Грибы и шишки - бабушкины фишки! Ч. 1

Полное название:

"Как я узнал, в чём толк грибов и шишек, бабушкиных фишек!"

Часть 1 (начало).

Следующая часть:

http://proza.ru/2025/01/19/1682

Поведать я хочу преданье

Из глубины прошедших лет.

То мне старушка в увяданье

Открыла маленький секрет.

— Ты чего всё там колобродишь?! — рыкнула на меня бабуля, не вставая со своей постели, как раз в тот момент, когда я всего лишь десятый раз беспричинно прошёлся мимо её комнаты. — Чего всё маешься? Иди ко мне, не томи у порога! Я тебе как раз кое-что интересное расскажу!

Я обрадовался, потому что знал, что с бабушкой мне никогда не бывает скучно. Её рассказы настолько увлекали меня, что я совершенно забывал о времени. И мне неинтересны были другие занятия, пока я мог побыть с ней. Родители уехали по делам и оставили меня в доме за старшего, попросив только об одном — не досаждать бабушке. Но если бабушка меня позвала сама, то это же не считается, что я ей досаждаю? Я вспомнил, как перед выходом папа присел на одно колено, насупил, как обычно, свои густые усы, расфуфырил брови и стал мне рассказывать о важной важности послушания. Но, как бы отец ни старался говорить, как бы я ни старался слушать, я не мог всерьёз начать воспринимать отца, смотря, как его усы вздрагивают при каждом его слове, в стремлении сорваться с его лица и улететь с другими усами других пап куда-нибудь на юга.

Я вдруг представил, как папа ловит свои усы, и засмеялся.

— Ты меня вообще слушаешь? — спросил строго отец.

— Пойдём, мы уже опаздываем! — потянула его мать к выходу, не дав мне честно ответить отцу. — Вернёмся, договорите!

Не без помощи матери выиграв спор с отцом ещё до первого раунда и натянув самодовольную улыбку, я, в предвкушении интересного времяпрепровождения со своей любимой бабушкой, с её благосклонного позволения, зашёл, а вернее, забурился к ней в комнату с приобретённым ускорением, споткнувшись о порожек. Но, удержавшись от крутого пике у самой бабушкиной кровати, вцепившись в спинку стула, что там стоял, я остановил свой свободный полёт.

— Ты чего? — спросила меня бабушка, смотря на меня широко открытыми глазами.

— Я просто… — стал я на ходу выдумывать чистую правду. — Тут как-то оно само собой вышло… И в итоге всех этих действий я решил не медлить и брать быка за рога… — подытожил я, смолов откровенную чушь.

— Опять споткнулся? — спросила она меня спокойно, с характерным ей прищуром.

— Да, ба… блин! — я опустил голову, опираясь на стул, и мне было стыдно за себя.

— Ты мне ещё поблинкай! Если споткнулся, так и скажи, а то мелешь не пойми чего, как малахольный! Всё в облаках витаешь!

— Да какие там облака, бабуль, тут бы с землёй под ногами разобраться! — на полном серьёзе ответил я, присаживаясь на стул. — Можно я присяду?

— Ну как же нельзя?! — ответила она, тяжело поднимаясь с кровати, чтобы присесть самой. — Ведь присел уже! А ну-ка, подсоби-ка бабке! И подложи мне подушек под спину, чтобы я могла с тобой разговаривать и видеть тебя, а не коситься!

Я увидел, как ей тяжело даётся подъём с кровати, и предложил ей не вставать.

— Так встала я уже! Что, зря корячилась, что ли? Давай подушки… Вон они там, в ногах на кровати.

— Две хватит?

— Их больше там и нет!

Я помог бабушке устроиться поудобнее и вернулся обратно на стул, снова натянув на себя самодовольную улыбку. Бабушка посмотрела на меня и, цокнув, выпалила:

— Опять какую ерунду надумал, что ли? Чего сидишь сам себе довольный такой?! Когда же ты уже вырастешь? Ведь уже почти тридцаток лет…

— Ба, ты чего? — моя улыбка вмиг улетучилась, услышав, насколько бабушка меня состарила. — Мне всего-то тринадцать лет!

— Хм, всего-то… — сказала она, и я уже внутренне напрягся, представляя, как моя бабушка начнёт меня поучать, ставя в пример моих сверстников и каких высот те в мои года добились. Как Александр Македонский уже управлял армией в свои 11 лет, когда мне самому было 11; потом, когда мне исполнилось 12, то и он стал управлять армией в 12; теперь мне 13 лет, и я, сидя у бабушки в комнате, вдруг подумал: «Какая же всё-таки большая была у этого мальчика коллекция солдатиков!». Но вместо поучений моя бабушка вдруг сказала с сожалением в голосе: — Тринадцать лет счастья, внучок. Запомни эти годы — это время твоего детства…

— Ба, мне хоть и тринадцать, но не ребёнок я уже вроде! Какое там детство? — сказал я — единственное, что мне пришло в голову, оправдывая своё младоумие, в то время далёкое от понимания того, как через года уходит детство.

— Вот, как надоумил, так и сворачивайся со мною в спорах! — сказала она, как отрезала, и, не давая мне опомниться, продолжила. — Знаю, как любишь мои загадки и истории всякие! Так что молчи и слушай! Есть, чем поделиться с тобою сегодня особенным. Да в этот раз не баламуть, не перебивай и каждому слову моему внимай, потому что секрет этот обособленным будет и важным. И хочу, чтобы ты отнёсся к моим словам со всей серьёзностью, на которую сам способен.

Я было спросил, что за важность такая в этом секрете? Что, если секрет этот и не секрет никакой вовсе? Почему секрет-то этот она решила мне доверить? Что будет после вторника в наступившем августе? И бабушка ответила мне на всё одной ёмкой фразой, почему-то назвав меня попутно водоплавающей птицей:

— Вот, баклан, ты собираешься слушать или нет?

Конечно, собирался! Непременно и безотлагательно! И вы бы засобирались, даже если бы проходили мимо, но случайно поймали бы на себе её располагающий к разговору взгляд.

И бабушка стала рассказывать, да всё повторяя, чтоб не запамятовал я чего и не напутал. Так я, чтобы не запамятовать и тем более не напутать, решил воспользоваться особым приёмом. Чай, из современных методов. Диктофон-то включил на телефоне да положил рядом с бабушкой. Сам слушаю, внимаю, а что прослушаю, потом на записи послушаю!

— Слушай и запоминай, внук, — повторила она слова, как мантру. Но не ту, что делают в школе, а ту, что похожа на заклинание. — Слушай и не прослушай ничего! Коль ты младоумен суще, так держать тебе секрет придётся пуще! — сказала она, улыбнувшись мне хитро зелёным глазом.

— В этот раз поведаю я тебе не абы какую историю, а старое предание, наполненное древней магией и волшебством про один очень редкий гриб.

Я вжался в сидушку стула и стал слушать, не осмеливаясь далее перебивать, видя, как моя бабушка переменилась в лице, готовая ответить на мои безобидные вставки в наш разговор своей тяжёлой рукой да мне по лбу.

— Появляется этот гриб, внучок, — продолжала бабушка тем временем, — после первых заморозков, да после первого снега, что после не успевает растаять за целый день. Тогда же грибники начинают собирать зимние опята, и тогда же в наших лесах на растущую Луну появляется этот гриб. Растёт он ровно один день, а после превращается в труху, как будто его и не было вовсе. Внешне этот гриб диковинного вида, похож он на мухомор, но не красный; сине-зелёного цвета, но не кольцевик; с глазками, но не рязанскими; с ярко выраженным жёлтым узором на шляпке, что издали напоминает сияющую звезду с волнистыми лучами, расходящимися от центра, да только это не цветок жизни. Израстает этот гриб, где грибные кольца обычного мухомора пересекаются друг с другом, образуя борромеевы кольца. И хотя он и напоминает своего ядовитого «собрата» и произрастает из одной грибницы, гриб этот не является ядовитым. Однако его не считают съедобным в привычном смысле этого слова. Ни сырым, ни варёным, ни жаренным его есть не стоит — всё опять же из-за родства с упомянутым мухомором. Достался же одному от другого «по родству» неприятнейший вкус, а запах так и вовсе напоминает лежбище клопов. Тем не менее, в сушёном виде этот гриб становится вполне сносным для употребления и использования его по непрямому назначению. Но об этом спящему внуку знать незачем, правда?

— А кто спал? — встрепенувшись ото сна, сказал я, вытирая сбежавшую слюну изо рта и протирая глаза от пыльцы песочного человека. — Это я так, длинно моргнул просто, бабуль!

— И вот здесь, внучок, — продолжала бабушка, ощетинившись на меня своим зелёным правым глазом, не до конца прикрыв левый карий, — таится самое ценное из того, что я расскажу тебе об этом грибе!

Она замолчала, выжидая паузу и, кажется, даже задержала дыхание. Замерев и широко открыв оба глаза, она устремила весь свой взор на меня. Её губы пока не двигались, но я ждал, смотря на них, чтобы уловить каждое слово самого ценного из того, что она мне пообещала. Не знаю, сколько прошло времени, но мне вдруг показалось, что бабушка уже не двигается несколько минут. Я стал ёрзать на месте, теряя терпение. Опустив взгляд, чтобы посмотреть время на наручных часах, бабушка неожиданно и громко заявила, испугав до такой степени, что я свалился со стула, на котором сидел:

— БОЛЬШОЕ ВОЛШЕБСТВО ТАИТСЯ В ЭТОМ ГРИБЕ!!! — она театрально завела руки к потолку и, замерев на пару секунд, продолжила, не обращая внимания на то, как я свалился со стула. — ИНАЧЕ НЕ БЫЛО БЫ В НЁМ ВОЛШЕБСТВА, И ПАМЯТИ О НЁМ НИКАКОЙ НЕ ОСТАЛОСЬ БЫ СЕЙЧАС. И НЕ БЫЛО БЫ СЕЙЧАС ЭТОГО РАЗГОВОРА! — потом, опустив руки, вполне себе обычным голосом, сказала, глядя на меня: — Ты должен это понимать! Это серьёзно!

Конечно, я понимал, возвращаясь на трясущихся руках и ногах обратно на стул. Ещё как понимал. Немудрено, что до этого я решил пользоваться диктофоном, иначе бы я погряз в таком водовороте непонимания, что не знал бы, как из него выбраться. А спрашивать бабушку по каждому слову и перебивать её было сродни самобичеванию.

Дойдя до волшебных свойств этого гриба, моя бабушка заметно оживилась в сакральной изготовке и стала передавать каждое слово с особым трепетом, будто она передаёт мне из рук в руки нечто ценное и хрупкое. Пока она перечисляла все волшебные свойства гриба, я умудрился снова уснуть, на что в этот раз бабушка из любезности своей влепила мне по темечку, напоминая мне об уважении к старшим.

— Коль пришёл, не бей баклуши и дослушать удосужься!

Из всего, что мне далее поведала о волшебных свойствах этого гриба моя бабушка, всё это прекрасно вписалось позднее в поваренную книгу Триглота. Но в этот рассказ, который я сейчас излагаю, я внёс лишь основное.

— Главного-то тебе не сказала! — всплеснув руками, запричитала бабушка после долгого перечисления волшебных свойств этого гриба. — Высушив дольками гриб… запомни порядок действий: вначале высушив да сварив, а не сварив да опосля высушив, одну в кипятке и выпив, отвар-то сил придаст намеренных, а тело-то в чреслах омолодится. Руки и ноги небывалой силой наполнятся. Да только если нет желания пахнуть, как гриб лесной, то не стоит злоупотреблять с омолаживанием.

— Эх, не велика беда! — ухмыльнулся я и получил тут же вторую шишку, аккурат рядом с первой. Теперь к уважению к старшим у меня ещё добавилось чувство, что у меня на голове растут рога.

— Запах, — продолжала бабушка, смотря на меня крайне строго, держа свою тяжёлую руку на изготовке, — будет первым признаком того, что человек злоупотребляет омолаживанием. И если дальше использовать его для омоложения, то, как гриб одарял жизненной энергией, так и заберёт всё обратно! Смотри, внук, почему я говорю, что это важно: один раз омолодившись и почувствовав этот незабываемый прилив сил, непременно захочется повторить! Ты меня понял?

В согласии я махнул головой, вспомнив о чувстве уважения к старшим, о хороших манерах и умении не перебивать собеседника. Я ничего не стал говорить, молча посетовав на то, что можно было и не лупить меня. Тем более по голове. Я ведь цивилизованный человек, получающий образование, носящий самую настоящую фамилию, имеющий понимание окружающего меня мира, медицинскую страховку, СНИЛС, ИНН. А тут на тебе какие-то варварские методы воспитания, да по голове костлявой рукой. Мне было так себя жалко, что я готов был расплакаться. И я вспомнил эпизоды из своего детства, когда вот так же мне доставалось от моей бабушки. Она мне что-то раз скажет, я не услышу, погруженный в свои мысли. Два скажет, я только-только начинаю включаться в разговор, третий, четвёртый, пятый раз скажет — так сначала меня стукнет перед этим. А ведь можно было бы всё словами решать! Неужто я с первого раза всё не понимаю? Даже взять тот эпизод с розетками: меня раз ударило током, я не понял; второй раз — ударило током, третий раз…

— Ах ты ж шалопут, ты меня вообще слышишь или нет? — строго спросила бабушка, заглядывая в мои глаза и видя, что я куда-то ушёл мыслями. — Я кому всё это рассказываю? Ты что ж удумал, окаянный, бабка тут для чего распинается? Вот баламут москолудивый! У тебя есть ответ хотя бы на один из моих вопросов? Что тебе всё мешает меня выслушать? Тем более когда ты сам ко мне пришёл!

Я не знал, что ответить, не ожидая такого наплыва эмоций. Я потянулся за телефоном, чтобы сделать звонок другу для использования подсказки, но бабушка так строго на меня посмотрела, что я понял, где сейчас должны быть мои руки, ноги и голова в том числе. Оставив в покое телефон, я просто и тихо сказал:

— Прости… Просто задумался о своём… Теперь весь во внимании.

— Ох, внучок… — протянула бабушка, строго смотря на меня и качая головой. Она-то была права по-своему: что же мне мешает её выслушать, когда тем более я сам к ней пришёл? Может, новая серия любимого киносериала на стриминговом телевидении, или предстоящая встреча с друзьями, или та хорошенькая девушка из магазина, с которой я познакомился недавно, или та новинка в хлебобулочном отделе продуктового магазина, которую я… Я осёкся, прервав новый поток своих мыслей, почувствовав на себе осуждающий взгляд бабушки. Ощущая всю тяжесть своей вины, я вжал голову в плечи и, глупо улыбаясь, замер в ожидании, когда бабушкина длань справедливости разверзнется надо мною, вынося мне вердикт — виновен!

— Я не буду гадать, что ты слышал, а чего нет, поэтому повторю заново! — строго начала говорить она, вместо предъявления мне каких-либо обвинений. — Сейчас, внук, как бы ты до этого ни относился к моему сегодняшнему рассказу, но именно сейчас отнесись с проникновенным пониманием. То, что я сейчас скажу, можно воспринимать и как дар волшебного гриба, так и его проклятие. Так что слушай да не прослушай! Если случится однажды раздавить такой гриб, где он произрастал, то на седьмую луну к тому, кто раздавил его, нагрянет гость нежданный. И тот гость будет необычный, да и не человек вовсе, а двойник, из грибницы выросший. И если гриб был намеренно раздавлен, так «двойник-грибник», как его незамысловато величали наши предки, ответит злом на зло всем, кто это сделал. Недаром же у многих народов мира существуют поверья, что увидеть двойника — не к добру. Но «двойник-грибник» покажет себя с доброй стороны тем, кто случайно его создал, а после, при встрече, принял как путника с дальней дороги. Кто не погнал, не наругал, а напротив напоил и накормил. Да только запомни главное: не хочешь, чтобы этот двойник оставался с тобой всю жизнь, так не приглашай его за порог. Ты меня услышал?

Я безучастно махнул головой.

— Скажи, что ты услышал! — потребовала от меня бабушка.

— Ба, ну что это такое? Ты сегодня какая-то сама не своя, я же не за тумаками к тебе пришёл, а вроде как за сказкой! Ты чего на меня всё давишь? Мне уже и слушать неохота ничего. Голова вон вся в шишках!

— Не закатывай глаза! — строго сказала бабушка, а затем, прищурившись, добавила: — И кто же тебе сказал, что я тебе сказки тут рассказываю?

— Ну, как, ты же… — я хотел сказать, что сама же мне и говорила, да только, порывшись в памяти, я понял, что не было ничего подобного. Все истории, что я считал сказками, сама бабушка никогда таковыми не называла. — Что же это получается, бабуль? Все твои сказки и не сказки вовсе?

— Дослушаешь до конца, а там уже сам реши, сказки ли я тебе сочиняла тут или нет! Ладно? — её взгляд и голос смягчились, и я снова в ней увидел ту самую родную и любимую дорогую мне бабулю. Ну как здесь было самому не смягчиться?

— Ладно! — согласился я и навострился слушать далее.

— Теперь-то я вижу — готов слушать по-настоящему! — улыбнувшись, сказала бабушка. — Вот так и слушай! С «двойником-грибником» договориться же можно об услуге, что в жизни, что в быту и на работе может пригодиться! Где-то да и заменил бы человека, выполняя всё качественно не хуже, чем если бы это делал сам человек. Только важно понимать, что, раз попросив об услуге, никогда уже не уйдёт он. Никогда. И нельзя будет его прогнать ни силой, ни уговорами. А тем, кто попытается силой избавиться от бывшего помощника самыми различными способами — всё потом обернётся против них, и в особенности тем, кто знал, что это за существо. Так что выходит, внучок, несмотря на свою кажущуюся нужность, кто не знал бед, может, и не стоит связываться с этим существом, чтобы потом не обзавестись проблемами? Если только… — бабушка замолчала на полуслове и тут же продолжила: — Если только человек сам не хочет перевернуть всю свою жизнь с ног на голову и с боку да на выворот и начать всё с начала! — бабушка глубоко вздохнула, а затем выдохнула, как будто она только что отпустила нечто тяжёлое, державшее её несколько лет. Затем улыбнулась мне и протянула какой-то засаленный льняной мешочек, что она незаметно от меня всё это время держала в своей руке. — Вот и всё!

— Что значит всё? — осторожно спросил я, беря из её рук мешочек, и поспешил его раскрыть. В нём была какая-то бумажка, свёрнутая в несколько раз, и… Я вытряхнул на ладонь остальное содержимое, чтобы лучше разглядеть, и понял, что это сушёные дольки гриба. Я взял одну дольку, покрутил её перед собой, излучая его тёмно-коричневый цвет, затем понюхал, и этот запах мне показался отдалённо знакомым. Я поднял взгляд на бабушку, и она, по-доброму улыбаясь мне, сказала:

— Всё ещё думаешь, это сказка?

— Бабуль, только не говори, что это тот самый гриб?! Совсем меня за маленького принимаешь? — я указал бабушке на сушёный гриб в своих руках, нервно посмеявшись.

— Не ржи аки конь! Чтобы ты ни думал — не спеши додумывать! — строже, чем обычно, сказала бабушка. Помня о набитом мне «уважении» на моей голове с одной стороны, в придачу с «умением не перебивать и слушать» с другой стороны… Ну, вы меня поняли, тем более, я, кажется, это уже говорил, я просто не стал перечить бабушке и всё!

— А что это за бумажка такая здесь в мешочке? Инструкция к применению? — я с удовольствием посмеялся с собственной шутки, но, подняв глаза и увидев бабушкины глаза, тут же перестал. — Ба, ты серьёзно?

— Даже если и так, не гогочи, говорят же тебе! — Она взяла из моей руки одну дольку сушёного гриба, затем плюнула себе в ладонь, отчего меня всего перекосило, и у меня само собой вырвалось:

— Ба, фу, а это обязательно так было делать?

— Замолчи и смотри! — сказала бабушка, зажав дольку гриба в той ладони, куда она только что плюнула.

— Что ты делаешь, зачем ты плюёшься на себя?

— Замолчи и смотри внимательно на мою руку!

Я наклонился вслед за бабушкой, всё ближе и ближе приближаясь и высматривая, что же такого должно произойти с её рукой.

— Ба, я не понимаю… — только я начал причитать, что ничего же не происходит, как увидел первое лёгкое голубоватое свечение, прошедшее сквозь зажатый кулак моей бабушки и разошедшееся по её руке через вены, словно вода по каналам. Затем свечения и поток стали усиливаться и усиливаться, и я увидел, как бабушкина рука стала внешне медленно изменяться. Кожа стала приобретать бархатный моложавый вид, пигментные пятна исчезать, и костлявая рука моей бабушки на моих глазах омолодилась. Бабушка раскрыла ладонь и переложила затухающий голубым свечением кусочек гриба из одной руки в другую. Метаморфоза в её руке тут же прекратилась, а через несколько секунд и вовсе всё вернулось как было. Когда всё закончилось, я понял, что сижу с открытым ртом, не веря своим глазам.

— Ба, ты… — я посмотрел на улыбающуюся бабушку и сбивчиво спросил её: — Ты почему никогда не говорила, что ты фокусница?

— Тьфу ты, окаянный! Что же ты всё да не в ту степь смотришь, всё проверяешь, перепроверяешь? Глаза современной жизнью замылены, вот и делаешь, и говоришь, что вздумается, вместо того чтобы думать и говорить, что делается! Это не фокусы, мой родной! Это волшебство!

— Так получается, ты волшебница? — с надеждой спросил я.

— Ой, да чтоб тебя, нет, конечно! Ты чем слушал? Гриб этот волшебный, и он в твоих руках!

Я снова посмотрел в мешочек, всё ещё не веря в сказанное, да и в сказочное тоже. И вдруг меня так осенило, как будто меня снова огрела бабушка своей костлявой рученькой, и я тогда спросил:

— Так если это тот самый гриб, так что же ты его не используешь, а?

— А потому что мне это не надо! Я хочу, чтобы это всё досталось тебе! Всё содержимое мешочка — всё тебе. И эти сушёные волшебные грибы, и та самая бумажка, про которую ты спрашивал.

— А я могу открыть её? Ну, эту бумажку?

— Вот, чего-чего, а это сделаешь опосля!

— Зачем? Почему не сейчас?

— Потому что, когда меня не станет, тогда то самое время настанет... Говорят тебе, не велено сейчас открывать, и будет тебе, — сказала она строго, но в конце всё же улыбнувшись мне своей чистой доброй улыбкой. И в этот момент что-то со скрежетом застопорилось во мне, как будто в отлаженный механизм попала металлическая стружка. Время вокруг меня стало тягучим, практически ощущаемым на ощупь. Будто я был одновременно сейчас с ней и где-то ещё, и слышал со стороны голос собственного разума, говорящий мне, что тяготившая бабушку долгие годы тайна, наконец-то, отпустила её. Именно поэтому её улыбка и взгляд были в тот момент чисты, как ясное небо.

— Ты что, бабуль? — ошарашенно глядя на неё, спросил я, когда до меня дошло сказанное ей. — Собралась что ли куда-то? — я чувствовал, как к горлу подступает комок, а каждое сказанное мной слово мне приходится с зубным скрежетом вытягивать из самого себя. Шишки на моей голове разом перестали болеть. Я вдруг понял, что согласен даже на ежедневную подписку в размере двух, а то и трёх тумаков в день, лишь бы она никуда сейчас и впредь не уходила.

— Ох, и в кого же ты такой малахольный? — прыснув от смеха, сказала она...

Следующая часть:

http://proza.ru/2025/01/19/1682