Формула идеальной посудомойки

    Пригород Бостона дремал в объятиях осени. Аккуратные дома на Мэйпл-стрит выстроились, как солдаты на параде — каждый со своей подстриженной лужайкой, каждый со своей историей. Дом Эдварда и Люси — облицованный белым сайдингом с зелеными ставнями — располагался между розовым домом миссис Паркер и внушительным особняком семейства Чен.
    Это утро началось как обычно: с детского смеха во дворе Ченов, где близнецы Эми и Алекс уже затеяли свою ежедневную игру в догонялки, с запаха свежемолотого кофе из открытого окна мистера Родригеса (он всегда варил достаточно, чтобы аромат разносился по всей улице), и с неизменного утреннего ритуала миссис Паркер.
    Люси, прижавшись лбом к прохладному стеклу кухонного окна, наблюдала эту привычную картину: миссис Паркер, в своем неизменном твидовом костюме цвета лаванды, пыталась вытащить на прогулку своего престарелого мопса Черчилля. Тот, как всегда, демонстрировал чудеса упрямства, превращая каждый выход на улицу в маленькое драматическое представление.
    — Давай, Черчилль, — доносился через окно голос миссис Паркер, — ты же джентльмен, веди себя соответственно!
    Люси улыбнулась, помешивая свой остывший чай. Она помнила, как год назад миссис Паркер пыталась познакомить Черчилля с новой соседской собакой — очаровательной болонкой семейства Чен. Это закончилось тем, что оскорбленный в лучших чувствах мопс три дня отказывался выходить даже во двор, а миссис Паркер пришлось извиняться перед соседями за «неджентльменское поведение» своего питомца.

    Утренний свет, пробиваясь сквозь кленовые листья за окном, рисовал на кухонном полу причудливые тени. Люси любила эти моменты тишины, когда дом еще только просыпался, когда можно было стоять вот так, в уютном халате, и наблюдать, как пригород медленно оживает. Мистер Родригес уже забирал свою утреннюю газету с крыльца, близнецы Чен под присмотром своей матери собирались в школу, а где-то вдалеке слышался гул газонокосилки — кто-то из соседей решил посвятить утро борьбе с разрастающейся травой.
    Их дом был частью этого уютного мирка, где все знали друг друга, где по четвергам устраивались барбекю во дворе у Ченов, а по воскресеньям миссис Паркер приглашала всех на чай с ее знаменитым лимонным пирогом. Здесь каждый день был предсказуем, каждое утро начиналось по раз и навсегда заведенному порядку.

    — Милый, ты уже проснулся? — крикнула Люси в сторону лестницы. — Кофе готов!
    — Конечно, я проснулся, — донесся голос Эдварда со второго этажа. — Я уже час работаю над оптимизацией графика использования горячей воды в доме. Знаешь, если мы будем принимать душ в определенной последовательности...
    — О боже, только не это, — пробормотала Люси себе под нос, наблюдая, как миссис Паркер пытается сдвинуть с места своего упрямого мопса.
    Эдвард спустился на кухню, безупречно одетый, как всегда.
    — Кстати, я заметил, что вчера ты оставила кружку в раковине.
    — Да, представь себе! Потому что иногда кружка — это просто кружка, которую нужно помыть, а не предмет для научного исследования.
    — Но если бы ты следовала моему графику...

    Позади раздался знакомый звук — Эдвард открывал посудомоечную машину. Люси невольно поморщилась. После вчерашнего она точно знала, что последует дальше. Три, два, один...
    — Люси, дорогая, — голос мужа звучал обманчиво спокойно, — ты же видела схему оптимальной загрузки, которую я разработал? Я даже ламинировал ее и прикрепил на дверцу машины. Как ты думаешь, почему?
    Люси закрыла глаза и глубоко вздохнула. Схема. Конечно же, схема. Четырнадцать страниц технических чертежей с подробными инструкциями по размещению каждой чашки, каждой вилки, каждой тарелки. С расчетом углов наклона, траектории водяных струй и — боже правый! — даже с учетом силы притяжения.
    — Эдвард, милый, — она повернулась к мужу, растягивая губы в улыбке, — тебе не кажется, что ты немного... одержим?
    По дороге к психологу они молчали. Только на светофоре Люси не выдержала:
    — Знаешь, когда я выходила за тебя замуж, я и представить не могла, что главным предметом наших споров станет посудомоечная машина.
    — А я не думал, что выхожу из дома с женщиной, которая считает, что вилки и ложки можно складывать как попало, — парировал Эдвард, но в его голосе уже слышалась улыбка.

    Через час они уже сидели в знакомом кабинете доктора Стена. Светло-бежевые стены, приглушенный свет, тихое гудение кондиционера — все располагало к откровенному разговору. Или к убийству. Люси еще не определилась.
    Доктор Стен сидел в своем любимом кожаном кресле, его лицо, как всегда, напоминало египетскую маску — величественную и совершенно нечитаемую.
    — Итак, — произнес он своим характерным тоном, в котором профессиональное участие смешивалось с едва уловимой иронией, — что привело вас сегодня?
    — Посудомоечная машина! — выпалили Эдвард и Люси одновременно.

    — Интересно, — доктор Стен приподнял бровь, — продолжайте.
    — Видите ли, — начал Эдвард, доставая из портфеля внушительную папку, — я разработал систему...
    — О господи, — простонала Люси, — только не снова это.
    — ...которая оптимизирует процесс мытья посуды на 47,3 процента! Я провел серию экспериментов, составил графики эффективности...
    — Он превратил нашу кухню в лабораторию! — перебила Люси. — Вчера я застала его с секундомером и блокнотом, он замерял время высыхания тарелок при разных углах наклона!
    — Это называется научный подход, — парировал Эдвард. — Кстати, я заметил, что ты систематически игнорируешь секцию B-7 в моей схеме, предназначенную для столовых приборов.
    — Потому что это безумие! — Люси повернулась к доктору Стену. — Он составил электронную таблицу с координатами для каждой ложки! Координатами!

    Доктор Стен медленно кивнул, его лицо оставалось непроницаемым.
    — Эдвард, расскажите, когда вы впервые почувствовали необходимость в создании этой... системы?
    — Это случилось после визита моей матери, — Эдвард поправил очки. — Она сказала, что наша посуда никогда не бывает по-настоящему чистой.
    — А-а-а, — протянул доктор Стен, делая пометку в блокноте. — И как часто ваша мать делает подобные замечания?
    — О, постоянно! — встряла Люси. — Особенно про то, как я веду хозяйство. В прошлый раз она принесла нам книгу «Идеальная невестка: путь к совершенству в 100 шагов».
    — Которую ты использовала как подставку для горячего, — заметил Эдвард.
    — Потому что она была толстой и бесполезной — идеальная подставка!

    Доктор Стен откинулся в кресле, его пальцы сложились домиком.
    — Знаете, это напоминает мне случай из практики. Один мой пациент тоже был одержим контролем над бытовыми приборами. В итоге выяснилось, что только наедине со стиральной машиной он чувствовал себя по-настоящему главным.
    — Я не одержим контролем! — возмутился Эдвард. — Я просто хочу, чтобы все было правильно. Вот, смотрите, — он развернул один из чертежей, — если расположить тарелки под углом 42 градуса...
    — А вчера, — перебила Люси, — он проснулся в три часа ночи, потому что ему приснилось, что я неправильно загрузила кастрюлю!
    — Потому что ты действительно неправильно ее загружаешь! Она должна стоять в секторе C-4, а не D-2!
    Доктор Стен поднял руку, останавливая начинающуюся перепалку.
    — Давайте попробуем взглянуть на ситуацию иначе. Эдвард, что для вас значит чистота посуды?
    — Порядок, — ответил тот без колебаний. — Контроль. Уверенность, что все идет как надо.
    — А для вас, Люси?
    — Просто чистые тарелки! — всплеснула она руками. — Боже, неужели все должно быть так сложно?

    Доктор Стен позволил себе едва заметную улыбку.
    — Знаете, иногда посудомоечная машина — это просто посудомоечная машина. А иногда это поле битвы, где мы сражаемся с нашими страхами потери контроля, неодобрения и несовершенства.
    Эдвард и Люси переглянулись.
    — Предлагаю эксперимент, — продолжил доктор Стен. — Целую неделю загружайте посуду как придется. Без схем, без правил. Просто... позвольте хаосу быть.
    — Но... — начал было Эдвард.
    — И записывайте свои ощущения. Особенно тревогу. Особенно страх того, что скажет ваша мать.
    Когда они вышли из кабинета, на улице моросил мелкий дождь. Люси взяла Эдварда под руку.
    — Знаешь, — сказала она задумчиво, — может быть, нам стоит просто покупать одноразовые тарелки?
    — Или нанять специального человека для загрузки посудомойки? — предложил Эдвард с намеком на улыбку.
    — По твоей схеме?
    — По моей схеме.
    Они рассмеялись, и в этот момент где-то в глубине души доктор Стен, наверное, тоже улыбнулся. Самую малость.

    — Как думаешь, — спросил Эдвард, когда они шли к машине, — доктор Стен прав насчет моей... эм... склонности к излишнему контролю?
    — Ну, — протянула Люси, — давай скажем так: ты единственный человек в мире, у кого есть техническая документация на расположение губки для мытья посуды.
    — Это не документация, а оптимизированная схема использования пространства раковины!
    — О чем я и говорю, — рассмеялась Люси.

    Когда они ушли, доктор Стен еще некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь. Затем достал свой блокнот в кожаном переплете и сделал последнюю запись:
    "Случай №374: Посудомоечная машина как метафора контроля в современном браке. Прогноз: условно оптимистичный.
    P.S. Возможно, стоит порекомендовать курсы медитации. Или хотя бы научить их правильно считать до десяти перед загрузкой посуды.
    P.P.S. Интересно, существует ли статистика разводов, связанных с неправильной загрузкой посудомоечных машин? Стоит изучить этот вопрос для следующей научной статьи".
    Захлопнув блокнот, он повернулся к окну своего кабинета на четвертом этаже. Внизу шумел деловой центр Бостона — совсем другой мир, непохожий на тихий пригород его пациентов. Доктор Стен позволил себе легкую улыбку. В конце концов, иногда проще понять квантовую физику, чем семейные отношения... или законы загрузки посудомоечной машины.