ЛП; Фр. элегия. С. 605].

Сонет Мицкевича «Stepy Akermannskie» (Аккерманские степи) известнен в переводе Л. И. Боровиковского. Лев Иванович (Левко Иванович) Боровиковский (1806 – 1889), поэт, прозаик, переводчик, зачинатель украинского романтизма, баснописец. Первый из малорос. переводов, насколько нам известно, был напечатан и подписан криптонимом «Ш.» в ж. «Вестник Европы», № 1 за январь 1830 г. (с. 72 – 73), под заголовком «Малороссийский перевод «Крымских сонетов» Мицкевича. Акерманськi степи». Авторство Боровиковского подтверждено на основе «Реестра моих пьес», представленного И. И. Срезневскому от 24.09. 1834 г. В этом списке (реестре) значилось более 70 произведений, перевод из Мицкевича стоял под № 38. Из наследия Боровиковского сохранилось только 26 произведений, из них 13 только в рукописи [Укр. поети. С. 506 – 508].

Также выделим перевод Ю. И. Познанского (1801 – 1878), поэта и переводчика, воспитанника Благородного пансиона при Московском университете, служившего на Украине. Познанский познакомился с А. Мицкевичем, ввел его в круг Полевых, «систематически его переводил» (Сонеты. Крымские сонеты) [ЛП; Фр. элегия. С. 601; Баскаков. С. 33 – 46].
 
Тем не менее опальное положение польского поэта и цензурные санкции, введенные против него из-за участия в польском восстании 1830 – 1831 гг., надолго задержали распространение русских переводов из поэзии Мицкевича. Только после снятия цензурных запретов в 1857 г. в печати появляются многочисленные новые переводы  [См. ЛП]. Интерес к творчеству Адама Мицкевича и его «Крымским сонетам» вспыхивает с новой силой в среде поэтов и переводчиков-шестидесятников – Д.Д. Минаева, А. А. Григорьева. В дальнейшем среди переводчиков «Крымских сонетов» выделяется Николай Васильевич Берг (1823, Москва – 1884, Варшава). Ему принадлежат переводы 13 сонетов: 1. Аккерманские степи 2. Алушта ночью. С. 244. 3. Аю-Даг. С. 247. 4. Байдарская долина. С. 243. 5. Буря. С. 242. 6. Вид гор от Евпатории. С. 245. 7. Могила Потоцкой. С. 238. 8. Могила гарема (Mogi;y haremu). С. 239. 9. Отплытие (;egluga). С. 240. 10. Развалины замка в Балаклаве. С.  246. 11. Странник. С. 236. 12. Чатыр-Даг. С. 248. 13. Штиль на море. С. 241. Кроме того: Гора Кикинеис. С. 107 [Мицкевич, 1983; ЛП; Берг. 1860. С. 237]. Некоторые поэты разместили переводы отдельных крымских сонетов Мицкевича в своих авторских сборниках. Е. H. Шахова опубликовала «Аюдаг» в книге стихотворений «Мирянка и отшельница (1849). Г.П. Данилевский включил «Степи Аккермана» (впервые: «Библиотека для чтения», 1851) в свой сборник под названием «Крымские стихотворения» (1851). Вольный перевод «Аккерманских степей» в исполнении А.А. Фета был напечатан под заголовком «Степь» в «Отечественных записках» в 1854 г. без указания имени автора подлинника. Впоследствии этот перевод печатался без своего узнаваемого названия. В Содержании фетовских сборников его следует искать по начальной строке первой строфы перевода. Под названием «Степь» перевод Фета напечатан вместе с другим переводом из Мицкевича «Свидание в лесу» в серии «Литературных памятников» [ЛП, с. 166]. Комментируя принципы Фета-переводчика, Е.И. Нечепорук выделила стремление поэта к смелому экспериментированию, особенно «в области ритмики», вплоть до «крайности», вызванной «неукоснительным следованием» принципу «точности перевода» [Нечепорук, с. 669]. Назовем это интенцией к тоническому стихосложению, от которого некогда отказались русские поэты, время от времени возрождающейся и проявляющейся в русских стихах.

В 1870-х гг. особенно привлекательными для переводчиков оказываются главным образом «пейзажные» сонеты Мицкевича. В центре внимания находятся стихотворения, в которых польский поэт запечатлел феномен удивительного, необычного: Аккерманские степи, явление Бахчисарая, горные виды Крыма. Ярким событием в книгоиздании стала книга «Поэзия славян. Сборник лучших поэтических произведений славянских народов в переводах русских писателей» (1871), в которой ее издатель Н.В. Гербель разместил свои переводы из Мицкевича, а также переводы А. П. Майкова («Аккерманские степи», «Байдарская долина», «Алушта днем», «Алушта ночью»). В 1874 г. В. А. Петров печатает в одной книге свой перевод «Гяура» Байрона и несколько «крымских» сонетов Мицкевича: «Аккерманские степи», «Алушта днем». «Дорога над пропастью в Чуфут-Кале» («”Гяур” Байрона. “Крымские сонеты” Мицкевича»).

Из переводов 1870-х гг. наиболее известны переводы трех сонетов, выполненные  Аполлоном Николаевичем Майковым: Stepy Akerma;skie, A;uszta w nocy, A;uszta w dzie; [Мицкевич. 1883. С. 160] и снабженные подробными примечаниями. Впервые опубликованы в «Беседах в Обществе любителей российской словесности» (1871, № 3, стр. 141). Беловой автограф цикла под заглавием «Три сонета Мицкевича» [Майков. 1977. С. 813]. Три сонета поэт снабдил Примечаниями, в которых указал следующие слова: 1. Бурьян – великорослое растение степей Украины и Побережья; в летнее время бурьян цветом своим придаёт много красоты тамошней местности. 2. Курганы – высокие надгробные земляные насыпи. По берегам Чёрного моря их много, и они нередко помогают путешественнику ориентироваться (Аккерманские степи. С. 147). Алушта – одно из самых благодатных мест в Крыму. Северные ветры сюда отнюдь уже не проникают, и путешественники в ноябре месяце нередко ищут здесь прохлады под тенью огромных ореховых дерев (грецкие орехи), одетых еще зеленью. Намаз – молитва мусульманская: ее читают сидя и кланяясь (Алушта днем. С. 159). Прелестною Байдарскою долиною путешественники обыкновенно выезжают на южный берег Крыма (Байдарская долина. С. 158) [ЛП]. Мусульмане употребляют при молитвах четки, которыя делаются для знатных особ из драгоценных камней. Гранатовыя и шелковичныя деревья, ярко украшенныя багрянцем плодов своих, весьма обыкновенны на южном берегу полуострова. Аполлон Майков перевел три сонета из Мицкевича: Аккерманские степи. Байдарская долина. Алушта днем [Майков. 1977. С. 185 – 186]. Эти переводы  Майкова впервые опубликовал в «Беседах в Обществе любителей российской словесности» (1871, № 3, с. 141), затем вошли в журнал «Звезда» за 02. 1941 г.; журнал «Иностранная литература», № 5, 1955 г.; антологию «Поэзия Европы», 1978 г.; антологию «Поэзия народов мира» за 1986 г.

В 1880-е–1890-е гг. были обнародованы отдельные стихотворения из Мицкевича в новых переводах: А. Н. Яхонтова, А. А. Коринфского, А. Ф. Мейснера, Л. М. Медведева, А. Я. Колтоновского. Последнее десятилетие XIX в. было ознаменовано появлением цикла «Крымских сонетов» в переводах Н. П. Семенова (Крымские сонеты. Из Мицкевича. 1883); И. Н. Куклина («Мотивы Крыма. Стихотворения и переводы», 1900) со стихотворным посвящением «великому жрецу» Адаму Мицкевичу; Медведева и А. Н. Кугушева (1898, за исключением «Развалин замка в Балаклаве» и «Аюдага») [Ланда, c. 301–338].

Переводил Мицкевича также Константин Дмитриевич Бальмонт (1867 – 1942) – один из родоначальников и главных поэтов русского символизма. Как переводчик, Бальмонт не стремился к «адекватному» переводу и был против принципов перевода, отстаиваемых Валерием Брюсовым. Напевность, музыкальность, велеречивость, пышность слога, мелодраматизм, пафосность – я –  основные черты поэтического стиля  Бальмонтв, которые в полной мере отразились в его переводном стихотворении «Забытый храм» (См. ЛП. См. Фр. элегия. С. 597). «Забытый храм» К. Бальмонта воспринимается через призму символизма, ментально-духовных исканий. Если в ХIХ в. многочисленные переложения из поэзии Мицкевича были отмечены осознанием этнокультурного, внутриславянского родства русской и польской поэзии, близости литературных и исторических связей, то к концу века и на рубеже веков, на фоне оживления интереса к религиозным традициям Востока, истории восточно-азийских учений, буддизма, индуизма, характер восприятия творчества Мицкевича и самого феномена «Восток» меняется. Три переводных сонета И. Бунина из Мицкевича, впервые изданные в «Журнале для всех» за 1901 г. (№12), открывают новую веху в истории восприятия «Крымских сонетов» и крымской темы в более широком контексте и в ином ракурсе, хотя и в прежней жанровой традиции «путевых записок», но в условиях политико-географической разделенности стран, совершенно нового соотношения к «своему» и к «другому», как к «чужому», расположенному по ту сторону границы, но в то же время в чем-то духовно близкому, открытому для изучения и освоения. При незначительных и едва заметных формальных изменениях явственно видны изменения в способах отбора материала, в принципах перевода, культурного трансфера и коммуникаций. На этом этапе развития поэзии «Крымские сонеты» рассматриваются уже не в контрастах и антиномиях европейского Запада и экзотического Востока как разных цивилизаций, а в попытках осознать и принять духовные ценности народов Азии, разглядеть особенности их искусства и поэзии, в стремлении найти точки соприкосновения и сближения разных культур – несхожих, но доступных пониманию.  Вот почему и для романтиков и для поэтов конца ХІХ в., как и для поэтов ХХ в., были так важны в сонетах Мицкевича образы Мирзы, «дарящего путнику сокровища восточного края», и паломника, «жаждущего знания о новом для него мире» [Мощик, с. 73–74].

Особо привлекательным для переводчиков ьыло стихотворение «Аккерманские степи» (Stepy Akerma;skie, 1826 г.). На русский язык его перевели: И. Козлов (Акерманские степи), Н. Берг (Аккерманские степи), А. А. Майков (Аккерманские степи, также поэт перевел Байдары, Аюдаг); Л. Боровиковский (Аккерманские степи), Г. П. Данилевский (Степи Аккермана), А. Фет («Всплываю на простор сухого океана…») и В. А. Петров (1874; Аккерманские степи. Алушта днем. Дорога над пропастью в Чуфут-Кале. Кикинеис. См. ЛП), А. А. Коринфский (Близь Аккермана. См. ЛП ), И. Н. Куклин (Аккерманские степи), А. П. Колтоновский (Аккерманские степи), B. Н. Крачковский (Аккерманские степи); С. С. Советов (Аккерманские степи) и О. Б. Румер (Аккерманские ночью. Гробница Потоцкой. Пилигрим), В. Левик (Аккерманские степи), Н. Семёнов (Аккерманские степи), 1983 — 1 изд. Не без влияния школы перевода В. Брюсова и «двуединого подхода» М. Лозинского, стихотворение «Аккерманские степи» переводили С.С. Советов (опубликованы в журнале «Звезда», 1941, № 2) и О.Б. Румер (опубликованы в книге: А. Мицкевич. Крымские сонеты. М., 1948) [Мицкевич, c. 217–218,]. В советских изданиях более ранние переводы из Мицкевича постепенно были вытеснены работами В. Левика, первые переводы которого из поэзии Мицкевича появились в 1955 г. [Левик, c. 65–74]. Все русские переводы сонетов Мицкевича, от Вяземского до советских поэтов, были собраны по польским изданиям и опубликованы в 1976 г. в серии «Литературные памятники» (50000 экз.) в разделе «Сонеты Адама Мицкевича в русской поэзии», размещенном в «Дополнениях» к основному блоку издания — переводам Левика [Мицкевич, с. 57–96]. Последние известные нам переводы «Аккерманских степей» принадлежат В. Коробову (опубликованы во «Всемирной литературе», Минск, 1997, № 9); Е. Громовой.

АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ

Вплываем на волнах степного Океана
В просторы диких трав, где лодка – мой возок.
И пенится в цветах, и зыблется поток,
Минуя острова багряного бурьяна.

Смеркается. Ни тропки, ни кургана.
Жду путеводных звезд – шатер небес высок.
Что там горит? Заря? Зарницы ли цветок?
Мерцает млечно Днестр, маяк у Аккермана.

Как тихо! Постоим. Мне слышится вдали,
Как, скрытые от глаз, курлычут журавли,
Как выползает уж из логова ночного,

Как замер мотылек… Так сон глубок травы,
Что, кажется, смогу почуять зов с Литвы…
Молчание. Ни отзвука. Ни слова.
(Вл. Коробов).

Переводы Владимира Коробова «Крымских сонетов» (18 сонетов) А. Мицкевича были опубликованы в следующих периодических изданиях: 1. Всемирная литература (г. Минск) № 9, 1997. 2. Иностранная литература № 11, 1998. 3. Крымский альбом (Феодосия-Москва), 1998. 4. Брега Тавриды № 1, 1994. 5. Меценат и Мир, № 6-7
6. Литературная учеба № 2, 1998. 7. Под Часами (альманах, г. Смоленск) № 7, 2008.

Сонет Мицкевича «Чатырдаг» переводили, кроме упоминаемых И. И. Козлова и В. И. Любич-Романовича, переводчики B. Н. Щастный, переложивший также стихотворения «Безумный», «Свидание в роще», «Алушта ночью»; А. А. Совинский и Д. И. Минаев, отец поэта-шестидесятника Д. Д. Минаева. B. Ф. Ходасевич кроме «Чатырдага» перевел стихотворение «Буря» [Мицкевич, 1983].

В ХХ в. сонеты Мицкевича воспринимались уже не в контексте путешествий и путевых заметок как в эпоху романтизма, а в диалоге культур Польши и России, как объект и субъект культурного трансфера, интертекстуального и межнационального общения. К переводу стихотворений Мицкевича в ХХ в. обращались Н. А. Луговской: Бахчисарай ночью, Развалины замка в Балаклаве [ЛП], П. Антокольский, Вильгельм Левик [Левик. С. 65 – 74], поэт-переводчик Осип Борисович Румер (1883 – 1954), переводивший с 26 языков. Из Мицкевича Румер перевел  Штиль, Могилы гарема [Мицкевич, 1983], Аккерманские степи. Буря. Вид гор из степей Козлова. Пилигрим. Аюдаг [ЛП]. Среди переводчиков польского поэта также называют поэтов А. Ревича и Л. Кондрашенко [Ященко. С. 4,5]. Не без влияния других переводчиков «Крымские сонеты» переводили: С.М. Соловьев: Бахчисарай [Мицкевич. 1983; ЛП], Бахчисарай ночью, Гробница Потоцкой, Могилы гарема, Странник [ЛП]; A. П. Доброхотов: Байдары [ЛП]; B. Н. Крачковский: Аккерманские степи [ЛП]; А. Н. Кугушев: Плавание [ЛП].

Отдельно нужно сказать о переводах И. А. Бунина. Хорошо известный как переводчик английской и американской литературы, автор блестящего перевода на русский язык «Песни о Гайявате» Генри У. Лонгфелло, появившегося в 1900 г., Иван Бунин намного менее известен как переводчик сонетов А. Мицкевича. Однако, следует его выделить как первого в ряду русских мастеров поэтического перевода с польского языка в ХХ в., который вырабатывает собственный и принципиально новый подход к художественному переводу. В бунинских переводах наметились новые тенденции и штрихи в интерпретации крымского цикла Мицкевича. В 1916 г. Бунин перевел из крымского цикла Мицкевича стихотворения «Аккерманские степи», «Чатырдаг», «Алушта ночью», написанные на Юге после «бурных событий в Польше, ареста, тюрьмы, высылки». Бунинские переводы из А. Мицкевича несут на себе отпечаток индивидуального поэтического стиля автора, с другой – отражают новые тенденции в русской поэзии начала ХХ века. Но этой теме будет посвящена отдельная статья.

В советский период и в литературах восточно-европейских стран второй половины века поэтическое творчество Мицкевича осмыслялось также в границах поэзии освобождения от фашизма.

Одно из последних стихотворений Мицкевича, переведенное на русский язык многократно, но в основном неудачно - это стихотворение «К русским друзьям». Один из лучших переводов принадлежит Анатолию Якобсону, сделанный им незадолго до смерти. Фромер писал об этом переводе: «Якобсону удалось передать главное: взаимодействующее единство насыщенного ритма стиха с поступательным ходом мысли. Завершив работу над переводом Мицкевича за несколько месяцев до смерти, А. Якобсон еще успел отправить его в Москву Лидии Корнеевне Чуковской, мнение которой ценил чрезвычайно. Оценка Л. К. Чуковской его обрадовала, хотя ее критического замечания он не принял и продолжал считать строфы о Рылееве и Бестужеве своей творческой находкой. Лидия Чуковская писала: «Итак, о Мицкевиче: прочла Ваш перевод. Он замечателен богатством словаря академического и переводческого; такие словесные находки, как «погост», «череда» и «срам орденов» (браво!), «вещают пир». Да и кроме словесного богатства – поступь стиха передает величие, грозность. Но и недостатки представляются мне существенными. Две ударные строфы: о Рылееве и Бестужеве, не ударны, не убедительны, потому что синтаксически сбивчивы. «Рылеев, ты?» Найдено очень сердечно, интимно, а дальше – она (шея) взята позорною пенькою – сбивчиво, и вся строфа искусственна. Тоже и Бестужев. Даже до смысла я добралась не сразу, запутавшись в руке и кисти, тут синтаксис нарушен, то есть дыхание. <...> Перевод Левика ремесленная мертвечина, механическая. Вы его кладете на обе лопатки. Рядом с Вашим он похож на подстрочник» [Фромер]. Резкая критика других переводов посвящения Мицкевича русским поэтам из поэмы «Дзяды» выполнена в модернистском стиле и может быть объективной лишь будучи подтвержденной сопоставительным текстуальным анализом конкретных переводов и в сравнении с отзывами о них других критиков.

Литература

Адельгейм И. А. Мицкевич. Разговор. Сомнение. Аккерманские степи // Иностранная литература. №11,1998.
Баскаков В. Н. Забытый переводчик А. Мицкевича // Славянские страны и русская литература: сборник статей / ред. М. П. Алексеев. Л.: Наука, Ленингр. отд-е, 1973. С. 33 – 46.
Берг Н. В. Переводы и подражания. СПб.: Типография П. А. Кулиша, 1860.
Владимиров О. Н. Роль сонета «В Альпах» в самоопределении Бунина-поэта. 2015.
Волошина, Гелена Казимировна; Жукова, Марина Юрьевна. Крымские сонеты А. Мицкевича как отражение диалога культур // Филологические науки. Вопросы теории и практики, 2017. Тамбов: Грамота, 2017. № 2(68): в 2-х ч. Ч. 1. C. 17-21.
Вяземский П.А. Сонеты Мицкевича // Вяземский П.А. Эстетика и литературная критика / сост., вступ. статья и коммент. Л. В. Дерюгиной. М.: Искусство, 1984. С. 65-71.
Жужгина-Аллахвердян Т.Н. И.А. Бунин – переводчик «Крымских сонетов» А.Б. Мицкевича // И.А. Бунин и его время: контексты и судьбы – история творчества / отв. ред.-сост. Т.М. Двинятина, С.Н. Морозов; ред. А.В. Бакунцев, Е.Р. Пономарев. М.: ИМЛИ РАН, 2021. С. 742–757.
Измайлов Н.В. Мицкевич в стихах Пушкина (к интерпретации стихотворения «В прохладе сладостных фонтанов») // Очерки творчества Пушкина. М.: Наука, 1975. С.125–174.
Козлов И. Крымские сонеты Адама Мицкевича. Переводы и подражания. Посвящено Мицкевичу от переводчика.
Козлов И. И. Полное собрание стихотворений; вступит. статья, подготовка текста и примеч. И. Д. Гликмана (Библиотека поэта. Большая серия). 2-е изд. Л.: Советский писатель, 1960.
Козырева М. Ностальгические мотивы в сонете Адама Мицкевича Аккерманские степи и их отражение в русских переводах // Studia Rossica Posnaniensia. 2019/44/2. Uniwersytet im. Adama Mickiewicza w Poznaniu.
Ланда С.С. Примечания // Мицкевич А. Сонеты. М.: Наука, 1976. С. 301– 338. (Лит. памятники).
Левик В. Крымские сонеты // Левик В. Избранные переводы. Т. 2. М.: Худож. лит., 1977. С. 65 – 74.
Левкович Я. Л. Переводы Пушкина из Мицкевича // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). Л.: Наука. Ленигр. отд-ние, 1974.
Т. 7. Пушкин и мировая литература. С. 151—166.
Лермонтов М. Ю. Полн. cобр. стихотворений в 2-х т. Л.: Советский писатель. Ленингр. отд-е, 1989. Т. 2. Стихотворения и поэмы. 1837 – 1841. 
Ложкова А. В. «Вид гор из степей Козлова» М. Ю. Лермонтова как образец «Ролевой» лирики. 2013.
Майков А. Н. Избранные произведения. Библиотека поэта. Советский писатель. Ленингр. отделение. 1977.
Мицкевич А. Собр. соч. в 5 т. Т. 1, М.: ОГИЗ, 1948.
Мицкевич А. Сонеты. Сер.: Литературные памятники. М.: Наука, 1976. 342 с.
Мицкевич А. Поэзия. Варшава: Чытельник, 1983.
Мицкевич А. Сочинения. СПб.: Типография М. О. Вольфа, 1883. Т. II.
Мицкевич А. К русским друзьям; пер. А. Якобсона // Континент, № 41. Париж, 1984.
Мошик Ю.А. «Восток в миниатюре» или геопоэтика Бахчисарая в «Крымских сонетах» Адама Мицкевича // Культура народов Причерноморья, Симферополь: Межвузовский центр «Крым». 2003, № 38 [51]. С. 163–167.
Неслуховский Ф.К. Мицкевич в России. I. Литва // Исторический Вестник, 188О. Т. I. С. 713 – 731.
Неслуховский Ф.К. Мицкевич в России. II. Москва и Петербург // Исторический Вестник. СПб: Типография Суворина, 1880. Т.2. С. 24 – 45.
Пушкин А. С. Евгений Онегин. М.: Худож. лит., 1976. С. 328.
Рогожева Л. «Крымские сонеты» в творчестве Мицкевича. Вып 9. Эл. ресурс: http://www.proza.ru/2013/01/10/2144
Тархов А. Е., Джунь В. «Там колыбель моего Онегина...» // Болдинские чтения: [1981]. Горький, 1982.
Укр. поети-романтики. К.: Наукова думка, 1987.
Фет А. А. Полн. собр. стихотворений // Приложение к журналу «Нива». СПб.: Т-во А. Ф. Маркс, 1912. Т. 2. С. 304.
Фомичов С. А. Крымская колыбель «Евгения Онегина» // Пушкин и мировая культура.
Фромер В. Голос с того света // Континент.  № 41. Париж, 1984.
ГОЛОС С ТОГО СВЕТА. Послесловие).
Материалы VI Международной конференции, 27 мая – 1 июня 2002 г. Санкт-Петербург, Симферополь, 2003. с. 4 – 12. Ященко Т. А. К вопросу о полилоге культур в «Крымских сонетах» А. Мицкевича и их переводе на русский язык // Культура народов Причерноморья. № 27. 2002. С. 128 – 133.

Примечания

С.С. Ланда пишет: «Первое издание «Сонетов» Адама Мицкевича появилось в Москве в декабре 1826 г. (Sonety Adama Mickiewicza. Moskwa, 1826). Вторично они были изданы с небольшими авторскими поправками в составе петербургского двухтомника произведений польского поэта в 1829 г. (Poezye Adama Mickiewicza, 2 t. Petersburg, 1829).1 При жизни Мицкевича «Сонеты» перепечатывались в его сочинениях, выходивших в Париже и Познани (1828), в Познани и Варшаве (1832 и 1833), в Париже (1838 и 1844). В первом посмертном издании сочинений Мицкевича, подготовленном в Париже в 1861 г. детьми поэта, были опубликованы несколько ранних редакций сонетов по автографам, хранившимся в так называемом альбоме Петра Мошинского. Содержание альбома было полностью, воспроизведено в 1898 г. Б. Губрыновичем на страницах Pami;tnika Tow. Lit. im. Adama Mickiewicza. Полное научное описание «Сонетов», с учетом всех прижизненных изданий, а также списков с не дошедших до нашего времени автографов, сделано Ч. Згожельским в академическом собрании сочинений поэта (Mickiewicz Adam. Dzie;a wszystkie, t. I, cz. 2. Wiersze. 1825- 1829. Wroc;aw-Warszawa-Krak;w-Gda;sk, Wyd. «Ossolineum», 1972)" [ЛП, примеч. С.С. Ланды].

Аккерман – город, получивший свое имя от названия бывшей турецкой крепости Аккерман, или Белый город, ныне Бе;лгород-Днестро;вский, расположенный в Причерноморской степи на берегу Днестровского лимана.