Продается старое пианино

  — В дверь звонят, кажется.
Евгений Петрович, худощавый мужчина преклонного возраста с усталым печальным точно у Пьеро (как, если бы тот растянул свою грусть лет так до шестидесяти пяти) лицом, прислушался, нехотя оторвавшись от монитора, за которым завис еще с раннего утра, и пошел открывать, разминая по пути изрядно затекшие плечи.
Сегодня к нему должен был зайти покупатель на старое (привет из начала девяностых) пианино, даром только занимавшее место в гостиной. Евгений Петрович сподобился наконец радикально разобраться с инструментом, давно ставшим для него обузой.
Он бы с удовольствием избавился от пианино еще раньше, но до недавнего времени клавиши их "Октавы" любила перебирать жена, решив, что нечего добру пропадать, раз уж в свое время из сына Рубинштейна не вышло. Бренчала она, испытывая на крепость нервную систему мужа и соседей, до того страшного ковидного года….
Похоронив жену, Евгений Петрович хотел было пристроить инструмент по первоначальному назначению— к сыну, жившему в Бирюлево, но едва лишь успел заикнуться ему об этом, как получил в ответ всплеск негодования.
— Ты, батя, в детстве надо мной мало издевался, продолжить решил?
— Так я ж для Лешки с Максимом. - вяло оправдывался Евгений Петрович. - Для общего развития.
— Твои внуки кроме хоккея ничего знать не хотят. Забыл? И вообще, я нормальный отец, не изверг какой-нибудь.

Так и остался Евгений Петрович один на один с пианино. Самому начинать музицировать- вроде уже не с руки. Шестьдесят с прицепом. Нет, пианино вещь, конечно, в хозяйстве полезная. Можно поставить на него что-нибудь не особо под рукой нужное: будильник, например, вазу там с цветами, доску с не доигранной партией в шахматы. Только цветов Евгению Петровичу отродясь не дарили, а будильник в последнее время ему был без надобности. На пенсию вышел, да и просыпаться стал раньше петухов. В шахматы тоже играть было особо не с кем, разве только сын заскочит иногда. И тогда, пораскинув мозгами, он решил продать инструмент чтобы приобрести себе вместо него новый компьютер. Как-никак перед монитором Евгений Петрович теперь проводил большую часть жизни: читал, смотрел, слушал, общался с виртуальными друзьями, коих у него уже перевалило за тысячу. Правда, общение это было какое-то ненастоящее, пластмассовое. Евгений Петрович уже стал забывать то время, когда за разговором он смотрел в глаза собеседнику, ощущая своей душой его ауру. А как раньше он любил «рождать в споре истину», объяснять, отчаянно жестикулируя, и, убедившись, что оппонент, наконец, постиг суть вопроса, похлопать несмышленыша по плечу? А пивка попить с корешами из трехлитровой банки или просто раскурить одну последнюю папиросу на троих? Эх, где они, теперь кореша? С ними, чтобы ощутить гармонию в отношениях, бывало даже слов не требовалось. Красноречивый взгляд говорил больше самых убедительных слов. В сети же молчание означает только одно— безразличие. Эмоции там вообще принято выражать в виде так называемых «эмодзи», среди которых Евгений Петрович еще ни разу не встречал аутентичного собственному настроению. Ему приходилось либо, унижая себя, улыбаться во весь рот, как Петрушка, либо удивляться, высунув, словно идиот, язык. А виртуальная печаль — это непременно какой-то истеричный Колобок, изливающий в разные стороны потоки слез. Античная трагедия с масками, не иначе. Не даром трагедия называлась у древних греков— Песнь козлов.

Оказавшись в коридоре, Евгений Петрович почувствовал сквозь входную дверь пленительный запах свежей выпечки, скорее всего пончиков, и тут же вспомнил, что он, несмотря на обеденное время, еще не завтракал.
За дверью Евгений Петрович увидел пожилого лысоватого мужчину со спортивной сумкой через плечо. В вытянутых руках тот торжественно, словно букет роз, держал источавший пленительные ароматы просаленный пакет, увенчанный, как вершина Монблана снежной шапкой, большим куском сахара.
— Это вы продаете пианино? – спросил визитер, откашлявшись, после того, как нечаянно втянул носом толику пудры. — Я вам сегодня звонил утром.
—Заходите. Обувь можете не снимать, ноги о коврик вытрите только. Максим Андреевич, если не ошибаюсь?
—Он самый. У вас, гляжу, пекарня в соседнем доме, — пояснил Максим Андреевич, поймав взгляд Евгения Петровича, заинтересовано остановившийся на пакете, —Здорово живете. Вот и я, дай, думаю, пончиков куплю, а то такие восхитительные- черти, точно, как в детстве. Вдруг, думаю, хозяева захотят выпить чайку с хорошим человеком в моем лице.
Максим Андреевич помялся, встав в нерешительности между комнатой, где его ждало пианино, и кухней.
— Не удержался знаете ли. У меня в детстве рядом с домом тоже чебуречная работала, там и пончики пекли.
Мы еще пацанами во дворе, скинувшись, гонцов посылали за ними. Бывало обратно не дожидались. Не желаете?
Гость, протянув вперед ароматный пакет, смотрел на Евгения Петровича чуть ли не умоляюще.

— Почему нет? — после небольшой паузы согласился Евгений Петрович, почувствовав, как у него текут слюни, словно у собаки Павлова, — Сейчас пианино посмотрим, а затем чайник поставлю.
— Может лучше сначала чайник? — осторожно предложил Максим Андреевич, сделав едва заметный шажок в сторону кухни, — Пока пончики не остыли. А потом и пианино сразу.
Евгений Петрович решил, что покупатель прав, и пианино, в отличие от нежной выпечки, за десять минут товарный вид не потеряет.
— Ну тогда милости прошу на кухню.

Через минуту хозяин ставил чай и слушал речи своего гостя, который, казалось, был только счастлив выговориться.
— Вы какой чай завариваете? Зеленый? А вот Достоевский, знаете, пил всегда только черный. У него для такой цели была разработана целая церемония. Сначала он ополаскивал чайник горячей водой. Затем сыпал в него три ложки чая. Ни больше ни меньше. Потом заливал на треть, накрывая салфеткой, а спустя три минуты добавлял еще кипятка. Заметили, что обряд окружает магическая цифра три?...
Когда подали черный байховый чай, заваренный по рецепту Федора Михайловича, Максим Андреевич уже увлеченно рассказывал, как правильно готовить домашнее вино из дикого терна. До Евгения Петровича то и дело долетали незнакомые слова, о значении которых он стеснялся спросить: батонаж, сульфитаж, шаптализация.
— Кстати, если желаете покрепче чего- нибудь, у меня тоже есть. — встрепенулся вдруг гость и кивнул на свою сумку, оставленную в коридоре, - Три звездочки.
Евгений Петрович машинально обернулся, опасаясь, как бы жена не подслушала их крамольные речи, но, спохватившись, вздрогнул и опустил слегка затуманившийся взгляд (два года прошло, как его уже никто не подслушивал. Проклятый ковид).
— Не могу. — тяжело вздохнул он. — Язва, будь она неладна.
— А у меня панкреатит, но я тем не менее позволяю себе по случаю. Правда, панкреатином приходится закусывать. На двести грамм коньяка три таблетки по 20 единиц. Прокатывает.
— Панкреатит — это плохо.
— Язва не лучше.
— Тут либо одно, либо другое. В нашем возрасте не бывает иначе. Если только не все сразу.
— Кстати немного спирта для прижигания язвы самое то. А затем маслом.
Максим Андреевич принялся рассказывать, как его хороший знакомый таким образом однажды исцелился от язвы. Потом он поведал сколько шагов надо пройти в день во избежание возникновения сосудистых бляшек, и чем кроссовки Найк СБ лучше спортивной обуви Адидас.
За время беседы Евгений Петрович два раза ставил свежий чайник. И дело было даже не в том, что пончиков оказалось много, просто его затянул живой непосредственный разговор.
Тем более Максим Андреевич располагал к общению: дружелюбный, эрудированный, тактичный. Незаметно для себя и Евгений Петрович рассказал о прошедшей жизни, перелистав страницы своей судьбы, начиная от службы в армии, вплоть до самых последних дней. Само собой, не обошел стороной историю своей тяжкой утраты два года назад.
Его визави слушал внимательно, не перебивая, когда следовало— смеялся, когда было необходимо —сочувствовал, кивая лысеющей головой. Умеющий не только говорить, но и слушать гость оказался просто идеальным собеседником.

—- Ну так как насчет покупки? — вспомнил вдруг Евгений Петрович о цели визита гостя, когда на улице автоматически включились фонари, — Наверное, утомил я вас своими разговорами.
- О чем вы? Я просто отменно провел время. А пианино… Я, если честно, — опустил глаза Максим Андреевич, — Даже не собирался его смотреть.
— Как так?
По лицу Максима Андреевича пробежала виноватая улыбка
— У меня и денег тех, что вы просите нет, да и не играет среди моих никто.
— А на объявление зачем пришли тогда? – брови Евгения Петровича удивленно поползли вверх – Чаю попить?
— Именно. Вот за этим самым и пришел.
— Ничего не понимаю.
Евгения Петровича накрыло разочарованием. Он уж было новый ноутбук присмотрел, старый-то едва винды уже тянет. А еще он планировал по поводу удачной сделки целый пост выложить у себя в Контакте. Может быть даже собрал бы по такому случаю лайков двадцать. Кто-нибудь, глядишь бы, да и поздравил. Короче, было бы с чем скоротать вечер.
— Ничего не понимаю. Вы, Максим Андреевич, разве не видите, что так поступать некрасиво? — буркнул он. — А еще интеллигентный человек. Это в конце концов даже неприлично ради своих тайных целей зря обнадеживать людей. Кроме того, может быть у меня на сегодня были деловые планы, а тут вы со своими пончиками.
— Деловые? В воскресенье –то? Это вряд ли. — почесав нос, ответил гость, лучась добродушной улыбкой, — Висли бы вы сейчас, как пить дать, в интернете, коллега. А так посидели, расслабились, поболтали за жизнь по-человечески. Разве плохо? Потом вспоминать еще будете. А пончики, согласитесь, чудо как хороши, просто волшебный пончики. Я, знаете ли, как на пенсию вышел, в том еще вакууме оказался. Хоть и не один живу: жена, дочь, зять, внуки, а поговорить не с кем. Все с головой в онлайн ушли. По-другому не могут уже. Разбрелись по разным углам и даже друг с другом по сети переписываются. Не сумасшествие ли? Про остальных вообще молчу. Не достучишься. Раньше работа в НИИ еще как-то спасала: совещания всякие, сплетни, склоки, в курилке тоже было с кем словечком перекинуться. А на пенсии, представляете, в такое уныние впал. И вот недавно возникла оказия, пальто драповое понадобилось продать. Сидело оно на мне, как седло на корове, если честно. Разместился, значит, на Авито, жду. Пришел мужик: компанейский, доброжелательный, бывший историк в школе. В руках торт. Мои как раз на работе были, да в школе. Отвел, конечно, я тогда душу изрядно. После чего и решил, что спасение утопающих— дело рук самих утопающих.
— А пальто-то хоть купил ваш компанейский и доброжелательный?
— Нет, конечно. Да и не в пальто дело. У меня благодаря ему концепция появилась.
— Ну и как вы выбираете к кому ходить? – стараясь казаться равнодушным, скептическим тоном уточнил Евгений Петрович, признав в душе, что его гость в чем-то прав. Живое общение в эпоху информационных технологий потихоньку стало роскошью, будучи вытесненным разными несопоставимыми по глубине эмоционального воздействия суррогатами. Понятно, что тем, кто не хочет с таким положением вещей мириться, уже сейчас приходится, проявляя креатив, пускаться, кто во что горазд.
Мужик хитро улыбнулся.
— Есть кое- какие наработки. Если, например, продают пианино или скрипку, то люди скорее всего культурные. Можно брать. Хотя иногда и попадаются мещане, но редко. Все больше обнищавшая интеллигенция в возрасте. С такими можно тепло поностальгировать, посетовать на упадок культуры в обществе, послушать Шаляпина. Еще стараюсь покупать любопытные милые сердцу вещи советского периода: посуда, фотоаппараты, радиолы, швейные машинки. На этих объявлениях порой попадаются интереснейшие люди с богатым жизненным опытом, с пронзительной историей. Хотя бывает, конечно, что зря только прокатаешься. Встретит тебя либо барыга какой-нибудь, либо троюродный племянник, устроивший распродажу багажа почившего родственника. Но таких еще в дверях видно. Я тогда смотрю для видимости товар, а потом делаю вид, что ищу такой же, только с перламутровыми пуговицами. Так что элемент случайности, коллега, в нашем деле никто не отменял. Но тут даже в неопределенности есть своя прелесть.
— А куда вы точно не поедете?
— На объявления о продаже всякого производственного оборудования стараюсь не отвлекаться (там не может быть ничего личного, только бизнес), детские вещи тоже не смотрю (откроет дверь, сроднившаяся со смартфоном молодая мамаша. Ну что с нее взять?), автомобили опять же (встречи проходят на улице, душевно не посидишь), ну и публикации, где продают книги и иконы игнорирую. С такими ребятами говорить как-то не хочется. Подсознательно. Да и не о чем с ними говорить по большей части.
Прощались новые знакомые тепло.
— Заходите как-нибудь. — сказал Евгений Петрович, - В следующие выходные к примеру. Чайку попьем, если пожелаете, в шахматы партийку— другую сгоняем. Вы играете хоть?
- Третий юношеский.
Евгений Петрович снисходительно похлопал гостя по плечу.
- Ну тогда я вас сделаю.
- Это мы еще посмотрим.
После того, как гость ушел, в квартире Евгения Петровича еще долго витал запах пончиков, а душу хозяина обволакивало тепло от нечаянного приятного общения, воскрешая в его памяти образы доброго, живого и такого настоящего прошлого. Помыв посуду, Евгений Петрович хотел было по обыкновению усесться за компьютер, посмотреть, чего там нового случилось в Контакте, но передумал и надел плащ.
Гуляя по осеннему скидывающему последнюю листву парку, Евгений Петрович размышлял, беззаботно перешагивая через лужи, о недавней встрече, и при этом не отстраненно, как всегда, а с какой-то симпатией и интересом встречал светлым взглядом унылые озабоченные лица редких прохожих.
«Да уж, пончики с привкусом детства действительно оказались волшебными, - ухмыльнулся он. - А может и правда?». Подумав так, Евгений Петрович, заложив по дороге домой небольшой вираж, повернул к «Пятерочке», где на стойке при входе всегда было вдоволь бесплатных газет с объявлениями…