Её жизнь под знаком Овна... Главы 34-37

  Её жизнь под знаком Овна, его жизнь на чаше Весов. Повесть

                Глава 34. Голодовка

   Вернувшись с работы домой, он увидел на двери своей комнаты плакат:

   "Так больше продолжаться не может. Ты меня игнорируешь и не желаешь обсуждать никакие проблемы. Поэтому с сегодняшнего дня, с 7 утра я объявляю ГОЛОДОВКУ!"
   – Чёрт! Только этого не хватало! – в раздражении подумал он. – Светка со мной порвала... Теперь эта цирк устраивает. Все бабы дуры! Чёрт, чёрт, чёрт...
   – А ты чего хотел? – язвительно спросил внутренний голос. – Я ведь тебя предупреждал: твоя жена не дура – обо всём догадается.
   – Ну да, умная, блин, догадалась. Ну и что? Подумаешь, налево разок сходил... – пытался спорить он.
   – Во-первых, не разок. Во-вторых, женщины не прощают, когда мужики их демонстративно унижают, – настаивало «альтер эго».
   – Я её не унижал. Наоборот, старался не устраивать скандалов.
   – Вот-вот... Ни скандалов, ни разговоров, ничего – полный игнор! Ты думаешь, она такое отношение потерпит? Вот и ответочка прилетела. Голодовка – это уже не шуточки.
   – Да подумаешь!.. Просто пугает. Пару дней покочевряжится, а потом как жрать захочет, сразу на кухню прибежит!
   – Уверен?
   – Конечно, уверен. Она нормальная баба, а ни один нормальный человек без жратвы жить не может. Да и не будет она себя гробить из-за меня. Сбежит к родителям, как обычно. Этим всё и кончится.

                * * *
   Она держала голодовку уже дольше недели.
   Сначала ей было не просто: первые два дня очень хотелось есть. Но потом чувство голода притупилось, на четвёртые сутки не только запахи, доносящиеся с кухни от разогреваемого мужем обеда, стали вызывать отвращение, но даже и сама мысль о еде. Вначале она глушила чувство голода обильным питьём, но затем и пить ей стало хотеться всё меньше.
   Сегодня восьмой день... или уже девятый? Время теперь тоже потеряло значение.
   Ей не хочется ни есть, ни пить. И вставать с дивана, вылезать из-под тёплого пледа тоже не хочется. Да и жить в общем тоже... Всё в этом мире бессмысленно. Хочется только спать, спать, спать... Хорошо бы уснуть и не проснуться...

                * * *
   Он осторожно приоткрыл дверь в её комнату. Сегодня суббота, и выходить он никуда не собирался. Вот уже несколько дней он не видел и не слышал свою жену. Похоже, она не только перестала есть и пить, но и из комнаты вообще выходить перестала. Жива ли ещё вообще? Кажется, ему назло она, действительно, решила уморить себя голодом.
   – Проверь, дышит ли! – посоветовало его второе я.
   Он бесшумно подошёл к дивану. Она лежала тихо, бледная, осунувшаяся, но, слава Богу, живая. Похоже было, что спит. Неожиданно он вдруг почувствовал, как у него сжалось сердце: она походила на уставшего, измученного ребёнка. Такая маленькая и беззащитная!..
   – Кажется, дышит, – с облегчением констатировал он.
   – Хорошо. Теперь иди на кухню! – распорядилось «альтер эго».
   – Зачем?
   – Идиот! Бульона свари! Её отпаивать надо: она же есть сейчас не может, – поучал внутренний голос.
   Он послушно поплёлся на кухню, сварил бульон и даже жидкой геркулесовой кашки сварганил. Потом налил полкружки тёплого куриного бульона и попытался её разбудить.
   – Вот... Я бульона принёс. Попей немного, – заискивающе попросил он.
   – Ничего не хочу. Спасибо. Оставь меня, – слабым голосом произнесла она и опять закрыла глаза.
   – Но так нельзя! – возразил он. – Помрёшь ведь!..
   – Ну и хорошо! Никому мешать не буду...
   – Идиотка! А как же дети?!
   – О! Про детей вспомнил... Ничего... воспитаешь!
   – Я один не справлюсь... без тебя.
   – Так я же тебе не нужна. Ты даже разговаривать со мной не хочешь!
   – Ну прости дурака! Я был не прав! Но сделай хоть глоток, пожалуйста!
   Наконец, ему удалось уговорить её выпить немного бульона. От каши она наотрез отказалась и опять или заснула, или впала в забытьё – он не понял, а тревожить её снова почему-то не рискнул.
   Он поил и кормил её чуть ли не с ложечки ещё и на следующий день, пока она не начала вставать и двигаться, сначала медленно и как-то неуверенно, как бы проверяя, сможет ли удержаться на ногах.
   – Оказывается, входить в голодовку гораздо легче, чем выходить из неё, – задумчиво произнесла она на третий день. И он понял, что это сказано не для него.
   Его она теперь как будто не замечала. Вернее, замечала, но относилась ко всему равнодушно, безучастно, глядя на него как на какой-то бездушный предмет мебели. Временами ему казалось, что она не слышит его слов, погруженная в свои мысли.
Он чувствовал себя виноватым, каялся и просил прощения. И она, в конце концов, сказала, что прощает его. Однако он был в этом совершенно не уверен.
   В результате, он окончательно убедился, что сколько бы он не упирался рогами, не упрямился и бил копытами, она всё равно его переупрямит и настоит на своём – просто эта женщина сильнее него.
   А она поняла, что заработала обострение гастрита и что решать проблемы с мужем нужно иначе – без ущерба для собственного здоровья.
   С тех пор, когда на неё накатывала волна гнева или злости, и она понимала, что дело идёт к очередному крупному скандалу, она уходила из дому и бродила по окрестным улицам или в парке несколько часов, пока не удавалось успокоиться и привести в равновесие свои внутренние весы.

                Глава 35. Педагогика и журналистика

   В конце лета она перевела дочку в новую школу, где снова устроилась на должность преподавателя иностранных языков, а сынишка пошёл в новый детский сад рядом с домом.
   Он, естественно, попытался сначала возражать, но тут его металлургический бизнес «накрылся медным тазом», и в автохолдинге тоже возникли немалые проблемы, и пришлось ему все усилия направить на спасение своего молодого предприятия, а не на споры с женой. А кроме того, он уже знал, что отговаривать её бессмысленно: раз она приняла решение, то пойдёт до конца.
   Школа была совсем новой, «с иголочки», то есть только что отстроенной по новомодному проекту. Стараниями районного отдела Департамента образования и муниципалитета были закуплены необходимое оборудование, мебель, учебные пособия – всё без лишних проволочек и самого лучшего качества, что объяснялось просто – здесь должны были учиться дети этих самых сотрудников департамента и муниципалитета. Но только стены и мебель – это ещё не школа. Школа начинается с учителя. И вот именно набору квалифицированных кадров и посвятила всё своё внимания умная и амбициозная директриса нового учебного заведения.
   Наша героиня пришла устраиваться на работу одной из первых. И увидев её послужной список директриса пришла в восторг и тут же, с ходу предложила ей помимо учебной нагрузки ещё и полставки завуча средней школы. Недолго думая, она согласилась. Создавать что-то своими руками практически с нуля ей было по душе. Тем более, что и коллектив подобрался соответствующий – в основном это были молодые энергичные учителя, приведшие с собой и собственных детей. И теперь все хотели сделать для них и, соответственно, для всех детей всё самое лучшее. Поэтому сил не жалели, засиживались допоздна, обсуждая намеченные планы и пути их реализации.
   Удалось привлечь и родительские силы для осуществления смелых идей, поскольку и родители подобрались тоже молодые и амбициозные. Это была одна из первых московских школ, где был создан Управляющий попечительский комитет из педагогов и родителей-спонсоров, чей опыт сначала долго ругали в Департаменте образования, а потом стали изучать и распространять на другие учебные заведения; школа, где на деле было осуществлено многопрофильное обучение с акцентом на внедрение новых компьютерных технологий, для чего были созданы два компьютерных класса, и изучение иностранных языков.
   Именно благодаря молодому завучу школа обрела свой девиз «Открой для себя весь мир!», гордо красовавшийся над парадным входом, и логотип в виде мудрой совы, восседающей на стопке книг, с надписью «Мы говорим на шести языках». Это не было бахвальством – в школе, действительно преподавали целый ряд иностранных языков: со второго класса все дети изучали английский по углублённой программе, а с пятого класса присоединялся второй язык по выбору – французский, немецкий, испанский или японский. Кроме того, исключительное внимание уделялось и родному русскому, в школе был создан свой пресс-центр и Клуб юного журналиста, где вели занятия и учили азам профессии известные московские журналисты.
   По московским меркам, школа была небольшой – всего два-три класса в параллели. Но очень быстро завоевала известность, и к ней выстроилась очередь из желающих обучаться в этих стенах, и, что уж совсем удивительно, из учителей, желавших здесь работать, так что администрация даже позволила себе роскошь брать новых преподавателей с испытательным сроком (и это в то время, когда в стране повсеместно не хватало учителей)!
   Они все старались, старались для всех своих детей, горели на работе, придумывая всевозможные конкурсы, праздники, концерты, кружки и студии. Результат не заставил себя ждать – блестящий первый выпуск! Из 54 выпускников 12 медалистов! И абсолютно все поступили в ведущие ВУЗы, среди которых были и Бауманка, и МГИМО, и МГУ, и МИФИ, и даже парочка зарубежных университетов.
   Её собственная дочурка особых талантов за годы обучения в школе не проявила, хотя и училась достаточно хорошо, и долго не могла определиться с выбором ВУЗа. А потом вдруг неожиданно заявила, что хочет учиться в Московском институте электроники и математики (МИЭиМ) на факультете вэб-дизайна (профессия, о которой раньше и не слыхивали). Наступала новая эра – всеобщей компьютеризации и IT-технологий. В четырёх ведущих московских ВУЗах открыли профильные факультеты по подготовке вэб-дизайнеров и прочих специалистов новомодных профессий. Беда лишь в том, что обучение на этих факультетах было везде платным и очень дорогим. Но, как говорится, чего не сделаешь ради собственного чада.
    На семейном совете этот вопрос был обсужден и деньги, накопленные запасливым отцом семейства, сняты с банковского счета и выделены любимой дочурке, что, как выяснилось позднее, оказалось правильным решением, позволившим ей реализовать свои таланты и стать востребованным специалистом в данной области.
                * * *
   После периода турбулентности и поисков соинвесторов его автохолдинг, наконец-то, встал на ноги и потихоньку развивался, принося стабильный доход, и редакции автомобильных журналов теперь требовались новые кадры: журналисты, фотографы, корректор и прочие. Он пораскинул мозгами и решил привлечь свою филологически образованную жену к издательской деятельности. «Лучше ей деньги платить, чем кому-то чужому, – решил он. – Всё в семью...»
   – Послушай, дорогая! – начал он как-то вечером разговор на эту тему. – У нас в издательстве не хватает ответственного секретаря. Предлагаю тебе, наконец, завязать с учительством и заняться нормальным делом.
   – То есть, по-твоему, преподавание – это дело не нормальное? И учителя тоже не нормальные?!
   – Судя по твоей зарплате, так оно и есть. Я вообще считаю, что в учителя идут только те, кто в жизни ничего больше достичь не может. Не все, конечно, но почти все, – надменно заявил он, но увидев, как потемнело её лицо, спохватился и быстро добавил. – У нас в холдинге хоть деньги нормальные зарабатывать будешь. И работа не пыльная.
   – Я не собираюсь быть секретаршей!
   – Да не секретаршей, а ответственным секретарём! Это второе лицо после главного редактора.
   Она на секунду задумалась. А потом вдруг спросила с интересом:
   – И каковы обязанности ответственного секретаря? Просвети...
   – Если коротко, то ответственный секретарь отвечает за своевременный выход в свет очередного номера журнала.
   И видя непонимание на её лице, он объяснил подробнее:
   – То есть твоя работа будет включать составление месячного плана работы, обсуждение с коллективом редакции и утверждение у главреда, то есть у меня, макета очередного выпуска журнала, отслеживание работы журналистов и фотографов, чтобы все материалы в срок сдавали, с чем у нас сейчас, прямо скажем, беда, контроль работы верстальщика и рекламного отдела, просмотр первой и второй вёрсток, чтобы не было пропусков и ошибок, предоставление на подпись главреду последней, третьей вёрстки и отправка её в печать, ну и работа с читательской почтой. Вот, в основном, как-то так.
   – Объём не маленький, – в раздумье протянула она. – Но как я смогу отвечать на письма читателей, если я сама в автомобилях не особо разбираюсь? – усомнилась она.
   – А тебе и не надо отвечать. Твоё дело передать вопрос, касающийся кузовного ремонта или лакокрасочных материалов, автосервисного оборудования или чего-либо ещё, соответствующему специалисту или мне. Мы разберёмся, что ответить.
   – Ну хорошо. А чем тебя нынешний ответственный секретарь не устраивает?
   – А у нас его сейчас просто нет. Раньше эту работу выполняла дочь нашего генерального директора. Но она девка выёбистая и так всех достала, что её люто возненавидели все, включая курьеров. Из-за неё у нас два верстальщика ушли, не смогли вынести неприкрытого хамства. Но месяц назад она, слава Богу, ушла в декрет, и сейчас обязанности ответственного секретаря пытаюсь выполнять я пополам с руководителем нашего рекламного отдела Евгенией. Однако и у меня, и у неё работы и так хватает, поэтому нужен надёжный и ответственный человек. И я думаю, ты с этой работой прекрасно справишься!
   – Не уверена. Но попробовать можно. Давай сделаем так. Из школы я пока увольняться не буду, но во время летнего отпуска, пока дети будут с родителями на даче, могу поработать у вас ответственным секретарём, внештатно, по договору. А там посмотрим, стоит ли мне менять место работы.
На том и порешили.

                Глава 36. В редакции

   В редакции кипела жизнь. Главный редактор бегал по кабинетам и тихо про себя матерился.
   – Куда все подевались? Кто-нибудь видел Самсонова? Он обещался сегодня приехать, – громогласно вопрошал он.
   – Да, приехал. Он в кабинете ответственного секретаря, – ответила руководительница рекламного отдела Евгения, чей рабочий отсек находился напротив двери главреда, и откуда она могла обозревать всё, что происходило в редакции.
   – Хорошо. А куда наш фотограф Гриша запропастился? – раздраженно спросил главный, просматривая только что отснятые снимки новых подъёмников.
   – Он тоже в кабинете ответственного секретаря, – с ехидной улыбкой ответила Евгения.
   – А Тимофеич? Ведь должен был уже вернуться с пакетом из «Технолака», – недоумевал главный.
   – Вернулся. Он тоже у вашей жены, – отрапортовала Евгения.
   – А этот-то что там делает?! – не выдержал главный и в порыве ревности рванул на себя дверь кабинета ответственного секретаря, откуда доносились мужские голоса и взрывы хохота.
   Она сидела за столом, заваленном гранками и рукописями, и ласково улыбалась обступившим её мужчинам.
   Высокий седовласый красавец Владимир Тимофеевич, к вящему удовольствию всех присутствовавших, рассказывал новоиспеченный анекдот и слегка смутился при виде возникшего в дверях главреда, явно пребывавшего не в духе.
   Этого бывшего военного, ныне подполковника в отставке, весёлого, словоохотливого и любвеобильного, в редакции все звали ласково Тимофеич, поскольку работал он в издательстве простым курьером, что после развала Союза было делом обычным, ведь армия, по замыслу власти предержащих, отныне должна была кормить себя сама, всё равно на её содержание денег в разворованной казне страны не было. Вот и вынуждены были боевые офицеры уходить в отставку и работать таксистами, курьерами, в лучшем случае охранниками или вышибалами, чтобы прокормить семью.
   Энергичный, подтянутый, никогда не унывающий Владимир Тимофеевич устроился в автохолдинг курьером и на судьбу не роптал. Появляясь по нескольку раз на дню в редакции, неизменно сыпал шутками и анекдотами и расточал комплименты в адрес сотрудников женского пола. А в последнее время, по наблюдению главреда, что-то зачастил по поводу и без повода в кабинет ответственного секретаря.
   Там же подозрительно долго засиживались все журналисты, фотографы, да почти все сотрудники, и не только мужчины.
   Сначала нового ответственного секретаря в редакции приняли в штыки. Свежа ещё была память о постоянных скандалах, связанных с личностью предыдущей коллеги, занимавшей эту должность. Но постепенно, шаг за шагом, ей удалось наладить контакт – сначала с Валентиной Семёновной, наборщицей рукописных текстов (многие пожилые журналисты писали от руки по старинке), сидевшей в кабинете напротив неё, потом с ведущим журналистом Самсоновым, фотографом Гришей, а затем и с остальными сотрудниками. Более того, теперь по любому сложному вопросу люди сначала обращались к ней, ибо она была единственным человеком, кто не боялся гнева и немилости главного редактора. Она не только умела быстро вникнуть в проблему обратившегося за помощью человека, но могла спокойно и доходчиво объяснить сложившуюся ситуацию руководству, при этом частенько как бы невзначай подсказывая и возможное решение возникшей проблемы. Она снимала разногласия и гасила споры.
   И люди оценили этот «буфер», смягчавший удары, её отзывчивость и мудрость. К ней потянулись. Каждый приходивший в издательство считал своим долгом засвидетельствовать своё почтение ответственному секретарю, поделиться новостями, или просто пообщаться с очаровательной и умной женщиной.
   Вот и сейчас мужчины наслаждались приятным женским обществом, расточая комплименты обеим дамам.
   – И что здесь за посиделки? – грозно спросил с порога главред. – Сергеич, ты ведь обещал статью по диагностике... – обратился он к Самсонову.
   – Да, я её только что распечатала, – она протянула мужу отпечатанные листы. – Держи очередную нетленку. К сожалению, прочитать ещё не успела, но название уже впечатляет "Оленя – хоросо, мотортестер – лучше" с подзаголовком Диагностические комиксы. Не сомневаюсь, это шедевр.
   Она улыбнулась Самсонову, и главреду тут же захотелось сказать какую-нибудь колкость, чтобы разрушить эту идиллию, возникшую между ними.
   – Давай, сначала я ознакомлюсь, – сказал он, беря из её рук распечатку и стараясь не показывать своих эмоций.
   – Вот пакет из «Технолака», – постарался опередить неминуемый вопрос раздраженного главреда Тимофеич и протянул ему объёмистую упаковку.
   – Ну, наконец-то. Не прошло и полгода, – ворчливо сказал тот. Но далее никого укорять не стал. Неожиданно он вдруг понял, что метод пряника, используемый его супругой, в отличие от его постоянного кнута, даёт хорошие результаты: статьи от журналистов стали поступать вовремя и строго оговоренного объёма, верстальщику не приходиться засиживаться по ночам, переделывая по нескольку раз одну и ту же работу, вообще неожиданно оказалось, что их редакция, постоянно болеющая авралами, может работать по графику и впервые за всё время существования у сотрудников появились выходные – сначала один, а теперь и два, как у всех остальных в стране. И всё это благодаря незаметному, но постоянному и благожелательному контролю над всеми процессами со стороны его выдержанной и неизменно дружелюбной супруги.
   Более того, она даже рискнула завести с ним разговор о том, чтобы отдельные работники, сдав досрочно работу, могли бы уходить на несколько дней в отпуск.
   – Уверяю тебя, это никак не отразиться на сроках выхода журналов из печати, зато люди наконец смогут отдохнуть и восстановить силы. Ты ведь сам говорил: главное, чтобы работа была сдана вовремя, а остальное тебя не волнует. Сергей Сергеевич в этом месяце уже отстрелялся, и даже дал темы для следующего выпуска. Почему бы тебе не одобрить ему отпуск хотя бы на недельку? И Евгения тоже рвётся на море, уже давно не отдыхала по-человечески, при этом рекламный блок для этого номера она мне уже дала, и с половиной рекламодателей на следующий месяц тоже уже договора заключила, – убеждала она и, в конце концов, убедила.
   – Ну хорошо, давай попробуем, – не без колебаний согласился он, и два человека отправились в отпуск.
   Когда эта новость разлетелась по редакции, люди засуетились. К её столу выстроилась очередь из желающих уйти в отпуск, и она составила соответствующий график, который, несмотря на сопротивление супруга, подписала у генерального директора, и с тех пор сотрудники получили возможность заранее планировать поездки и уходить в законный отпуск.
   Если вначале на неё демонстративно не обращали внимания, не исполняли распоряжений и просьб, то теперь уважали и прислушивались к каждому слову.
   Изменилось и отношение к ней супруга. Он вдруг увидел, какими глазами смотрят на неё мужчины, с какой интонацией с ней разговаривает генеральный директор и осознал, что ему чертовски приятно от того, что ему откровенно завидуют и что у него такая жена.
   И хотя по-прежнему он всем своим видом показывал, что в их паре решающим всегда является его слово, внутри осознавал, что, пожалуй, это далеко не так. А как оно на самом деле? Этого он не понимал и не хотел копаться, изнуряя себя муками самоанализа.
                * * *
   Когда в сентябре начался новый учебный год, она договорилась в своей школе, что теперь будет работать на полставки преподавателя с утра, а после обеда уезжать в редакцию и работать там до вечера. Директриса в школе её ценила и боялась потерять, поэтому скрепя сердце согласилась, правда, пока только на один учебный год.
   Генеральный директор холдинга к подобной практике тоже отнёсся сначала настороженно – не повредит ли это издательскому процессу? – но вскоре успокоился; эта женщина успевала всё! Более того, она вдруг предложила вести в одном из автомобильных журналов колонку «Новости зарубежного автопрома» и принесла ему на отзыв пару небольших статей, которые сама же и написала, просмотрев несколько немецких и англо-американских автомобильных сайтов. Её новостные заметки гендиректору понравились, и даже её собственный супруг – грозный главный редактор – эти опусы одобрил, заметив, что у неё «недюжинный литературный талант». Так и начала она вести новостные колонки и аналитику, делая обзор важнейших статей зарубежных порталов.
   Однако далеко не у всех сотрудников редакции разнообразные таланты нового ответственного секретаря вызывали восторг. Со стороны руководительницы рекламного отдела Евгении она часто ощущала открытую неприязнь, зависть и злобу. Это было не удивительно, ведь до её появления основное количество комплиментов расточалось именно в адрес Евгении, молодящейся старой девы, с претензией на элегантность в обличии. Теперь у мужчин появился новый предмет для поклонения и обожания.
   Конечно, Евгения снести это просто так не могла и всеми силами старалась, где только возможно, соперницу в глазах коллектива очернить или подставить. Вот и теперь она настраивала против ответственного секретаря влюблённого в неё верстальщика Лёшу.
   И Алексей, желая угодить своей возлюбленной, всё чаще и чаще стал огрызаться на замечания ответственного секретаря, выказывая своё неудовольствие по мельчайшему поводу.
   Она долго терпела его хамство, но нельзя раскачивать Весы судьбы до предела, и однажды она не выдержала и сорвалась. Швырнув на стол верстальщику гранки, которые он отказывался переверстать, она громогласно заявила, что далее терпеть его хамство не собирается и отныне все распоряжения «дорогой верстальщик» будет получать исключительно в письменном виде за подписью главного редактора. Не желая продолжать скандал и сверкнув на прощание глазами, она тут же заявила ни о чём не подозревавшему главному редактору, что работать в такой обстановке не в состоянии и оставшуюся на сегодня работу забирает с собой на дом, а результаты представит ему завтра. После этого она покинула редакцию, в которой воцарилась гробовая тишина.
   – Ну и что здесь происходит? – ошарашено спросил главный, только что вышедший из своего кабинета и заставший лишь самый конец конфликта.
   Евгения, понимающая, что на сей раз отвертеться не получится, поскольку развитие событий наблюдала вся редакция, тут же решила свалить всё на влюблённого в неё Лёшу, который отказался переделывать вёрстку.
   – Не понимаю, какая муха укусила вашу жену, – произнесла Евгения, стараясь не смотреть в глаза главному. – Просто Алексей уже два раза перевёрстывал эту статью, и он высказал своё неудовольствие по этому поводу...
   – И ещё сто раз переверстает, если понадобится! – перебил главный. – А если вы не в состоянии с этим справиться, поищите себе другую работу, – грозно заявил главред и удалился в скверном расположении духа, не сулившем ничего хорошего любому, кто рискнул бы нынче обратиться к нему.
   – Сука ты, Лёша! – вскипел Тимофееич. – Если ещё раз при мне матом ей ответишь, рожу тебе начищу, так и знай!
   – Извиниться тебе надо обязательно, Алексей! – поддержал его Самсонов. – Ты хорошего человека зря обидел. Забыл, как до её прихода ты тут ночами просиживал? И ведь не вякал тогда!
   – Ну погорячился, был не прав, – выдавил из себя пристыженный Алексей, осознавший вдруг, что остался в одиночестве, и что никто его поддерживать не будет, включая и Евгению, которая лишь недавно шептала ему на ухо, что хорошо бы поставить на место зазнавшегося ответственного секретаря.
   – Подумаешь, королевой себя возомнила, – возмущалась вполголоса Евгения, так чтобы никто, кроме Лёши, сидевшего по соседству, её не слышал.
   На самом деле, Алексей извиняться не собирался. Он надеялся, что всё как-нибудь само собой утрясётся.
   – Она просто тебя пугает, – успокаивала его Евгения. – Не будет она никакие распоряжения тебе через мужа слать. Увидишь, завтра сама к тебе подойдёт как миленькая, работа заставит гордыню усмирить. Без ответственного секретаря редакция работать может, а без верстальщика нет.
   И они оба ошиблись.
   На следующий день верстальщик Лёша испытал на себе ледяное презрение и бойкот со стороны ответственного секретаря. Она не только ни разу не подошла к его столу, но даже ни разу не посмотрела в его сторону. Он несколько раз, действительно, получал от неё письменные указания, передаваемые то через добрую Валентину Семёновну, то через фотографа Гришу или Тимофеича, и даже два раза через главного редактора, который, наконец, не выдержал и громогласно всех обматерил, после чего Лёша понял, что дело пахнет керосином и его увольнение не за горами.
   Евгения сидела, поджав губы, и помогать ему не собиралась. Теперь и она начала бояться за своё положение. Молодая супруга главного редактора оказалась ей не по зубам. Соперница не жаловалась, не строила козни, нет, она продолжала заниматься исключительно редакционной работой, но как! Сегодня она была подчеркнуто вежлива и корректна со всеми сотрудниками, кроме Евгении и Алексея, которых демонстративно не замечала. Но в притихшей редакции совершенно явственно ощущалась грозовая атмосфера, грозящая обрушиться на головы сотрудников смерчем, цунами, ураганом или всем сразу.
   – Тебе придётся извиниться, – прошептала Евгения своему поклоннику. – Эта стерва не успокоится, пока тебя уволит. А, возможно, и меня.
   Алексей, ощущая себя изгоем, и сам уже имел непреодолимое желание упасть на колени и вымаливать прощение. Наконец, он собрался с духом и подошёл к столу ответственного секретаря.
   – Простите моё недостойное поведение вчера, – выдавил он из себя. – Такое больше не повторится.
   Она выдержала небольшую паузу, глядя ему прямо в глаза, и спокойно сказала:
   – Очень на это надеюсь. Эту статью тоже надо переверстать: Самсонов добавил ещё три абзаца и заменил две фотографии, – и она протянула ему гранки, густо испещренные красными и синими пометками.
   Редакция облегчённо выдохнула. Грозовой маятник перестал раскачиваться. Небосклон прояснился.
               
              Глава 37. Болонья Венеция, Париж...

   В октябре автохолдинг презентовал свои достижения на Московском автосалоне. У редакции тоже был свой стенд, на котором была представлена вся печатная продукция этого года. Хозяйничала на стенде королевой Евгения, ощущавшая себя в привычной стихии. То и дело на стенд забегали представители знакомых фирм, желавшие продлить рекламные договора и приносившие небольшие презенты. Генеральный директор холдинга и главный редактор тоже на месте не сидели, посещая стенды известных производителей, которых они дружно «окучивали» на предмет заключения договоров.
   Ответственный секретарь, также присутствовавшая на автосалоне в роли стендиста, рассказывала и показывала заинтересовавшимся автолюбителям журналы с интересными статьями и продавала эти самые журналы, и даже оформляла годовую подписку пожелавшим стать постоянными читателями.
   В результате общих усилий количество рекламодателей и постоянных читателей журналов увеличилось ещё на несколько десятков. Генеральный посчитал нынешний автосалон удачным и расходы на него оправданными и решил, что октябрьский номер журналов должен быть в основном посвящен Московскому автосалону, что и было сделано, не даром же фотограф Гриша носился в мыле по всем павильонам, запечатлевая для вечности шедевры заморского и отечественного автопрома.
    Но больше всего времени ему потребовалось для того, чтобы угодить Евгении, снимая её а-ля императрис в разных ракурсах на собственном стенде. Евгения потом долго выбирала из снимков наиболее достойную свою фотографию, которую, к её неудовольствию, главред всё же в конце заменил на общее фото всех сотрудников.
    А в мае он расколол гендиректора на оплату трёхдневной командировки в Италию на Международный автосалон Autopromotec – крупнейшую выставку автосервисной индустрии на Юге Европы, проходящую раз в два года в Болонье. Жену он взял с собой в качестве переводчика, к большому неудовольствию Евгении и заместителя главреда Дудицкого, писавшего в основном о лакокрасочных материалах и тормозных жидкостях, считавшего себя непризнанным литературным гением и метившего в кресло главреда.
    В Италии наши герои оказались впервые и потому старались использовать отведённое им время по максимуму. В общем и целом, страна им понравилась, но каждый воспринял её по-своему.
   День накануне открытия Автосалона был предназначен для прессы и VIP-персон. Всё началось в большом конференц-зале, где сначала выступили организаторы Autopromotec с приветственными речами и программными заявлениями. Все аккредитованные иностранные журналисты засыпали устроителей вопросами, и она тоже в самом начале задала по-английски пару вопросов, интересовавших её мужа, причем в отличие от других представилась, назвав страну и издания, которые они представляли, после чего и другие папарацци стали по её примеру представляться. А один из сидевших в президиуме организаторов, молодой и привлекательный итальянец, несколько раз дружелюбно ей улыбнулся и после окончания конференции подошёл познакомиться с русскими журналистами поближе. Так завязалось их знакомство с Франческо Коратти, дальним родственником и полным тёзкой знаменитого архитектора, переросшее позднее в многолетнюю дружбу.
   Проглотив пару тарталеток и выпив кофе с мини-пирожными на фуршете, они отправились осматривать экспозицию, которая оказалась воистину огромной, так что чрез три часа беготни на каблуках по многочисленным павильонам она взмолилась:
   – Бросьте меня здесь! Я дальше с места не сдвинусь! У меня ступни уже огнём горят... Могу передвигаться дальше только босиком.
   – Ладно. Тогда посиди вот на этой лавочке в тенёчке ещё полчасика. Я сейчас по-быстрому забегу к полякам, с которыми в прошлом году скорешился, и заберу тебя, – сжалился он.
   – Смотри не заблудись! – взволнованно произнесла она, памятуя о его способности заплутать в трёх соснах.
   – Не волнуйся! Они в 42-м павильоне. Это недалеко отсюда. Отдыхай, я скоро вернусь! – и забрав с собой оба фотоаппарата, он оставил её одну. Однако пройдя по аллее несколько метров, вдруг обернулся, чтобы ещё раз бросить взгляд на свою жену.
   Она сидела на той же лавочке среди больших вазонов с невысокими пальмами, однако теперь была не в тени, а передвинулась на солнце, скинула надоевшие туфли и жакет, оставшись в красной мини-юбке и белой блузке и подставив ласковому майскому солнцу свои обнажённые ноги и улыбающееся лицо с закрытыми глазами.
   – Чёрт! Картина маслом, – пробормотал он. – А ведь красивая баба... Не увели бы! Итальянцы – народ горячий... Надо поспешить! – и он ускорил шаг.
   Но оказавшись в польском павильоне у стенда польского отделения компании Delphi, он столкнулся с Агнешкой, представительницей этой фирмы, молодой симпатичной полячкой, с которой он был хорошо знаком ещё по прошлогоднему Автосалону во Франции, где провёл с ней два приятных вечера, и даже переспал.
   Агнешка была отзывчива на комплименты и мужскую ласку и встретила его с распростёртыми объятиями. О жене он, естественно, тут же забыл, надеясь на продолжение тесного общения с покладистой блондинкой. Однако Агнешка на сей раз была не одна, а с боссом, и в открытую флиртовать не рискнула. Поэтому угостившись у неё на стенде кофейком с круассаном, переговорив с руководством компании и сделав несколько снимков для дальнейших публикаций, он отправился назад.
   «Жаль, что не удалось её прищучить, – думал он, вспоминая прошлогодние приключения с Агнешкой. – Ну, может быть, ещё где-нибудь пересечёмся».
   Расстраиваться по поводу того, что на сей раз свидание сорвалось, он не стал – это было не в его стиле. Женщин в его жизни было много. И он привык относиться к кратковременным связям легко – по принципу: не удалось с одной, так выгорит с другой. Однако приятные мысли о сексуальных утехах быстро улетучились, когда он увидел лавочку, на которой сидела его жена.
   Да, она по-прежнему сидела там же... но уже не одна. Рядом находились два жгучих брюнета, по внешнему виду похожие на итальянцев. Теперь она была в туфлях, но по-прежнему без жакета и с мороженым в руках, которое она с удовольствием ела, успевая о чём-то оживлённо болтать с молодыми людьми.
   Подходя к этой весёлой компании, он вдруг ощутил себя уставшим, старым человеком и поразился этому. Неужели, действительно, старость совсем близко? Но тут же постарался прогнать неприятные мысли и, натянув на лицо дежурную улыбку, поприветствовал незнакомцев единственно известной ему итальянской фразой:
   – Бон джорно, сеньоры!
   Итальянцы оказались представителями AIRP (Ассоциации итальянских специалистов по восстановлению шин). Они были улыбчивыми, словоохотливыми и радушными и без конца приглашали посетить их родной город – Пизу.
   Пообещав непременно к ним заехать при случае и обменявшись контактами, они расстались.
   – Что, старушка, тебя на молодых мальчиков потянуло? – не без ехидства сказал он, когда итальянцы откланялись.
   – Итальянцы очень приятные люди в общении, в отличие от некоторых русских снобов, – парировала она.
   – Да я же просто пошутил, – постарался смягчить он ситуацию. – А, может, и правда завтра в Пизу махнём? – вдруг предложил он. – Я давно хотел на ихнюю падающую башню посмотреть.
   – На их башню? – исправляя его, переспросила она.
   – Да знаю я, как правильно, – вдруг обиделся он. – Вечно из себя училку строишь! Скучно это. Самой-то не надоело?
   Эти слова её задели. Быть скучной ей не хотелось, но и продолжать с ним цапаться – тоже не дело. Желания ссориться не было.
   – Предлагаешь ехать в Пизу? А как же намеченная устроителями программа для VIP-персон? Ведь завтра планировались поездки на заводы Ламборджини и Феррари, – решила переключить его внимание она.
   – Ах да, чёрт! Про поездки на производство я забыл. Конечно, заводы надо посетить! Значит, в Пизу поедем послезавтра. Ведь на выставке всё равно больше делать нечего. Все главные стенды мы посетили, с нужными людьми переговорили, распечатки докладов получили и фоток на всю оставшуюся жизнь наснимали. Так что материала для публикаций более чем достаточно. Можем теперь и Италию посмотреть.
   – Я в Венецию хочу.
   – Извини, старушка. Оба города посетить не получится. В Венецию можно махнуть в следующий раз.
   – Но ведь это будет только через два года! – расстроилась она. – Да и неизвестно будет ли?..
   – Хорошо. Тогда надо посмотреть расписание поездов, может быть, в Пизу успеем завтра во второй половине дня после заводов, где мы будем с утра и до обеда. Вроде Пиза от Болоньи недалеко. А в Венецию поедем послезавтра. Согласна?
   – Отлично, Константин! – с воодушевлением процитировала она.
   – Нормально, Григорий, – усмехнулся он.
   И в соответствии с намеченным планом, они отправились в турбюро выставочного центра выяснять расписание электричек на ближайшие два дня. С поездами им повезло, и они тут же купили билеты и в Пизу, и в Венецию, а заодно и подробные планы городов, которые намеревались посетить.

                * * *
   Пиза показалась нашим москвичам небольшим провинциальным городом, где достойными внимания достопримечательностями были, с их точки зрения, лишь исторические постройки XII–XIII веков в романском стиле и, конечно же, знаменитый соборный комплекс на Пьяцца деи Мираколе («Площадь чудес») с архитектурной доминантой – всемирно известной Падающей башней и потрясающе красивым Пизанским собором, имеющие ныне статус объектов всемирного наследия.
   Всё остальное казалось им, столичным жителям, пресыщенным знаниями и красотами ранее виденных заморских диковин, обычным и скучным, похожим на другие средиземноморские города. Поэтому потолкавшись среди многочисленных туристов на Площади Чудес и сделав снимки с разных ракурсов падающего шедевра, собора и пары других исторических зданий, они купили по сэндвичу и стаканчику кофе и расположились для перекуса прямо на зелёном музейном газоне, как и множество отдыхающих там итальянцев, для которых сидение на газонах было, по её наблюдениям, излюбленной привычкой.
   Погода была жаркой, а изнывать от зноя в пыльном городишке им не хотелось, поэтому потратив на осмотры достопримечательностей около двух часов, они решили вернуться в родную Болонью и насладиться вкусом закрытой пиццы, которую пекли в маленькой пиццерии рядом с их отелем и которая так восхитила его накануне вечером, когда они уставшие и голодные вернулись после тяжелого трудового дня.
   От посещения Венеции впечатления тоже были крайне противоречивыми. С одной стороны, они наслаждались архитектурными красотами всемирно известных объектов: площадью Святого Марка с бесподобной базиликой Сан-Марко и Дворцом Дожей, Гранд-каналом со знаменитым мостом Риальто, соборной церковью Санта-Мария-делла- Салюте и несравненным бело-розовым кружевом фасада дворца Ка-д'Оро. С другой стороны, она постоянно жаловалась на неприятный запах, источаемый каналами, которые были не только водными артериями города, где сновали юркие лодочки-такси, но и открытой канализацией, куда сливались все отходы и нечистоты в течение долгих веков. В конце концов, даже он ощутил вонь, от которой её чуть не стошнило.
    И всё же она была настроена всем восхищаться.
    Он был настроен всё критиковать.
    – Дыра! – резюмировал он свои впечатления от всемирно известного города на воде.
   – Но ведь красиво всё-таки! – не согласилась она.
   – Ну и что! Зато воняет... И потом эта красота, как известно, потихоньку под воду уходит. Может быть, через пару десятилетий и не будет этого ничего.
   – Жаль! – вздохнула она.
   – Может, где-нибудь перекусим? – предложил он.
   – Ой, нет. И без того мутит... – скривилась она. – До дома не потерпишь?
   – Время обедать. Я жрать хочу!
   – Давай переберёмся куда-нибудь в более спокойное место, – предложила она.
   И они переплыли на вапоретто (венецианском водном трамвайчике-катере) на остров стеклодувов Мурано. При этом она умудрилась при сходе на берег утопить свою любимую вязаную ажурную кофточку, которую накинула на плечи, сидя на продуваемой ветром открытой палубе вапоретто. Кофточка просто соскользнула с её плеч, когда она ступила на шаткие дощатые сходни, и скрылась в мутной воде у борта катера.
   – Красивая была кофта... А теперь прости-прощай! Светлая ей память! Эх, ты, Маша-растеряша! Но не горюй, переживём! – сказал он полушутливо.
   Ей было немного стыдно перед незнакомыми людьми из-за того, что она оказалась столь неловкой. Да и ажурную кофту, которую она не так давно купила во время поездки в Углич, тоже было жалко. Но больше всего её уколол его насмешливый тон. Никакого сочувствия!
   Она молча отвернулась от него и направилась прочь от причала. Он пошёл за ней следом, думая о том, как бы найти недорогую кафешку, где можно похлебать супчику.
   Но не успели они удалиться от пристани, как услышали оклик: «Синьора! Синьора!» К ним спешил матрос с катера, нёсший на вытянутом вперёд багре мокрую тряпку, некогда бывшую ажурной кофточкой, оставлявшей теперь за собой темный ручеек на асфальте. Брать эту тряпку в руки ей совсем не хотелось, но и отказаться было нельзя. Поэтому изобразив на лице якобы восторг от возвращения счастливо спасённой одёжки, она быстро сунула её в полиэтиленовый пакет, втайне надеясь, что тот не протечёт, и одарила матроса скромным вознаграждением из пары монет, оказавшихся очень кстати в кармане. Попутно она заметила неодобрительную гримасу на лице собственного мужа, который был категорически против оставления каких-либо чаевых кому бы то ни было.
   На Мурано воздух казался более чистым, и дышать было легче. Наконец, они присели за столик открытого кафе с намерением пообедать. Но взглянув на местные цены в меню, он громко выругался и сказал, что итальяшки совсем обнаглели.
   – Здесь одна чашка кофе стоит, как полный обед в Польше. А супа я вообще в меню не вижу.
   – Да, здесь только салаты, пасты и напитки, – подтвердила она, изучив обеденную карту.
   В результате они всё же заказали по порции равиоли каждому и по чашке капучино с круассаном. Но и во время трапезы он продолжал ворчать и возмущаться сказочно малым размером порций и неприлично высокими ценами. Под конец она не выдержала:
   – Ну хватит уже ворчать! Дай поесть спокойно!
   – Да тут и есть-то нечего! Плюхнули на тарелку три пельмешки со шпинатом – и это у них равиоли называется?!
   – Зато тарелка красивая!
   – Так я тарелками не питаюсь. Мне нормальная еда нужна!
   – Ну возьми мой круассан, я не особо голодная.
   – На кой ляд мне эти сладкие булки! Хочу супа и мяса!
   – Ну извини, с этим тут действительно напряг.
   – Короче, дыра она и есть дыра! Тоже мне хвалёная Европа – жрачки нормальной нет и воняет! – в сердцах резюмировал он.
   Но потом всё-таки выпил кофе с круассанами, выкурил обязательную послеобеденную сигаретку и мало-мало подобрел. Даже расщедрился на то, чтобы купить ей в ближайшей сувенирной лавке настоящую венецианскую маску Лучинды, юной госпожи из комедии дель арте, – темно-изумрудного цвета с тонкими золотистыми прожилками. Ей ещё очень хотелось купить себе какой-нибудь сувенир из знаменитого разноцветного муранского стекла, но он не позволил ей этого сделать.
   – Нечего деньги на всякое дерьмо выбрасывать, – грубо заявил он, чуть ли не силой оттащив её от витрины.
   – Но это же настоящее муранское стекло! – не сдавалась она.
   – Вот именно: всего лишь стекляшки, а стоят, почти как брюлики! Нет, не упрашивай, не куплю!
   – Да я не собиралась тебя упрашивать! Я сама в состоянии купить...
   Но купить стеклянные сувениры он ей так и не дал. Утащил побыстрее на катер, а затем на вокзал.
    В Болонью они вернулись поздним вечером, изрядно проголодавшимися. И тут им неожиданно повезло: на соседней улочке недалеко от отеля, куда они вышли подышать немного тёплым майским воздухом перед сном, обнаружился маленький ресторанчик, в котором весело общались местные жители и в меню которого вдруг обнаружился настоящий суп – куриная лапша, который им и подали в настоящих суповых мисках. Кажется, еще никогда они не ели с таким удовольствием обыкновенный куриный суп. Они искренне поблагодарили повара, и она, не удержавшись, спросила у официанта, часто ли у них заказывают супы. Ответ был предсказуем:
   – Русские заказывают часто. Другие иностранцы – не очень.
   Ранним утром они вылетели домой. Причем летели через Париж с таким расчетом, чтобы прибыть во французскую столицу утром, погулять по центру города и вечером вылететь в Москву.
   Париж его тоже не особенно впечатлил. Через пару часов гуляния по центру города и Елисейским полям и поедания невкусного обеда в небольшом кафе на одной из улочек Монмартра она услышала от него любимое выражение:
   – Дыра! Тоже мне столица моды! На улицах грязно, в метро антисанитария и понять ничего не возможно, кругом бродят какие-то тёмные личности и попрошайки, жрачка отвратительная! В Москве и то лучше, и чище... Я-то думал Европа! А тут дыра дырой!..
   У Эйфелевой башни они на пару часов расстались: она встала в очередь туристов, чтобы подняться на смотровую площадку башни и обозреть город с высоты птичьего полета, а он отправился по магазинам, чтобы составить себе представление о здешних ценах. И этот его поход оказался удачным, его настроение значительно улучшилось, когда он не за дорого купил себе светло-серый летний костюм-тройку.
   Она же, стоя на смотровой площадке и ёжась от холода (в Париже было гораздо прохладнее, нежели чем в Италии), вдруг подумала, что Париж чем-то неуловимо похож на Москву, особенно на районы Кутузовского проспекта и арбатских переулков. Ну и семь холмов опять же: Монмартр, Шомон, бютт Святой Геновефы с книжными магазинчиками, Парнасская гора с парижским Колизеем, Перепелиный холм и другие.
   Рельеф тоже похож на московский. А вот воздух здесь другой: ощущается сладковатый аромат весенних цветов и парфюма, запах кофе и сладкой выпечки, но сквозь эти приятные ароматы постоянно пробивается запах мочи и вокзального туалета, как на какой-то заброшенной советской железнодорожной станции лет эдак пятнадцать тому назад... Это её неприятно поразило, и настроение испортилось.
   Москва встретила своих блудных детей дождём, свежей прохладой и сверканием уличных фонарей и ночной рекламы. И выходя из дверей аэропорта, она вдохнула этот прохладный влажный воздух полной грудью и подумала: «Слава Богу, я дома!»