Васька и пятьдесят первая

- Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом... Пятьдесят первая статья Конституции! Запомнила, Варя? - теряя терпение, повторил я своей пожилой пассажирке, растерянно теребящей в руках свой ветхий вязаный берет.
Варя неуверенно вздыхает, ее красноватое лицо морщится, словно она собирается чихнуть, а глаза наполняются слезами.


- Васенька, Васенька! - всхлипывает старушка, обращаясь к большой переноске для кошек, стоящей у нее на коленях.  - Вот грех-то какой я на душу взяла!  - заголосила она, отчаянно делая ударения на "о" и на "я", характерные для местного говора. - Ой, спасибо хоть ты мне глаза-то открыл!
Я смотрю в зеркало на эту парочку и не могу сдержать улыбки. Ну как же не помочь своему тезке?


Я встретил их возле К., чуть дальше того места, где за год до этого повстречал Настю, известную читателю по рассказу «Утро туманное».
Дело было в октябре, старушка стояла на продуваемой ледяным ветром остановке для рейсовых автобусов, а на бетонной скамейке стояла эта самая переноска. Лицо ее было скорбным; обеспокоенно поглядывая на переноску, она утиралась затертым шарфиком, старясь незаметно смахнуть набегающую слезу.
- Что так не весела, бабушка?  - спросил я свою пассажирку, бережно поставившую пластиковую корзину на заднее сиденье. - Не заболел ли питомец?
- Он то здоров, Васятка мой... А я вот его покалечить должна! - заплакала вдруг моя пассажирка.
- Это как так - покалечить?
- А вот так! Оскопить котика моего!


Ах вот оно что... Не знаю почему, но это безобидное, вроде бы, заявление бабушки меня искренне огорчило. Стало вдруг жаль и Ваську, и его старенькую, горестно всхлипывающую хозяйку. Но что заставило ее пойти на такой шаг?
Я вырос в деревне, где домашние животные немногим отличались от диких. Если деревенские кошки чем-то болели, их никто не лечил. Но никто и не делал из них «домашних подушек» - то есть их никто не подвергал стерилизации. Наши коты жили естественной жизнью, наслаждаясь свободой и украшая деревенскую жизнь регулярными мартовскими воплями.


Я попросил Варю открыть переноску.  Васька, недоверчиво втягивая воздух широким розовым носом, вытаращил на меня огромные зеленые глаза с расширенными зрачками и деликатно лизнул мне руку. Это был крупный пушистый кот с мощными бакенбардами, тигровыми полосами на серых боках и очаровательным белым пятном на носу. Полизав мою руку, он, сощурив свои изумруды, потерся о нее мохнатой скулой, издавая раскатистое басовитое мурлыканье. К восторгу Вари, мы сразу прониклись друг к другу симпатией. И этакого чудесного деревенского кота сделать неподвижным тюфяком, превратить его в жирный овощ?
Пока мы ехали в город, я попросил Варвару Степановну подробно рассказать мне, что же ее вынудило посягнуть на достоинство такого прекрасного зверя.
Успокоившись, Варя поведала мне свою историю, которую я передаю                с сохранением особенностей авторского повествования.


... Васеньку, значит, я совсем котеночком еще подобрала, годов пять уж тому назад,  видать, выбросил кто-то на мороз  - мало ли сволочей... Кормила                его с соски, в грудях держала, как свою лялю. Оттого, может, и ласковый такой вырос, что я как мать ему была, а старый мой все орал на меня - за то, что в постелю с собой ложила. Ну, ладно, привык, дурень, сам его стал баловать - головы куриные приносить от соседа, от свойских кур, которые              на зерне рощены, не на конбикорне. Васятка-то наш на евойных курах отожрался, да стал цыплят соседских гонять. Пошла от его одна неприятность,  не знали как замять. Ладно, это дело миром решили.


Пришла другая беда. Приехали эти... Бизьнисьмены с Москвы. Купили дом с другой стороны от птичника.  И что, думашь, кур? Котов стали разводить! Да каких! Я таких страшных в глаза не видала! Одна кошка к нам на огород пролезла, так Васька с перепугу завыл - голая вся, как обритая, кожа складками висит, морда острая, глаза злющи - нечиста сила, а не   кошка! Правда, не соврать мне, и хорошеньки кошечки к нам набегали. Глазки синеньки, шерстка пуховенька. Сами к Васеньке бегали, охота им, значит, до мужика была. Ну уж Вася спуску им не давал - драл как следовать - на то они и кошки! А двум ухажерам ихним уши погрыз и по мордасам накостылял, чтобы свадьбу ему не портили.


А потом прибежали москвичи наши. Сначала принесли котят – хорошеньких, в Васькину масть, копиенные. Уж куда лучшей ихних. И давай кричать: что это, говорят, каких-то мудантов наплодил ваш кот, всю породу нам напортил. Вы нам теперь большие тыщи должны, да еще в еврах. Мы     из-за вас, говорят, опущенную выгоду понесли. Мой-то старый, как про мудантов услышал, так не стерпел, вышел на них с лопатой, ну и обругал как следовать, на неврах-то. Невралгия ведь у него. А соседи всерьез напугалися, прыснули с огорода, и стали через забор нам полицией угрожать. И пошла у нас жизнь-веселуха.


Сначала ночью к нам приходили. Ваську, видать, отравить хотели. Все шишились по кустам, приманку раскладывали. Да их же кошка нажралась и сдохла - лысая, которая, страшная. А мне жалко ее стало, бедную, уж привыкла. Ну и я их маненько матом - злые вы, говорю, стыда на вас нет, свою же кошку уморили, паразиты, так вас и эдак.
После этого участковый пришел. Вы, говорит, бабушка, соседям угрожали  убивством. Деда  пытал с час, протокол все писал, довел его до приступа, пока я не прогнала – совесть есть у тебя, говорю, Лешка, ты у нас пацаном яблоки воровал, а теперь вырос, протоколы строчишь? Ушел с красной рожей –видать проняло.


Ладно. Потом землемеры пришли, с администрации. Отшрафовали на полпенсии! Главный землемер сказал, у нас под навозной кучей земля самовольно занята. Весь в навозе изгваздался, а все равно намерял, в иху пользу, паразит. Ваша земля, говорят, не вся противизирована. Лишние метры, говорит, у вас, бабуля. И уборная не на месте стоит - не те ординаты. Сносить надо. Дед кинулся на него – «я тебе снесу! нам по нужде теперь в какие ординаты ходить?» А ему хоть бы хны – в какие хотите, говорит, ходите, только штраф уплатите. Я в слезы… А чего поделашь – власть!


Потом с газовой службы пришли. Потом какой-то непотребнадзор.  Вобщем, все истанции, какие есть - во все москвичи проклятые жалобы настрочили. Заштрафовали нас с дедом. Пошел мой старый к ним на поклон – чего вам надо, может на мировую пойдем? А самый из них противный, молодой, а уже лысый, как сдохшая кошка, заважничал и говорит: стелиризуйте кота вашего, тогда, вас простим. И убытки все спишем, и в истанции писать не будем!
Поревела я, да делать нечего - наших пенсий на штрафы не хватит.


Вот и решила я – видать судьба у моего Васьки такая, придется его оскопить, бедненького. Созвонилася вчера с ветелинаром, и вот… Везу.
Рассказ этот и нахлынувшие воспоминания ввергли Варвару Степановну в такое удрученное состояние, что я серьезно испугался за ее                здоровье. К счастью, тонометр и лекарства для понижения артериального давления были у меня под рукой. Для пущего успокоения она крепко прижала к себе Василия, который лизал ей нос и обеспокоенно мяукал,с тревогой вглядываясь в ее красное, мокрое от слез лицо.


Успокоив бабушку, я дал ей свою визитную карточку.
- Вот что, Варя, с этой минуты ты никого в дом к себе не                пускаешь. Скажи, все разговоры теперь только моим адвокатом. Можешь им телефон мой дать.
-   Это как же? – изумляется Варя. – А если в погонах придут?
- Даже если в погонах придут, не пускай. Скажешь - мой дом. Жилище неприкосновенно, и без решения суда никто к вам войти не имеет права. И ни на какие вопросы отвечать ты не обязана.
- Ой, мудрено все это - вздыхает Варя. – Мне бы попроще, записать куда, а то и слов-то таких не запомню.
- А тебе слов и не надо никаких запоминать. Запомни только цифру – пятьдесят первая.
- Так, так… Значит придут, а я им так и скажу - шисят первая!
- Пятьдесят!
- Ох! – волнуется Варя, роясь по карманам пуховика. – Ты мне всеж-таки дал бы, миленький, куда записать.


Я написал ей на обороте визитки название самой востребованной в Российской Федерации статьи Конституции.
Выпив почти весь мой запас валокардина, Варя, наконец отошла. Планы ее теперь кардинально изменились: она решила с пользой провести время в городе – заехать к своячнице на именины. «Ветилинар» в тот день Ваську так и не дождался.
Месяца через два я встретил их снова, возвращаясь по завьюженной снегом трассе из районного суда. На автобусной остановке, едва различимой в снежных вихрях, стояла знакомая фигурка Вари с кошачьей переноской. Варвара тоже узнала мою машину, и радостно кинулась к ней навстречу, увязая в глубоком снегу в неповоротливых валенках.


- Ну вот, на Николу Зимнего встретились!  - радостно поздоровалась со мной Варя, открывая  переноску, откуда раздавалось нетерпеливое мяуканье.
Лицо у Вари горело краснее обычного, глаза блестели веселым огоньком, а крепкий запах спиртного свидетельствовал о результативном посещении своячницы.
- Чего это он у тебя голосит? - спросил я свою знакомую, кивнув на переноску.
- Как чего, Федорыч? Узнал, поздороваться хочет! Он у меня умнющой!
К моему изумлению, кот прыгнул ко мне на водительское сиденье, и поставив широкие лапы на грудь, лизнул в лицо, застенчиво мурлыкнув. Затем, как раньше, потерся об руки мохнатой скулой,  и вернулся на заднее сиденье.
- Васька тебе спасибо говорит! Благодарит, что мужиком его оставил!   
- Ну что ж, я очень польщен... А как ваши соседи?
- Как бабушка отходила! Забыли как и соваться к нам! А все концитуция твоя помогла - важно добавила Варя.
- Да ну?
- Вот тебе и ну.

Мыла я полы, и тут приперся к нам опять участковый, Лешка бесстыжий.  Вы мне про яблоки, говорит, не вспоминайте, лучше объяснение напишите, для проверки. А дед сзади подошел к нему на цыпочках, да как заорет в самое ухо: «Писят первая!» Лешка с перепугу на мое ведро налетел, да и посклизнулся – аж ботинки к потолку взлетели. Да башкой об пол! Я с тряпкой стою - ни жива, ни мертва – вот уж теперь точно убивство припишут! Да, видать, крепкие у них головы в полиции.


Отдышался и давай ругаться - с ума, что ли, папаша, сошли, так              орать? Какая-такая писят первая? А мы ему хором - какая надо, такая и               есть! Без адвоката не принимаем! И визитку твою, Федорыч, показали. Посмотрел он на нее, плюнул и ушел, больше его с тех пор и не видели.
Потом землемер пришел. Мы его даже к навозной куче не допустили, через забор ему крикнули: «Писят первая!» Он не понял сперва, думал ординаты какие. «Что, говорит, уборную что-ли передвинули?» «А мы ему: «Да мы тебя даже к уборной не пустим без адвоката, раз ты концитуцию не прочел! Только ординаты свои знаешь, бездарь!»


Ладно. Двух прогнали, третий явился - газовик. Дед его встретил строго, очки надел для важности, спрашивает: «Документы показывай». А у него и нет ничего с собой, только железяка какая-то... «Да я, говорит, не сам, по располижению начальства...» Дед очки снял и к двери его проводил: «Это тебе писят первая. А писят вторая - без документов не принимаем!»


Так мы и наладили всех гостей, и с администрации, и с полиции, и с непотребнадзора, и отовсюдова. А соседи пришипились и  сидят тихо, заглохли. Только Васенька мой на ферму ихнюю кошачью уже не ходит, и кошек ихних не топчет, прогоняет - видать, обиделся. Не нужны нам такие невесты.
- Правда, Вась? - спросила Варя кота, сидящего у нее на коленях.
Но Васька, прижав уши, в ответ только громко мурлыкал, щуря свои загадочные изумрудные глаза от яркого света фар встречных автомобилей.