Симфония света

Симфония света
Сторож зашёл внутрь белёного деревянного флигелька, сел на шаткий табурет с кожаной обивкой и включил плиту. Набрал воды в чайник, поставил на конфорку – сразу уютно заворчало, – достал кофейную упаковку и чашку с изящной серебряной ложечкой, положил две ложки коричневатых молотых зёрен внутрь белого тонкостенного сосуда с нарисованными незабудками. Вода начала закипать, издавая булькающую мелодию.
Мужчина наклонил чайник над чашкой – в воздухе повис чуть горьковатый запах крепкой арабики – и, вдыхая терпкий дымок, задумчиво посмотрел на аллею за окном.
Такая необычная погода сегодня; весь день туман и хмурая серость, которую не может сдуть даже ветер, бьющийся в оконные стёкла и срывающий иссохшие листья с деревьев. Замутнённый взгляд от всепроникающей дымки, ощущение остановки времени и странное сосущее чувство, будто упустил что-то важное, действительно значимое.
Тридцатое декабря? Да не может этого быть! Куда делись ноябрь и первые недели зимы? В памяти всплывала лишь слившаяся в один нескончаемый день лента рабочих часов и рутинных дел, перемежаемых краткими тёмными пятнами – временем сна, явно недостаточного для нормального и здорового человеческого существования.
Если дальше так пойдёт, этак и конец жизни не за горами! Нет уж, не дамся я вам таким, не выполнившим своих обещаний. Как же это получается? Человек жил-жил, мечтал себе, стремился достигнуть чего-то, хотел совершить что-то полезное или выдающееся, чтобы его поминали потом добрым словом, а время-то – рраз! – и ставит крест на всех планах, улетучиваясь, утекая сквозь пальцы, подобно воде, – неуловимое, неосязаемое, и при этом всесильное и неумолимое.
Красные цифры маячат на странице отрывного календаря. Три и ноль. Ноль и три. Можно вызвать «скорую помощь», но не будет ни скорости, ни самой помощи. Никто не в состоянии вернуть время. Упущенное, прожитое впустую, несправедливо отнятое…
Он прикрыл глаза.
«Иди на свет». Так мама говорила, когда он был ещё дошколёнком.
Почему-то именно этому её совету он всегда следовал неустанно, а выполнить просьбу дочери и подойти быстрее к телефону в ту жуткую ночь ровно четырнадцать лет назад - помедлил, заколебался, посчитал неважным. Подумал, что снова звонят какие-нибудь рекламодатели. А это была его мать, звонившая в последний раз, с глазами, полными слёз боли, отвергнутая консилиумом врачей, желавшая лишь попрощаться, перед уходом в лучший мир ещё раз услышать голос единственного дорогого её сердцу человека.
Идти на свет. Такая простая, казалось бы, фраза, но сколько разных глубинных смыслов в ней можно найти! Свет как пучок лучей и как абстрактное понятие; нечто, что можно уловить лишь органами чувств, считать сердцем или волосинками на руках, когда кожа становится гусиной, и по ней начинают бегать мурашки.
Солнечные блики, когда смотришь на светило, слегка смежив веки, ромашки, лампа накаливания, вспышка фотоаппарата, мамино лицо, обжигающе белый песок, чешуя рыбы, журчащий речной поток, отражающий серпик луны, сияние только что выпавшего, ещё не запятнанного следами от подошв снега, перламутровые жемчужины в открытых раковинах на полке антикварной лавки, хвост выглядывающей из-за туч радуги в угрюмом тёмно-синем небе, призма на гладкой поверхности диска, если смотреть на него под определённым углом, улыбка ребёнка, впервые осознавшего, что его любят. Повсюду сияние. Всегда. Бескорыстно. Божий дар.
Свет, свет, све…
Резкий звон бьющегося стекла вывел его из полудремотного забытья. Поток холодного воздуха вздыбил волосы на макушке, засвистело в ушах, задребезжало блюдце от колебания неровно лежащей ложки.
«Грядут перемены. Но какие – хорошие, нет ли? Да и когда это ещё они будут?».
А завтра будет шумиха и толчея, послезавтра же непривычная тишина, и пустынными улицы станут вплоть до вечера, когда большая часть населения высыпет в центр города со своими отпрысками и родителями. Лишь несправедливо признанные беспомощными старики останутся сидеть по домам перед плазменными экранами пожирателей здоровья и времени. Об этом будут свидетельствовать одиноко горящие два-три окошка в каждом доме. Да горемыки, работающие допоздна в супермаркетах, отпразднуют в кругу сослуживцев.
Сторож вздохнул с какой-то особой давящей тяжестью. Хоть одиночество – не приговор, а всё же тоскливо вот так сидеть в предновогодние вечера, наблюдая за чужим счастьем. А теперь ещё и окно разбито.  Ведь стекло, как и всё, не вечно. Надо, что ли, фанеру найти на первое время, а то так и околеть недолго…
Мельком взглянув в зеркало, он увидел печальное зрелище – осунувшееся лицо с параллелями и меридианами морщин, глаза с коралловыми прожилками в уголках, небольшой нос, тонкие, слегка розоватые губы между двумя дряблостями щёк. Тяжелый волевой подбородок и аккуратные уши непривычно контрастировали со всем остальным обликом. По первому впечатлению это могло быть лицо недалёкого и весьма поверхностного человека. Но за этой оболочкой крылась душа тонкая, философская, если не сказать – творческая.
Ударив себя по коленям, – «Ишь ты, чего это я так расчувствовался? Всё далеко не так плохо. Главное – хоть у кого-то есть счастье в этой жизни. А я уж буду рад на него посмотреть», – сторож поднялся, накинул куртку, укутал шею в вязаный шарф с серо-синим узором скачущих друг за другом оленей под падающими с неба снежинками и вышел на улицу, под закатные лучи, подсвечивающие розоватым разлившийся над домами туман.
Пройдя по направлению ко входу в парк, – объект его постоянного наблюдения – сторож остановился у края кирпичного бортика круглого пруда, в котором плавали, мутя зеленоватую воду, рыбины с чешуёй цвета кожуры сицилийского апельсина.
Застывший взгляд и вся задумчивая поза человека отдавали меланхолией, так хорошо вписывающейся в хмурую морось, с самого утра накрывшую город.
Он вынул золотые часы на цепочке – такую редкую в наше время и тем более необычную для простого сторожа вещь.
Тик-так. Выдох и вдох, два сердечных удара. Две секунды прошли, три, пятнадцать, минута… Что же делать? Почему все вечно сетуют на то, что время уходит, что жизнь проживается зря, но при этом ничего не предпринимают? К чему эти метания в духе чеховских героев? Отчего же не взять себя в руки и не решиться жить так, как хочется – активно, ярко, насыщенно, чтобы потом вспоминать с тёплой улыбкой обо всех занятных историях, с тобой приключившихся? Почему не выбрать счастье? Счастье – оно ведь и есть свет. Идти на свет – значит, идти к счастью. Остановить время нельзя, вернуть – тем более невозможно. Но человеку по силам заполнить его. Залить этот бездонный сосуд светом, добром, любовью. Не предаваться мечтам или сожалениям, а действовать! Радоваться и радовать. Смотреть на солнце и самому быть солнцем – сиять, вести других за собой, освещая их жизни.
Впрочем, кому-то такой образ жизни не по вкусу, кто-то предпочтёт монотонное и размеренное существование спонтанности и непредсказуемой живости событий. Но как знать, что нам подходит? Человек даже в самых простых вещах зачастую не в силах остановить свой выбор на чём-то одном – будь то книга, песня или место для отдыха. Но верно и то, что мы не узнаем, что нам подходит, не попробовав. Да, старая избитая истина. Не попробуешь – не узнаешь…
Что ж…а ну его, это прошлое! Пока можно жить, буду жить! И идти на свет, тянуться к нему. Кто знает, если наполнять им своё существование, может, и не будет этого вечного ощущения утраченного времени? Прошлое не поминаем, глаза мне ещё нужны – сторож я или кто? Кхе-кхе– довольный своим остроумием, мужчина поправил верх воротника куртки, покрутил ещё какое-то время цепь часов, затем поднял циферблат к глазам, поднёс к уху, послушал. И, пожав плечами, вытянул руку над прудом и разжал пальцы.
Плеска как будто и не было слышно – такая неподвижная и густая – сторожу своей матовой непрозрачностью она напомнила кисель – была вода. Часы ушли на дно, оставляя после себя множество расходящихся к краям водоёма кругов – те же бегущие секунды, время нас подстерегает повсюду, несколько пузырьков кислорода, запах застарелого нечищеного золота на пальцах да немного удивлённое выражение на лице.
Время так же продолжило бежать, неминуемо, не щадя никого и ничего – будь то величественные древние горы, полёт бабочки, бурный поток водопада, впервые шагающий самостоятельно ребёнок, едущий в роскошном спортивном автомобиле бизнесмен или сторож, одиноко стоящий у пруда в городском парке. Так и свет, исходящий от лучей ли солнца, от огня ли свечи, или от слов, мыслей и поступков людей, оставался неизменным. Внепространственным и вневременным. Безусловным. Свет неисчерпаем, он - одно из вечных сокровищ и удивительных чудес. А пока есть свет, есть и жизнь.