Всё, а не все

В конце будет радость. А после радости точка. И после точки точка. И так до многоточия…До многозначительности…

Я уже умер, и небо, в которое мечтал попасть – мертво. То, испанское, голубое небо, перечёркнутое самолетом, который летел в страну, где настоящие друзья, где каждый день – счастье, и воздух можно пить, словно шампанское, где закаты тонули в глубоких водах залива, где окна домов на другом берегу горели магическим светом, а я смотрел и сердце сжималось в груди от будущего, полного возможностей – всё мертво, все перечёркнуто. Я, ребёнком стоящий по лодыжки в прозрачной воде, запрокинув голову вверх, уже перечёркнутый, и прудик, с песчаным дном, где метались окуньки, а ивы клонились головами к своим отражениям, всё умерло, всё исчезло.

Остались только точки, бесконечные точки, до которых доходишь, ныряешь с головой и бьешься о каменистое дно, за которым – еще точки, еще чёрные звёзды. И тебя вытаскивает багром реальность, смотрит на побелевшее лицо, услужливо сует под нос ватку с нашатырём, дожидается, пока очнёшься, а затем растворяется в перечеркнутом небе.

Ты неловко пытаешься ловить ее окоченевшими пальцами, на издыхании, не рассчитав сил, разрывая небосвод, режешь руки о росчерки самолетов, кровь летит на лицо, и вытирая глаза ты видишь вверху, царящую в сурьмяных эмпиреях – гигантскую чёрную точку, а дальше пускается дождь…

Дождь беспамятства. Он смывает все воспоминания, точки за его пеленой кажутся целями, и цели эти прекрасны, они пахнут миррой и сандалом. Зачем мне испанское небо, зачем мне прудик, я не перечёркнут, я не проваливался в точки, не бился головой о камни, реальность не доставала меня багром, я не знаю запаха нашатыря.

Ты вновь идёшь, идёшь к радости, улыбка на устах, шипя искаженной радиоволной сквозь дождь: всё впереди, а не все, всё, а не все, всё…