Маленькие рассказики 2
5. СУДОМОЙЩИК ВСЕЛЕННОЙ.
Устим Акимыч всю жизнь любил мыть посуду.
То есть, не Устим Акимыч, а Руслан Савельич. Устим Акимыч случайно как-то всплыл. Конечно, люди старшего поколения, родившиеся в период с 1920-го по, скажем, 1964-й, прекрасно помнят эту загадочную личность, а более молодым долго рассказывать.
Тем более, этот тип случайно подвернулся, уже уходит и больше не вернётся.
Неизвестно, что этот оригинал, Устим Акимыч, любил в жизни, кажется, вообще ничего. В отличие от него, наш Руслан Савельевич любил многое, например, варёную кукурузу, фантастические книги, тихое, спокойное лежание на диване и особенно – мытьё посуды. «Посуды? Какой ещё посуды? – возможно, спросит некто. – Ну, какой, обыкновенной – тарелок, кастрюль и сковородок с ложками», - ответим мы некту. Конечно, для мужчины, пусть даже и любителя фантастики, мытьё посуды это довольно странное увлечение, как у кота в Тик-Токе, жрущего сырой бурак.
И нельзя сказать, чтобы Руслану Савельевичу кто-то искусственно привил любовь к этой процедуре, например, злая мама, похожая на мачеху Золушки, или старший брат, аналог её сестриц – ничего подобного! Он совершенно по собственной инициативе предался этому хобби в самом нежном возрасте. Руслан Савельевич даже помнил, когда именно предался. Они жили с папой и мамой в городке зенитчиков, когда шестилетний Руслик прибежал к дверям клуба, где крутили новую киноленту «Призрак замка Моррисвилль», дождался конца сеанса, бросился к родителям и закричал: «Мамочка, мамочка, я помыл всю посуду, пока вас не было дома!» И мама засмеялась от радости, что у неё такой помощник. Радость слегка омрачилась тем обстоятельством, что сынок вымыл полы в кухне, папины сапоги и тарелки в раковине одной тряпкой, но в целом мама была счастлива. Папа же Савелий, лейтенант ракетных войск, считавший кухонные работы формой рабства, промолчал. Таким образом, ни о какой наследственности в этом вопросе речь идти не могла.
И вот, в продолжение следующих пятидесяти пяти лет Руслан Савельевич с видимым наслаждением и неистощимым усердием мыл грязную посуду, не подпуская к раковине ни жену, ни дочерей, ни покойную тёщу. Особенно он радовался, когда посуды было много, что называется, «горы и долы», например, после ухода гостей.
Стоя возле весело поющей водогрейной колонки, Руслан Савельевич тёр тарелки губкой со вспенённой «Галой», а в старые времена намыленной тряпочкой, смывал пену водой, снова тёр и снова смывал.
Идя Руслану Савельевичу навстречу, домочадцы даже оставляли загрязнившуюся за день посуду на вечер, чтобы папа, когда придёт с работы, мог отдохнуть душой за своим любимым занятием. И хотя на Руслане Савельевиче также лежало и мытьё полов, но мыл он их по обязанности, без огонька, в отличие от посуды. Намывшись вволю, Руслан Савельевич ложился на диван и раскрывал фантастическую книгу.
Когда Руслана Савельевича знакомые спрашивали, хули он хернёй страдает, он им честно отвечал, что претворяет вселенский Беспорядок в Порядок. В извечной битве двух начал он играл важную скрипку, сражаясь на стороне Космоса против Хаоса.
Знакомые крутили пальцем у виска, но Руслану Савельевичу было фиолетово, он мыл посуду до самого конца и после смерти поднялся на двенадцатый уровень астро-кванто-фуриозо-градуэнта, чего до него не достигал никто из Млечного Пути.
6. СИК ТРАНЗИТ.
Антон Андреевич лежал на диване и слушал аудиокнигу Эдуарда Хруцкого «Комендантский час» о борьбе МУРа с агентами абвера в июле 41-го.
Жена сидела в кресле и листала телефон.
- Слушай! – сказала она. – Дочка лет шести спрашивает маму, а почему у мальчишек письки длинные, а у меня нет? А мама говорит, зачем тебе ихние письки, ты же девочка. А она говорит, красиво, мне нравится. Смешно, правда?
- Гы-гы! – сказал Антон Андреевич. – Фрейдова «тоска по фаллосу».
- Не умничай, - сказала жена. – Лично мне смешно.
- Та, - сказал Антон Андреевич, - я тебя умоляю, галимая постанова! – он поставил ноут на паузу. – Есть гораздо лучший анекдот, - он заранее усмехнулся. – Ну, немного дебильный, но классный, мы его в школе рассказывали. Там, короче, мама спрашивает у Вовочки: «Ну, Вовочка, что у вас сегодня в детском садике нового было?» А Вовочка говорит: «Та, ничего. Туалет только поломался, так мы все на дворе пИсали.» Мама спрашивает: «А как же вы писали?» А Вовочка говорит: «Ну, как – мы из писек, девочки из ничего, а Марья Иванна из мочалки.»
Антон Андреевич захохотал:
- Представляешь, «из мочалки», га-га-га! Классно, да?
- Фу! – сказала жена. – Очень красиво!
- Нет, но это: «девочки – из ничего» - просто гениально!
- Дурак, - сказала жена рассеянно. – Седьмой десяток пошёл, помирать скоро, а он всё про письки анекдоты рассказывает. Эротоман старый.
Антон Андреевич полежал в задумчивости. Он скосил глаза на жену и пробормотал:
- А вот подрастёт Вовочка, тогда узнает, что для мужчины «ничего», а что «чего». Что было ничем, то станет всем, - Антон Андреевич затуманился. – Как это Бендер говорил: «У моей девочки есть одна маленькая штучка»? Э-э-х-х, и мы когда-то были жеребцами!..
- Чего ты там бурчишь? – спросила жена, не отрываясь от смартфона. – Бу-бу-бу, бу-бу-бу, как дед старый.
- Ничего, Ксюшик, - сказал Антон Андреевич и включил «Комендантский час». – Сик транзит, говорю.
- Какой-какой транзит?
- Глория мунди.
СОВЕТСКОЕ РОЖДЕСТВО.
Борис Аркадьевич запутался в Рождествах. Он жил в Украине, а это всегда вызывает определённую путаницу. Ну, например, гулять 1 Мая, или не гулять? С одной стороны, как бы нет, так как праздник насквозь коммуняцкий, а следовательно, кацапский. С другой, показывали, что в Европе и даже Америке его отмечают, пусть и без маёвки с шашлыками. Или вот, как быть с восьмым марта, в смысле, с Международным женским днём? С одной стороны, с ним всё понятно – этот праздник весны придуман Кларой Цеткин и Розой Люксембург для портовых проституток Гамбурга. Это рассказывалось в передаче «Темний виворот «світлых» дат»*. С другой, его почему-то празднуют в Италии, Франции и опять-таки в США. Так что с восьмым марта тоже не до конца понятно. Хорошо хоть, что с 7-м ноября и 23-м февраля больше не возникает вопросов. И тем более с 9 Мая. С Новым годом тоже пока всё ясно. В принципе, если хорошо подумать, думать вообще не надо, а нужно праздновать, что дают. С другой стороны, Борис Аркадьевич вечно до всего хотел докопаться, уж такая у него была натура. Тем более, когда получаешь минимальную пенсию, рано или поздно делаешься философом. Особенно непонятно Борису Аркадьевичу было с Рождеством. Он давно уже запутался в церковных хитросплетениях и даже не пытался понять, в чём разница между УПЦ*, при которой Рождество отмечалось после Нового года и ПЦУ*, при которой стало до. Раньше было просто, гуляли и 25-го, на польское, и 7-го, на православное. И никакой путаницы не возникало. А сейчас хрен его знает, вроде, 25-е сделали обязательным для всех.
- Ну и как называть Рождество, которое было седьмого числа? – спросил Борис Аркадьевич жену. – «Старое»?
- Tыць!* – сказала жена. – Старое наоборот двадцать пятого, это его Советы на седьмое перенесли. А сейчас снова будем праздновать вместе со всем цивилизованным миром.
- С католиками! – насмешливо сказал Борис Аркадьевич. – Хорошо, что Тарас Бульба не дожил. У него католики по христопродавству сразу за жидами шли. Если не перед. Порубал бы сейчас всю пэцэу в капусту.
Помолчали.
- Короче, я понял, - сказал Борис Аркадьевич. – То Рождество было «советским».
- Тыць! - сказала жена.
*Tемний виворот «світлих» дат /укр./ - Tёмная изнанка «светлых» дат.
*УПЦ – Украинская православная церковь.
*ПЦУ – Православная церковь Украины.
Несмотря на то, что и то, и то из трёх одинаковых букв, УПЦ – это старая, так называемая «каноническая», церковь, а на самом деле – кацапская, московитская, вообще такая, сатанинская. ПЦУ же наоборот, хорошая, святая, европейская, правда, пока никем не признанная. И об этой разнице стоит помнить, если только вы истинно верующий и не ищите приключений на свою голову.
*Тыць! /укр. тиць!/ - Здрасьте, я ваша тётя!
8. НОГTИ.
Помню, как одному мальчику его папа обрезАл ногти перочинным ножом. Это было в 1970-м или 1971-м, то ли в Tихорецке, то ли в Армавире. Я с папой и мамой ждали своего поезда, чтобы на нём ехать домой в Волгоград, который раньше был Сталинградом, с Кубани, где я был всё лето у бабушки с дедушкой, а теперь папа с мамой за мной приехали, чтобы отвезти назад, так как мне было скоро уже в школу. Устав ждать поезда, мы с мамой пошли прогуляться по привокзальной площади. Не помню, чем мы занимались, но, думаю, я клянчил у мамы, чтобы она купила мне какой-нибудь значок в киоске «Союзпечать», или мороженное, или газировку с сиропом, а мама говорила, что уже покупала мне сто значков, на мороженное денег нет, а без газировки я обойдусь, потому что она и так уже три раза водила меня в кусты. Tут-то я и увидел, как одному мальчику толстый дядя-инвалид обрезает грязные ногти перочинным ножом. Дядя сидел у стены дома на стульчике рядом с весами, на которых он взвешивал желающих, а мальчик, примерно моих лет, стоял перед ним, протянув руку с ногтями и скупо плакал. Я смотрел на его лицо, исполненное страданий, на его папу, который, наверное, был ранен на Великой Отечественной войне, может быть и в Сталинграде, и испытывал такое сочувствие и такое сопереживание, как будто это мне резали ногти тупым ножом, а я беззвучно плакал, боясь рассердить отца. Помню ещё, что мест в поезде не было, билетов у нас тоже, и папа бежал за вагоном, подсаживал нас с мамой, закидывал на площадку наш багаж и прорывался сам, а тётя проводница ругалась и выкидывала чемоданы назад, но потом пустила, забоявшись несчастного случая. И мы ехали в тамбуре, но потом как-то устроились.
Свидетельство о публикации №225011801458