Ухожу в дождь

Он: «И ты уходишь в дождь, и малокровная луна проплывает между непоследовательными нагромождениями свинцовых облаков, и желтоглазая осень танцуюет под вальс опадающих листьев, и сквозь полупрозрачные нити дождя ускользает наше время, и счастье, о котором мы мечтали и не смогли удержать. Ты уходишь в дождь, забери с собой свою унылую осень».
Она: «И стихло в сердце все, и осень лепестками прожитой жизни тает на губах, и только вздохи не имеющего пристанища ветра, и бархатная ночь опускается на землю, и мерцающие звезды трепещут в ласковых объятьях шелковой темноты, и я ухожу от тебя, хотя мне и некуда идти».
Он: «Моя любовь не умерла, она ушла от меня, глядя ночное фиалковое небо, расшитое вереницею сияющих звезд. А я остался любить и ждать, зная, что она уже никогда не вернется».
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 5, глава 1
Волею Всевышнего души облекаются в плоть. В плену иллюзии они радуются, скорбят, страдают, творят, действуют, боятся и терпят муки рождения и смерти. Мы повинуемся своей природе, как бык с кольцом в носу повинуется погонщику. Едва душа обретает качества наблюдаемого мира, она связывает себя узами отношений с его обитателями и потому неизбежно подчиняется долгу, очерченному этими отношениями, а что неизбежно, то не заслуживает нашей печали. Согласно обретенным качествам: возбуждение, просветление и помрачение, мы облекаемся в телесную оболочку и испытываем радости и страдания, присущие обретенному виду тела.
 
Прошло наше шоколадное лето, все забылось, стерлось, смешалось с повседневной суетой, смылось моросящими осенними дождями. Размытые тени нашей потерянной любви, отраженные свечами обреченности, букет увядших роз на столе, в разорванном сердце пустота. И на руках вечности качаются сахарные облака, и в вечерних сумерках рождается сиреневый закат, и фиолетовая ночь накрыла вязким покрывалом утомившуюся землю, и удрученная луна застыла на неизмеримых сферах непостижимости, и опрокинутое небо, усеянное фасолинками звезд, и город спит зарывшись в полусумрак, я ухожу и больше не люблю, и хлопнувшая дверь, и только ночь услышит сердца шепот, и тихое «остановись, не уходи». Октябрь украсил кроны деревьев желто-бардовой проседью, величественные паруса шелковистых облаков, проплывающие по гордой синеве беспредельности, под ногами всхлипывают, стонут и плачут разноцветные холмики опавших листьев, все безвозвратно ушло, утонуло в порывистости и быстротечности, сквозь тонкое покрывало расставания затерялось наше время. С тех пор, как ты ушла, без конца идет дождь, а я застрял в нашем безрассудном лете и в нашей утерянной любви. Безысходно хватаюсь за утонувшие островки прошлого и кричу, кричу, кричу тебе в след: «Вернись, я жду тебя всегда». Но ты меня не слышишь или не хочешь слышать!
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 2, глава 2
Сотворенная вселенная не замыслена Творцом как место возможного счастья, потому всякие усилия для достижения счастья здесь оказываются тщетны.
 
Мое счастье подошло ко мне вплотную, и я увидел его нежные призрачные очертания, услышал застенчивый шепот его губ, его прерывистое возбужденное дыхание, отраженное в хрустальных бусинках утренней росы. Я никогда и ни за что не соглашусь на что-то меньшее, чем ты, любовь моя, потому что ты и есть мое счастье! Клубничный рассвет отпугивает растерянные смуглые тени; новый яркий солнечный день, приносящий заблудившемуся путнику долгожданную надежду; бездонные голубоглазые небеса ласково обнимают задремавшую землю; малахитовые волны послушных лугов колышутся в руках вечности; белоснежные облака надменно проплывают в бездонной беспредельности; своенравный, беспокойный ветер едва заметно треплет рыжие колосья пшеницы; рубиново-красный закат свидетельствует о нашей скорой встрече; лучи заходящего солнца застилают оливковые скатерти полей; густые опаловые туманы, словно волшебные призраки, стоят над изумрудно-зеленой рекой; еле слышный шепот твоих коралловых губ, звездная ночь, окутанная шелковой темнотой, прикрывающая любовную наготу горячих трепетных сердец; бриллиантовые звезды опоясывают лучезарным хороводом небосвод и сливаются в одно волшебное сияние. Эта не знающая меры легкомысленная безответственная молодость, убедительно полагающая, что стареют все, кроме молодых.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 7, глава 9
Потакать желаниям плоти — все равно что расчесывать зуд. Похотливый мирянин полагает, что его счастье — в чесании зуда на конце плоти. О, если бы это было так, то самые похотливые были бы самыми умиротворенными. Чтобы избежать будущих страданий, нужно воздержаться от чесания в зудящем месте, а высвободившиеся силы употребить на поиски своего истинного предназначения — служения Безграничному.
 
Юность, словно торопливая весна, врывается без предупреждения, как всполохи солнечного света, озаряющие комнату ранним утром. И голые бесстыдные ночи, и лунный свет, струящийся в окно, и наши губы на расстоянии выдоха, и мир, пульсирующий палящим пламенем любви, и пряный запах непоседливого ветра, что цветочным ароматом доносится с изумрудных лугов, и бой часов под музыку июньского дождя, и исступленный ритм спешащей жизни, и пульс неудержимого времени, и перестук сердец, отчаянно влюбленных. Струится откровенная ночь, бездонная звездная пропасть над головой, бриллиантовая россыпь, вкрапленная в бархатную синеву, сапфировые купола поднебесья. Мягкий свет луны затопил волшебным искрящимся серебром пологие холмы и неглубокие овраги, заливные луга и сосновые перелески, зеркальную гладь реки и изумрудные березовые рощицы. Колесо времени не случайно свело наши судьбы вместе, наши души соприкоснулись, наши губы слились, звездное небо коснулось наших сердец, время ослабло, застыло и остановилось, и мы провалились в безмятежное счастье сквозь цветочные миры и фиалковые сферы. Все вокруг изменилось, пространство перестало быть беспредельным и сомкнулось волшебным кругом над нашими головами, в то самое время мы были бесконечны. В эту теплую летнюю ночь все купалось в любви: деревья, полевые цветы, лиловые тени, падающие от теней, речные кувшинки и лилии замерли, налитые сказочным сиянием луны. Сластолюбивый бог любви, его безумные пленительные стрелы, вонзающиеся в обнаженные сердца. Неслышно обнимает шелковая ночь, темно-васильковое небо вместо крыши, стертая темнотой граница дозволенного, дрожание несмелых губ, две нежности, две пары рук, два юных сердца, бьющихся как одно, не сводящие друг с друга влюбленных глаз. Сплетаясь в неистовом объятии, они сияют как две ошеломляющие луны на усыпанном звездами небе и выскальзывают за грани наблюдаемой реальности, за ограниченные пределы, в которых находится необузданный мир любви. Провал во времени, набор случайных фраз, натянутая тетива страстей, одна бесстыжая любовь, земля качнулась под нашими ногами, споткнулась и поплыла. Напившись твоих жадных губ, укрывшись звездным небом, положив под голову вельветовую ночь, я сплю и вижу сны о тебе и вечном счастье. Что дальше, я не знаю, в руках держу лишь этот хрупкий миг, отчаянно дрожащий!
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 7, глава
Счастье в бренном мире — что мираж в пустыне. Смертные заботятся о бренном, погибающем теле как о средстве, инструменте для удовольствий, но оно больше напоминает вместилище нечистот, сомнений и болезней. И даже ученые мужи, властители умов, призывают смертных искать подлинное счастье там, где его нет и быть не может, — в области чувственных ощущений, где все зыбко и мимолетно. Счастлив не тот, кто сделался рабом своих чувств, но тот, кто отверг их гнет.