Тёмный свет. книга 3. второе пришествие христа

Пролог

В окно кто-то настойчиво постучал, но сквозь сырую пелену дождя черты незваного гостя трудно было различить. Грустившему доселе, а теперь встрепенувшемуся от тоски одинокому писателю пришло на ум поднести к окну стоящую рядом лампаду. Однако отражённый в мокром стекле свет керосиновой лампы только мешал различить черты незнакомца, и, движимый внутренней борьбой благоразумия и сочувствия, писатель отодвинул скрипнувшую табуретку и направился ко входной двери. Согнутая больной поясницей спина и затёкшие от долгого сидения колени рисовали в воздухе  комические шаржи по мере его движения по шаткой лестнице, но наконец мужчина выпрямился и сильно толкнул наружу дверь своего подвала.
Его сразу обдало с улицы противной дождливой сыростью, запах озона ударил сквозь набухшие ноздри и зло ворвался в самый мозжечок, сокрушая по пути защитные порядки винных паров. Мгновенно протрезвев, писатель поёжился и выглянул за дверь. Радостные струи дождя плеснули ему в лицо слюнявые поцелуи, и он с трудом разглядел по ту сторону бурлящей лужи тёмный силуэт в мокром плаще и накинутом капюшоне.
— Что вам угодно?
— Простите великодушно! Увидел свет в вашем окне, больше не к кому обратиться! Мне нужна помощь!
— Какая?
— Я не знаю…

Глава 1. Бармалей

Вот уже который день Бармалей не находил себе места. Почему “Бармалей”? Да потому что он уже и сам себя стал так называть, чего же с нас спрашивать… А нарекла его так Она. “Злой ты, как Бармалей!” - бросила Девушка как-то в сердцах, и хотя после этого смущённо засмеялась - прозвище закрепилось. Впрочем, знали его только двое - Он и Она.
Бармалея давно мучили его главные враги - совесть, ревность и любовь. Вот как сошлись они все вместе против него - так и стали мучить. День за днём, за часом час, не давая передышек, только сменяя друг друга на этом ответственном посту. И, признаемся вам, как бы не было при этом стыдно - Бармалей уже не раз задумывался над сведением счетов со своей бессмысленной жизнью. Останавливало его лишь небогатство выбора - все имеющиеся в распоряжении человечества виды самоубийства его не устраивали. Все эти способы были какими-то жалкими, трусливыми, недостойными что ли, и ничего, кроме праведного омерзения, у него не вызывали. Ну и как будут относиться к нему люди, обнаружив под ногами нелепое бездыханное тело, выпавшее с городской водонапорной башни? Тело, некогда гордо расхаживающее по зелёным бульварам, кичащееся своей природной красотой и здравым умом, а теперь превратившееся в безымянную кучку окровавленных костей. Кучку, которую даже собаки, брезгливо понюхав, не захотят попробовать на вкус.
— Ах, посмотрите на него! Как он неловко упал! Одна нога прямо очень некрасиво подвернулась, видите? Прямо поправить хочется… Молодой человек, вы не поправите? Нет? Отчего же? Почему вы хмуритесь? Разве вам его не жалко? Нет? Почему? Трус не играет в хоккей? А причем здесь хоккей? А-а-а…
— Да перестаньте, женщина, что вы в нём нашли? Пусть лежит, как лежит. Сейчас приедут и соскребут, какая вам разница, что там соскребут? Очередной неудачник - либо в карты проиграл, либо жена бросила. Сколько таких падает… Забудьте!
Вот именно - “Забудьте”! Окромя того, что самоубийство само по себе тяжкий грех, Бармалея ещё напрягало вот это слово. Какой смысл погибать, если никто потом не вспомнит и не пожалеет? И неважно, как - в тёплой ли ванне с перерезанными венами, или комично прильнув к одинокой трансформаторной будке, или с белой пеной у рта, наглотавшись таблеток - в любом случае никто не оценит его высокопарной предсмертной записки: “Ну вот теперь-то вы все у меня попляшете!”
Герой должен был погибнуть по-геройски, в этом у Бармалея не было никаких сомнений. Сомнения были только в том, как, ведь подходящие подвиги никак не попадались ему на глаза. Безумные старушки не бросались сломя голову под несущиеся трамваи, отчаянные рыбаки на тонком весеннем льду, имевшие, как и коты, по девять жизней, упорно не уходили под воду, а злобные инопланетяне никак не спешили напасть на нашу беззащитную планету - в общем, спасать было некого. И погибать не за кого.
И всё это только добавляло трагичности в и без того унылое настроение молодого человека, который мучился одновременно и от припадков ревности, и от приступов совести, и от неразделённой любви. Его некогда густые и мягкие каштановые волосы постепенно превратились в лохматую копну редкой седой соломы, бритвенный станок затупился от безделья, а отёчные круги под глазами начали отпугивать даже бесстрашных дворовых собак.
И дёрнул же его чёрт так влюбиться “на старости лет”! Старым себя, Бармалей, конечно, не считал, хотя возраста был уже солидного, но в нередкие моменты приступов меланхолии именно такие выражения он употреблял по отношению к себе. Звучало это более уничижительно, а уж похлестать себя фразеологической плёткой наш Герой никогда не отказывался.
Так вот, собственно, о воскресшей из небытия влюблённости Бармалея мы и хотим вам немного рассказать. Сообщи ему кто ранее, что именно с ним произойдёт в ближайшее время, он бы ни за что не поверил! Да, любил, да, сильно, да, страдал, но отошёл ведь! Годы стирают всё - и память, и чувства, и людей, и события, но при этом никто не форматирует окончательно  в голове человека жесткий диск с этой якобы утраченной информацией. И когда случается какой-то сбой в матрице (а сбои случаются постоянно), то позабытые чувства и люди неожиданно снова появляются в нашей жизни. Стёртые вроде бы навсегда опасные файлы восстанавливаются в нашей голове, но при этом могут иметь повреждённую структуру, что сказывается в итоге на адекватности восприятия человеком тех или иных событий и людей, вернувшихся в его жизнь. У кого-то это вызывает эффект дежавю, когда ему кажется, что всё это уже происходило с ним раньше, у кого-то наоборот, жамевю, и он перестаёт узнавать знакомые места и близких родственников, а у кого-то и то, и другое одновременно, что выливается вообще в адскую смесь, которая может запросто уничтожить психологически нестабильного человека. А поскольку у Бармалея его детство, отрочество и юность прошли при весьма неблагоприятных обстоятельствах, то эта самая психическая нестабильность, тщательно им скрываемая, послужила благодатной почвой для той катавасии, которая и начала сводить его с ума.
Беда оказалась в том, что он полюбил девушку, не имеющую ничего общего с бывшей возлюбленной, кроме имени, но Бармалей упорно отказывался это признать, поместив повреждённые файлы в новый объект восхищения и уверовав, что Бог снова послал ему Ту Самую. И ни отказы в ухаживаниях, ни пропуски мимо ушей признаний в любви, ни наличие других мужчин в ее окружении, куда более молодых и обеспеченных, никак не могли остудить его пылкие чувства. Чувства, которые на самом деле принадлежали не Ей, а Той, которую он когда-то действительно беззаветно любил, а теперь подселил в новое тело, обеспечив себя нервными срывами, бессонницей и жгучей ревностью. Ревностью, которую сам же отрицал как качество настоящей любви, ибо такая любовь, по его мнению, должна быть безусловной, то есть не требовать ответных чувств к себе. И любить надобно так, чтобы желать счастья своей возлюбленной даже с другим человеком… если для нее так лучше, если она любит другого. И при этом не растерять своей любви, а сохранить её до самого конца своей жизни. Как бы высокопарно и глупо это не выглядело.
Ну вот, вроде бы с Любовью и Ревностью мы разобрались, но причём тут Совесть? Ведь в начале главы мы написали, что нашего Героя мучили именно три этих составляющих. А совесть Бармалея мучила от того, что Она действительно называла его злым Бармалеем, и для этого были весьма веские причины. Он непрестанно злился. Злился от своей беспомощности, не сумев в очередной раз пробить стену неприятия его как мужчины; злился от своих метаний туда-обратно, то мысленно бросая объект своей любви, то снова возвращаясь к нему; злился, ловя ее случайные движения и брошенные вскользь слова, не имеющие на самом деле к нему никакого отношения… Да даже если они и имели отношение к нему, какое он вообще имел право требовать к себе ответной любви? Он хлопал дверью, бросал предметы и грубые слова, показывал другими способами своё недовольство происходящим, но его злость была направлена против Нее, и вот за это ему было стыдно, и за это его мучила Совесть. Страшно признаться, но Бармалей в порывах своей ненависти, от которой, как говорят, всего один шаг до любви, даже пытался навести на несчастную девушку порчу! Ну, слава Богу, способностей у него к этому не было, но и сам факт того, что он замышлял это сделать, добавлял еще немало капель в переполненную чашу с ядом, которую он постоянно пил - чашу с муками его Совести.
Ну вот так вкратце, а может и не вкратце, мы и описали одного из героев этой книги - немолодого человека по имени Бармалей, однако просим читателя не судить его строго, да и вообще не судить раньше времени, ибо в дальнейшем он может показать себя и с другой, лучшей, совершенно неожиданной для нас стороны. Помните? “Лучше быть хорошим человеком, ругающимся матом, чем тихой воспитанной тварью…” Бармалей часто ругался матом и никогда не был тихим и воспитанным.

Глава 2. Подвал

Ночной гость, войдя в натопленную камином комнату писателя, аккуратно опустил мокрый капюшон и огляделся. Подвальное помещение, которое занимал писатель, состояло только из одной небольшой комнаты, но в этой комнатушке довольно компактно и удобно размещались все необходимые для жизни предметы бытия.
Уже упомянутый нами камин приятно пощелкивал в дальнем углу тлеющими дровами и обдавал скромное жилище уютным теплом, располагающим к приятной беседе с бокалом красного сухого вина. Само вино в нескольких пыльных литровых бутылках стояло тут же, рядом с камином, на деревянной этажерке с облупленной краской, стоящей казалось слегка криво, чуть пошатнувшись на пропитанных винным духом некрепких ножках. На других полках стеллажа небрежно лежали какие-то уже начавшие желтеть газеты, надорванные журналы и пара книг в потрёпаных переплётах. Далее по кругу стояла не в пример этажерке крепкая и широкая металлическая койка со слегка промятой пружиной, укрытая толстым полосатым матрасом, который едва прикрывали посеревшая от преклонного возраста простынь и ее старинная подружка - гобеленовое покрывало, щедро расписанное цветастыми, но уже порядком полинявшими букетами. Поверх всего этого сонного царства восседала надгробным памятником большая пуховая подушка, украшенная нелепой узорной каймой, никак не вяжущейся с сугубо мужской обстановкой холостяцкого приюта. Ещё далее по кругу стояла одного рода племени с этажеркой прикроватная тумбочка, размещавшаяся в свою очередь под узким подвальным окном с треснутыми стёклами, далее дубовый письменный стол с канделябром, чернильным набором и какими-то таинственными шкатулками, затем второе окно, чуть шире предыдущего, но такое же угрюмое и потрескавшееся от жизненных перипетий своих хозяев. Возле стола величественным троном возвышался резной стул с высокой спинкой и мягким потёртым кожаным сиденьем. Также в комнате размещались небольшой из прошлого столетия холодильник, стол обеденный с электрической плиткой, покрытый дырявой клеёнкой, два табурета, невысокий сервант с посудой, платяной шкаф, металлическая вешалка-стойка и небольшой комод - все они были под стать этажерке и прикроватной тумбочке неприглядной наружности, но полутьма подвала, едва разгоняемая горящими поленьями камина и керосиновой лампой на обеденном столе, и не требовала чего-то более пристойного. Разглядеть всю эту поношенность старой мебели мог лишь очень внимательный и придирчивый взгляд, коим редкие посетители этого скрытого от цивилизованного мира места точно не обладали.
Завороженно оглядев всё это пошатнувшееся подвальное убранство, таинственный посетитель снял сырой плащ и повесил его на возвышающуюся рядом вешалку, отчего та слегка пошатнулась, но выстояла, приняв на себя непрошенную тяжесть дождливой непогоды. Писатель, вошедший в комнату первым, уже успел подбросить в камин новые высушенные дрова, и теперь в их ярком пламени можно было разглядеть самого незнакомца, столь неожиданно ворвавшегося в мрачное обветшалое захолустье его приюта.

Глава 3. Звезда

“Звезда” - именно так назвал свою новую сотрудницу Бармалей, но не сразу, а спустя пару дней, когда уже стало понятно, что она из себя представляет. На самом деле девушку звали Олеся, но Бармалей постоянно забывал её имя (Лена… Люда… Эля… Эмма… да как её?!), и поэтому новое и характерное прозвище прижилось быстро.
Едва появившись в коллективе, Олеся сразу запомнилась окружающим громким надрывистым смехом, который по поводу и без повода звонко звучал по всем кабинетам, где она появлялась. В служебные обязанности нашей Звезды входил регулярный обзвон старых и новых клиентов строительно-риэлторской конторы, но функции её оказались гораздо шире, чем предполагалось, поскольку Олеся могла исполнять свою работу быстро и непринуждённо. Кто везёт, на том и едут - и потому в течение дня Звезда успевала приготовить всем кофе, заказать обеды, провести короткую уборку и при этом у нее ещё оставалось время разобрать корреспонденцию и накрасить губы. Олеся оказалась бойкой светловолосой девушкой типично-женского телосложения - с большой грудью и широкими бёдрами, но брала она мужчин за жабры не этими впечатляющими достоинствами, а бурной энергией и эмоциями, коими поначалу делилась щедро и без спроса. Вы, наверное, не раз с удивлением замечали, что порой женщины некрасивые лицом и фигурой выскакивали замуж гораздо быстрее своих более одарённых природой сверстниц? Так вот вам и весь секрет таких удивительных на первый взгляд обстоятельств - ни один мужчина не может устоять перед обольстительницей, если из неё бьют ключом энергия, смех и оптимизм! А скучные и робкие милашки остаются при этом малозаметными фрейлинами за спиной этих шальных императриц, и влачат своё жалкое одиночество до тех пор, пока не вырвутся из железных оков адской королевской смеси - буйных кундалини, инь и янь в одном флаконе.
Что уж тут говорить, если подобная женщина обладает ещё и незаурядной внешностью? Правильно. Мужчины шпалами ложатся на её пути, и она мчит по ним весёлым паровозиком, прокладывая вперёд рельсы своей необузданной энергией. Были бы шпалы! Вот так и попался в её сети наш Бармалей, но при этом у него была ещё и плодородная вспаханная почва, в которую попали эти семена любви. Мы уже писали об этом - забытые некогда чувства проросли новыми всходами, когда он “узнал” в этой Звезде свою прежнюю любовь. Но что же сама Звезда? А вот здесь Бармалей буквально попал под раздачу - Олесю нисколько не интересовали мужчины как таковые, ей были чужды сексуальные отношения, обременительны семейные, и потому толпы разочарованных поклонников достаточно быстро остывали в своих стремлениях заполучить столь лакомый кусок. Всё, что нужно было Олесе от мужчин - это их внимание, их энергия, которую она затем безжалостно отнимала и пускала в оборот, отдавая взамен лишь малую толику. Она дружила со многими, но как только замечала к себе нездоровый интерес - сразу же ставила дистанцию: никаких отношений, только дружба, только работа. И, таким образом высосав из одного мужчины его напрасные надежды, она давала возможность обратить на себя внимание следующему, принимала новые ухаживания и дружбу, а затем и их отодвигала в сторону.
Среди женского коллектива она близких отношений не искала, поскольку у нее уже были две лучшие подруги “на стороне”, но прослыла дружелюбной и отзывчивой, всегда помогала по работе или советом, или делом. Олеся не прочь была сделать карьеру, любила деньги, себя, но из-за каких-то внутренних противоречий пока не смогла найти своё призвание - как только её переставала устраивать старая работа, она находила новую, нисколько не жалея о потерянном времени, и приступала к очередным задачам со свойственным ей энтузиазмом.
Ну вот, казалось бы, и всё… Да не всё. Почему-то, приходя домой, Звезда без сил падала на кровать и замирала там надолго, не меняя позы. Какие мысли проносились у неё голове, какие чувства вызывали у “падающей звезды” глухие беспомощные стоны, мы не знаем. Но только спустя время она, отдохнув, всё же поднималась с кровати, шла в ванную, затем на кухню, включала громко музыку, и её таинственные печали уносились прочь вплоть до следующего возвращения с работы. И так было каждый день, вплоть до того дня, когда…

Глава 4. Незнакомец

Пламя камина бросало на лицо незнакомца в полутьме подвала яркие красно-жёлтые отблески, и оттого лицо становилось ещё более загадочным, чем под мокрым капюшоном на улице. Писатель буквально не мог отвести от него взгляд, завороженно изучая со всей своей творческой тщательностью каждую морщинку, каждую трещинку на лице ночного гостя, каждые впадинку и бугорок, и постепенно в его голове начал складываться художественный образ, по которому можно было писать картину или лепить скульптуру. Но рисовать и ваять наш писатель не умел, поэтому запечатленный в зрительной памяти образ таинственного посетителя он бережно укладывал в закоулки своего мозга и запирал на замок - для будущего применения в литературных изысканиях.
Сбросив сырой капюшон, а затем и весь плащ, незнакомец обнажил сначала длинные вьющиеся локоны, ниспадающие на смуглое от южного загара лицо, впалые щёки на узких скулах, длинный с горбинкой нос, придающий всему образу благородные знатные черты, глубоко посаженные голубые глаза, смотрящие прямо на писателя с неподдельным вниманием и благодарностью, а затем худые плечи под старинным камзолом, длинные руки и стройное тело, стоящее неловко в ожидании на тонких ногах, обутых в высокие ботфорты.
Приняв во внимание всё вышеперечисленное описание таинственного образа, а также необычность самой ситуации, происходящей в первом часу ночи в глухом подвале под непрестанный шум ливня за окном, писатель отметил возникшее у себя чувство какой-то чарующей судьбоносности и неслучайности происходящей встречи.
— Прошу вас! — писатель наконец проявил хозяйскую вежливость и пригласил посетителя за обеденный стол. — Чем Бог послал…
Незнакомец сконфуженно и неловко присел на табуретку, машинально приглаживая мокрую шевелюру, заботливый хозяин достал из серванта тарелку с белым хлебом и гранёные стаканы, а из холодильника любительскую колбасу и нарезанный ломтиками голландский сыр.
— Может, вина? Пока чайник греется, — писатель повёл рукой в сторону этажерки с пыльными бутылками. — Заодно и согреетесь?
— Спасибо, не откажусь…
Писатель сходил за вином, налил дополна оба гранёных стакана, подвинул поближе к гостю тарелки с едой, приглашая не стесняться, чокнулся с незнакомцем и выпил своё вино одним залпом. Посетитель пил вино медленно, делая неглубокие глотки, явно смакуя, как будто пытался растянуть удовольствие. Гостеприимный хозяин рассмеялся:
— Да не жалейте вы вино, пейте смелее, у меня этого добра хватает!
— Вы так добры ко мне…
С пробуждённым аппетитом незнакомец жадно набросился на еду, а писатель пошёл ставить чайник к камину. Следующие несколько минут прошли в глубоком молчании, которое нарушало лишь тиканье настенных часов (ах да, мы забыли о них упомянуть, они висели над кроватью) и шум закипающей в чайнике воды. Посетитель продолжал аппетитно есть, как будто не уделял этой священной процедуре несколько дней, а хозяин уютного убежища просто смотрел на горящие угли, время от времени шевеля их видавшей виды кочергой.
Наконец чайник вскипел, писатель осторожно взял его за горячую ручку прожжённой прихваткой и принёс к столу.
— Зверобой, мята, иван-чай, — нарушил безмолвие писатель, не без гордости описав гостю содержимое заварочного чайника, который тут же осторожно наполнил ещё кипящей водой.
Незнакомец не ответил, но лишь с благодарностью посмотрел в глаза хозяину, видимо от избытка чувств уже потеряв дар речи.
Пили долго, смачно, вприкуску с тростниковым сахаром и баранками, не стесняясь причмокивать и при этом задорно смеяться друг над другом. Каким-то удивительным образом эти два человека, даже не знавшие друг друга по имени, образовали единый организм, тесно сплетясь друг с другом невидимыми энергетическими веточками, и организм этот стал существовать уже обособленно, самостоятельно, притягивая к себе внимание и писателя, и его гостя, и таким образом выходя на новый виток своего развития.
Но вот настал момент, когда чаем насытились, и оттягиваемое обоими раскрытие тайны ночного посещения стало неминуемым.
— Итак, таинственный незнакомец, что же привело вас ко мне в столь поздний час? Что заставило вас постучатся в моё окно? Вы промокли и не знали, куда идти?
Гость опустил голову и тяжело вздохнул.
— И то, и другое.
— Вы попросили о помощи, но… не сказали, какая именно помощь вам нужна…
— Любая.
— Поясните…
Писатель недоумённо посмотрел на незнакомца, который продолжал сидеть с опущенной головой.
— Я не знаю, кто я, не знаю, где нахожусь, и не знаю, что мне делать дальше.
Посетитель наконец поднял голову и писатель увидел, что его глаза наполнены пустотой. Отстранённый, почти безумный взгляд смотрел куда сквозь собеседника, и хозяину подвала впервые стало не по себе. Кого он впустил в свой дом и чего ожидать дальше? Писатель напрягся, готовясь к чему-то худшему, но не знал, к чему именно. Он допустил даже, что сейчас незнакомец набросится на него в припадке своего безумия, но тут взгляд его прояснился и он как-будто вышел из забытья.
— Я вас напугал? Извините. Это было бы чудовищной неблагодарностью по отношению к вам. На самом деле, я напуган сам. Напуган тем, что очнулся, стоя в каком-то парке… на берегу реки. Сидевшая рядом на скамейке женщина с криком бросилась прочь, увидев меня - видимо, настолько неожиданным было для неё моё появление. Шарахнулась прочь собака, взлетела на дерево кошка… то ли от собаки, то ли от меня… Я стоял, оглядываясь, и не понимал, что со мной происходит. В голове ещё мелькали отрывки каких-то воспоминаний, кто-то разговаривал со мной, давал какие-то напутствия… Но и они потом исчезли. Я не помнил Ничего. Силился вспомнить, но не мог. Я пошёл по парку, куда глядят глаза, но люди, завидев меня, предпочитали уйти в сторону, и я это видел. Поняв, что я пугаю всех, кто меня видит, я решил переждать до ночи. Я спрятался в кустарнике, лёг и стал ждать. На глазах у меня проступали слёзы, я стал переполняться жалостью к себе, но к кому именно - к себе? Я ведь даже не мог вспомнить, кто Я! С наступлением темноты я не стал торопиться, подождал подольше, и только тогда вылез из кустов и пошёл наугад. Началась гроза, я свернул куда-то в сторону, перешёл через дорогу, потом во дворы, надеясь укрыться от дождя там. Затем увидел тусклый свет из вашего подвального окна и машинально постучал по стеклу сапогом… И вот я здесь.
— У вас есть документы?
— Нет, я просмотрел все карманы. Они пусты.
— Ну, может, у вас есть какие-то опознавательные знаки? Татуировки?
— Об этом я не подумал.
— Кстати, а почему вы в перчатках?
Незнакомец на самом деле всё ещё сидел в кожаных перчатках, но пальцы на них были полностью отрезаны. Это не мешало ему есть, а пить горячий чай из гранёных стаканов было даже удобно. Однако, когда писатель обратил на них внимание, посетитель предпочёл спрятать руки под стол.
— Там… небольшие раны… когда я пробирался сквозь кусты… Не хочу их тревожить, пусть заживут. Больно снимать.
— Но раны надо обработать!
— Не беспокойтесь, я промыл их под дождём, кровотечения не было. А где могут быть татуировки?
— На пальцах, - писатель усмехнулся. — Ну, например, МИТЯ.
Гость достал руки из-под стола и оба собеседника тщательно осмотрели пальцы. Никаких татуировок на них не было. Далее они осмотрели остальные доступные части рук, сняли рубашку, но также ничего не увидели.
— Дальше будем смотреть? Ноги? — писатель не мог остановиться, его никак не устраивало отсутствие результата. Загадку происхождения незнакомца необходимо было срочно разгадать.
Посетитель стыдливо посмотрел на свои потрёпанные штаны.
— Ну, если вы настаиваете…
— Я настаиваю.
Незнакомец расстегнул ремень и слегка оголил одно бедро.
— Нету, — писатель тщательно осмотрел ногу ночного посетителя. — Другую! Стоп... Есть! Есть!
— Что там?
— Татуировка! Только не пойму, что написано… То ли стёрто уже, то ли каракули какие-то…
Незнакомец нагнулся и посмотрел сам на то место бедра, куда устремил свой любопытный взор писатель:
— Я не знаю, что это. Похоже на какой-то древний язык…
— Сейчас разберёмся.
Писатель взял карандаш и тщательно скопировал на листе бумаги надпись, которую обнаружил на бедре гостя. Получилось ;;;;.
— Где-то я уже видел это слово…
— Иешуа.
— Что?
— Там написано Иешуа.
— Откуда вы знаете?
— Кажется, я умею читать на этом языке. Это иврит.
— Вы знаете иврит?
— Видимо, да…
— Ну хоть что-то вы знаете, — писатель саркастически облегчённо вздохнул. — А что означает Иешуа?
— Я не помню. Возможно, чьё-то имя.
— Погодите… — писатель бросился к одной из книг с потрёпанным переплётом, лежащих на этажерке рядом с камином, и бешено стал листать страницу за страницей, перелистывая их затем целыми стопками. — Где-то я уже видел это слово… Вот! Нашёл!
— И?
— Иешуа… Это Христос! Иисус Христос! На вашем бедре написано имя Иисуса Христа!
— Кто такой Иисус Христос?

Глава 5. Крах

— Господа, мы банкроты!
Весть о том, что компания рухнула, быстро разнеслась не только по офисным кабинетам, но и по всему городу. Инвестиции, в которые хозяева строительно-риэлторской конторы вкладывали всю её прибыль, не то, что не оправдали себя, они оказались просто катастрофически убыточными. Впрочем, сразу поползли слухи, что к банкротству готовились заранее, набрав ничем не обеспеченных кредитов, а деньги вкладывали по криминальным схемам через подставные фирмы. Однако утешительного в этом было мало, потому что компания сегодня сообщила об увольнении 90 процентов своих сотрудников, включая региональные отделения по всей стране.
Бармалей воспринял это известие с философским смирением, подкреплённым недавно принятым решением самому покинуть место работы, а вот его Звезда с самого утра пребывала в крайне упадочном расположении духа. Поскольку дела её на новом месте работы шли весьма неплохо, любительница комфорта и красивой жизни понабрала кредитов, которые теперь нечем было выплачивать, а вкупе со старыми долгами её положение стало вообще незавидным. По несчастливой случайности сегодня как раз наступал срок уплаты основной части её займов, а вместо заработной платы она получила от ворот поворот, да и вообще становилось непонятно, в какие сроки работодатель собирается расплачиваться со своими сотрудниками за добросовестно выполненные обязанности.
Бармалей, хотя и избегал в последнее время встреч с объектом своего вожделения (чтобы не травмировать расшатанную психику), был в курсе её финансовых обязательств, и сразу заметил тень, лёгшую на лицо Олеси. Свет Звезды померк, её оптимизм и природная весёлость исчезли в неизвестном направлении, и она уже сама бежала навстречу отвергнутому поклоннику с вопросами, что же ей теперь делать дальше. Бармалей пожимал плечами и мотал головой, но сердце его сжималось, глядя на ставшую внезапно несчастной девушку, и на глазах даже стали наворачиваться давно забытые слёзы… Как бы ни старался он охладить свой любовный пыл, делая шаги в сторону ненависти к сияющей Звезде, обмануть себя самого было невозможно. И вот, когда Звезда внезапно потухла, его чувства заботы и внимания к девушке снова вернулись, и он почувствовал, что её финансовые и жизненные проблемы теперь ложатся и на его хрупкие плечи. Олесе нужна была помощь.
— У тебя есть какие-то варианты по другой работе? — спросил Бармалей.
— Нет,  я вообще об этом не задумывалась…
— Но надо заниматься теперь этим! Искать объявления, самой звонить…
— И что? Мне сейчас нужны деньги, а не через месяц или два. Если я пропущу платежи, там такие проценты пойдут… Так мне ещё и жить на что-то надо.
— М-да, говорил я тебе…
— Что ты говорил? Копить? Деньги надо тратить, чтобы новые деньги приходили! Или пускать в оборот, чтобы работали!
— И что, пустила?
Но говорить обо всём этом было бесполезно, назад время не вернёшь. Нужно было решать поставленную задачу. У самого Бармалея особых накоплений не было, и помочь своими средствами Олесе он не мог, поэтому нужно было искать срочный дополнительный источник дохода. Можно быть хоть сколь угодно непревзойдённым оптимистом, но стоять и ждать у моря погоды -  это глупость, граничащая с безумством. Как и устраиваться в первую попавшуюся контору, обещающую тебе золотые горы уже через две недели. Итог в обоих этих случаях мог быть только один - дальнейшее падение в долговую яму.

Глава 6. Провокация

— Вы не знаете, кто такой Иисус Христос?
— Ну, наверное, не помню…
Писатель ещё внимательнее стал изучать незнакомца. Говорит ли тот правду? Было похоже, что да. Но чем могла быть вызвана подобная амнезия? Это помню, то не помню… Иврит я, видите ли, помню, а Иисуса - нет. Очень странно.
Хозяин ещё раз настойчиво осмотрел руки гостя, и прежде всего вены - на предмет следов от уколов. Всё было чисто.
— Вы когда очнулись на берегу, голова не болела?
— Нет вроде… Но кружилась немного. Как будто терял равновесие. Я даже несколько раз оступился.
— Температуры нет у вас? В жар, в холод не бросает?
— Нет.
— Снимите сапоги.
Незнакомец снял обувь и они вместе осмотрели его ступни и голени. Никаких укусов насекомых или змей на ногах не было видно.
— Что вы ещё помните, постарайтесь понять! Ну вот иврит же вы вспомнили…
Посетитель задумался. Всё, что было с ним до появления в парке, как будто стёрлось растворителем, и даже не осталось разводов от тех красок, которыми была когда-то расписана его жизнь. Детство… Было ли у него детство? Он не помнил ни мать, ни отца, как будто был рождён в инкубаторе. Но и инкубатора он не помнил. Друзья? Незнакомец прислушался к ощущениям… Он знал такое понятие - друзья, и что оно означает, но ни одного друга вспомнить не мог.  Был ли он женат, имел ли детей? Никаких ощущений, кроме понимания того, что в этой жизни люди обычно женятся и заводят детей. Получалось, что информация была стёрта как-то избранно, из памяти исчезли воспоминания о всех людях и о событиях в его жизни, с ними связанных.
Воцарилось долгое молчание. Смутные чувства одолевали писателя. С одной стороны, у него не было причин не доверять ночному посетителю, но с другой - он чувствовал, что тот чего-то не договаривает. Так они ничего не добьются… Но вывести своего собеседника на откровение было нелегко - даже зацепиться не за что было. А проявив излишнюю настойчивость, можно было его напугать,  потерять, упустить, чего писатель совсем не хотел. Он уже принял настолько глубокое участие в раскрытии судьбы этого человека, что незнакомец стал для него почти родным. И, как когда-то уже было в его жизни, он чувствовал непреодолимое желание помочь человеку, попавшему в беду и попросившему о помощи.
Тишина стала настолько сильной, что казалось, остановились даже часы на стене. Видимо, обманутый такой глухой тишиной, на край стал выполз неосторожный паучок. Он не стал долго задумываться, есть ли в возле стола ещё какие-либо живые существа, таящие для него опасность, и прямиком побежал на самую его середину, к керосиновой лампе и баранкам. Выбор его пал в пользу баранок, но то ли он был сыт, то ли аппетитные баранки не входили в рацион паукообразных, и паучок, взобравшись на одну из них, стал не ужинать, а быстро перебирать своими многочисленными лапками, вынимая из потайных карманов заготовленные впрок нити паутины. О, хитрый паук! Он догадался, что вскоре на оставленную без присмотра пищу начнут слетаться изголодавшиеся мухи, и решил поставить на них свои сети! Как же коварна была природа, наделяя паучка такими умелыми охотничьими навыками! Но так уж устроен этот мир - выживают в нём не только самые сильные, но и самые умелые и сообразительные. Ум же, соединённый с силой, вообще способен творить чудеса и находить выход из самых экстремальных ситуаций. Но, порою, чтобы выжить, и этого бывает недостаточно. Нужны Знания. Знал ли сейчас паучок, что за ним наблюдают две пары огромных глаз, а лапы у обладателей этих глаз были такие большие, что никакие паучьи ум, сообразительность и сила не смогли бы ему помочь, возникни у них желание размазать его по столу? Нет, не знал, ответим мы за паучка. А двое наших героев продолжали на него смотреть, размышляя об одном и том же.
— А ведь мы, люди, как эти паучки… не видим дальше собственного носа, и даже представить себе не можем, насколько велик этот мир - мир вокруг нас. — Незнакомец первым прервал воцарившееся молчание.
“Ого, — подумал писатель, — становится интересно…” И он тут же принял решение раскрутить своего посетителя как рыболовную катушку - всего, без остатка, чтобы выудить из него тот максимум информации, который поможет обоим героям решить их непростую задачу.
— Да ладно! Как это не видим? А что может быть ещё, кроме того, что мы видим? Мы открыли все земли на этой планете, исплавали вдоль и поперёк все моря и океаны, но нам было мало, и мы поднялись в воздух, а затем и в космос! Мы соорудили микроскопы - и увидели жизнь бактерий. Мы построили огромные телескопы - и увидели жизнь звёзд. Мы изобрели тысячи видов измерительных приборов и написали миллионы научных статей. Могу вас уверить - с помощью науки мы теперь абсолютно точно знаем, как устроен этот мир! Вот паучок да, он глупый, но мы то - люди! Человеки! И мы видим вокруг себя всё!
Незнакомец усмехнулся.
— Вы, люди, видите и измеряете только материальный мир. Да и тот не весь. Да и тот видите искажённым. Вы нарисовали на куске дерева чёрточки и назвали его линейкой. Что вы ей измерили? Величину своего величия и превосходства над природой? Вы налили в стеклянную колбу ртуть, зафиксировали, как она меняется в объёме при тепле и холоде, а затем и на ней нарисовали чёрточки, чтобы снова признать себя царями планеты? Очнувшись в этом мире, вы измерили его длину, ширину, высоту - и признали трёхмерным. А как насчёт других измерений? Вы заметили, что солнце движется по небосводу, воткнули в землю палку и увидели, как перемещается по земле её тень. Спустя время, вы соединили вместе несколько зубчатых колёсиков и стрелки, чтобы было удобнее измерять это самое время. Осмелюсь сказать, вы даже близко понятия не имеете, что вы на самом деле измеряете. Вы научились отличать холодное от горячего, мягкое от твёрдого, лёгкое от тяжёлого, жидкое от газообразного… но что дальше? Неужели этим и исчерпываются ваши познания о мире?
Писатель молчал, стиснув зубы, боясь ляпнуть что-нибудь и перебить собеседника, который наконец-то стал раскрываться перед ним. Чтобы не стереть зубы в порошок от своего восторга, он дополнил водой чайник и снова отнёс его к камину. Присев рядом, он сделал вид, что задумался над словами незнакомца, и подпёр подбородок рукой, на самом деле пытаясь скрыть таким образом свою довольную широкую улыбку. Кажется, его провокация удалась.
Гость не заметил подвоха и продолжил:
— Ваша наука не стоит и выеденного яйца, пока она существует сама по себе, обособленно от другого измерения, четвёртого. Но это измерение не в длину-ширину-высоту, это измерение Вглубь! Вглубь самого себя, вглубь человека. Никакая психоаналитика, социология, антропология не помогут изучить духовный мир человека, потому что имеют внешние инструменты, а они должны быть внутренними. Только духовная трансформация может быть таким инструментом, но на неё ведь чёрточки не нанесёшь. А следовательно, такой инструмент доступен немногим…
Писатель встал, принёс на стол быстро вскипевший чайник, вылил старую заварку и засыпал новую траву, обдав её кипятком. Поскольку незнакомец взял паузу, наблюдая за действиями хозяина, тот не преминул поддержать занимательный монолог гостя.
— О каком духовном мире вы говорите? Какой трансформации? Научиться отличать добро ото зла, отделять зёрна от плевел? Какая-то нравственная чистота, её надо достичь?  И как всё это измерять, количеством переведённых через дорогу старушек? - писатель боялся перегнуть палку.
Незнакомец рассмеялся.
— Ну вот вы снова пытаетесь нанести свои чёрточки, теперь уже на бедных старушек! Нет, духовный мир - это не чтение духовной литературы, это не массовые песнопения в религиозном экстазе, это не молитвы во спасение, кабы чего не случилось, и не натужная раздача копеек и варёных яичек пьянчугам и нищебродам. Духовный мир - это Мир Духа - прежде всего мир твоего собственного Духа, который послал тебя сюда, в этот земной мир, как раз ради своей трансформации, своего совершенствования. И именно эту миссию ты должен выполнить для него, то есть для самого себя Высшего. Отличить добро ото зла? Но как можно отличить того, чего нет, от того, чего нет также? Ведь все ваши понятия о добре и зле складываются из собственных восприятий материальных вещей, событий и понятий! Сколько людей, столько и мнений! Что для одного добро - для другого зло, и эта цепочка запутана бесконечно! Пытаясь её распутать в течение своей жизни, вы напрасно тратите своё время, которое придумали измерять с помощью механических приборов. Господи, какая глупость эти… ваши часики… линейки… термометры… Вы всю свою жизнь тратите на самокопание и копание в чужих жизнях, перерыли весь мозг себе и соседям вдоль и поперёк, но так и не нашли того клада, который ищете. А его там нет. Да и не там вы ищете. Клад этот не в мозге вашем, а в Духе, связь с которым вы потеряли. Родившись на Земле человеком, вы погрузились в мир материальный, и Дух ваш трансформировался в Душу. Но Душа ваша искажена вашими же измерительными приборами, и искажена самим примитивным миром материи…
У незнакомца пересохло в горле, и он жадно отпил глоток уже начавшего остывать чая.
— Откуда у вас вся эта информация? — не выдержал писатель.
— Я не знаю… — гость, казалось, вернулся в эту реальность из небытия и выглядел недоумённо. — А… что я вообще сейчас говорил?

Глава 7. Штурм

Бармалей почесал затылок.
— Послушай… Ведь быстро заработать большие деньги можно только головой. Нужно провести мозговой штурм! Давай выдвигать самые разнообразные идеи, даже абсолютно нелепые! Наша цель - быстрое привлечение больших денег, это сложно, поэтому принимаются самые сумасбродные идеи!
— Ограбить банк!
— Принято! — Бармалей записал первую идею на листе бумаги. — Еще?
— Твоя очередь.
— Взять заложников.
— Я даже знаю, кого, далеко ходить не надо. М-м-м… Волшебная палочка!
— Есть такая. Но вряд ли я ей что-нибудь заработаю…
— Фу, давай без пошлости.
— Ах, ну да, тебя же не интересуют таки палочки… Выиграть в лотерею!
— Мы идеи будем выдвигать, или опять претензии друг другу высказывать? Шантаж!
— Какой шантаж? Ах, шантаж… Записал! Но нужен компромат! Например, сфотографировать тебя с директором в баре… Хотя нет. Вдруг тебе понравится…
— О, точно! Завести интимную связь с директором!
— Не считается! Сейчас моя очередь… Итак. Продать то, чего у нас нет!
— Завести интимную связь с директором!
— Я не буду это записывать. Ты же отказалась от моей волшебной палочки. Так что без пошлости.
— Очень жаль. Это был вполне рабочий вариант, про директора. Тогда… Навести порчу!
— Я так и знал, что ты ведьма. А что, если… Когда у нас затмение? Давай скажем, что это мы погасили солнце, и потребуем деньги! Миллиард долларов нам хватит?
— Где-то я это уже читала. Хочешь объявить себя великим магом?
— Постой…
Бармалей остановил мозговой штурм.
Он задумчиво встал со стула, подошёл к кулеру и налил стакан холодной воды. Пока её коллега не спеша, и даже смакуя, пил обычную воду, Олеся внимательно наблюдала за ним, понимая, что больше никаких сумасбродных идей Бармалей записывать не будет.
Молодой человек поставил пустой стакан и снова сел за рабочее место. Сегодня был последний день их работы в обанкротившейся фирме, и у них теплилась надежда, что всё-таки удастся получить хоть какие-то крохи с барского стола. Другие уволенные сотрудники тоже не расходились, время от времени бегая в бухгалтерию, но каждый раз возвращались несолоно хлебавши - информации пока не было. Ходили слухи, что якобы кто-то из заместителей поехал в банк за деньгами, но что это за деньги, и выделят ли их на зарплату, никто сказать не мог. Общему возмущению не было предела, но что мог сделать офисный планктон супротив титанов большого бизнеса, и в былые дни смотревших на него свысока? Его мелочные проблемы не шли ни в какое сравнение с масштабом мысли и деятельности высшего руководства, которое воротило десятками миллионов налево и направо, легко переступая через те преграды, которые для обычных сотрудников выглядели непреодолимыми. Поэтому все в офисе, не смотря на конец рабочего дня, продолжали смиренно ждать своей участи, уповая на воображаемые добродетели руководства.
Вера в чудо веками оставалась неистребимым атрибутом простого люда, неспособного самостоятельно предпринять шаги для вызволения из создавшихся неприятностей. “Никто не может, так Бог поможет,”- вот была любимая поговорка тех, кто был слаб перед ударами судьбы, и в результате вымирал целыми поколениями и государствами, поскольку Бог почему-то не приходил и не помогал. Те же, кто был во власти, прекрасно понимали, что слезами горю не поможешь, и надо было самим брать себя за волосы и вытаскивать из болота, не ожидая помощи ни от кого. Собственно, потому эти люди и находились у руля - иначе как бы они там оказались? Ну и, конечно, идя во власть, идя к большим деньгам и масштабам деятельности, сильные люди обладали совершенно другим масштабом мысли, и готовы были буквально шагать по трупам ради достижения высокой цели. И подминали под себя более слабых, нерешительных, сомневающихся и ожидающих помощи со стороны. Власть имущие на пути к своему успеху не гнушались ни предательства друзей, ни обмана компаньонов, ни лжи подчинённым, их не могла остановить ни смерть кого-либо из них, ни страх самому потерять жизнь или деньги - только непреклонная воля могла двигать их вперёд и ввысь, сжигая преграды впереди себя и мосты за собой. Да, не все из них в итоге достигали высот, но те, кто добивался своей цели - никогда не жалели о содеянном на своём пути. Цель оправдывает средства - это, наверное, самая любимая поговорка тех, кто идёт вперёд, не жалея ни себя, ни других. Иначе, считают они, цели не достичь. И дороги, которые они выбирают, точно не вымощены тротуарной плиткой и не устланы персидскими коврами. Ведь весь смысл их жизни - это не путь, а цель. И только достигнув поставленной цели, они считают свою задачу выполненной, а сколько там позади осталось трупов и сломанных судеб - пусть считают те, кто и остался далеко позади.
Наконец, Звезда не вытерпела.
— Ну что? Мы будем гасить солнце?
— Да.
— А мы справимся вдвоём? Ведь оно такое большое… Мы никого не позовём на помощь?
— Позовём.
— И кого?
— Иисуса Христа.

Глава 8. Утро

Стало очевидным, что двум ночным собеседникам пришла пора отойти ко сну. Вечер выдался напряжённым, и под конец они оба выдохлись эмоционально. И гость, и хозяин прикладывали неимоверные усилия, чтобы понять, как можно помочь незнакомцу вспомнить самого себя. К тому же, сон мог помочь откатиться гостю до исходного состояния - кто знает, может, проснувшись, он полностью восстановит свою память!
Широкая койка легко вместила два мужских тела, хотя надо признать, что оба они были худощавого телосложения. Заснули быстро, ведь время подходило уже к утру. Писатель спал, уткнувшись носом в замасленные выцветшие обои - это была его привычная поза, в которой он и засыпал, и просыпался каждый день. Он редко видел сны, или же просто не запоминал их, но уж если запоминал, то сны эти были яркими и реалистичными, как обычная жизнь. Вот и в этот раз ему приснился именно такой сон.
Писатель стоял по колено в воде в горной речке, а мимо его ног проплывали крупные рыбины - осетры, сомы, щуки и ещё какие-то, которых он не знал. Однако поймать он их, как ни пытался, не мог - они постоянно выворачивались или выскальзывали у него из рук. Тогда он решил пройти дальше, на мелководье, где рыбы плыли уже по поверхности воды, и наконец смог захватить одного нерасторопного осетра и вытащить его на берег.
— Отпусти меня! Не убивай. Я исполню любое твоё желание!
— Хм… Говорящий осётр. Я, наверное, сплю… Да нет, всё же так реально - река, рыбы берег. Подумаешь, говорящий осётр… Я просто забыл, что осетры умеют разговаривать. Ну конечно, это всё объясняет.
— Нет, ты не просто забыл! Когда ты проснулся здесь, произошёл системный сбой! Помнишь, в детстве, тебе читали сказку про Емелю? Он поймал говорящую щуку, и она обещала выполнить три его желания! И ты всё детство потом мечтал поймать такую рыбу. Так ты и создал своего двойника, который ловил здесь говорящую рыбу. А когда попал сюда сам, произошло короткое замыкание - ведь ты и твой фантом объединились. И данные твоей памяти частично стёрлись.
— Какой разговорчивый осётр. Или ты не осётр?
— Конечно, я не осётр!
— А кто ты тогда?
— А ты прочитай у меня на боку!
Писатель повернул рыбу и увидел у самого хвоста татуировку “;;;;”. В этот момент осётр выскользнул у него из рук и быстро прыгнул в реку.
— Постой, а как же одно желание?!
— Бог подаст!
Писатель хотел было снова броситься в реку, но в этот момент засвистел кипящий чайник, и он проснулся. Гость стоял нагнувшись и протянув руку к чайнику, а виноватое лицо повернув в сторону писателя, как воришка, пойманный за руку.
— Ох, простите, разбудил вас…
— А который час?
— Половина седьмого.
— Надо же,и не спали почти. Но я выспался. А вы?
— Да, я тоже, потому и встал.
— Снилось что?
— Нет, мне не снятся сны…
— Ничего не вспомнили?
Незнакомец также виновато помотал головой и молча понёс чайник к столу.
— Ну и ладно. Значит, нам суждено с вами и дальше разгадывать эту загадку. Но давайте мы дадим вам пока имя, мне же надо как-то к вам обращаться!
— Выбирайте!
— Нет уж, вы давайте сами себя назовите, я ж вам не крёстный отец! - писатель улыбнулся.
— Ну, пусть будет… Иешуа. Раз уж на мне эта надпись!
— Иешуа… — писатель растерянно отвёл глаза в сторону. — Ну… хорошо. Хотя, надо признать, похожи…
— А что вас смущает?
— Ну, всё-таки это имя Иисуса Христа…
— А кто такой Иисус Христос?
Писатель решил не отвечать.
— Я вам позже расскажу. Это довольно длинная история…
— Хорошо. А вас как зовут?
— Барм… Ой, нет, простите, Иван. Ну или, в вашем случае, Иоанн! - писатель рассмеялся, но гость не понял шутку. — Позже, позже!
Снова пили чай с баранками, но обоим казалось, что эта процедура не надоест им никогда. В окно заглядывали солнечные зайчики, пускаемые шелестящей листвой деревьев, весело щебетали птицы, перелетая с места на место в поисках утреннего корма, и уже мёл своей шумной метлой по двору сердитый дворник дядя Лёша, стараясь навести чистоту и порядок до пробуждения ненавистных жильцов дома. Ненавидел он их просто так, по доброте душевной, и ничего не просил взамен - вот такой удивительный человек был этот дядя Лёша. Возможно, но не точно, виной тому была не очень доброкачественная опухоль, давшая о себе знать ещё полтора года назад, и в последнее время напоминавшая о себе всё чаще и чаще. А возможно, и желудочная язва, вызванная многолетним запущенным гастритом, или соседский мальчишка, постоянно дёргающий звонок на своём велосипеде назло ругающемуся дворнику, или единственная дочь, исчезнувшая из дома с легкомысленным иностранным студентом и не подававшая никакой весточки… Да там, если порыться, можно было ещё с десяток причин найти, но суть была одна - дядя Лёша не любил жильцов, а жильцы не любили дядю Лёшу, и их пламенная нелюбовь друг к другу была самой сильной и чистой нелюбовью на всём белом свете.
Хозяин и гость наконец допили чай.
— Я вас не отвлекаю ни от чего? Может, вам на работу надо идти? Так вы скажите, я не обременю, пойду снова на реку, может, там удастся что-то вспомнить…
— Сегодня выходной, воскресенье. Вот вам ключ от этого подвала, можете жить здесь сколько угодно, ну или пока не вспомните, кто вы. А на реку с вами вместе пойдём. Вас вообще одного опасно отпускать куда-либо. Ищи вас потом по всему городу…
— Спасибо. Ну что, идём?
Выйдя во двор, друзьям (давайте уж теперь называть их так) очень не повезло - беспощадная метла дворника как раз собиралась пройтись возле входа в их жилище. Дядя Лёша с присущей ему ледяной ненавистью посмотрел на двух непутёвых жильцов, спозаранку решивших потрепать ему нервы, но тут же осёкся, пересёкшись взглядом с новым постояльцем. Что-то ёкнуло у дворника внутри и щёлкнул тумблер, отвечавший доселе за ненависть. Дядя Лёша встал, как вкопанный, с метлой, застывшей на замахе, и разинув рот смотрел на Иешуа, как на инопланетянина.
Инопланетянин тоже посмотрел на дворника, но коротко, после этого подошёл к нему и положил правую руку на грудь. После чего он поднял взгляд и около минуты они так стояли молча, глядя друг другу в глаза, ни разу при этом не моргнув. Наконец, “инопланетянин” убрал руку, улыбнулся дворнику напоследок, и обернулся к обескураженному этой немой сценой Ивану:
— Ну что, идём? Нам кажется вот туда…
Друзья направились к выходу со двора, а дядя Лёша опустил метлу и удивлённо поднёс руку к тому месту, где ещё недавно лежала рука Иешуа. Он больше не ощущал никакой боли. Ни от язвы в желудке, ни от опухоли в груди, ни от велосипедного звонка в голове. Кто-то знакомо зашуршал за его спиной, и дворник обернулся.
— Папа! — блудная дочь бросилась в объятья любящего отца.
— Доча…

Глава 9. Старт

— Ой-ой, смотри, объявление какое-то! Не вижу, что там написано? Вто-рое… при-шест-вие… Хри… ста!
— Ой, батюшки, конец света что-ли наступает опять?
Две божьи старушки наперебой читали свежую листовку на двери подъезда, заботливо наклеенную для них небесными вестниками. Объявления эти необыкновенным образом за одну ночь появились в нескольких районах города на жилых домах, фонарных столбах, рекламных досках, остановках и торговых точках. Часть листовок была оставлена в почтовых ящиках, в транспорте, на ресепшенах бизнес-центров и городских учреждений, пачками роздана рекламным промоутерам. Люди читали, улыбались, обсуждали, кто-то задумывался, хмурился, кто-то рвал на клочки, а кто-то клал в карман. В общем, акция не прошла незамеченной.
Бармалей и Звезда впервые спали вместе. Но лежали они одетыми и поперёк разложенного дивана, лицами вниз, как будто неведомая сила застала их врасплох и свалила наотмашь одним ударом. По полу были разбросаны оставшиеся листовки, под ногами валялась опрокинутая банка с клеем, а чуть поодаль испачканная кисть и пустая бутылка из под виски. Из всей этой живописной картины можно было сделать однозначный вывод, что небесными вестниками, ошарашившими своим объявлением бабушек у подъезда, были наши герои.
“Срочное известие!
Официальная информация (с)
На 10 августа назначено
Второе пришествие Христа!
Только в нашем городе!
Встреча состоится в актовом зале Дома Культуры.
Всем желающим спастись необходимо срочно
зарегистрироваться на сайте
www.2coming.ru
или перевести гарантийный возвратный платеж
555 руб. по номеру телефона
8-*05-*05-55-*5
Оплата принимается только в течение 2х дней!
Кол-во мест ограничено!
Автоматическое излечение от всех болезней!
Бесплатная раздача билетов на ковчег!
СМИ регистрируются в администрации города.
                Гособлгорком ВПХ”

Первым поднял голову с дивана Бармалей. Опухшим спросонья взглядом он недоумённо оглядел незнакомую комнату, внимательно заглянул в лицо своей Звезде, узнал, вспомнил обстоятельства прошедшей ночи и снова уткнулся лицом в диван. Потом настала очередь Олеси проделать ту же процедуру, но в отличие от напарника она предпочла встать и пойти в свою ванную принять прохладный душ.
Предложенная Бармалеем идея поначалу казалась ей сумасбродной, и она только смеялась над ней своим неповторимым надрывистым смехом, но уже за это ему надо было сказать спасибо. Зарплату в тот вечер так не дали, и поэтому настроение было у обоих ниже плинтуса. Забавную на первый взгляд идею Бармалея коллеги всё же обсудили, и чем больше они её разбирали, тем больше она стала казаться им достойной воплощения. Поскольку время уже было позднее, они покинули офис, прихватив пару пачек бумаги, а заодно и принтер, который вынесли мимо охранника через окно. Поскольку ещё один принтер был только в доме Олеси, направились к ней, по дороге забежав в магазин за продуктами, клеем ПВА и кисточками, а предусмотрительный Бармалей прикупил ещё и бутылку виски.
Над текстом объявления спорили долго, но в конце концов спорить устали и пришли к компромиссному варианту. Кричащие фразы были включены из варианта Бармалея, а строгие официальные - из текста Звезды. Также мужская половина отвечала за создание и наполнение сайта, а женская за приём платежей на телефон и распределение прибыли. Весь поздний вечер они посвятили печатанию листовок на двух принтерах вприкуску с бутербродами, а всю ночь и раннее утро - путешествию по городским подъездам, остановкам и фонарным столбам. Как только город проснулся, шатающаяся от недосыпа парочка разместила согласно составленного ранее списка остальные листовки (мы об этом писали ранее), а также заказала в типографии несколько афиш “на пробу, потом тыщу закажем”.
Домой вернулись уже мало что соображая, и по той же причине Бармалей оказался дома у Олеси, а не у себя, что и вызвало у него позже приступ недоумения. Однако это не помешало им отпраздновать старт совместного предприятия заготовленной бутылкой виски, а уж как они потом доползли до дивана и сумели его разложить, неизвестно даже автору этих строк.
Вернувшись из ванной, Звезда бесцеремонно пнула развалившегося на ее спальном месте напарника и разбудила намеренно грубоватой фразой:
— Эй, аферист, тебе домой не пора?
— Отстань, пройдоха.
— Прохиндей!
— Лохотронщица!
На этом взаимные обвинения закончились, Бармалей поднялся, умылся и закрыл за собой входную дверь. Им нужно было просто отдохнуть друг от друга - никогда ещё раньше они так долго и близко не общались, даже сидя в одном кабинете. А ведь впереди у них ещё было очень много дел…

Глава 10.

На берег реки в городском парке вышли довольно быстро - Иешуа не успел далеко уйти от него прошедшей ночью. Но он никак не мог найти или узнать то место, где впервые осознал себя человеком, находящимся “здесь и сейчас”.
Вместе с Иваном они стали шарить по близлежащим кустарникам, надеясь найти хоть какие-то следы ночного пребывания таинственного гостя, но всё было тщетно. И когда друзья уже почти отчаялись в своих поисках, на Иешуа неожиданно залаяла собака, голос которой показался ему знакомым.
— Постой… Вот она, она видела меня в тот раз! Это она шарахнулась от меня прочь, когда я появился в парке! Девушка, скажите, а вы видели меня здесь вчера днём?
Хозяйка собаки изменилась в лице, побледнела, отрицательно замотала головой и поспешила было поскорее удалиться прочь, но Иван встал у нее на пути, показывая всем своим видом, что сбежать она сможет только через его труп. Трупы девушка явно недолюбливала.
— Да-да, видела, но ничего не видела! Оставьте меня в покое, я никому ничего не скажу!
— Чего не скажите?
— Ничего не скажу!
— А чего именно-то не скажете? - Иван никак не хотел сдаваться.
— Что вот он, — девушка ткнула пальцем во второго подозрительного мужчину, — появился вчера передо мной прямо из ниоткуда, из воздуха, и что смотрел на меня в своем длинном плаще огромными глазищами и задумывал что-то нехорошее!
Иешуа обиделся. Что такого нехорошего он мог задумать в отношении той девушки, если даже не видел её! Смотрел ошалело насквозь и судорожно по сторонам, силясь понять, кто он, где он, и зачем он…
— А не подскажете ли, где именно он впервые появился, в каком месте?
Женщина осторожно оглянулась назад, стараясь не терять из вида двоих “проходимцев”.
— Ну, вот там кажется… Возле столба.
После этого, как только Иешуа и Иван уставили свои удивлённые взоры на одинокий фонарный столб посреди парковой лужайки, она резко схватила на руки свою перепуганную собачонку и рванула прочь. Но наших друзей эта девушка больше не интересовала - всё их внимание теперь было сосредоточено на таинственном столбе, этой точке отсчета, с которой им предстояло теперь начать раскручивать клубок тех событий, которые привели дождливой ночью заблудившегося незнакомца в дом радушного писателя.
Новоиспечённые сыщики подошли к безмолвному объекту дознания вплотную и стали дотошно осматривать его состояние. Не найдя ничего примечательного и не добившись от свидетеля никаких показаний, они в молчаливом отчаянии посмотрели друг на друга.
— У нас явно недостаточно вводной информации, нужны ещё источники вдохновения, — со вздохом заключил Иван, и окинул взглядом местность. Местность не отреагировала.
Иешуа встал к столбу вплотную спиной и закрыл глаза. Так прошло пару минут, после чего его глаза открылись и он сделал несколько шагов вперёд. Иван отошёл в сторону и стал наблюдать за своим новым знакомым издалека. Тот не долго попереминался с ноги на ногу, повернулся направо, к реке, и шаткой походкой направился к ней. Затем, у самого берега, заканчивающегося мощеным крутым спуском, он развернулся и побрел вдоль обрыва. По пути он несколько раз останавливался, от кого-то шарахался, оборачивался по сторонам и продолжал движение.
По всему было видно, что Иешуа полностью повторял те свои движения, которые совершал вчера, впервые оказавшись на этом месте. В конце концов, после нескольких минут блуждания по парку, он неожиданно рванул в сторону и оказался в густом кустарнике, из которого уже не вышел. Видимо, это был тот самый кустарник, в котором таинственный гость и провёл свою “ночь перед Рождеством”, прежде чем объявиться в квартире писателя.
Иван рванул в кусты вслед за Иешуа и обнаружил его там свернувшимся комочком, лежащим на боку и обхватившим рваными перчатками худые колени. При появлении новоиспеченного друга Иешуа встал, отряхнулся и протянул писателю мятый листок бумаги.
— Я нашёл это здесь.
Иван дрожащими руками развернул листовку и прочитал до боли знакомый текст:

“Срочное известие!
Официальная информация (с)
На 10 августа назначено
Второе пришествие Христа!
Только в нашем городе!..”

Дальше Иван читать не стал, он знал его наизусть.
— Ты знаешь, что это? - Иешуа пристально смотрел на писателя.
— Д… да… Но… откуда это здесь?
— Видимо, это выпало из кармана моего плаща…
— Я ничего не понимаю. Этому листку бумаги лет десять! Как он здесь оказался?
— И я этого не знаю. Но вижу, что тебе есть, что мне рассказать из своего “тёмного прошлого”. И теперь становится понятно, что встретились мы с тобой не случайно. Именно с тобой. И появился я здесь, по всему видать, именно для того, чтобы найти тебя. И… и ещё…
Иешуа поднял свои руки в перчатках с обрезанными пальцами и посмотрел сначала на них, а затем на Ивана. После этого он с трудом стянул с себя перчатки и протянул писателю раскрытые ладони.
— Мне кажется, ты знаешь, что это такое. И я жду, чтобы ты теперь объяснил это мне. Всё объяснил.
Иван широко раскрытыми глазами смотрел на ладони, которые протянул ему ночной посетитель. Посреди каждой из них зияли еще недавно кровоточащие, а теперь покрытые запёкшейся кровью страшные раны. Иван опешил.
— Стигматы…

Глава 11.

10 августа, согласно сроку и месту, указанным в объявлении о долгожданной встрече со Спасителем, огромная толпа страждущих самолично засвидетельствовать его второе пришествие с нетерпением ожидала начало представления. Небольшую интригу ко всей этой странной ситуации добавлял тот немаловажный факт, что время встречи в листовке указано не было - его можно было узнать лишь на сайте, предварительно оплатив регистрационный сбор.
К сожалению, ни один из собравшихся не удосужился заранее оплатить входной билет, и потому работа “Спасителям” предстояла трудная и кропотливая. Но, как хорошо помнили Бармалей и Звезда, спасение утопающих - дело рук самих утопающих, и потому всё, что им необходимо было сделать для получения столь необходимой финансовой прибыли - это начать утопающих топить.
Поскольку сам Дом Культуры был закрыт на ремонт еще в советское время, то доступ ко входу в его актовый зал был возможен только через задний двор, заваленный кучами строительного мусора. Однако толпу любопытных зевак и наполненных нездоровой долей оптимизма бабушек-старушек это нисколько не смущало - все их взоры были обращены только на покосившуюся от времени входную дверь, покрытую следами облупленной краски и почему-то запертую на железный засов.
— Во сколько начнется, кто знает?
На нарушивший тихие пересуды громкий вопрос неопрятного вида забулдыги ответа не последовало. Мирской люд напряжённо замолчал, но тут же продолжил перешёптываться и причитать.
— Понятненько. Значит, все тут безбилетники. На чужой шее в рай собрались? А что-то ковчега не видно, не проплывал ещё? Сдаётся мне, и не проплывёт, пока не заплатим, — у автора первого вопроса явно проснулось вдохновение.
— Так возьми и заплати, чего треплешь языком то? - не выдержала мелкая старушка с крупным морщинистым носом, уперев руки в бока и насупив брови.
— А вот и заплачу! — последовал резкий ответ, и забулдыга принялся шарить по карманам, шелестеть мятыми бумажками и перебирать мелочь. — Граждане, сто десять рублей только! Никто не добавит?
— А тебе на бутылку или на доброе дело? — обёрнутая с головы до ног в густой платок девушка позади новоиспечённого мецената задала прямой вопрос.
— На богоугодное! Душу хочу свою спасти! Десять лет уж как пропиваю свой нездоровый организм, тунеядничаю, семью бросил - жизнь стала не мила, хоть вешайся! Никто компанию не хочет составить, кстати?
— Вешаться?
— Душу спасать!
— Ну, давай я поучаствую, - девушка в платке достала из-за пазухи косметичку и вынула оттуда купюру в пятьсот рублей.
Приложив её деньги к своим, несвежего вида мужчина направился ко входной двери и сильно в неё постучал. Поскольку ответа не последовало, он осмотрел засов и легонько дёрнул его на себя. Засов легко отошёл, забулдыга толкнул дверь, та на удивление также легко поддалась, и он исчез во мраке почившего в забытьи Дома Культуры.
Прошло томительных минут пять, в ходе которых дворовую территорию оглушала гробовая тишина, прежде чем в проёме двери показалась фигура мужчины, но не забулдыги, а вполне административного вида интеллигента в пиджаке и галстуке. Тот исподлобья поверх роговых очков оглядел затаившую дыхание толпу и спросил:
— Ещё желающие будут на встречу к Иисусу? Там уже полный зал собрался! Почему без билетов? Читать не умеете? Теперь из-за вас второй зал набирать придётся! Кто следующий?
Знакомая нам уже девушка, завёрнутая в большой платок, тут же рванула к двери, доставая на ходу ещё одну пятисотрублёвку.
— Я тому мужику ещё пятьсот давала! Это за него и за меня!
— Я знаю, проходите!
Потерявшая над собой контроль разношёрстная толпа, натыкаясь на кучи мусора и сбивая по пути наиболее нерасторопных конкурентов, наперегонки бросилась к спасительной двери. Деньги текли ручьем.

Глава 12.

— Стигматы…
Это слово Иван повторял про себя всю дорогу, пока они шли с Иешуа обратно к нему домой, в подвал. Но, войдя в своё жилище, писатель уже не узнал его. Нет, всё оставалось на своих местах - камин, кровать, тумбочка, стол, стул, чайник, вешалка. И даже сами предметы нисколько не изменились за время отсутствия их хозяина. Изменился сам хозяин.
Всё, что Иван теперь видел вокруг себя, стало для него чужим. Но не столько чужим, сколько… забытым, что ли, как будто из другой жизни. Ну, может из детства, или из какой параллельной реальности, из сновидения. Ну вот вроде всё знакомое, но… не своё. Как будто писатель вырос из своих штанишек, и теперь недоуменно рассматривал их, вертя в разные стороны и не понимая, как он раньше их мог носить.
Застывшего на пороге Ивана слегка подтолкнул вперед наткнувшийся на него друг.
— Давай, давай, не стесняйся, чувствуй себя, как дома, — с ухмылкой произнёс он.
В поведении, да и в облике ночного гостя тоже произошли определённые изменения. Он перестал быть испуганным, неловким, улетучилась куда-то природная скромность, появилась уверенность и даже какая-то жёсткость, но не грубость. Иван почувствовал это ещё там, в парке, когда Иешуа протянул ему скомканное объявление о втором пришествии Иисуса Христа. И тут же сказал объяснить ему, что всё это значит. А означало  это теперь то, что главным в их паре становился не писатель.
Иван сел на стул, опустив голову в раздумьях, но на самом деле погрузился в прострацию, не в силах скомпоновать поток мыслей и чувств, и таким образом решил просто переждать, когда они сами устаканятся. Иешуа, видя замешательство нового товарища, не стал его допекать расспросами, а молча поставил чайник у камина и присел там же.
Он тоже почувствовал изменения. Но что ему оставалось делать? Пребывать в беспомощном состоянии небытия, незнания, пустоты больше не было сил - его мозгу нужно было за что-то ухватиться, чтобы начать чувствовать себя здравомыслящим человеком, ему нужна была хоть какая-то зацепка, и поэтому он встал тогда у столба и постарался вернуться в тот момент, когда впервые возле него оказался. Дальше же он действовал, как в трансе - весь его путь по парку, до реки и до кустарника, был как во сне. Подняв с земли клочок бумаги, он понял, что наконец нашёл то, что искал, и после этого сразу упал без сил навзничь, сотрясаемый судорогами. Уже позже он сжался в комок, чтобы собрать себя воедино, и именно в таком состоянии и обнаружил его писатель.
Иешуа в задумчивости смотрел на огонь широко раскрытыми глазами, но пылающий жар нисколько не обжигал и не ослеплял их. Алые отблески пламени рисовали причудливые узоры на его уставшем скуластом лице, волны густых волос струясь спускались по вискам и плечам, а освобождённые от плена перчаток кисти рук непринуждённо отдыхали на согнутых коленях. Гость повернул кисти вверх ладонями и внимательно посмотрел на раны, которые писатель назвал странным словом “стигматы”. Что он имел в виду, что означало это слово? Для Иешуа оно было чужим. Он повернул голову налево и посмотрел на Ивана, всё ещё сидящего с понурой головой у края стола. Не сейчас.
В дверь подвала постучали. Хозяин поднял голову, очнувшись от небытия, встрепенулся, поднялся со стула, посмотрел в сторону Иешуа и направился по лестнице наверх, чтобы встретить непрошенного гостя. Иешуа не тронулся с места, он всё ещё сидел у камина в ожидании закипания чайника и смотрел на стул, с которого только что поднялся Иван. Не сейчас…
Наверху скрипнула дверь, затем раздался шорох, чьи-то приглушённые голоса, и послышались спускающиеся с лестницы шаги нескольких пар ног. В тёмном проёме появились фигуры людей, застыли там, а затем прошли в комнату, где на них упал свет слабой электрической лампочки.
На пороге стоял Иван и два его гостя - уже совсем не сердитый дворник дядя Лёша, встретившийся нашим героям этим утром, и его дочка Варя, так неожиданно вернувшаяся из блудного приключения к счастливому отцу.

Глава 13.