Оправдательный приговор

Вероятность ошибки какого-то
обвинительного решения,
умноженная на шанс,
что оно имеет место, является
истинной мерой опасности,
которой общество подвергает
невиновного
С. Д. Пуассон

 Закон больших чисел гласит: нельзя заранее предвидеть, какое из возможных значений примет случайная величина в итоге эксперимента. При очень большом числе случайных явлений их результат практически перестает быть случайным и может быть предсказан с большой степенью определенности.
Хорошо зная нашу судебную практику, я, например, могу с большой степенью определенности предсказать, что интеллигент, заступившийся в автобусе за девушку, оскорбленную хулиганом, будет в итоге сам осужден за «побои»; домохозяйка, ткнувшая ножом судимого сожителя, годами ее истязавшего, отсидит несколько лет за причинение тяжких телесных повреждений, а многодетная мать, взявшая до понедельника из кассы предприятия несколько тысяч, чтобы погасить кредит за холодильник - получит срок за растрату.


При этом влияние на приговор таких обстоятельств, как бедственное положение домохозяйки или аморальное поведение потерпевшего - того же хулигана в автобусе, будет столь ничтожным, что, выражаясь математически, данными величинами можно будет пренебречь. И смею вас заверить – в нашем суде так обычно и происходит.
Мои коллеги по цеху, знающие статистику оправдательных приговоров, понимают, насколько мала их величина в общей массе обвинительных приговоров.
Французский математик Пуассон создал формулу вычисления события, вероятность наступления которого ничтожно мала. Его открытие получило название «закона редких событий», или распределения Пуассона.


 Любопытно, что основой для выведения этой формулы послужили именно его «Исследования о вероятности приговоров в уголовных и гражданских делах», впервые  опубликованные в Париже в 1837 году.
Обладая высокими моральными принципами, ученый пытался привнести точную науку в юридическую сферу. Сделал он это с целью расчета вероятности ошибки присяжных и судей при осуждениях и оправданиях.
Увы, наивный гений не учел одного: если в математике отношение к ошибкам непримиримое, то юристы могут еще и поспорить: а была ли ошибка? И вообще, что считать ошибкой?

Я представляю себе, как бы изумился Пуассон, если бы узнал, что через два столетия в России возникнет странная традиция воспринимать как ошибку сам оправдательный приговор. И уж точно, упал бы в обморок, если бы услышал гениальную по своей логике фразу, которую порой приходится слышать с высоких трибун: «менее одного процента оправдательных приговоров в России говорит о высоком качестве предварительного следствия». То есть, ветер дует оттого, что деревья качаются.
Если рядовые следователи покорно внимают этой мудрой теореме                (не идти же им против ветра, то есть начальства), то дотошных адвокатов такое положение вещей не устраивает.
Их глубоко возмущает тот факт, что институт оправдания находится в положении гадкого утенка, которого не пнет только ленивый.
Если где-то оправдательный приговор – обычная практика, то у нас – это чрезвычайное происшествие, катастрофа, сбой системы. Если суд оправдал, значит, плохо сработал обвинитель. Плохо сработал обвинитель – значит, его подставило следствие. А куда смотрел прокурор, который направил бракованное дело в суд?

 
Но главное, все эти бракоделы ввергли в затраты государство, да еще заставили его униженно приносить извинения оправданному. Чего же они теперь заслуживают, кроме позора, наказания и депремирования?
Стоит ли говорит, с каким противодействием сталкивается адвокат, пытаясь добиться оправдания подзащитного, даже располагая неоспоримыми доказательствами его невиновности. Прокрустово ложе правосудия жестоко отсекает все, что способно выйти за рамки одного процента.
Но это не значит, что нужно сдаваться. «Силе не нужно противостоять, ее лишь нужно направить в нужное русло» – гласит принцип борьбы                дзюдо. Так и в адвокатском деле: зная пороки системы, заточенной лишь на обвинение, иногда ей можно нанести сокрушительное поражение. И вопреки закону больших чисел - добиться оправдания невиновного.
Об одном таком случае из своей практики я и хочу рассказать.


История эта произошла в самом начале двадцать первого века.
В кабинет ко мне постучались и робко вошли две заплаканные женщины.
- Спасите! Спасите нашего сына и мужа! - рыдали они в голос, обливаясь слезами.
Мне стоило большого труда успокоить их и добиться внятных объяснений.
Оказалось, что это были мать и жена инженера одного из оборонных предприятий области - тишайшего, с их слов, безобидного человека.
Вадим Котляров (назовем так нашего героя), в кои-то веки поехал                с заводскими друзьями на рыбалку за пределы своей родной области. Мобильных телефонов тогда еще практически ни у кого не было.
Два дня от Вадима не было никаких известий, а потом позвонили   из милиции и сказали, что он задержан и обвиняется в совершении тяжкого преступления.

То, что с ним произошло, я воспроизведу по воспоминаниям моего героя и обстоятельствам дела, в котором мне пришлось участвовать.
… Вадим проснулся от яркого солнечного света. Ему казалось, что он держал в руках бьющуюся рыбу  - огромную щуку, килограммов на десять.
Он с удивлением посмотрел на свои руки и понял, что это был сон – такой чудесный, что не хотелось просыпаться. Оглянувшись, он увидел, что находится на заднем сиденье своего старенького «Москвича».
«Ну да!» - начал вспоминать он, держась за голову. «Вчера мы сварили уху, выпили, и я пошел спать в свою машину…»
Он вышел из автомобиля и с ужасом посмотрел вокруг. Ни реки, ни палатки, ни мужиков. Все куда-то исчезло.  Совершенно незнакомая местность – глухой провинциальный поселок, липовая аллея, обшарпанное здание какого-то клуба, возле которого лениво топтались сонные от жары голуби.


Вадиму захотелось пить, и он инстинктивно зашел в ветхое здание клуба, обшаривая карманы в поисках денег. В кармане он нащупал лишь спички и перочинный нож. Пока он сообразил, что деньги и документы остались в палатке у реки, его вдруг обступили шумно смеющиеся молодые люди.
- Че, мужик, заблудился? – недружелюбно спросил его молодой человек в джинсах и красной майке с неприличной надписью. Ребята рядом довольно заржали.
- Я… я хочу пить! – растерянно оглядываясь, пробормотал Вадим.                – Ребят, скажите, пожалуйста, где я? – робко спросил он у собравшейся вокруг толпы деревенской молодежи.
Дружный хохот был ему ответом.
- Ну ты чучело! – с издевкой изрек обладатель красной майки. – Вот я тебе сейчас в бутылку отолью, а ты напьешься! – продолжил он свою речь, взвизгивая от смеха.
Вадим в ужасе отстранился от него. Происходящее казалось ему менее реальным, чем приснившаяся щука. До него начало доходить, что Сашка, взяв ключи от его машины, куда-то завез его в незнакомую местность, пока он мирно спал на заднем сидении, а сам сбежал.


Вадим кинулся к выходу, но ему поставили подножку. Он упал, больно ударившись коленом об пол, и тут же получил жестокий удар ногой в спину.
- Отойдите от меня! – в гневе закричал он. От ужаса, досады и отвращения его затошнило. Но молодежь продолжала прыгать вокруг него и бесноваться, норовя ударить ногами. Ни одного человеческого лица не было среди окруживших его – только дерзкие, кривляющиеся, словно обезьяньи, физиономии.
Почувствовав опасность, Вадим, рванул к выходу. Толпа выбежала за ним на улицу. Двое или трое преследователей, яростно матерясь, свалили его на траву и принялись бить ногами. В азарте преследования подключились и другие… Вадим закричал, закрывая голову и лицо руками.
- Бей, бей его по хлебалу! – раздавались подбадривающие крики вожака в красной майке.


Доведенный до исступления Вадим вскочил и наотмашь нанес несколько ударов руками по наглым лицам. Под его кулаком хрустнул чей-то нос.
Пятясь от орущей толпы, он наткнулся на высокую поленницу. Поняв, что бежать больше некуда, он закричал, что было мочи:
- Стой! Зарежу! – и с этими словами выхватил перочинный нож из кармана, раскладывая его дрожащими руками.
- Ах ты козел! – услышал он в ответ от красной майки. – Да мы тебя сами сейчас на куски порежем… Добивай его, гада! Берите поленья!  - раздался призыв вожака.
На Вадима посыпались удары. Кровь из разбитой головы заливала ему глаза, и он почти ничего не видел. Кто-то с размаху ударил его поленом по грудной клетке. Преодолевая дикую боль в груди, Вадим наугад ткнул вокруг себя несколько раз перочинным ножом.
- Мочи его! – завизжал кто-то рядом в самое его ухо. – Он меня порезал!
Вадим ощутил страшный удар по лицу и яркую вспышку перед глазами. Теряя сознание, он упал, уже не чувствуя сыпящийся на него град ударов руками и ногами.


- Сволочи! Отойдите от него! - услышал он откуда-то издалека исступленный женский крик и провалился во тьму…
Признаюсь, я не горел желанием браться за это дело. Поездка в чужой регион по разбитым проселочным дорогам, где наверняка мне будет оказано сильное противодействие местного спевшегося коллектива блюстителей закона, не вызывала большого энтузиазма. К тому же в тот момент я не чувствовал себя достаточно здоровым для такой экспедиции.
Но из головы у меня не выходили убитые горем мать и жена Вадима.
«Мы уж не знаем, к кому обратится, кроме вас» - звучали у меня в ушах их слова отчаяния.
Убеждала меня поехать и Нина, которая обычно отговаривала меня от дальних поездок.
Окончательно мои сомнения развеяла неожиданная поддержка завода, где работал Вадим. Руководство мощного оборонного предприятия стояло за него горой - заводчане были уверены в его невиновности. Мне пообещали транспорт - заводской внедорожник с водителем и неограниченное количество бензина, и в итоге я согласился.


Вскоре я оказался у дверей захолустного изолятора районного отдела внутренних дел города П.
По свирепому выражению лица начальника изолятора временного содержания, несколько минут изучавшего мое адвокатское удостоверение,я понял, что битва будет непростой.
Дежурный проводил меня в камеру, где на скамье лежал Вадим. Его вид встревожил меня: распухшее лицо было черно-фиолетовым от кровоподтеков, глаз практически не видно под коркой запекшейся крови. 
Осмотрев  его запястья, я увидел глубокие следы от наручников: похоже было, что их сняли перед самым моим приходом.


Я попытался вступить в контакт с Вадимом, но он лишь слабо                стонал. Было очевидно, что у него серьезное сотрясение мозга.
Из изолятора я незамедлительно отправился к районному прокурору.
Прокурор встретил меня, как я и ожидал, очень холодно. Кратко я изложил ему цель визита, стараясь держаться как можно вежливее.
- Я приехал, чтобы увезти его в больницу задержанного, Вадима Котлярова. Убедительно прошу вас отпустить его, ему срочно нужна медицинская помощь.
Молодой коренастый человек в кителе с майорскими погонами беспокойно ощупал меня серыми колючими глазками, затем встал с кресла и с важным видом стал поливать из лейки цветок, стоящий на подоконнике.
- Вы меня слышите? - спросил я его. – Почему моего подзащитного двое суток не осматривал врач?
Прокурор процедил сквозь зубы:
- Мне уже доложили, что вы когда-то были городским                прокурором. Однако это не даёт вам право...
- Послушайте, - перебил я его. - Речь сейчас не обо мне. Этот человек в тяжёлом состоянии. Если вам безразлична его участь, то уж думаю, не безразлична своя собственная репутация.


Мой собеседник обиженно засопел, ставя лейку на место.
- У вашего подзащитного тяжкий состав. Он ранил ножом двоих,  их освидетельствовали, и у них тяжкие телесные.
- А как насчёт телесных повреждений, нанесенных ему самому?
- Ну, это ещё надо доказать – иронично поднял белесые брови               майор. - Он был пьян, мог и сам упасть лицом на полено. Так что на необходимую оборону не рассчитывайте, ее не будет. Как ни крути, мы будем просить вашему клиенту лет восемь, а суд даст не меньше шести – сказал он с торжествующей усмешкой.
- Возможно, все это так, но сейчас я лишь прошу освободить его. У него обширные гематомы по всему телу. Вот возьмёт сейчас и оторвётся где-нибудь тромб. Как ваше руководство отнесется к смерти человека в изоляторе? Кстати, заслуженного работника крупного оборонного предприятия.
При этих словах прокурор заметно поежился; озабоченная складка морщин легла на его широкую переносицу.
Он снял телефонную трубку, набрал номер, как я понял,                следователя. Коротко посовещавшись с ним приглушенными фразами, он положил трубку.


- Хорошо. Забирайте его - сказал он, напустив на себя безразличный  вид. - Но имейте ввиду, если вы не явитесь через двадцать один день, по закрытии больничного листа, я лично пришлю за ним автозак с                конвоем. А вам, возможно, придется расстаться со своим адвокатским удостоверением.
Мы обменялись многозначительными взглядами. В другой момент я бы сказал ему насколько подобающих слов, но понимая, что от меня сейчас зависит жизнь человека, я лишь улыбнулся на прощание.
Получив разрешение, я немедленно эвакуировал Вадима. В тот же день он был госпитализирован в медсанчасть своего родного предприятия.
Главная задача была выполнена - его жизнь спасена. Теперь мне предстояло уничтожить само неправедно возбужденное уголовное дело.


Поскольку задета была и моя честь, я подошёл к этому творчески, употребив многолетний опыт своей следственной работы.
Пока Вадим лежал в отделении травматологии, я отправился в очередную экспедицию в П-ский район.
Первым делом я тщательно осмотрел территорию поселка, где произошло избиение моего подзащитного. Я нашел те самые сложенные штабелем дрова, к которым толпа хулиганов прижала Вадима, сделал несколько фотоснимков местности, запечатлев весь путь, которой он преодолел, спасаясь от преследователей. Затем я наведался в клуб, где застал приятную даму лет сорока, заполнявшую какие-то картонные формуляры.
Я представился ей, рассказав о цели визита.
- Вы адвокат того избитого человека? - глаза ее загорелись. - Я хочу вам помочь! Женщина  оказалась заведующей клубом и местной библиотекой. Именно ее крик раздался в тот момент, когда разъярённая толпа готовилась добить Вадима поленьями.


- Эти выродки хотели разбить ему голову! И среди них был местный «мажорчик» - сынок большой шишки из администрации области. Такой,я вам скажу, подонок! Но я и девчонки не дали им совершить убийство, мы кинулись закрывать мужчину своими телами! - эмоционально делилась она со мной воспоминаниями.
- А сколько там было еще девчонок? - уточнил я.
Оказалось, что ещё шесть местных девушек приняли участие в спасении Вадима.
- Они согласятся дать свидетельские показания?
- Я точно дам - категорично заявила завклубом. - А с девчатами надо поговорить.
- Только умоляю вас: никому ни слова о нашей встрече. И дайте мне их адреса, если можно.
В дальнейшем мне удалось встретиться с каждой из свидетельниц.
Все они оказались честными, искренними  девушками, заявившими, что сочтут своим долгом дать правдивые показания в суде.


То, что они рассказали, подрывало на корню всю линию обвинения: они видели, как безоружный Вадим выбегал из клуба, как его сбили с ног, издевались, наносили удары руками и ногами, разбили лицо ударом полена, и только когда прижали стене дров, он, защищаясь, сделал несколько выпадов перочинным ножом, слегка ранив одного или двух нападающих. Выходила чистая необходимая оборона.
Но я на этом не успокоился. В местном травмпункте, куда обращались «жертвы» Вадима, медицинская сестра сообщила мне о зафиксированных у них лёгких проникающих ранениях. И хотя ей не дали осмотреть Вадима, она сообщила, что сам он был тяжелый, без сознания. 
Затем я навестил местную администрацию и встретился с участковым, которого местное следствие опрометчиво не успело предупредить о возможности моего визита. Вскоре я располагал неплохим досье на каждого из двенадцати участников нападения на Вадима.


Участковый дал мне крайне отрицательную характеристику на каждого из нападавших, пояснив, что добрая половина их них уже отсидела, в том числе и за «тяжкие телесные», и  за хулиганство. Рекордсменом по статьям оказался обладатель красной майки по кличке Жало, у которого было пять судимостей, в том числе за изнасилование.
-  Среди этой компании - сынок одного из руководителей нашей области - переходя на шепот, пояснил участковый. - Давно бы и ему сидеть, да уж не первый раз папочка отмазывал. - Думаю, дело возбудили из-за его разбитого носа. Неспроста, видать, сюда черный джип с «нулями» приезжал.


Через двадцать один день я подходил к кабинету следователя П-ской прокуратуры с увесистой папкой материалов личного расследования этого дела.
Услышав, что я явился без Вадима, следователь пришел в бешенство.
- Да как вы посмели! - закричал он на меня, раздувая ноздри. - Я лично напишу заявление о ваших злоупотреблениях в коллегию адвокатов!
- Ознакомьтесь прежде вот с этим, - сказал я, положив перед ним на стол документ, заверенный синими печатями судебно-медицинских экспертов.
- Что это?
- Заключение о степени тяжести вреда здоровью, причиненного Котлярову. Закрытая черепно-мозговая травма, шесть сломанных ребер, перелом руки, кровоизлияния в оба лёгких.
Прочитав заключительную часть, следователь отшвырнул бумагу в сторону:
- Это фальшивка! Ваши эксперты не предупреждались об уголовной ответственности!
- Да, это так. Потому что вы сами отклонили мое ходатайство о назначении Котлярову судебно-медицинской экспертизы. Но если это заключение верным признает суд, то об уголовной ответственности я считаю необходимым предупредить уже вас. А пока я прошу предоставить мне все материалы уголовного дела для ознакомления.


Выходя от ошарашенного следователя, я краем глаза увидел дорогой черный кроссовер с начальственными номерами, остановившийся у здания прокуратуры.
Мимо меня важно прошел седовласый мужчина в респектабельном костюме, с экзотическим, по тем временам, мобильным аппаратом в руке.
«Опоздал, папочка» - подумал я, встретившись с ним взглядом.


Когда следствие было окончено, уже наступила зима. В день рассмотрения дела в коридоре здания П-ского районного суда толпилось огромное количество слушателей.
История эта серьезно всколыхнула общественное мнение поселка, возмущённого очередным уголовным делом с участием банды местных отморозков, двое из которых на этот раз оказались «потерпевшими».
Среди слушателей инкогнито находились и мои свидетели. Все они были проинструктированы о необходимости хранить молчание  и находиться в коридоре до тех пор, пока их не вызовет суд.


В коридор суда гордой походкой вошла высокая блондинка в синем прокурорском кителе - государственный обвинитель. «Потерпевшие» и свидетели обвинения прокомментировали ее появление непристойными шутками, что заметно подпортило ей настроение. Среди них я узнал обладателя красной майки, фото которого мне показывал участковый. Был тут и «мажорчик» - невинного вида голубоглазый юноша, явившийся в костюме с галстуком по поводу торжественного случая.
Наконец, всех пригласили в зал. Взмахивая полами черной мантии, стремительно вошел судья – худощавый молодой человек в очках, и объявил о начале рассмотрения дела.
После разъяснения регламента, прав и обязанностей участников процесса, слово взяла блондинка в кителе.
Она отрывисто зачитала обвинение, из которого следовало, что мой подзащитный, находясь в состоянии алкогольного опьянения, употребляя грубую нецензурную брань, грубо нарушая общественный порядок, используя в качестве оружия нож, причинил тяжкий вред здоровья двум лицам.


Я взглянул на Вадима. Бедняга был белым как полотно, пот выступил на его широком, добродушном лице. Рядом находились и его несчастные мать с женой, близкие к обмороку.
«Потерпевшие», хохотнув, тыкали в них пальцами - их вид казался им чрезвычайно забавным.
Судья звонко щёлкнул по столу деревянным молотком, предупредив их об удалении из зала.
- Подсудимый, вы признаете себя виновным?
Вадим, еле нашел в себе силы пролепетать:
-Нет, не признаю.
Затем, потея и заикаясь, он рассказал все, что произошло с ним на самом деле.
Когда он дошел до бутылки с мочой, из которой ему предложили напиться в клубе, обвинитель, нервно вскочив, воскликнула:
- Я возражаю! Это не имеет отношения к делу!
- Продолжайте, подсудимый, - невозмутимо сказал судья.
Вадим судорожно вздохнул и начал рассказывать...


… - И тогда я выхватил нож, и никуда не целясь, ткнул несколько раз вокруг себя – закончил он свою речь.
- Вы видели, кому наносили удары ножом? - уточнил судья.
- Нет, ваша честь. К тому времени у меня все лицо и глаза были залиты кровью.
 - Кто может подтвердить ваши слова?
Тут уж я поднял руку и попросил слова.
- Это может подтвердить, как минимум, семь человек, жителей                поселка. Все они прямые очевидцы произошедшего.
Судья взглянул на государственного обвинителя. Теперь она была бледнее моего подзащитного.
- Ваша честь... Я... я прошу объявить перерыв!
- Для чего?
- Мне нужно ... Согласовать позицию с руководством.
Судья, поправив очки, полистал дело, затем объявил:
- Перерыва не будет. У вас было достаточно времени для                подготовки.  - Секретарь, пригласите свидетеля защиты.
Первой выступила завклубом.


На вопрос суда, знакомы ли ей приветствующие в зале лица, она с жаром ответила:
- Ещё как знакомы, гражданин судья! Вот это - она указала пальцем на Вадима - хороший человек, случайно оказавшийся в нашем поселке. - А эти подонки - и она мотнула головой на передний ряд зала - хотели убить его у меня на глазах.
Обвинитель попыталась было встать, но судья жестко сказал ей:
- Сядьте! Я наведу порядок в зале без вас! Прошу вас свидетель, спокойно и без эмоций дать правдивые показания.
Несколько раз ему пришлось делать замечания моей эмоциональной свидетельнице, в красках описавших избиение Вадима.
Я наблюдал за государственным обвинителем, и мне стало по отечески ее жаль.  Все пошло не по сценарию - она была готова заплакать… Лицо ее пошло красными пятнами.


После того, как выступили еще семеро моих свидетелей, давших аналогичные показания, она в отчаянии вскочила еще раз, прося объявить перерыв, но суд лишил ее этой последней возможности.
«Потерпевшие» стояли, раскрыв рты. По залу пошел гул.
- Я не понял, чо это за суд! - выступил было один из группы поддержки «потерпевших», но тут же услышал в свой адрес:
- Приставы, удалите из зала нарушителя!
Упирающегося слушателя вытащили за шиворот два крепких парня.
- Будут ли у сторон дополнения к судебному следствию? – спросил судья у зала.
- Будут, конечно будут! – сказал я. – И очень объемные.
И я протянул судье свою увесистую папку доказательств.
Скрупулезно изучив все материалы, судья удалился в совещательную комнату.
Через два томительных часа ожидания им была оглашена резолютивную часть решения.
Мой подзащитный был полностью оправдан.
Мать и жена, зарыдав, упали в объятия друг другу.


В коридоре я столкнулся лицом к лицу с государственным обвинителем.
В глазах ее стояли слезы, на голубой воротник форменной рубашки капала растекающаяся тушь.
- Вы довольны тем, что сделали? – произнесла она, задыхаясь от ненависти ко мне.
- Я сделал только то, что должны были сделать вы – сказал                я. Освободить невиновного. Не о том вы, девушка, рыдаете, честное слово.
- Что я теперь скажу прокурору… - забормотала она, вытирая лицо платком.
Мне хотелось мне сказать ей, чтобы он не забывал поливать цветок                в своем кабинете, но в этот момент меня едва не задушил выбежавший из зала судебного заседания Вадим, у которого тоже блестели слезы в глазах.
Слезы радости оправданного человека.