Эли Гардипи-лучший стрелок Северо-Запада! часть2

Отрывок из рассказа Д.У.Шульца "Последние бизоны!"

Летом 1881 года, когда черноногие, Кровь, кри и метисы Луи Риэля останавливались на равнинах, мы с Эли Гуардипи часто, пользуясь затишьем в торговле, отправлялись на охоту. Иногда мы шли пешком, если охотились на оленей в лесистых оврагах речной долины, иногда гонялись за бизонами на наших обученных лошадях. Эли (Берет Ружье Первым) был таким прекрасным охотником и метким стрелком, что охотиться с ним было большим удовольствием.
     Однажды мы отправились охотиться на оленей в большую рощу ниже нашего поста и шли по пыльной звериной тропе, когда увидели трех оленей, которые проламывались через кусты и должны были пересечь тропу перед нами. Они бежали группой, и, когда один из них выскакивал на открытое место,  Эли стрелял в него из своего винчестера-73. Он выстрелил трижды, очень быстро, и в результате три оленя лежали в ярде или двух друг от друга. Прекрасная стрельба!
     Жирного бизоньего мяса и бизоньих языков у нас всегда было в достатке. Решив для разнообразия поесть жирных антилопьих ребер, мы отправились поохотиться южнее нашего поста. Эли ехал на маленькой медлительной кобыле, я на своей охотничьей лошади. Мы двигались параллельными маршрутами вдоль края долины, договорившись соединиться наверху на краю равнины. Я оказался наверху как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эли выскакивает из верхнего конца заросшего лесом оврага, нахлестывая свою кобылу, убегая от огромного гризли. Поворачиваясь в седле, он стрелял в него, но без особого результата; так что ему оставалось только оторваться от своего преследователя.  Я был слишком далеко от него и помочь ему не мог, пока не окажусь рядом с ним, но должен был сделать все, что мог – ведь всем сердцем я болел за него! Почему, думал я, он не взял более резвую лошадь? Я видел, что медведь его нагоняет, не обращая внимания на его выстрелы, а ведь он всегда был прекрасным стрелком. Не имея подобного опыта, я не мог понять, что стрельба на скаку с лошадиной спины не может быть очень меткой. Я видел, что медведь его нагоняет, и мне было плохо. Я видел, что еще через три прыжка медведь сможет вскочить на спину лошади и растерзает его. И тут он выстрелил в последний  раз, и я с облегчением увидел, что огромный зверь упал и затих.
     Когда я подъехал к Эли, он уже слез с лошади, смотрел на свою жертву и спокойно жевал свою жевательную резинку.
     - Отлично! Ты едва спасся. Я уже думал, что тебе конец, - крикнул я.
     - Ерунда, ничего особенного, сказал он на языке черноногих и добавил по-английски:  -Я знал, что убью его, когда он окажется рядом.
     Когда мы достали ножи, он рассказал, что наскочил на медвежат, и они побежали к матери, а она погналась  за ним. Это была крупная медведица, и такая жирная, что мы с трудом смогли снять с нее шкуру. Она была очень тяжелой и сальной, чтобы мы смогли ее увезти, поэтому Эли на следующий день вернулся за ней и тушей с повозкой. Перетопив сало, мы получили десять галлонов чистого белого медвежьего жира, который продали потом в Сент-Луисе за 75 долларов.
     Однажды, сентябрьским днем, индейцев не было и торговать было не с кем.  Мы с Эли решили отправиться в рощу ниже нашего поста поохотиться на оленей. Мы были примерно на полпути между краем рощи и берегом реки, примерно в тридцати ярдах от него, когда Эли увидел белохвостого оленя и подстрелил его. Мы не ожидали, что в это время стадо бизонов в тысячу голов находится на берегу, прямо напротив нас, направляясь на водопой, Услышав выстрел, они сразу развернулись и помчались обратно на равнину. Подобный грому стук копыт и треск ломающихся ивовых кустов предупредил нас об опасности прежде, чем мы ее увидели. Я прыгнул в широкую крону недавно упавшего хлопкового дерева,  лежавшего прямо на пути бегущего стада и, бросив ружье, забрался на одну из его веток. Я заметил Эли, стоявшего за деревом, которое было толщиной с него самого. И тут же, словно  бурный коричневый поток, стадо бизонов промчалось мимо нас,  ломая ветки моего дерева, и я испугался, что сейчас они сломают мою ветку и растопчут меня тысячами  копыт. У меня не было слов, которыми можно было бы выразить мой страх. И потом внезапно они пробежали. Я, обессиленный, присел нас ствол дерева.  Я слышал, как Эли выстрелил и увидел, как один из последних бизонов в стаде, молодая корова, упала.
      - Ты в порядке? – спросил он, подойдя ко мне.
     - В порядке, только устал, - ответил я.
     - Черт возьми, едва уцелели. Они ведь совсем рядом со мной промчались. Каждую минуту ждал, что они снесут мое дерева и меня растопчут. И за тебя я волновался, видя тебя на этой ветке. Удивительно, как только  они ее не сломали, - сказал он. И добавил: - Смотри! Смотри! Теперь реку видно.
     Действительно, стадо пронеслось через заросли ивы и шиповника и снесло их, словно гигантским катком. Теперь мы могли видеть блестящую поверхность воды в двухстах ярдах от нас. Мы вернулись к убитому Эли оленю и поняли, что могло бы случиться с нами – он превратился в бесформенную кучу из мяса, костей, внутренностей и клочков шкуры. Мы освежевали корову, потом отвезли мясо домой и там хорошенько выпили и покурили, чтобы успокоить нервы.
     Когда настал ноябрь и бизоньи шкуры стали хорошими, Кипп велел Гуардипи начать охотиться на них ради шкур, которые потом предстояло выделывать.  Так что, взяв запряженную четырьмя лошадьми повозку, нагруженную снаряжением для лагеря и посудой, и трех быстрых охотничьих скакунов, Эли отправился на охоту. Несколько недель спустя, когда он стоял на ручье Армелла, я со своей лошадью присоединился к нему, чтобы таким образом развлечься. На следующее утро мы заметили большое стадо, пасущееся у начала длинного оврага, уходящего к ручью. Мы решили напасть на него – Эли на Джерри, лошади Киппа, самой быстрой и хорошо обученной из тех, каких мы знали, а я на своей, по кличке Дик. У каждого из нас была винтовка Генри 44-го калибра – короткая, легкая, из нее можно было стрелять, держа ее в одной руке – это было лучшее оружие для охоты на бизонов.
     Мы поднялись вверх по оврагу, не выпуская бизонов из виду, пока на добрались до самого его конца, хлестнули лошадей и оказались в середине стада. Они поскакали, держась вместе, а мы, выбрав понравившихся нам коров,  с округлыми ляжками, что свидетельствовало об их жирности, направляли к ним наших лошадей. Наши лошади сами любили эту охоту не меньше нас. Прижав к голове уши, они делали все возможное, чтобы догнать корову и оказаться слева от нее, чтобы мы могли одним выстрелом попасть ей в сердце или в легкие. Нам казалось, что мы скачем быстрее скорости света. Мы хорошо понимали, что наши лошади в любой момент могут попасть ногой в барсучью нору, и в этом случае мы будем затоптаны насмерть, или что сильные быки могут сбить с ног наших лошадей. Это было опасным занятием, очень рискованным, что и делало охоту столь привлекательной в наших глазах. Как же мы все это любили – топот тысяч копыт, острый запах растоптанной ими полыни, наши меткие выстрелы, наших лошадей, повиновавшихся малейшему нашему движению. Охота всегда заканчивалась слишком быстро – никакая лошадь не могла долго состязаться с бизонами на дистанции больше мили. Когда я  подстрелил шестую корову, мой конь уже задыхался и весь был покрыт белой пеной. Я остановил его и стал высматривать Эли – тот еще скакал на Джерри и продолжал стрелять. Потом он тоже остановился, повернулся, медленно направился назад, и я, тоже медленно, поехал ему навстречу.
     - Сколько? – спросил я.
     Нахмурившись, он ответил:
       - Восемнадцать. Восемнадцать коров, восемнадцать выстрелов.
     Трудно поверить, но это так и было – все они лежали на равнине, покрытой пожелтевшей травой. Чтобы за время одной охоты нагнать и застрелить восемнадцать коров -  это было такое событие, о котором потом говорят и которое запоминается. Я сам о таком ни разу не слышал.