В баре на Ру Камбон, 38

Однажды мне приснился сон: мы в баре с Хэмингуэем, на Ру Камбон, 38 в Париже. Писатель уже вьехал в свою квартиру на НотрДам-де-Шан, но домой не торопился. Он говорил: «Выпивка — это способ достойно завершить прожитый день». Понятное дело, мы пили. Мохито. А еще: «Что мешает писателю? Выпивка, женщины, деньги и честолюбие. А также отсутствие выпивки, женщин, денег и честолюбия». Я попросил его описать историю какого-нибудь русского паренька.  Эрнест усмехнулся: «А если из этой тетрады у нас сейчас есть только одно – выпивка? Тогда отнимем от четырех один и получим – три». Он перестал пыхтеть трубкой и предложил трилогию: 9, 14 и 17 лет одному подростку. На спор с ним мы сложили маленький литературный пазл.
Вот ему девять. Как его зовут? Он кудрявый? Mec boucl; вызвало смех у обоих.
Алексей, наверное. Кудря?
«Кудря сидел на полу, склонившись над моделью самолёта. Его светлые кудри падали на лоб, а пальцы ловко приклеивали фонарь кабины. Он представлял, как этот самолёт взлетит однажды — не игрушечный, а настоящий. Он будет сидеть в кабине, а рядом с ним — его друг. Вместе они поднимутся выше облаков, туда, где солнце всегда светит ярче. И где небо прозрачное до боли в зубах. Улыбнулся. «Почти готово», — прошептал он себе.
— Кудря! Спать пора! — раздался голос мамы из кухни. Он не ответил. Ему осталось совсем немного. Через минуту мама уже стояла в дверях.
— Сколько можно? Я сказала — ложись!
Он поднял голову. Глаза голубые, как небо за окном, смотрели на неё молча. Внутри всё кипело: она не понимает! Как можно бросить это сейчас? Но он не сказал ни слова. Только сжал кулаки, чтобы не закричать, и отвернулся. Позже, в комнате, он уткнулся лицом в подушку и дал волю слезам. Ему было обидно до боли в груди. Но он знал: однажды он полетит. И никто ему не помешает».
Давай добавим пять лет. И по бокалу?
«Ему семнадцать. Осень обнимала его лёгким холодом, а ветер шептал что-то в кронах берёз. Кудря стоял на берегу озера, глядя на воду, которая отражала серое небо и золотистые листья. Золотистое небо и серые листья. Он мечтал. Представлял, как приведёт сюда друга. Того самого, кто будет с ним рядом в кабине самолёта или просто рядом по жизни. Они будут стоять здесь вдвоём, молчать и смотреть на воду. Это место станет их тайной, его подарком. Листья кружились вокруг него, падали к ногам. Он поднял взгляд к горизонту и улыбнулся: будущее казалось таким ясным, таким близким. В синем небе – белый след самолета. А вот и он – серебристая точка».
Классно! Гамма серо-сине-золотая. Что это может быть? Осенний пейзаж у воды: серое небо, синяя вода и золотистые осенние листья. Вечерний или утренний закат: серые облака, синие тени и золотистый свет солнца. Морской берег: серый песок, синее море и золотой свет солнца на горизонте.  Горы в тумане: мышиные склоны, кобальтовые тени и золотые лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака. Зимний вечер: серое небо, синие сугробы и золотой свет из окон домов. 
Давай возьмем зимнюю палитру?
« Ему недавно исполнилось 17. Вечер был тихим, как всегда зимой. Кудря сидел за столом в своей комнате и смотрел на старую модель самолёта на полке. Она так и осталась там — недоделанная, но любимая. Дверь скрипнула. Вошёл отец, его массивная фигура заполнила весь проём.
— Снега навалило. Пойдём работать, — сказал он просто.
Кудря кивнул и поднялся. Он знал: мечты подождут. А снег сам себя не уберёт».
А не грустно мы так закончили? Нет. Как в жизни. Он же мужчина, пусть работает, мечтать он всё равно не бросит – без мечты – что за жизнь?