Её жизнь под знаком Овна... Главы 11, 12

     Её жизнь под знаком Овна, его жизнь на чаше Весов. Повесть

                Глава 11. Человек родился!

   В начале лета он снял дачу, точнее, маленький гостевой домик недалеко от Москвы, чтобы оставшиеся недели декретного отпуска она могла провести на свежем воздухе. Место было живописное и недалеко от дома, поэтому после работы он приезжал на электричке в их новую обитель, привозил продукты, которые она просила. Единственное, что ей не нравилось, – езда в переполненной электричке в Москву, куда ей приходилось еженедельно кататься для посещения женской консультации.
   Народ в электричках почему-то отличался нелюбезностью, грубостью и хамством: место ей, несмотря на большой живот (ясно же, что девка беременная!), не уступали, и она боялась не удержаться на ногах и упасть или удариться. Да и путь до железнодорожной платформы был не близок – почти полчаса пешком под жарким летним солнцем. И всё же она не показывала виду, что ей что-то не нравится, ценила его заботу о ней, видя, что теперь он относится к ней нежно и бережно.
   Он, действительно, старался, как мог, выполнять все её желания. Не пил, курил в отдалении, чтобы до неё не долетал сигаретный дым, был предупредителен и ласков. На какой-то период их ссоры и перепалки поутихли, и это было непривычно для них обоих.
   «Оказывается, он может быть внимательным и заботливым», – с удивлением думала она. – «А может быть, наша семейная жизнь постепенно наладится».
   «Как всё-таки беременность меняет женщину!» – думал он. – «Сначала она была раздражительной, капризной, порою просто невыносимой! Настоящая мегера! Из-за каждого пустяка взвивалась до небес. Наверное, из-за токсикоза, который её долго мучил. А теперь совсем другая стала – нежная, мягкая… Вся изнутри светится. И, кажется, будто всё время прислушивается к чему-то…»
   Иногда они вместе гуляли, тёплыми вечерами доходя до большого озера или проходя по тенистой аллее, что вела к берёзовой роще.
   Однажды во время такой прогулки на неё вдруг налетела какая-то большая чёрная собака, с неистовым лаем выскочив из калитки одного из дачных участков, мимо которых они проходили. Раньше она собак никогда не боялась, и те это чувствовали и относились к ней дружелюбно. А тут вдруг… она растерялась и сильно испугалась, скорее, от неожиданности. Пёс схватил её зубами за икру левой ноги, но не успел укусить, потому что в этот момент в него влетел камень, пущенный меткой рукой её мужа, шедшего немного позади неё, с сигаретой в зубах. Собака взвыла и убралась восвояси. А она вдруг неожиданно расплакалась от обиды и сознания собственной беспомощности.
   В этот момент она так походила на маленького обиженного ребёнка, что он просто не мог стоять в стороне. Подошёл, нежно обнял её за плечи и стал неуклюже утешать:
   – Ну что ты, глупенькая! Ну что? Ничего ведь не случилось! Никто тебя не обидит, не бойся! Да я эту шавку сам порву! Не сунется она больше.
   – Да я не боюсь, – отвечала она сквозь слёзы. – Я вообще собак не боюсь. Меня все звери любят: и кошки, и собаки, и птицы… Это первый раз такое… Это я от неожиданности… Не хочу больше гулять. Пойдём лучше домой!
   Они повернули назад, к дому. И она ещё долго не могла успокоиться, на обратном пути иногда тихонько всхлипывая. А он старался теперь идти рядом с ней и не отставать, как бы защищая и охраняя её от непредвиденных напастей.
   После этого случая она перестала выходить за пределы их дачного участка, когда оставалась одна, гуляя в основном между грядками небольшого огородика, где в незначительном количестве росли овощи, а основную площадь занимали нарциссы, флоксы, астры и другие цветы, которые хозяйка участка выращивала на продажу.
   За калитку она выходила теперь лишь тогда, когда надо было ехать в Москву на очередной осмотр к врачу. В один из таких дней по дороге на станцию ей попалась навстречу немолодая дородная женщина, напомнившая ей почему-то русских красавиц с полотен Кустодиева, которая, взглянув на её выпирающий живот, вдруг ей сказала:
   – Поздравляю! Пацана носишь!
   – Как Вы это определили? – удивлённо спросила она.
   – Так по форме живота видно. Точно тебе говорю – парень будет.
   И врач-гинеколог, осматривавшая её в тот день, тоже заявила, что в животе у неё, находится, по всей вероятности, мальчик:
   – Просто настоящий футболист, – улыбнулась врач. – Вон как крутится, ни секунды покоя. Сильно толкается? Ты как спишь-то? Нормально? Высыпаешься?
   – Да когда как. Иногда, действительно, будит. Но, в общем, нормально, если не забуду подушечку подложить.
   – Подушечку? – переспросила врач.
   – Ну да, у меня есть такая маленькая пуховая подушечка, мама её «думочкой» называет. Если её под живот подложить, когда на бок ложишься, то тогда и ребёнку удобно, и он спокойно спит.
   – Ясно. Ноги не отекают?
   – Иногда, немного.
   – Воды много не пей. И вообще ограничь потребление жидкости, – в конце сказала врачиха, прописала ей мочегонное и дала направление на курсы будущих мам, где её должны были научить уходу за новорожденным.
   В начале августа, когда по расчётам до родов оставалось две с небольшим недели, она окончательно перебралась в Москву, в квартиру родителей, чтобы не рисковать. Теперь они жили в её маленькой комнате, где прошла её беззаботная юность. Вернее, жила она, а он приезжал после работы, иногда очень поздно, просто чтобы переночевать и снова уехать по делам. Ей было всё равно, где он – рядом или далеко. Время изменило своё течение, оно стало вязким и тягучим, и она вдруг осознала, что «плывёт в океане безразличия», – так она теперь характеризовала своё нынешнее состояние.
   Её действительно перестали интересовать обыденные вещи, окружающие люди, их слова и поступки. Весь огромный мир, окружавший её ранее, теперь сконцентрировался внутри неё: «Я ношу в себе Вселенную», – думала она временами, прислушиваясь к проявлениям новой жизни, которая билась в унисон с её сердцем.
В один из тёплых вечеров в начале последней августовской недели, она почувствовала вдруг необычную тяжесть внизу живота и резкую боль.
   – Вставай, собирайся, – разбудила она задремавшего уже было мужа. – Кажется, схватки начались. В роддом надо ехать, рожаю я.
   – Чего? Куда? – спросонья не понял он. – Ночь же на дворе…
   – Вот именно… Ой! Больно!...
   – Чего делать-то? – ошарашено спросил он.
   – Да говорю же – в роддом надо ехать! – настойчиво повторила она, морщась от боли и собирая сумку с документами и необходимыми вещами.

   Направление у неё было в старенький роддом, находившийся чуть ли не на другом краю города, но из-за того, что время было уже позднее, транспорта на улицах было мало, и они быстро доехали.
   Потом она долго маялась в приёмном отделении, пока осуществлялись все формальности и необходимые процедуры. Схватки становились всё сильнее и всё чаще, и сдерживать стоны ей удавалось не всегда. К тому же из-за закрытых дверей доносились душераздирающие вопли рожениц, что отнюдь не добавляло спокойствия всей ситуации, и её супруг, сильно побледневший, в конце концов, заявил, что он этого больше выносить не может и малодушно бежал, напоследок сказав «ничего, все бабы рожают, и ты родишь», оставив её одну, наедине с болью, пронизывавшей теперь уже всё тело сверху донизу.
   Наконец её отвели в какую-то палату, где стояло около десяти холодных, застеленных клеёнками коек, видимо, это было предродовое отделение, и где на этих койках мучались, стонали и кричали несколько женщин.
   Страха не было, но лежать было неудобно, холодно и очень больно. Кто-то из медичек ей сурово сказал:
   – Не вопи! Терпи. Ты первородящая, так что рожать будешь долго. Наберись терпения и не кричи. Все рожают, и ты родишь.
   – Но у меня в карте написано, что есть риск отслоения сетчатки. Сильные потуги и вообще нагрузки не желательны, могу зрение потерять.
   – Ничего не бойся! Молодая ещё, сама родишь! – строго сказала акушерка и ушла.
   И она терпела, терпела всю ночь и всё утро. Схватки начались в одиннадцать вечера вчера, а теперь уже одиннадцать часов следующего дня и сил уже не осталось. Осталась сплошная боль и безразличие ко всему. А в голове лишь одна мысль: «Скорей бы подохнуть!»
   Наконец за ней пришли, как до этого приходили за другими женщинами (из всех, кого она видела ранее, не осталось в этой палате никого), помогли перелечь на каталку и повезли в родильное отделение.

   Через полчаса на свет появилось оно – столь долгожданное чадо – чудо природы, красное, мокрое и орущее басом. Только счастья или радости по этому поводу обессилевшая мамашка не испытывала совсем, чувств не было. Никаких. Вселенское опустошение, сплошная выжженная земля…
   – Эй! Мамочка не спать! – кто-то чувствительно хлопает её по щекам.
   – Смотри, какую красавицу родила! Ишь какая пуповина, чуть ли не в руку толщиной. Небось все соки из мамки высосала, – радуется акушерка.
   – Не может быть, – еле слышно шепчет она. – У меня должен быть мальчик…
   – Какой мальчик?! Девку ты родила! Замечательную, отличную девчонку! Смотри вот, смотри!
   И акушерка подносит к её лицу красное крохотное и вопящее тельце.
   – А мне все говорили – будет мальчик…– слабо возражает она, опять проваливаясь в забвение.
   И опять неугомонные акушерки не дают ей спать, теребят, заставляют отвечать на какие-то дурацкие вопросы. А потом две врачихи зашивают её в четыре руки и, естественно, без наркоза:
   – Ишь, порвалась вся!
   – Ничего! Молодая ещё, всё зарастёт, как на собаке.
   Ей наложили восемнадцать швов и полуживую отвезли наконец-то в большую восьмиместную палату, где уже лежали семь мамочек, родивших малышей за последние двое суток.

                Глава 12. Дневник полоумной мамочки

   Она очнулась через сутки. Сил по-прежнему не было. Сказать, что всё тело болело, значит, не сказать ничего. Болела каждая клеточка. Даже открывать глаза, говорить или хотя бы просто дышать – было больно.
   Ей не разрешали вставать и посадили на строгую диету: бульон с яйцом в обед, кефир – утром и вечером, и то она проглатывала с трудом, есть не хотелось.
Другим мамочкам приносили их детей на кормление, а её девочку ей почему-то не приносили. И это тревожило и лишало покоя.
   – Почему не приносят моего ребёнка? Что случилось? Что с ней не так? –  с ужасом спрашивала она акушерок.
   – Не волнуйтесь, мамаша. С вашим ребёнком всё в порядке. Завтра принесём, покормите. А сегодня вот – сцеживайтесь пока! – и акушерка поставила ей на тумбочку стакан и маленькую бутылочку.
   И она стала неумело сцеживать молоко в стакан, затем переливать его в бутылочку. Более опытные соседки по палате – мамочки, рожавшие уже во второй, а одна даже в третий раз, помогали ей советами. Обучали женским премудростям и успокаивали. «Настоящее женское братство! – подумала она. – Хотя почему братство? Сестричество. Вот правильное русское слово». Сцеживание молока – тоже оказалось делом нелёгким и болезненным.
   – Ты себя не жалей! – поучала её соседка. – Всё до капельки надо сцедить, а не то мастопатию заработаешь!
   Грудь казалась плотной и тяжёлой как камень, большой, горячей и… чужой. Всё тело стало другим, и к нему ещё нужно было привыкнуть. Вместо живота болтался какой-то сдутый мешок.
   – Перевернись! И лежи как можно больше на животе, – советовала другая соседка. – Тогда живот быстрей утянется. Потом послеродовой бандаж месячишко поносишь, и всё в норму придёт.
   Лежать на животе, да и просто поворачиваться с боку на бок было тоже больно, больно до слёз, до зубовного скрипа. Никогда прежде она не испытывала такой боли во всех мышцах тела. И всё же эта боль была уже не та боль, это была здоровая боль, она не тревожила, и её можно было терпеть. Чтобы быстрее восстановиться, она даже начала делать лёгкую зарядку, лёжа на кровати, растирать мышцы ног и рук.
   На следующий день ей наконец-то принесли на кормление её дочку. Впервые она могла спокойно рассмотреть своё чадо. Девочка была как две капли воды похожа на фотографию, которую она видела в семейном альбоме своего супруга, где тот был запечатлён в младенческом возрасте. «Какой мощный генотип, – подумала она. – Тут невозможно перепутать, сразу видно, кто папочка».
   Малышка казалась спящей, но как только сосок матери коснулся её крошечного ротика, как тот тут же открылся и стал с жадностью всасывать в себя молоко матери. Ощущение было настолько сильным, сродни оргазму, что у неё закружилась голова, и она чуть было не потеряла сознание. Челюсти у малышки были мощными, и она с такой силой впивалась в грудь своей мамочки, что та даже подумала: «А не выросли ли у её драгоценного чада за эти два дня зубы?»
   – Эй, кроха, давай полегче! А то сожрёшь меня живьём, пожалуй, – со смехом произнесла она. Ребёнок осушил одну грудь и с не меньшим рвением принялся за вторую.
   – Тебя что ли совсем не кормили? – удивилась она, хотя, по уверениям акушерки, знала, что всех новорожденных до и после кормления взвешивают и в случае необходимости докармливают. Видимо, её малышка отсутствием аппетита не страдала.
   Сразу после рождения были зафиксированы рост ребёнка – 52 см и вес – 3 кг 550 г, из всех восьми новорожденных в этой палате её дочка была второй по габаритам.
   – Надо же! – заметила одна из соседок, завистливо глядя на молодую мать и её ребёнка. – Сама худенькая, а вон какого ребёночка родила!
   – Ну да, – усмехнулась она и процитировала, – «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь». – И рассказала, как ей все сына пророчили, а родилась девчонка. И как она этому верить отказывалась, приводя в замешательство акушерок и врача, принимавших роды.
   Тут остальные мамочки развеселились и тоже стали рассказывать забавные истории про себя и своих знакомых, а потом и анекдоты посыпались. Палата хохотала. И только иногда кто-то из мамочек, всхлипывая от смеха, просил:
   – Ой, бабы, хватит! Ой, не могу, живот болит!
   Потом ей стали приносить записки от родных. В роддом они приезжали все по очереди, и даже её непутёвый супруг тоже появлялся, дежурил под окном, ждал, когда сверху на ниточке спустится послание от неё и можно будет отправить собственное. Телефонов не было, так записками и общались. Как оказалось, он искренне рад тому, что на свет появилась дочка.
   Однажды она получила от него достаточно длинную писульку следующего содержания:
      "Здравствуй, дорогая!
   Извини за однообразие передач, но к вам, как в зону, очень ограниченно.
   Как ты там? У нас всё хорошо. Свекровь передаёт тебе большой привет и поздравления, говорит, что мечтала о девочке. Мой ответ ей был прост: «Мечтала? Вот тебе и растить!» Она не возражает. Так что не бедуй!
   Твоя мама тоже в трудах, чего-то кипятит всё время. Один я – казак вольный. Драю машину. Встречаются определённые трудности, но они постепенно преодолеваются. Ну вот вкратце и всё. Главное – береги здоровье!
   Ты спрашивала насчёт имени ребёнка. Конечно, Спирохета Михайловна звучит, но я больше склонен к Екатерине, Елене, Марине или Наталье. Сама подумай. Главное, чтобы она здоровенькая была и не динамистка.
   Ну всё, пока. Целую. М."

   Посоветовавшись с родителями и поразмыслив на досуге, они всё-таки остановились на имени Елена, в честь её бабушки по отцу, которая была женщиной мудрой и не сгибаемой, стоически переносившей все невзгоды, выпавшие на её долю.
   На шестой день после родов ей наконец-то сняли швы и тут же выписали, запретив ей в течение месяца садиться и в течение трёх месяцев заниматься сексом. Муж отвёз её с малышкой в квартиру её родителей, поскольку бледной, ослабевшей и исхудавшей молодой мамочке явно нужна была помощь и поддержка.
   Поначалу ей действительно было не сладко. Вести стояче-лежачий образ жизни было нелегко.
   Проведи целый день на ногах, ни разу не присев, и ты поймёшь, какое это счастье – просто иметь возможность сидеть! Только лишаясь какой-то простой вещи, доступной человеку в повседневной жизни, о которой обычно не задумываешься, ты начинаешь ценить всё то, что даровано тебе свыше: руки, ноги, глаза и уши… Как любила приговаривать мудрая бабушка: «Пока петух не клюнет…»
   К полудню ноги уже гудели и отказывались передвигаться, и тогда, покормив дочку, она укладывалась и сама. Но с таким ребёнком не похвораешь! Дочка была явно в папу – беспокойная, настырная и крикливая. Спала мало, часто просыпалась и постоянно требовала внимания.
   На следующий день после выписки из роддома счастливый отец зарегистрировал своё детище в ЗАГСе, и теперь этот «большой» человек обрёл все гражданские права и стал полноправным членом общества. Ура! Звон хрустальных бокалов!
   Несмотря на постоянный недосып и прочие «прелести», связанные с уходом за новорожденным, когда каждый день расписан буквально по минутам, она начала вести новый дневник, чтобы запечатлеть в нём важные моменты в жизни своего чада. Иногда записи были совсем короткими – ручка вываливалась из рук уставшей мамочки:
   «Растёт быстро. Любимый жест – фигу».
   «Нам уже десять дней. Ночами мы сбрасываем пелёнки. Видна свободолюбивая натура: «Не дам вам себя связать!» По ночам сопит и хрюкает. Утром орёт благим матом».

   «Сегодня нам исполнилось две недели. Приезжали мои тётушка и дядюшка с кузиной. И подруга Галка нас тоже навестила. Вот так инфанта вышла в свет!»

   «Очень любит, когда бабушка делает массаж. На лице неподдельный восторг и щенячье блаженство! Хотя улыбаться пока не умеем…»
   «Солнечные ванны нам тоже очень нравятся. А какое блаженство плавать в ванне! Кажется, в одной из предыдущих жизней мы были водоплавающими птицами…»
   «Ребёнок растёт утёнком – из воды хоть не вынимай!»

   «Сегодня поехали в парк на прогулку. Коляска в разобранном виде была водружена на багажник, а я возлежала с ребёнком на заднем сиденье. Не очень-то удобная поза. А на кочках и поворотах – вообще стрёмно! Но основной кошмар случился при переходе через проезжую часть. После того, как собрали коляску и положили в неё ребёнка, я стала переходить улицу и… встала, как вкопанная – резкая боль в пояснице (послеродовой ревматизм) приковала меня к месту. Ногу передвинуть не могу. Светофор уже переключился, машины сигналят, муж на меня кричит, а у меня слёзы из глаз от боли, я с места двинуться не могу. Пришлось ему «сгрести меня в охапку» одной рукой и, толкая другой рукой коляску, перетаскивать нас обеих через дорогу.
   Через какое-то время меня, слава Богу, отпустило, и боль, хоть и не до конца, но всё же поутихла, так что я смогла передвигаться на своих двоих. Но, вероятно, с прогулками в парке и ездой на машине придётся повременить, пока не восстановлюсь окончательно».

   «Голос у дочурки крепчает. Она стала лучше видеть, обозначились зрачки. Сегодня вдруг начала царапать лицо руками, еле-еле удалось подстричь ноготки.
Ноги у малышки стали очень сильными, бьёт маманьку в живот, как каратистка… Когда хочет есть. Выделывает руками оригинальные па, что означает, вероятно, «Отдай! Моё!»
   «Бабку чадо понимает, определённо, лучше, чем меня. Ну и на здоровье! Они, кажется, друг друга очень любят. А вот отец к дочурке явно подходить боится, на руки не берёт, только издали разглядывает, как чудо какое-то заморское…»
   «Нам исполнилось три недели – почти юбилей! Дочурка вовсю глазеет по сторонам. Очень любит рассматривать обои, ночник на стене, ковёр в комнате родителей.
Сегодня заехала на работу. Все поздравляют, подарили цветы. Поняла, что соскучилась по своим девчонкам и прежней жизни птицы перелётной».

   «Ура! Спустя месяц я, наконец, могу садиться. Даже непривычно как-то. Сегодня попыталась кормить дочку сидя, но она сосёт плохо, всё время засыпает, видимо, из-за того, что распорядок дня изменился и интервалы между кормлениями стали больше. Однако часто просыпается и требует есть. Молодец, девулька! Своё возьмёт.
Вечером супруг повёл меня в кино на штатный фильм «К сокровищам авиакатастрофы». Мура, но красиво. Здесь важен сам факт: сходить в кино после такого перерыва! Пустячок, а приятно. Постепенно возвращаюсь к нормальной жизни, начиная становиться человеком…»

   «Иногда с удивлением думаю, неужели я уже и в самом деле мать?! До сих пор не верится! Чадо уже начало улыбаться, а то я боялась, что дитё дюже серьёзное растёт. Любит пить соки – яблочный и морковный – наш первый прикорм. Соки я и бабуля делаем сами с помощью соковыжималки, тоже процесс тот ещё! Матушка моя доверяет только фруктам и овощам с собственной дачи. Вероятно, она права…»

   «Купать дочурку становится всё труднее – она норовит всё время соскользнуть с руки и уплыть куда-то, уйти, так сказать, в самостоятельное плавание. Интересно, когда же она уже начнёт ползать на суше? Маман уверяет, что я у неё уже в двухнедельном возрасте ползала. Неужто, правда? Или напутала слегка? А нашу красавицу, если перевернуть на живот, то она ползти не хочет, всё время на коленки встаёт.
   Теперь она уже смеётся вовсю, особенно, когда бабушка ей массаж делает – любимое занятие обеих.
   Я тоже, кажется, постепенно возвращаюсь к нормальному состоянию: живот ушёл, мои прежние 48 кг веса опять при мне, хотя фигура, конечно, изменилась – грудь немного увеличилась. Но в свои юношеские шмотки влезаю без проблем – это радует.
Однако роль дойной коровы и домохозяйки, вечно стирающей пелёнки или разогревающей обед мужу, мне нравится всё меньше. Наверное, я не из породы нормальных баб и преданных супружниц. Да, не создана ты, голубушка для того, чтобы детей растить и мужа нянчить! Но ничего – пробьёмся!»