Не ломайте мне жизнь!

- Как вы думаете, этично защищать подсудимого, у которого нет ни малейшего шанса выйти на свободу? - огорошила меня таким вопросом моя бывшая практикантка.
Маргарита, или Марго, как она сама просила ее называть, работала когда-то моей помощницей, затем уехала в столицу. Несколько лет мы не виделись и вот, в морозный ноябрьский день я вдруг встретил ее в кафе в центре Владимира.
Потирая замерзшие ручки,  Марго присела за мой столик, тряхнув густой копной заснеженных волос.


- В такой холод и без шапки! - вздохнул я, глядя на бойкую худенькую девушку с залихватски закрученным палантином поверх тоненького пальто.
 Не слушая меня, Марго с загадочным видом извлекла из сумочки новенькое удостоверение адвоката и с гордостью протянула его                мне. Я пожал ее ледяную ладошку, и торжественно сказал:
- Марго, это заслуженный результат! Будем обмывать горячим капучино.
Пунцовая с мороза, она еще больше зарделась, смущенно стряхивая снежинки с пальто. Славная, честная  девчонка, так не похожая на этот распространенный ныне тип юриста-хипстера с большими амбициями и нулевым багажом знаний. Нет, из нее выйдет настоящий адвокат.


- Я слышал, ты теперь работаешь в Москве? – спросил я, ставя поднос с пирожным. – И как там?
- Как вы и говорили – волка ноги кормят, - бодро рапортует Марго, уплетая малиновый чизкейк. – Вообще, в Москве жить можно,               только мотаться приходиться. И в моральном плане иногда тяжело…
И тут Марго задала мне свой вопрос. Ей хотелось узнать, считаю ли я подлостью такую защиту в процессе, когда клиенту заведомо ничем уже нельзя помочь.
- Ситуации бывают разными – политично ответил я. - Надежду отнимать у человека никогда нельзя. И как ты знаешь, кодекс профессиональной этики адвоката…
- Да все это я знаю, - перебила меня Марго. - Я совсем о другом.
И она поведала мне свою историю, которую я перескажу от первого лица.
… На прошлой неделе я заступила на дежурство по графику. Неделька выдалась – жесть! Каждую ночь меня будил айфон и я уезжала для участия в следственных действиях. Допросы, очные ставки, протоколы опознания, Бутырка, Лефортово, Мосгорсуд... Дожить бы, думаю, до конца недели!…
В итоге в пятницу мне пришлось бесплатно участвовать в пересмотре приговора по незаконному обороту наркотиков.


Поехала в суд знакомиться с материалами дела. В канцелярии встретила Олега, нашего молодого гособвинителя из межрайонной                прокуратуры. Я с ним шучу, а он грустный такой, молча дело мне подает                и уходит. Вскоре я поняла, почему.
Мой бесплатный подзащитный оказался восемнадцатилетнем парнишкой. И уже судимый по серьезным статьям – незаконное хранение и незаконный сбыт наркотических средств. Отец погиб в автокатастрофе, мать запила с горя. И имя у него такое беззащитное – Тимофей. Тимоша, когда-то я так моего котенка назвала.
Ну, так вот, жил Тимоша не тужил, учился в колледже, и однажды «вляпался».
Был у него знакомый, такой же учащийся колледжа – Пузырев.  Ученики колледжа знали, что у Пузыря всегда водилась деньги и наркота, он состоял на учете, как склонный к употреблению психотропных препаратов. Но никому не удавалось поймать его с поличным, хотя учителя и пытались.


Тимофей решил сделать маме подарок – купить на день рождения смартфон. Устроился работать грузчиком в сетевой магазин, но зарплату задержали, а день рождения уже на носу.
Решил он занять денег у Пузырева. А тот ему говорит - возьми у меня лучше «ханки».  Продашь, а потом рассчитаемся как-нибудь.
- А за ханку-то не посадят? – забеспокоился Тимофей.
А тот ему: «Отвянь, это же аптека! (это на их жаргоне значит -  бери, за это ответственности не будет, препарата в запрещенном списке нет). Я тебе соли дам. Легалово полное».
Пузырев объяснил процедуру продажи «соли» через интернет и вручил ему пакетик со светлым порошком.
Через домашний компьютер Тимоша связался с покупателем. Некто под ником «йог» купил у него порошок, скинув на киви-кошелек как раз столько, сколько не хватало на смартфон.


А в день рождения мамы, прямо из-за праздничного стола Тимошу забрали сотрудники полиции. Да еще и обыск провели в квартире.
Тимоша, конечно, сразу во всем сознался. Да он и не понимал серьезности положения. В тот момент ему еще не исполнилось восемнадцати. А Пузырев, к удивлению Тимофея, почему-то оказался в свидетелях, а не в соучастниках.
Суд назначил Тимофею наказание - пять лет и один месяц лишения свободы, хотя прокурорша в процессе просила шесть. Пять лет назначили за сбыт, и еще месяц накинули за хранение. И это еще с учетом всех смягчающих обстоятельств.
Я не была на первой инстанции, но лучше бы не ходила и на вторую.
Почитала дело -  безнадега полная. Сам признал вину, сам все показал, что тут сделаешь. Признание вины у нас по прежнему - царица доказательств. «Что же ты наделал, Тима! - сказала я ему во время консультации до суда. Ты же своими руками себя засадил».

А он смотрит на меня и повторяет, как попугай: «я же ни в чем не виноват, я же только маме хотел подарок купить».
Началось рассмотрение дела по его апелляционной жалобе на приговор.
Слушают тройкой, коллегиально. Лица у судей какие-то подавленные – видно, что дело им не нравится. Ясное дело, решение написали уже заранее, и только чудо может их заставить изменить этот приговор. В зале сидит и мать, интеллигентная такая. И не скажешь, что пьет.

А мой подзащитный участвует через видеоконференцсвязь - смотрит на нас наивно из телевизора на стене, и робко  улыбается сквозь решетку изолятора. Ну, ребенок просто. Ищет меня взглядом, а я боюсь ему в лицо смотреть. И такой себя дрянью чувствую, что ничем не могу ему помочь. Зачем, ну нафиг, думаю, весь этот спектакль дурацкий! Все же ясно уже… 


Олег сидит хмурый, чернее тучи, ручку крутит в пальцах. Ну, думаю, Олежка, сейчас встанешь, пробормочешь свою дежурную прокурорскую фразу, а я свою, и сядем с тобой, как оплеванные. А судьи лукаво пошепчутся, и уйдут с важными лицами в совещательную комнату. Там, глядя на часы, поболтают о своих планах на выходные, выждут минут  десять – ради приличия. Потом снова войдут в зал и огласят решение, которое им еще неделю назад Дашка-помощница написала, которая тоже мечтает в судьи прыгнуть годика через два.


Дождались мы прений. Мать, обливаясь слезами, хотела она что-то сказать, да не получилось у нее, плохо ей стало. Все только повторяла – отпустите Тимошу моего, он такой хороший, один он у меня... Судьи занервничали, объявили перерыв, пристав побежал за стаканом воды.
После перерыва я выступила. Естественно, говорила про юный возраст моего подзащитного, про самооговор, про первую судимость, просила о снисхождении.
Потом Олег стал выступать, встал, глядя в пол, пробубнил глухим голосом, что оснований к отмене приговора он не усматривает, все, мол законно, все обоснованно ,а у самого авторучка в руке хрустнула, осколки посыпались.
Дошло и до Тимоши.

Встает он и говорит: «Уважаемые судьи! Я искренне верю в закон и справедливость. Верю, что этот приговор отменят. Все что говорила мой адвокат – чистая правда. Не хотел я совершать никакого преступления. И не знал, что подсунутая мне «соль» – наркотик. Я очень люблю свою маму. Ведь ради подарка для нее я и оказался здесь. Простите мою ошибку. Я в армии хочу служить. Работать хочу, жениться, жить честно. Пожалуйста…» И тут вдруг он заплакал, горестно так, что сердце перевернулось. «Пожалуйста, не ломайте мне жизнь!» – выкрикнул сквозь слезы.
Смотрю на судей -  двое мужчин и женщина. Мужики лица опустили, пасмурные сидят, а у дамы глаза покраснели – слышу,  носом зашмыгала. Громыхнули они свои стульями с орлами-гербами,  и удалились в совещательную комнату. Долго их не было, наверное, с полчаса.


У меня уж и сердце екнуло – думаю, а вдруг… Может, на новое расследование дело пойдет, может судья чего в приговоре накосячил.
Наконец выходят, лица у всех каменные, важные. В том числе и у этой, которая носом шмыгала  - уже ни капли сострадания на нем. Упало у меня сердце, и точно. Дама откашлялась и зачитала металлическим голосом:
- Оглашается резолютивная часть апелляционного определения…
Вобщем, как вы, поняли, приговор оставили без изменения. Тимоша все выслушал, а потом обвел нас своими огромными глазами. Слез в них уже                не было. Как-то он сразу повзрослел, даже стал выше ростом, лицо осунулось.

 Стоит бледный, как полотно, и спокойный. Будто уже не его судили, а он нас. И стояла за ним какая-то правда, которую все чувствовали и  боялись, и от которой прятали глаза – и судьи, и прокурор, и я, защитница его бесполезная. «Прости меня, Тима» - только и прошептала. И так гадко на душе стало.
В последнем слове он сказал только одну фразу: «Я все понял. Понял, чего вы все стоите, и все правосудие ваше». А на меня так посмотрел… Никогда я его взгляда забуду.
Вот такая у меня история, Василий Федорович. Вот почему я задала               Вам этот вопрос.


Я посмотрел на остывшую чашку капучино, и спросил:
- Может, заказать новую?
Марго нахмурилась – она мне о серьезном, а я тут со своим кофе...
- Как вы считаете, правильно я себя вела в суде?
- Дорогая моя, - сказал я. Есть такое старинное изречение: не покусись немощной рукой остановить беззаконие. Ты исполняла свой долг защитника, только и всего.
- Но ведь все действовали по закону – и судьи, и государственный обвинитель, и я!
- Вы-то все действовали по закону. И судьи, и прокурор, и адвокат. Но кроме закона есть еще статистика и отчетность. А вот какими методами это достигается - это уже другой вопрос. Не исключено, что Пузырев в твоей истории - обычный провокатор, стукач. Задача такого игрока - втянуть простофилю, как минимум, в приобретение наркотика. Это уже состав преступления. А в твоем деле – еще и сбыт. И хотя подстрекательство к совершению преступления прямо запрещено законом, попробуй еще докажи что оно было!

 
- Но как же это несправедливо! И это называется борьбой с наркоторговлей?
- Так и называется. Об этом важно говорят с трибун на годовых докладах. А тебе известно, что, например, в Китае совершенно легально работают десятки заводов по производству психоактивных веществ?
-  И как наши органы наркоконтроля смотрят на это?
-  Почему смотрят, пытались бороться. Договориться по-хорошему. Но уступки Китая носили временный характер. Прекратили производство «спайса» - появилась «соль», а потом появится и другая синтетика. Рынок чутко реагирует на спрос. Я уж не говорю о нелегальных производителях. А учитывая, что у нас с Китаем четыре тысячи километров общей границы,  можешь себе представить проблему отлова перевозчиков.


Впрочем, дорогая Марго, я уже много лет не видел за решеткой ни одного крупного наркодилера. В основном приходится видеть таких, как твой Тимофей. Да, накрывают иногда группы сбытчиков, как правило, мигрантов из солнечных республик, но поверь, не организаторы этих групп заполняют  графу отчета в борьбе с наркоманией. Основными объектами статистического учета становятся вот такие Тимоши.
Кстати, «йогом» у наркоманов раньше назывался потребитель ЛСД и постоянный тусовщик технодискотек. Возможно, что в твоем деле «йог», покупатель «соли», желая спасти свою шкуру, стал участником подставы      для твоего подзащитного. Давай закажу тебе еще кофе?


- Нет, - печально пробормотала расстроенная девушка.
- Не грусти, Марго. Не мне и не тебе это менять. Пусть каждый исполняет свой долг. И когда-нибудь с него спросится, как он это                делал. И с судьи, и с адвоката… И с депутата госдумы, само собой.
- А у вас был случай, когда реально удалось облегчить участь молодого подсудимого?
- Был – улыбаюсь я. – И притом не просто облегчить участь, но вообще уйти от десяти лет общего режима на условный срок. Мать парнишки от радости чуть с ума не сошла. Готовила вещи на зону, а он из суда своими ногами пошел домой.
- Такое разве бывает?!
- Оказалось, что да. Но пока это единственный случай в моей             практике.


Впрочем, то больше не моя заслуга, а следствия -  слишком уж грубые ошибки были допущены при расследовании дела. Парню вменили хранение «соли», и пытались вменить сбыт. Но мне удалось доказать, что сбыт существовал только в воображении следователя. В итоге этот состав был исключен из обвинения.
Марго схватила зазвонивший айфон, задев чашку с недопитым кофе,              и, неловко извиняясь, убежала, замахав мне рукой на прощание. По радостной улыбке девушки я понял, что Марго ждала более важная встреча, чем со мной.


Я смотрел на узор разлитого кофе, на первый снег за окном, и думал об этом парне. Наверное, уже уехал по этапу в колонию общего                режима. Попадет в компанию судимых ребят постарше. Назовут они его «кукушонком» - обычно так дразнят малолетнего наркомана в преступном мире. В приговоре его указано, что его изолируют от общества «в целях исправления». Исправится он за эти пять лет? И от чего? Разве что от своих иллюзий о справедливости на этом свете. Или он станет таким, как смотрящий в его отряде? Мрачным и жестоким, у которого один вид полицейского будет вызывать затаенную злобу, а слово «закон» - кривую ухмылку.
Сколько их таких, молодых дурачков? Они не понимают, что им грозит за такие игры с «солью», «ганджем», «герой», «джефом», «кексом» и прочим адским зельем.
В отличие от Тимофея, моему подзащитному повезло. Но вот вопрос -надолго ли?