Её жизнь под знаком Овна... Главы 25-28

            Её жизнь под знаком Овна, его жизнь на чаше Весов. Повесть

                Глава 25. Начнём сначала!
   
   Она:
   Я таким его ещё не видела! Неужели он на самом деле остепенился? Уже несколько месяцев не пьёт. Собирает документы, бегает по всем инстанциям, сидит во всех этих безумных очередях (от которых я тут же сдохла бы!), заботится о ребёнке… Похоже, созрел наконец для семейной жизни – это в сорок-то лет! Впрочем, лучше поздно, чем никогда! Жаль мама его не дожила до этого момента – искренне порадовалась бы за своего непутёвого сына, который наконец-то взялся за ум!
   А может быть, я ошибаюсь? И он делает всё это лишь с одной целью – получить новую квартиру?! А когда получит, ни я, ни ребёнок ему опять станут не нужны!
   Но ведь это я, а не он, брала кредит на работе, чтобы хватило денег на первоначальный взнос, а теперь должна погашать его из своей зарплаты! И это мои, а не его родители продали машину, чтобы мы могли на эти деньги купить мебель! От его же родственничков как обычно – большой шиш!
   Господи, что за чушь лезет в голову! Он ведь тоже деньги вложил – какие-то сбережения и у него были. И действительно старается везде успеть и даже мне с ребёнком помочь. Недоверчивая ты стала, подруга!
   …Правильно, верить никому нельзя, особенно мужикам! «Верь людям, пока не обманут! Когда обманут – не верь никому!»

                * * *
   Он:
   Такой я её ещё не видел! Крутится как белка в колесе! Вчера ездили смотреть новую квартиру, всю в побелке и строительном мусоре, и вот сегодня она уже всё это отмывает. Даже окна, а ведь на дворе декабрь! Жалуется, что руки мёрзнут и вода быстро остывает, и продолжает мыть… Удивительные создания женщины! Если бы я один сюда въезжал, меня эти заляпанные побелкой стёкла вообще не волновали бы, по крайней мере, до весны. А она заявляет, что в такой свинарник ребёнка ни за что не повезёт.
   Так… Вроде всё в порядке: обои не отваливаются, паркетная доска не скрипит, двери все на месте и даже закрываются. Плитка в ванной комнате и туалете, конечно, дешёвенькая, но на первое время сгодится. Вот поднакоплю деньжонок, тогда и поменяю. Хотя нет, в первую очередь, надо будет линолеум на кухне поменять – такое уёбище! Хорошо хоть лежит ровно, не отстаёт нигде и волнами не перекатывается. А то вот у мамани, когда мастеровые линолеум на кухне и в прихожей меняли, так коряво положили, что даже стулья ровно стоять не могли!
   Да, жалко, что мама до этого светлого дня не дожила! Сейчас бы радовалась, глядя на сына и внучку! Она так хотела малышку нянчить, да вот не успела. Только пару раз всего внучку и видела. Сказала тогда: «Наконец-то мой сын остепенился, нормальную семью завёл! Хоть на старости лет порадуюсь!» Да… Недолго маманя радовалась, ушла, не успев внучку вырастить…
   Так, хватит нюни разводить! Не забыть бы лампочки и люстру в комнату купить. И главное – розетки поменять надо. На хрена их у плинтуса присобачили?! Чтобы жильцы по сто раз на дню нагибались?! Или под стол по-пластунски заползали? Тут никакой зарядки по утрам не нужно – за день так накланяешься, никакая спина не выдержит! Совок – он и есть совок, дурдом полный!

                * * *
   В новую квартиру нужно было купить хоть какую-нибудь мебель. Денег на новую обстановку уже не хватало, поэтому они отправились в мебельную комиссионку.
   Выбор мебели был не очень большой. Но им повезло: за вполне умеренную плату они купили почти совсем новую чешскую пятисекционную стенку «Калинка», которая идеально по размерам подходила в большую комнату. В ней правда не хватало одного стекла в секцию для посуды, но он сказал, что это не проблема, сам сможет вставить, главное, что крепления для стеклянной дверцы сохранились. 
   А для детской купили гарнитур «Малыш» из ДСП, который ей не особо понравился своим тёмным цветом. Она считала, что в детской должна стоять светлая мебель. Но светлой мебели не было совсем, пришлось брать то, что больше подходит по размерам и, как он выразился, является «многофункциональным».
   Последним был приобретён большой светлый полосатый диван-тахта для гостиной, против которого он сначала возражал, считая светлую обивку непрактичной и маркой. Но ей удалось его переубедить:
   – Должно же быть в гостиной хоть одно светлое пятно! И так всю мебель тёмную купили!
   – Ну ладно-ладно, уговорила…
   Остальную обстановку: кухонные полки, столы и стулья, диван, кресла и огромный книжный стеллаж привезли из его старой коморки на Бауманской и бывшей квартиры его матери. А из её бывшего жилища приехали пианино, письменный стол, пара замечательных ковров, которые её матушка достала по большому блату, и несколько коробок с книгами, которые тут же почти полностью заняли все полки книжного шкафа.
   Итак, новая квартира – новая жизнь! Будет ли она счастливой? Ведь, кошку, как положено по обычаю, они в новый дом не запускали. Он заявил, что все это бабьи предрассудки, и «бегать отлавливать котов по местным подворотням» он не намерен.
   Она не стала настаивать на соблюдении традиции, спорить с ним у неё не было сил. После отмывания окон квартиры на морозе, она-таки разболелась, и в день переезда температурила и еле держалась на ногах, тут, как говорится, не до кошек…

   Новое жилище очень понравилось дочке. Она бегала по свободной пока от многочисленного бытового скарба просторной квартире, как выпущенный на волю жеребёнок, и постоянно из разных мест слышался её звонкий голосок:
   – Мама, ты где? Папа, а-у!..
   Детскую кроватку, которая явно скоро будет дочке мала, они решили не перевозить и вместо неё купили небольшую кушетку ярко-зелёного цвета, вписавшуюся в детскую комнату как нельзя лучше. Кушетка понравилась маленькой егозе ещё больше, чем большой шкаф для игрушек, потому что на ней можно было вволю прыгать, как на батуте, чем инфанта не преминула тут же воспользоваться, несмотря на протесты со стороны её мамы, которая опасалась, что хрупкая конструкция от такого обращения скоро развалится.
   Новоселье решили отпраздновать в первых числах марта, и получилось, что отпраздновали аж два раза: первый раз с её родственниками и друзьями, а второй – с его сослуживцами, которые, как выяснилось, своего весёлого коллегу очень любили, несмотря на все его недостатки, и очень помогли с переездом.
   И родне, и сослуживцам квартира очень понравилась. Все с интересом разглядывали многочисленные картины и старинные иконы, украшавшие стены комнат.
   Даже на кухне и в коридоре висели два живописных полотна: на кухне глаз радовал натюрморт с изображением большой вазы, наполненной красными и белыми астрами, по поводу которого у её супруга неоднократно возникал спор с его кузеном Димой – тот считал, что это работа кисти Машкова, а второй не соглашался; а в коридоре, закрывая проводку, висел автопортрет знаменитого деда.
   Подолгу задерживались гости и перед огромными настенными часами, выпущенными в конце девятнадцатого века чрезвычайно популярной в то время в России швейцарской фирмой Г. Мозеръ и Ко, римские цифры на которых один в один походили на кремлёвские куранты. Часы некогда висели в приёмной господина профессора-основателя рода, а теперь напоминали лишь о былом величии этой семьи. Вот и спустя почти сто лет эти куранты ходили исправно, хоть и отставали немного.
   – Ну, ребята, у вас тут прямо картинная галерея, – обращаясь к новосёлам, восхищенно произнесла Валентина Сергеевна, старший научный сотрудник НИИ, в котором он трудился, женщина преклонных лет, но чрезвычайно подвижная и улыбчивая. – Я будто в музее побывала!
   – Это что! Вот у моего деда, действительно, замечательная коллекция живописи была! Репин, Васнецов, Рокотов, голландские мастера… – похвастался хозяин квартиры.
   – Была? А сейчас что же? – поинтересовалась Валентина Сергеевна.
   – Да после смерти старика его младший сын – дядька мой Савва, говорят, ещё и тело остыть не успело, а уж он грузил всё в свой москвич, который от дома художников отъезжал, скребя днищем асфальт, до такой степени нагружен был. А папашка мой – мудак старый всё проспал! Явился туда к шапочному разбору. По словам очевидцев-соседей, скандал был громкий. Научный сотрудник космической фотолаборатории начистил морду лица своему братцу-профессору, исследователю Арктики. Но факт остаётся фактом, коллекция деда уехала в неизвестном направлении. Мне, во всяком случае, ничего не досталось, – посетовал потомок известной фамилии.
   – А это? – опять спросила Валентина Сергеевна, указывая на стены гостиной, увешанные живописными полотнами.
   – А это уже я приобретал, – ответил он. – От случая к случаю, по разным антикварным лавкам, да у знакомого художника. Здесь ничего особо ценного нет…
   – Всё равно здорово! – похвалила сослуживица.
   Сервированный молодой хозяйкой праздничный стол со всевозможными яствами, приготовленными по рецептам из старинного пособия «Подарок молодым хозяйкам» Елены Молоховец, также не оставил никого равнодушным. Женщины, отведав салат из апельсинов и лука, почки в сметанном соусе и рыбу в кляре, тут же дружно начали записывать рецепты.
   Он улыбался себе в усы, глядя, какие завистливые взгляды бросают на его молодую жену женщины, и с интересом посматривают мужчины. Действительно, его супруга сегодня смогла многих удивить! Была на удивление хороша, остроумна и, несмотря на отсутствие деликатесов, накрыла поистине роскошный стол, использовав все те скромные припасы, которые накануне, отстояв в длинных очередях, приобрела в магазине. А потом ещё и готовила всю ночь! Наверное, не спала совсем.
   Она всем улыбалась, поддерживала лёгкую светскую беседу, что было отнюдь не просто, поскольку большинство гостей она видела впервые. Однако это была лишь маска, скрывавшая волнение и усталость. Сказывалась бессонная ночь и беспокойство за супруга – как бы он не сорвался. Однако он в этот день пил лишь сок и к спиртному не притрагивался совсем. Да и выпивки было немного: женщины пили шампанское, мужчины – водку. Однако ему никто выпить не предлагал, из чего она сделала вывод, что о его болезни все присутствовавшие прекрасно осведомлены, но как интеллигентные люди это скрывают.
   В конце вечера, когда гости уже начали потихоньку разъезжаться, в дверь позвонили. Она открыла и увидела на пороге молодую темноволосую женщину невысокого роста с резкими чертами лица, которая сначала на секунду замерла, а потом решительно сказала:
   – Привет! Я ваша соседка. Нина меня зовут. Извините за беспокойство. Нельзя ли у вас растительного масла немного занять? Как на грех кончилось, а магазины уже закрыты. Я завтра обязательно куплю и верну.
   – Здравствуйте, Нина. Извините, что не приглашаю Вас к нам – у нас гости. Но масла я Вам сейчас принесу, и ничего возвращать не нужно. – С этими словами она вынесла соседке полбутылки подсолнечного масла.
   Нина поблагодарила и, почему-то несколько смутившись, скрылась за дверью соседней квартиры.
   «На казачку похожа, – подумала она про соседку. – А ведь я ей даже не представилась и в дом не пригласила – это не хорошо. Надо будет завтра нанести ответный визит, с соседями нужно дружить».

                Глава 26. Всё новое - дом, соседи, детский сад

   Соседка действительно оказалась казачкой. Родом из Ставропольского края, приехала в Москву в поисках лучшей жизни, нашла работу на стройке (благо что в столице строят много, и отделочников вечно не хватает), скопила немного денег плюс заняла у друзей и купила-таки однокомнатную кооперативную квартиру, в которой теперь собиралась проживать вместе с мужем-грузином.
   Всё это она узнала, когда на следующий день зашла к соседке, чтобы пригласить ту на чашку чая, а в результате у неё и задержалась, поскольку была приглашена отведать свежеприготовленных хинкали и домашнего вина с Кавказа. Супруга-грузина дома не оказалось, и Нина, обрадовавшись неожиданному визиту, усадила соседку за стол в просторной кухне, чтобы поговорить по душам и наладить контакты.
   Казачка Нина оказалась общительной, словоохотливой, темпераментной особой, простой и прямолинейной. Все эмоции были написаны у неё на лице, а в речи частенько проскальзывало крепкое словцо, из-за чего она поначалу тушевалась, а потом, поняв, что соседка воспринимает всё как надо, перестала стыдиться, перешла на «ты» и почувствовала себя свободнее.
   – Я вчера прям обомлела, когда за маслом пришла, и ты мне дверь открыла. Такая блин красотка! Аж глазам больно стало! Гляжу бля платье с камнями, в ушах брильянты сверкают! У меня дар речи пропал. Стою и не знаю, чо сказать-то…
   – У нас вчера много гостей было: сослуживцы мужа. Мы новоселье справляли, потому и была при параде. Обычно я, как видишь, никаких драгоценностей не ношу. А вчера муж попросил меня надеть старинные серьги, которые ему от прабабки достались. Вот и пришлось соответствовать.
   – От прабабки? Ясно. А то я прям перепугалась – куда попала, не пойму. Тут в ентом доме-то, я так вижу, простых людей вроде меня и нету совсем. Все с выебоном…
   – Почему ты так решила?
   – Да когда в очередях-то этих сидела на оформление документов, да на собраниях по выбору правления кооператива и распределению квартир, всякого наслушалась и насмотрелась. А тебя я вот раньше и не видала.
   – Не удивительно. Я на эти собрания и не ходила ни разу. У нас этими вопросами Михаил, супруг мой то есть, занимается. Он у нас в семье все проблемы решает.
   – А… Тогда понятно. Хорошо, когда мужик в доме все проблемы решает. У меня вот не так. Мой-то, Андро, то есть Андрей по-нашему, наоборот, проблемы только создаёт, – посетовала Нина.
   – Ну проблемы у всех бывают. Мой тоже не без греха…
   – По этому поводу надо выпить! – заявила безапелляционно соседка. – Мужу на прошлой неделе родственники из Грузии вина прислали. Через знакомых передали. У грузин в Москве большая диаспора. Все друг друга знают, помогают…
   – Я не большая любительница спиртного, но за знакомство немного выпью, – согласилась она.
   Нина достала бокалы и разлила из огромной бутыли, искусно оплетённой тонкими прутьями, тёмно-бордовую жидкость, издающую лёгкий фруктовый, слегка кисловатый аромат.
   Вино оказалось молодым, терпким на вкус и слегка напоминавшим каберне, хотя до знаменитых марок явно не дотягивало. Но за дружеской беседой она с удовольствием выпила почти два бокала, выслушивая рассказы соседки о её непростых отношениях с собственным любвеобильным супругом, не пропускавшим, по её выражению, ни одной юбки. Видно было, что своими переживаниями Нине поделиться не с кем, и она раскрывала перед внимательной и отзывчивой слушательницей свои семейные секреты.
   Расстались соседки не скоро, удостоверившись, что в случае необходимости каждая из них сможет прийти другой на выручку.

   Дом был большим, семнадцатиэтажным, семиподъездным, вместившим в себя более полутора тысяч жителей столицы, уставших от бытовых неурядиц и не желавших ждать ещё двадцать с лишним лет обещанные от государства бесплатные квартиры для улучшения собственных жилищных условий. В основном это были представители только ещё зарождавшегося в России среднего класса, имевшие достаточно средств, чтобы купить приличную кооперативную квартиру в престижном районе: представители банковского сектора, управленцы среднего звена всех мастей, научные работники, более-менее известные деятели культуры и искусства и другие представители российской интеллигенции.
   Конечно же, и новых знакомых у обоих супругов появилось немало.
   Он тут же подружился с автомобилистами, крутившимися во дворе, где парковочных мест было ограниченное количество, а машин и, соответственно, их владельцев много, и водительское братство тут же принялось решать вопрос о создании большой парковки на пустыре напротив дома и маленькой – во дворе с тылу.
   Она тоже познакомилась с мамочками детей, которых надо было срочно устраивать в детские сады и школы. Им повезло, что почти всю необходимую инфраструктуру успели построить и сдать в эксплуатацию вместе с жилыми корпусами. Поблизости открылись пять детских садов и четыре школы, поэтому проблем с местами там для детей пока не наблюдалось.
   Единственное, чего не успели пока возвести – это детскую поликлинику, отсутствие которой вызывало большое количество проблем.
   Местные власти постарались хоть как-то частично решить этот вопрос, открыв на первом этаже одного из домов несколько оборудованных на скорую руку медицинских кабинетов, где принимали педиатры. Но помещение было крохотное, народу уйма, поскольку население района составляли в основном молодые амбициозные родители с детьми, и задыхавшиеся от наплыва посетителей врачи, естественно, не справлялись. Короче, это была жуть и кошмар кошмарный! Но делать было нечего – необходимые справки для устройства дочери в детский сад надо было получить, и она, наравне с другими мамочками, часами выстаивала в этих безумных очередях, где, естественно, все перезнакомились и помогали друг другу советами и делами.

   Детский сад был рядом, почти напротив их дома, всего-то в трёх минутах ходьбы. Господи, какое это было счастье! Особенно хорошо это ощущалось в сравнении с предыдущим годом, когда ей приходилось возить ребёнка в ясли в переполненном с утра трамвае, где она тряслась целых семь остановок, держа на руках малышку, зажав между ног сложенную коляску, а в зубах пакет с необходимыми детскими вещами. Мечтать о том, чтобы кто-то уступил место – не приходилось. Хорошо было уже, если удавалось втиснуться хотя бы во второй или третий по счёту трамвай!
   После тех испытаний новый детский садик поблизости казался просто раем! Так бы оно и было, если бы малышка не начинала каждый день слезами, отказываясь туда идти.
   Почему это происходило, ей было непонятно. В чём причина детских слёз? Доброжелательный персонал, улыбчивая молодая воспитательница, большие красивые игровые комнаты, удобная мебель, масса игрушек и увлекательных занятий… и всё же девочка не хотела туда идти. Объяснить в чём дело малышка не могла, но каждое утро при словах «Вставай! Нам пора идти в садик» на её лице отражался испуг, и глаза тут же наполнялись слезами. При этом уходить вечером домой из садика малышка не рвалась. Забирая её после работы, она видела, что ребёнок спокоен, всем доволен и ни на что не жалуется.
   «Значит, дело тут не в самом садике. Дочка здесь себя чувствует хорошо. Это по ней видно, – размышляла она, пытаясь найти причину детских утренних капризов. – Может быть, дело в тех словах, которые я говорю утром? Или в самих сборах в детский сад? Похоже, что дело, действительно, в этом утреннем ритуале».
   Она вспомнила предыдущий ясли-сад, куда весь прошлый год возила дочурку, – с обшарпанными стенами, не закрывающимися, покосившимися дверцами детских шкафчиков и злобной мегерой вместо нянечки, от которой вечно пахло перегаром, и которая, похоже, вымещала все свои неприятности на малышах. Пару раз она собственными ушами слышала, как нянька эта при детях матерится, а потом ещё и синяки на теле собственной дочери обнаружила. Такое безобразие она, естественно, терпеть не могла и тут же отправилась к заведующей, где выложила начистоту всё, что думает о здешнем персонале.
   Усталая немолодая заведующая выслушала её совершенно спокойно, а потом сказала, что все её упрёки справедливы, но поделать она здесь ничего не может:
   – Ну, уволю я эту нянечку, – вздохнув, объяснила она. – И дальше что? Кто работать будет за эту мизерную зарплату в 60 рублей. Вы ведь не пойдёте? Нет! В том-то всё и дело. Работать некому…
   – Но ведь эта горе-работница детей калечит! Вы посмотрите – у них синяки на руках, на спине! А вчера моя девочка, которая и говорить-то ещё толком как следует не умеет, принесла из вашего садика новые слова: «сволочь» и «мразь»! И мне страшно подумать, что я могу услышать от неё завтра. Урезоньте вашу сотрудницу, или родители будут вынуждены обратиться в милицию!
   – Не надо меня пугать! Это всё равно не решит проблему. Конечно, с сотрудницей я поговорю. И не раз уже говорила. Остаётся только уволить. Но опять повторяю: работать некому!
   Кабинет заведующей она покидала с тяжёлым сердцем, понимая, что не добилась ровным счётом ничего. И не желая подвергать ребёнка дальнейшим издевательствам, вскоре перестала водить её в это треклятое заведение, уговорив-таки маман посидеть некоторое время с внучкой, пока она не подыщет другой, более приличный детский сад.
   Время шло. И она надеялась, что из памяти малышки стёрлись воспоминания о грубых окриках и жестоком несправедливом обращении, но эти старые обиды, видимо, глубоко засели в душе ребёнка, и ныне прорывались наружу утренними слезами.
   Значит, надо придумать какой-то отвлекающий манёвр. И она придумала.
   Теперь каждое утро начиналось с рассказов про Звёздочку – жеребёнка с белой отметиной в виде звезды на лбу и девочку Алёну, которая ухаживала за жеребёнком, пока он был совсем маленьким и слабым, и, конечно же, они подружились и были теперь не разлей вода, и с ним происходили удивительные приключения. Эти придуманные ею за ночь истории сопровождали теперь утренние сборы в садик и всю дорогу до него. А ещё мама с дочкой договорились, что дочка будет махать рукой из окошка, пока мама не скроется за поворотом дороги.
   И теперь этот ежеутренний ритуал, который малышка приняла с восторгом и радостно соблюдала, помог в корне изменить ситуацию. Капризы забылись, слёзы высохли, зато мамочке добавилась лишняя головная боль – ведь теперь ей приходилось придумывать всё новые и новые сюжеты про девочку и жеребёнка и молить, чтоб фантазия не подвела.
   Одно время она даже пыталась эти истории записывать, но регулярно это делать не получалось, и в конце концов свой дневник она опять забросила, вернее, отложила до лучших времён.

                Глава 27. Замужняя женщина должна сидеть дома!

   Он был недоволен. Опять она задерживается на работе. То у неё самолёт с делегацией вовремя не прилетел, то очередные переговоры до полуночи, то ещё какой-нибудь форс-мажор. «Баба должна сидеть дома, с детями, мужу борщи варить!» – неоднократно декларировал он.
   Она лишь на это усмехалась и отмахивалась.
   Вот и сегодня она позвонила и сказала, что непредвиденные обстоятельства, что задерживается, и попросила забрать дочку из сада.
   Он нарочито чертыхнулся, заявил, что пора бы ей уже решить, что для неё важнее – семья или работа! Добавил, что не собирается постоянно отпрашиваться с работы, и что забирать ребёнка из сада – обязанность матери!
   Конечно, он преувеличивал. Естественно, он мог забрать малышку из садика, и больших проблем с этим не возникало. Но он хотел, чтобы она поняла, что рассчитывать на него в этих вопросах не стоит. Он по-прежнему хотел сохранить свою свободу и независимость. Теперь, когда ему удалось вернуть обеих любимых женщин, и они были рядом, прежняя боязнь стать уязвимым, зависимым и несвободным вернулась, и он пытался противостоять ей.
   Кроме того, он осознавал, что контролировать её, пока она продолжает работать переводчицей, постоянно уезжая в командировки, он не может. И что она там делает в этих поездках, с кем общается – одному Богу известно. Признаться себе в том, что способен на ревность, он не желал. Но видя, как на его молодую жену поглядывают другие мужчины, он, наряду с чувством самодовольного удовлетворения, испытывал и некоторое беспокойство. Ведь случись что, и остановить её он не сможет, она уйдёт и сделает это совершенно спокойно – уже доказала это. А терять её ещё раз он не хотел.
   Когда он пришёл за дочкой в садик, то увидел её на лавочке вместе с воспитательницей перед зданием детского сада, в котором уже и света в окнах не было. Вежливая воспитательница попросила его больше не опаздывать, и забирать ребёнка вовремя – у неё, мол, тоже семья, и работать сверхурочно она не хотела бы.
   Он ответил, что все упрёки лучше пусть она выскажет матери ребёнка, не поблагодарил её, взял дочку за руку и повёл домой.
   Дома он решил закатить жене скандал, чтобы отбить у неё охоту перекладывать на него какие-либо домашние обязанности, зная, что она терпеть не может выяснения отношений на повышенных тонах. С прежними жёнами ему всегда удавалось настоять на своём, редко кто из женщин выдерживал его свирепой ярости, которую он умел включать при необходимости на полную катушку. Авось, и здесь выгорит!
   Однако всё пошло совсем не по намеченному сценарию.
   Когда он начал кидать ей в лицо обидные фразы, намекая на то, что все переводчицы – де факто дамы лёгкого поведения, часто вступающие в половые связи с непонятно кем во время своих частых командировок, она сначала расхохоталась ему в лицо, а потом, увидев в его глазах злобную ревность, вдруг разозлилась сама и замахнулась, пытаясь влепить мужу пощечину.
   Он машинально схватил её руку и резко вывернул, так что она вскрикнула от боли. Но в следующий момент он вскрикнул сам, потому что она изогнулась, как змея, и схватив со стола кухонный нож воткнула ему в живот.
   Спасла его хорошая реакция бывшего спортсмена – ему удалось вовремя отпрянуть, так что нож не причинил особого вреда, порез был неглубоким и задел лишь мягкие ткани.
   Однако испугался он не на шутку. Его всегда такая спокойная жена сейчас походила на разъяренную фурию. Из глаз её летели молнии, и похоже было, что она не отдаёт себе отчёта в своих действиях. Её милое лицо исказила безумная гримаса. И он стал опасаться, как бы она действительно не тронулась умом.
   Увидев кровь, выступившую на его рубашке, она на какое-то мгновение замерла на месте, и он воспользовался этим моментом, чтобы сбежать с кухни, где разыгралась эта драма, и заперся изнутри в своей комнате, не желая усугублять конфликт и уже сожалея о своих словах и поступках, приведших к подобному взрыву ярости его супруги.
   Спустя ещё минуту он услышал ужасные звуки, похожие на удары топора по дереву и металлу, и понял, что его жена даёт выход своей ярости, круша всё на своём пути.
   А она действительно в этот момент, практически потеряв рассудок, носилась по квартире с кухонным топориком для разделки мяса в руках, обрушивая его сначала на дверь его комнаты, а затем на стулья и посуду в кухне. Разбила большое зеркало в ванной комнате, скинула на пол сковороду с жареной курицей, так что крылья и лапы разлетелись по полу и кухни, и даже коридора. И всё это сопровождалось громкими песнями на незнакомом ему языке.
   И лишь после того, как она приняла контрастный душ, ей удалось немного успокоиться. Она замолчала, переоделась, собрала ребёнка и укатила на свой «запасной аэродром» к родителям.
   Лишь после того, как он услышал звук захлопывающейся входной двери, он рискнул выйти из комнаты, чтобы обозреть размеры нанесённого ущерба. Обескураженный он смотрел на следы, оставленные повсюду недавно бушевавшим тут ураганом по имени ЖЕНА. И залепив рану на животе пластырем, попытался осмыслить произошедшее.
   – Ну и как? Добился желаемого? – спросил ехидно внутренний голос.
   – Вообще не понял, что произошло. Что с ней было-то? Просто приступ безумия какой-то.
   – Ну да, похоже на приступ неконтролируемой ярости. Ты с ней, приятель, так не шути! Нельзя её выводить из равновесия, иначе термоядерная реакция и атомный взрыв в одной отдельно взятой квартире тебе обеспечены, – назидательно произнесло альтер эго.
   – Неожиданно… И чё теперь делать?
   – Чё-чё, – передразнил внутренний голос. – Езжай к ней! Извиняйся, возвращай назад!
   – Вот ещё! Да не буду я извиняться! Это не я её, а она меня порезала. Сумасшедшая баба!
   – А кто её довёл?
   – Никого я не доводил. Подумаешь, сказал пару нелестных слов. Переживёт! Успокоиться и сама завтра вернётся.
   – Ты сам-то в это веришь? Знаешь ведь, не вернётся…
   Он ещё размышлял над тем, как ему следует поступить дальше, когда раздался звонок в дверь. На пороге стояла соседка Нина, которая пришла, чтобы перекинуться с подругой парой слов.
   Увидев настоящий погром в столь приличной некогда квартире, она удивилась:
   – Чегой-то у вас произошло?
   – Да жена взбесилась. Видишь, покрушила тут всё! – пытался оправдаться он.
   – Да…– покачала головой соседка. – Это надо ж было бабу до такого состояния довести!
   И эти её слова неприятно резанули его по сердцу. И он понял, что жена, действительно, сама не вернётся. Видимо, придётся ему, в очередной раз усмирив свою гордость, признать своё поражение и опять ехать за ней, уговаривать и возвращать.
   Вздохнув, он принялся убирать квартиру: подметать осколки зеркала, собирать черепки посуды и остатки некогда вкусного обеда, выпрямлять погнутые серебряные приборы…
   За ней он поедет завтра, или послезавтра. Надо дать ей время успокоиться.
Он уже был готов смирится и с её постоянными командировками, и с ненормированным рабочим днём, лишь бы простила и вернулась!

                * * *
   Она долго ещё не могла успокоиться после недавнего приступа ярости, который удивил и обескуражил её саму.
   – Что это было? – вопрошала она саму себя. – Просто какой-то неконтролируемый и необъяснимый приступ бешенства. Так недолго и с ума сойти.
   – Действительно, можешь умом тронуться, если не научишься ограждать себя от негативных эмоций, – поддержал эту мысль внутренний голос.
   – И как же это сделать?
   – Прекрати обращать внимание на его слова и поступки! – поучал мудрый голос. – Думай о себе, о ребёнке. А всё остальное посылай нах...
   – Да уж... придётся постараться и научиться быть пофигисткой. А не то либо крыша поедет, либо поубиваем драг друга.
   Поэтому она решила внять увещеваниям мужа, когда тот приехал, чтобы в очередной раз заключить мировую, приняла его извинения и на третий день вместе с дочкой вернулась домой.
   Он же решил повременить с упрёками в её адрес и потерпеть ещё некоторое время, прежде чем возобновлять разговоры с ней о смене работы.
   И опять началась её кочевая жизнь, вызывавшая в нём раздражение и протест. Прошло ещё пару месяцев, и он снова решил повторить неудавшуюся ранее попытку – заставить её изменить сферу деятельности.
   Вот и сегодня она вернулась домой незадолго до полуночи. Он хотел ей высказать всё своё недовольство, но увидел, что она еле держится на ногах от усталости, и решил неприятный разговор отложить. После душа она тут же легла спать, даже чай пить не стала.
   Утром разговора тоже не получилось. Отведя дочку в садик, она тут же укатила на работу не заходя домой.
   Да, всё это ему положительно не нравилось. Вот зачем спрашивается она надела новую стильную курточку, когда на улице жара? Опять же этот непонятный лихорадочный блеск в глазах… Что-то здесь не чисто. «Надо вечером ей выдвинуть ультиматум! – решил он. – Хватит ей уже по всему свету мотаться! Пора остепениться! Замужняя женщина должна дома сидеть, о детях думать».
   Сегодня он не поехал в институтскую лабораторию, ему надо было заскочить на подшефный завод и забрать необходимую документацию по изготовляемым новым образцам сплавов. С этим он управился довольно быстро и уже днём вернулся домой, надеясь дома же и пообедать.
   Дома он застал жену, лихорадочно собиравшую свою дорожную сумку, с которой она обычно ездила в командировки. Он знал, что вечером она улетает на три дня в Таллинн, и собирался отвезти завтра дочку к её родителям, так как сидеть одному с ребёнком ему было не с руки. Как же ему всё это не нравилось!
   – Когда, в конце концов, прекратятся все эти твои поездки? Ты мать или кукушка? – не в силах скрыть раздражения, произнёс он.
   Она в этот момент сидела на корточках и пыталась застегнуть молнию на своей дорожной сумке. Услышав его резкое высказывание, она обернулась, приподнялась, что-то хотела ответить… и вдруг начала как-то неестественно оседать на пол. Но не села, а буквально упала на только что собранную сумку. Её лицо было непривычно бледным, глаза закрыты…
   – Эй! Ты чего? – испугался он.
   Она лежала на полу и не подавала признаков жизни.
   – О, чёрт! – прыжком он преодолел расстояние до неё, бережно приподнял голову и ужаснулся – настолько горячей она была. Но, слава Богу, она дышала. Видимо, потеряла сознание.
   Переложив жену на диван, он бросился к телефону – вызывать «Скорую помощь».
   «Скорая» приехала на удивление быстро, и двадцати минут не прошло. Она к этому времени пришла в себя, но по-прежнему была очень бледна. Измерили давление: 80 на 45. Температура зашкаливала: 40,1! Тут же сделали укол, заставили выпить целую горсть разных таблеток. Поставили диагноз – фолликулярная ангина. К счастью, в больницу не забрали, но предписали домашнюю изоляцию и карантин.
   Как только за врачами закрылась дверь, она попыталась встать и дойти до лежащей на полу сумки.
   – Ты куда? Тебе лежать надо! Потом свою сумку разберёшь.
   – Мне не лежать, мне ехать надо, – еле слышно произнесла она.
   – Чего?! Совсем с ума сошла?! Куда ехать в таком состоянии? Подохнуть хочешь?!
   – Ты не понимаешь… У меня все документы и проездные билеты. Без меня мои немцы никуда не улетят. Это международный скандал! У нас через три с половиной часа вылет из Домодедово.
   – Нет! Я тебя никуда не пущу! Неужели тебя заменить некем?
   – Не знаю… Начальству звонить надо…
   – Давай мне телефон. Я сам позвоню. Говори кому…

   И он позвонил, и договорился, чтобы её заменили, и даже отвёз все необходимые бумаги тому человеку, который должен был вместо неё полететь с немецкой группой, и забрал дочь из садика, и отвёз её бабушке с дедушкой…
   Когда он вернулся поздно вечером домой, он спала на том же диване, куда он её уложил днём, в той же одежде, свернувшись калачиком, как маленький ребёнок. Её лоб покрывала испарина, и от этого чёлка, одна прядь, прилипла к влажной коже. Видимо уколы и лекарства подействовали, температура спала, и она, наконец, уснула беспокойным сном.
   Будить её он не решился, просто принёс плед и заботливо укрыл её. При этом почувствовал, как в носу предательски защипало и запершило в горле…

                Глава 28. Работа-работа...

   Она любила свою работу. Ей нравилась жизнь перелётной птицы. Узнавать новые страны и города, общаться с интересными людьми, быть в курсе всех нововведений, чувствовать, как бьётся пульс этой планеты, и ощущать себя причастной ко всему, что происходит в мире, – это ли не счастье?
   Работа считалась престижной, хорошо оплачиваемой, сопровождалась различными бонусами и позволяла решать определённые бытовые проблемы. Например, все переводчики Госкомитета обслуживались в МИДовской поликлинике, имели возможность периодически покупать импортные одежду и обувь на складе представительской одежды, во время работы с иностранцами питались в лучших ресторанах Москвы или тех городов, куда выезжали с зарубежными туристами, там же могли за умеренную цену купить качественные продукты для дома и так далее.
   Однако все эти плюсы сопровождались и большим количеством минусов: огромное количество переработок (которые, накапливаясь, превращались в бесконечное количество отгулов, которые всё равно некогда было отгуливать), отсутствие выходных и праздничных дней (как раз на праздники было больше всего работы), короткий отпуск и только поздней осенью, т.е. в самое противное время года, а также постоянный стресс и неизвестность. Ни один переводчик не знал, что его ждёт завтра, куда он отправится и с чем там столкнётся. Более того, он не мог планировать свою личную жизнь, поскольку не знал, когда он вернётся домой и вернётся ли вообще. Были и аварии, и катастрофы, и непредвиденные обстоятельства, и прочее, и прочее...
   На её долю тоже выпало немало испытаний. За восемь лет работы она доросла до старшего переводчика и теперь не только ездила на сложные ответственные маршруты, но и переводила речи партийных функционеров во время конференций и встреч на высшем уровне, сопровождала иностранных VIP-туристов во время их поездок по Советскому Союзу, разрабатывала новые экскурсионные программы и маршруты, писала методички для молодых гидов и передавала им свой опыт.
   А поделиться ей, действительно, было чем.
   Однажды, ещё в начале карьеры, её отправили с группой немецких специалистов в славный город Иваново осматривать только что открывшийся после реконструкции камвольный комбинат. Из коллег там ранее никто не бывал и объяснить ей, что её там ждёт, естественно, никто не мог.
   Напутствуя её, руководительница отдела сказала:
   – Вот как раз всё и узнаешь! Вернёшься, методичку напишешь!
   – Скажи хоть приблизительно, чего мне там ждать? Я раньше никогда на подобных предприятиях не бывала!
   – Ничего, ты справишься! – заверила её начальница. – Посмотри, на всякий случай, лексику текстильной промышленности.
   – Не думаю, что там будет что-то суперсложное, – сказала руководительница отдела стран Центральной Европы и… оказалась не права.
   Переводить ей пришлось весь технологический цикл процесса производства разнообразных тканей, выпускаемых камвольным комбинатом, особенности функционирования новых гребнечесальных и трепальных машин, составы новых красок для тканей и прочее и прочее.
   Она и по-русски-то плохо понимала, о чём идёт речь, а тут ещё надо было всё перевести на немецкий. Выручала лишь интуиция да «чувство языка», которое в своё время в ней пробудила преподавательница-немка. И, конечно же, большим подспорьем было то, что группа состояла из специалистов, которые и без объяснений понимали, о чём идёт речь, и безостановочно сыпали терминами, которые она на лету запоминала и тут же использовала в дальнейшей речи.
   Сказать, что это было сложно, значит, не сказать ничего! Через час подобной работы у неё до тошноты разболелась голова (хотя, может быть, и запахи красильного цеха тоже свою роль здесь сыграли) и стали подкашиваться колени. «Ещё немного и я свалюсь», – подумала она.
   Но деваться было некуда – других переводчиков поблизости не наблюдалось, и она держалась из последних сил. Наконец, экскурсия по производственным цехам закончилась, и их пригласили в небольшой музей, рассказывающий всю историю предприятия, а потом в отдел развития, где был уже накрыт чайный стол.
   «Наконец-то хоть немного передохну и горло смочу, а то всё пересохло», – обрадовалась она. Однако, не тут-то было...
   За чашечкой чая специалисты из Германской Демократической Республики и представители комбината непринуждённо обменивались мнениями, угощаясь баранками, пряниками, конфетами и ароматным чаем из настоящего большого пузатого самовара. И лишь она одна не пригубила ни чая, ни пряничка не отведала, потому что немцев было штук двадцать, а сотрудников комбината около десяти, и все хотели общаться, а переводчик на них на всех был один! Вернее, одна – молодая, зелёная, но не желавшая сдаваться и умевшая держать лицо, даже в безвыходных ситуациях.
    И так было всегда! И она справлялась!
    И вернувшись в отдел, написала методичку по камвольному комбинату, куда включила не один десяток терминов, с которыми ей пришлось там столкнуться, а также краткое описание всего производственного процесса и советы по преодолению тех «подводных камней» и неожиданностей, которые могут поджидать человека неопытного в подобной поездке.
    Начальство это оценило и… стало отправлять «это молодое дарование» на самые сложные и ответственные участки работы.
    Так и случилось, что неожиданно для себя она оказалась на сцене Большого театра, переводящей глупые шуточки конферансье, ведущего концерт, устроенный правительством Москвы для участников фестиваля российско-германской дружбы.
   Она-то надеялась, что в кои-то веки сядет как белый человек в зале и будет наслаждаться искусством знаменитых певцов и танцоров, а тут вдруг раздаётся отчаянный крик начальницы:
   – Девки! А кто сегодня концерт переводит?!
   И выясняется, что впопыхах забыли назначить переводчика на концерт. И начинают бегать с вытаращенными глазами, искать, кому можно это ответственное задание поручить. Старшие гиды, как назло, кто в старых брюках явился, кто в кроссовках, кто хрипит, потому что голос посадил, а тут вот оно – наше молодое дарование! Так, платье красивое, туфли в тон, ручки, ножки, причёсочка – всё как надо!
   – Быстро за кулисы! Бегом! Ты сегодня концерт переводишь!
   – Какой концерт? Я же программу в глаза не видела! Без подготовки?! Что я там наперевожу?!
   – Бегом, сказала! – у начальницы лицо перекошено от ужаса неминуемого провала.
   – Ещё целых пять минут до начала. Берёшь программу у конферансье и пробегаешь глазами! Если что непонятно, спросишь у Марины. Она тебе поможет, у неё опыт есть.
   – Так пусть она и переводит!
   – С ума сошла! Её в таком виде никому показывать нельзя, она после поезда переодеться не успела. Иди скорее!
   И она пошла ни жива ни мертва, и переводила, собрав всю свою волю в кулак, и весь концерт провела в подсобке за кулисами, перед каждым номером выясняя, что именно будет говорить конферансье, представляя того или иного участника концерта.
   Коллеги потом её дружно хвалили, все удивлялись её олимпийскому спокойствию.
   – Ты прямо будто всю жизнь концерты переводила, – сказала потом Марина.
   Она лишь молча на это улыбнулась, потому что боялась разрыдаться. Когда закончился концерт, на неё напал страх и безумное волнение. Она чувствовала, что её бьёт озноб, и никак не могла успокоиться.
   – О! Да у Вас руки ледяные, – сказал известный конферансье, которого она весь вечер так успешно переводила, и который хотел поцеловать ей руку в знак признательности.
   – Простите! Это от страха! Я очень сильно волновалась, – почти шёпотом произнесла она.
   – Понимаю. Бывает, – сказал известный артист. – От излишнего волнения у меня есть отличное лекарство.
   И он протянул ей стаканчик от термоса, в котором оказался налит коньяк.
   От неожиданности она даже закашлялась. Но глоток спиртного помог, постепенно к ней вернулось ощущение реальности, и ступор прошёл.
   – Ну вот, теперь оттаяла, – улыбнулся конферансье. – Если это Ваш первый выход на сцену Большого, то справились Вы отлично! С чем я Вас и поздравляю, – с этими словами он отсалютовал ей стаканчиком и быстро допил всё содержимое термоса.
   – Спасибо, – ответила она. – Жаль только, что концерт посмотреть не удалось…
   Или в другой раз её отправили с группой австрийских телевизионщиков в останкинский телецентр осматривать телекамеры последнего поколения, и ей тоже на ходу приходилось ловить новые для себя термины, чтобы затем пополнить знания коллег в данной сфере.
   От постоянных стрессов в начале карьеры у неё даже начался дерматит: руки до локтя покрылись какой-то крокодиловой кожей, которая постоянно зудела, и ей стоило неимоверных усилий, чтобы не расчёсывать их до крови. Так продолжалось почти месяц, пока она не научилась ставить блок между собственным сердцем и неожиданными неприятностями. Этой мощной защите её научила прикреплённая к ней на первых парах наставница – старая, видавшая виды гидесса, которая с первой же встречи заявила, что на этой работе мужики не выживают вообще, а бабы – далеко не все, а лишь те, кто научится блокировать негативные эмоции и не принимать всё близко к сердцу, и подробно обрисовала методику, как с неприятностями справляться.
    Позже она много раз с благодарностью вспоминала эту энергичную седовласую женщину, чьи уроки её зачастую, в буквальном смысле, спасали.
    Руки, спустя какое-то время прошли, зато «крокодиловой кожей» покрылась душа, и это было благом, защитой, позволявшей ей преодолевать «огонь, воду и медные трубы» и оставаться невредимой. Нет, она не сделалась бездушной тварью, но возмужала и поверила в собственные силы.
    Так как-то раз на волжском круизе, куда регулярно отправлялись лайнеры с немецкими туристами, не оказалось массовика-затейника, и, естественно, восполнять эту недостачу пришлось ей: и конкурсы, и концерты, и водный праздник Нептуна – всё пришлось самой организовывать и проводить! И как сказал потом капитан, столько хохота, как в том круизе, он в своей жизни ещё не слышал. Немцы, на её счастье, с удовольствием откликались на все затеи, и сами предлагали кучу вариантов для развлечения. Нашлись среди них и художники, и певцы, и танцоры, и декораторы… Ей просто тогда повезло! Но после этого за ней закрепилась слава «находчивой, непотопляемой, способной решить любые проблемы».
    Поэтому, когда в очередной раз прибыла «особая» группа (представители госбезопасности ГДР), состоявшая в основном из старших офицеров и их жён, в программе которой значилось посещение городов «Золотого Кольца» России, конечно же, в качестве сопровождающего переводчика отправили именно её.
   «Не везёт немецким воякам в России!» – такой вердикт она вынесла после их отъезда на родину.
   Именно с этой группой она попала в автомобильную аварию. А случилось всё недалеко от славного города Владимира.
   Их блестящий новенький красавец «Икарус» мчал уже несколько часов по утренней трассе, чтобы доставить пассажиров к праздничному обеду-дегустации русской кухни в знаменитый владимирский ресторан «Золотое кольцо».
   Ожидавшее их там меню заслуживает того, чтобы привести его полностью, и свидетельствует о том, что иностранцев в СССР любили, холили, лелеяли и, естественно, предоставляли всё самое лучшее, особенно в плане еды.
   Итак, меню праздничного обеда выглядело следующим образом:
   Холодные закуски в изобилии возлежали на больших расписных тарелях и в глубоких чашах: суздальские разносолы – маринованные огурчики и помидорчики, квашеная капуста, черемша и маринованный чеснок; грибное ассорти из замаринованных в оливковом масле рыжиков, груздей и опят с луком и укропом; фирменный салат «Владимирская губерния» с мясом копчёного цыплёнка; и, конечно же, нежнейшая селёдочка с репчатым луком и зеленью.
   Из горячих закусок был подан жульен с языком под ореховым соусом.
   И уже потом последовали знаменитая «Царская» уха из осетрины и снетка, а на горячее – блюдо от шеф-повара – скоблянка «Золотое Кольцо», приготовленная из отборных кусочков свиной шейки и говяжьего языка и поданная с жареным картофелем и шампиньонами под сливочно-грибным соусом.
   И завершалось всё это пиршество десертом из блинчиков с вареньем и мороженым.
Надо сказать, что немцы довольно-таки умерены в еде, если сравнивать их, например, с американцами или итальянцами. И, набив животы закусками, многие уже почувствовали себя сытыми, а после ухи, обычно слышались возгласы, что ни ужин сегодня, ни завтрак завтра им будут не нужны. С горячим справлялись уже далеко не все, а до десерта добирались лишь самые стойкие. И подавляющее большинство заявляло, что такого обильного обеда у них не было никогда в жизни!
   – Неужели в России так много едят? – удивлялись интуристы.
   – Разве это много? – делая притворно удивлённую мину, восклицала она. – Вот при царе-батюшке застолья длились целую неделю, а то и десять дней кряду! И при этом гости из-за стола встать не могли!
   – Ну если напиться до посинения, то тогда, конечно, – обычно говорил кто-то из мнивших себя знатоком истории.
   – А вот тут вы сильно заблуждаетесь, – обычно осаживала «знатока» она. – В старину на Руси крепких напитков не пили. В основном потребляли квасы да морсы ягодные, а из хмельных напитков – меды.
   Вот и на сей раз в меню дегустации из напитков значились клюквенный морс, облепиховый напиток и медовуха. Другие горячительные напитки при желании гости могли приобрести за дополнительную плату. Но до этого обычно не доходило, потому что, пригубив пару рюмочек медовухи, иностранный гость вдруг с удивлением обнаруживал, что его собственные ноги как-то неподобающим образом начинают заплетаться и стоять вертикально у него не получается вовсе, а если и получается, то с большим трудом.
   Короче, если в экскурсионной программе значился обед-дегустация, значит, можно было с уверенностью сказать, что этот день зарубежные гости запомнят надолго. Они его и запомнили! И не только из-за роскошного обеда, но и из-за аварии, в которой только чудом никто серьёзно не пострадал.
   А случилось буквально следующее.
   Где-то в районе села Ворша водитель их «Икаруса» решил пойти на обгон медленно ползущего впереди трактора. Трасса в этом месте была неширокой – по одной полосе в каждом направлении. Но дорога была свободной, машин было немного, и неприятностей ничего не предвещало.
   Однако завершить начатый манёвр ему не удалось. Поравнявшись с трактором, водитель продолжил движение по свободной полосе встречного движения, намереваясь обогнать также и двигающийся перед трактором грузовик. И в этот момент уазик, который находился между трактором и грузовиком тоже решил пойти на обгон и выскочил прямо перед носом летящего на всех парах автобуса. При этом скорость уазика была явно ниже скорости «Икаруса», и было понятно, что через мгновение огромная красная махина подомнёт под себя незадачливого «козлика».
   Чтобы избежать столкновения, водитель автобуса взял резко влево, и… перед глазами оцепеневших от ужаса пассажиров возникла массивная бетонная опора путепровода, в которую через секунду должен был впечататься «Икарус».
   Резкий поворот руля вправо, и на мокрой от дождя дороге массивный «Икарус» повёл себя как необъезженный жеребец. Он выписал замысловатое па, взбрыкнув передними колёсами, накренился и под ужасающий визг тормозов стал сползать с дорожного полотна, которое в этом месте было поднято насыпью очень высоко, в кювет.
   Буквально за минуту до этого она решила сделать паузу в путевом вещании (всю дорогу от Москвы она рассказывала своим подопечным о Подмосковье, а затем о Владимирской области, о достопримечательностях, мимо которых они проезжали) и пересела с откидного кресла рядом с микрофоном, на котором обычно сидят гиды, на сиденье за спиной водителя. Вероятно, это уберегло её от значительных травм, а, может быть, и спало жизнь. Ведь буквально месяц назад их отдел похоронил коллегу, которая сидела на таком же кресле переводчика, не имевшего ни ремней безопасности, ни даже подлокотников, и во время аварии просто вылетела через лобовое стекло, получив тяжелейшую черепно-мозговую травму.
   Она сильно ударилась о поручень, отделявший её сиденье от кресла водителя, и потом, как будто в замедленной съёмке, наблюдала, как автобус заваливается на левый бок, как начинают сыпаться со своих сидений люди, сидящие справа от прохода…
   «Всё! Мы сейчас перевернёмся!» – подумала она, при этом даже не успев испугаться.
   Однако они не перевернулись. Автобус ещё раз тряхнуло, и он завис в странном положении, как бы стоя на задних лапах в кювете, при этом передние колёса беспомощно крутились в воздухе высоко над землёй.
   Несколько мгновений все пассажиры автобуса настороженно прислушивались ко всем звукам, доносящимся снаружи, оставаясь в тех неудобных положениях и позах, в которых оказались за последние несколько секунд. Люди просто боялись пошевелиться.
   Наконец, раздались сдавленные всхлипы и стоны, – женщины дали выход своим эмоциям, хотя, надо признать, сдерживались они изо всех сил, – негоже всё-таки женам офицеров рыдать в голос и причитать.
   Медленно и осторожно люди поднимались, стараясь не раскачивать вздыбленный автобус. Вытерев кровь из разбитого носа, водитель открыл переднюю дверь. Задняя дверь была немного смята и не открывалась.
   Старший по званию офицер, он же руководитель группы, начал отдавать короткие чёткие приказы, как эвакуировать людей. Двое самых высоких мужчин спрыгнули из раскрытой двери на землю, что было тоже не просто, поскольку выход теперь располагался на высоте двух метров над дорогой, и стали помогать выбираться другим пассажирам, женщин спускали на руках.
   Она выбралась одной из первых и остановила первую же легковушку, попросив дружелюбного водителя сообщить о происшествии с иностранными туристами на ближайший пост ГАИ, чтобы наряд дорожно-постовой службы приехал к ним как можно быстрее. После чего, она начала осматривать своих пассажиров, чтобы установить возможные повреждения. На её счастье в группе был военврач, который быстро взял на себя эту обязанность и, к её большому облегчению, через четверть часа доложил, что значительных травм нет – всего пара ушибов и ссадин, у одного человека вывих в локтевом суставе, уже им успешно вправленный, и теперь его рука на перевязи, и пострадавший чувствует себя хорошо и в госпитализации не нуждается, да ещё разбитый нос водителя. Носовое кровотечение удалось остановить, и теперь водитель осматривал своего железного коня, чтобы выявить все повреждения.
   Ещё через двадцать минут появилась машина ГАИ. И молоденький лейтенант, удостоверившись, что все живы-здоровы, переговорил с интуристовским водителем и затем остановил гружёный КрАЗ, водитель которого, прицепив трос к носу «Икаруса», стал вытаскивать автобус из кювета. Получилось это не сразу. Пришлось могучему грузовику, сначала раскачать висящий на брюхе, вздыбленный автобус, и лишь затем тот нехотя пополз, выбираясь снова на дорожное полотно. Движение при этом лейтенанту пришлось перекрыть, из-за чего вскоре образовалась небольшая «пробка».
   Водители и пассажиры остановленных машин с любопытством наблюдали эту необычную процедуру, громко делясь впечатлениями с использованием ненормативной лексики.
   А пассажиры автобуса пережидали всё это действо, прячась от дождя под опорами того самого путепровода, в который они чуть было не врезались.
   Наконец, «Икарус» был вытащен и отбуксирован на обочину. Движение по магистрали возобновилось, и только невезучие немцы не покидали своего вынужденного укрытия под мостом, по-прежнему не рискуя приближаться к автобусу.
   Противный, мелкий холодный дождь, зарядивший с утра, всё не прекращался, и она изрядно вымокла, пока несколько раз бегала от машины ГАИ к автобусу и обратно, – надо же было выяснить, смогут ли они продолжить движение на этом автобусе, или ей придётся связываться с офисом и вызывать другой автобус (не факт, что его смогут быстро прислать!), а для этого придётся ехать до поста ГАИ, чтобы воспользоваться служебным телефоном. А ещё надо было срочно дозвониться до ресторана и предупредить, что их группа задерживается, – ведь их ждут, обед давно готов. И если они не появятся, ресторан понесёт значительные убытки. Да и людям, после перенесённого стресса и длительного стояния под дождём и на ветру, хорошо бы поскорее попасть в тепло и согреться горячей едой, а ещё лучше водкой!
   Она лихорадочно соображала, как ей лучше поступить, и просила гаишников, которые считали свою работу выполненной и порывались побыстрее свалить с места происшествия, поскольку навара тут не ожидалось, не уезжать ещё некоторое время. Чтобы задобрить служивых, отдала им две пачки сигарет Мальборо (жуткий дефицит!), которые ей периодически дарили клиенты и которые она всегда таскала в сумке, зачастую угощая ими водителей или друзей и знакомых.
   Гаишники от такой щедрости обалдели и пообещали подежурить тут ещё минут пятнадцать-двадцать до выяснения обстановки с автобусом.
   Тут, как на грех, около них нарисовался руководитель группы, майор, и стал спрашивать, составлен ли уже протокол о дорожном происшествии, который он якобы должен подписать. Гаишники переглянулись, им явно не хотелось заводить никакой бумажной волокиты, которая ещё неизвестно чем может обернуться, поскольку речь идёт об иностранцах. Майор настаивал, он не понимал, почему эти странные русские не составляют, как положено, соответствующих бумаг о дорожно-транспортном происшествии.
   Она перемигнулась с гаишниками и посоветовала «срочно получить по рации сообщение о задержании уазика-нарушителя». К её несказанному облегчению, подошедший к ним водитель «Икаруса» сказал, что повреждения незначительные, и они смогут своим ходом потихоньку допилить до Владимира, где он встанет на ремонт на станции техобслуживания. Поломки, слава Богу, незначительные, и он надеется к завтрашнему дню починиться.
   Ей удалось упросить гаишников, чтобы те со своего поста дозвонились до ресторана и предупредили о том, что группа задерживается, после чего их тут же как ветром сдуло, а ей пришлось вешать лапшу на уши ошарашенному майору, объясняя, что милиционеры отправились на задержание нарушителя и обещали связаться с их группой позже для составления протокола по всей форме. Немец недоверчиво покачал головой и пошёл к своим соплеменникам сообщать последние новости.
   До Владимира они, действительно, хоть и черепашьим шагом, но всё-таки доехали. А поскольку обед у них оказался основательно запоздавшим, то, по согласованию с руководителем группы и администрацией ресторана, было решено, совместить обед с ужином, точнее говоря, дополнить праздничный обед спиртными напитками на соответствующую сумму взамен ужина. Это оказалось очень правильным решением: уставшие, продрогшие, перенервничавшие немцы отогрелись, наелись и упились до такой степени, что порывались улечься спать прямо на широких лавках русского ресторана, тем более что о традиции спать на лавках во время многодневных застолий она им как раз по дороге сюда и рассказывала.
   Все треволнения прошедшего дня были забыты, благодаря русской водочке, запиваемой медовухой. Даже самые стойкие, бравые вояки, утверждавшие, что могут влить в себя изрядное количество шнапса, и русская водка им нипочём, не могли без помощи дюжих половых выбраться из-за стола и доползти до автобуса. Грузили их почти как мешки с картошкой, правда, чуть аккуратнее.
   Ей тоже очень хотелось напиться и забыть обо всём на свете. Но, во-первых, положение обязывает – она ведь на работе и голова должна быть светлой, так что не очень-то тут выпьешь; а, во-вторых, она знала особенности своего организма – опьянеть она не могла. Просто не получалось у неё напиться, ни разу, сколько не пробовала! После пары рюмок наступало приятное расслабление и лёгкое опьянение, зато затем с каждым последующим глотком хорошее настроение улетучивалось, она мгновенно трезвела, голова становилась ясной, но начинала жутко болеть.
   Обычно тут на неё накатывала волна злости: ещё бы – все друзья вокруг пьяные, весёлые и довольные, и только она одна трезвая и злая. Если же и дальше продолжать поглощать спиртное, наступало алкогольное отравление – её начинало выворачивать наизнанку, и получается, что пила, что не пила – всё едино. Как говорится, лишь перевод продукта, или не в коня корм.
   Поэтому и сейчас она лишь пригубила спиртное, чтобы немного унять боль в ушибленной ключице и согреться. И поняла, что согреться не получается. Её бил озноб – это была нервная реакция на пережитый стресс, которая, как обычно, приходила к ней гораздо позже, когда все страхи и опасности были уже позади. Так было всегда: в минуты опасности она мгновенно концентрировалась на нахождении оптимального решения и не думала ни о чём другом, когда же опасности и трудности преодолевались, натянутые, как струны нервы, разом ослабевали, и организм переживал запоздалый шок.
   На сей раз всё вроде бы обошлось. Правда, плечо потом ещё долго болело.