Её жизнь под знаком Овна... Главы 38 и 39

  Её жизнь под знаком Овна, его жизнь на чаше Весов. Повесть

                Глава 38. Незваная гостья

   А потом она влюбилась. Неожиданно. Бесповоротно. До потери сознания...
И это свалившееся на неё огромное чувство она восприняла сначала с радостным изумлением, а потом со злостью и негодованием.
   – Зачем мне всё это? – вопрошала она судьбу и икону Богоматери, перед которой с некоторых пор совершала утреннюю молитву. – Зачем мне эта напасть? Я не хочу уподобляться влюблённым дурочкам, заводить роман на стороне и рушить семью! Не хочу терять голову, становиться зависимой от прихотей далеко не самого лучшего мужчины, который к тому же намного моложе меня!
   – Это твоё испытание! И ты должна его пройти, – отвечала ей то ли Богородица, то ли вновь проснувшийся внутренний голос.
   – Не хочу! – противилась она.
   – А придётся! – слышался откуда-то печальный голос. – Каждый человек должен пройти испытание любовью. Теперь настал твой черёд.
   Но она не хотела смиряться и вступила в борьбу с незваной гостьей по имени Любовь.
   Как всё началось? О, этот момент она запомнила прекрасно. Сначала она познакомилась с ним на собеседовании в гимназии, где теперь занимала должность заместителя директора по научной работе, и куда он пришёл устраиваться на должность преподавателя экономики и по совместительству тренера в секцию восточных единоборств. Марат показался ей поначалу обычным симпатичным молодым человеком. Невысокий жгучий брюнет с широкими плечами и торсом атлета, неторопливыми движениями, спокойный и уверенный в себе, с невозмутимым выражением лица.
   Он не скрывал, что рассматривает преподавательскую работу лишь как очередной этап в своей трудовой деятельности и задерживаться в гимназии более чем на два года не собирается.
   Так как других преподавателей на вакансию учителя обществознания и экономики на горизонте в тот момент не наблюдалось, директриса, скрепя сердце, решила взять его на эту должность с испытательным сроком.
   А потом был праздник – День учителя, и все педагоги собрались после уроков в маленькой учительской, чтобы поздравить друг друга и выпить по бокалу шампанского за процветание их общего школьного дома.
   Марат в тот день был в белом свитере, который выгодно подчеркивал его яркую южнославянскую внешность. Он разливал шампанское в фужеры и галантно ухаживал за дамами.
   Она вдруг поймала себя на мысли, что уже давно краем глаза следит за его спокойными и уверенными движениями. Тут он обернулся и, улыбаясь, протянул ей бокал шампанского. Она тоже улыбнулась в ответ и спокойно поблагодарила. Но когда принимала из его рук бокал неожиданно почувствовала сильнейший удар тока! Она вздрогнула и чуть не выронила бокал. Её шибануло с такой силой, что в первую секунду ей показалось, будто она отлетела к стене. Она даже зажмурилась и охнула от неожиданности, и в тот же момент услышала его немного удивлённый голос:
   – Статическое электричество, наверное. Так бывает...
   Она хотела отшутиться и свести всё к невинной шутке, но поняла, что не может произнести ни слова, так как в горле у неё пересохло, и слова не желали складываться в нормальные фразы. Она лишь молча ему кивнула и сделала судорожный глоток шампанского, которое предательски ударило в нос, и она закашлялась. Однако это досадное происшествие, как ни странно, привело её в чувство, и она, наконец, смущенно улыбаясь, хриплым, каким-то не своим голосом произнесла:
   – Простите... Сегодня явно не мой день, – отметив про себя, что молодой человек всё это время не сводил с неё своих удивлённых серо-голубых глаз.
   «Ох, не к добру это», – молнией сверкнула мысль в её голове. И затем она отметила про себя, что его глаза контрастируют со смуглой кожей, а взгляд проникает в самое сердце.
   И её вечно недремлющее альтер эго добавило:
   – А вот от этого человека тебе, подруга, надо держаться подальше!
Мысль промелькнула, но она не придала ей большого значения, или, как говорила её бабушка, она «не чухнулась». А вот когда она «чухнулась», было уже поздно.
В один прекрасный день она вдруг обнаружила, что каждое утро первое, что возникает в её пробуждающемся мозгу, это имя Марат, и вечером, когда она засыпает, последнее, что уходит из её мозга – то же самое имя, и по тысяче раз на дню она ловила себя на мысли, что думает не о делах, а о нём! Это имя звучало в её голове нескончаемым рефреном. И когда она осознала это, то разозлилась. Нет, не просто разозлилась, а пришла в бешенство.
   Как?! Чтобы она, как какая-то школьница, попалась на крючок?! Она, никогда не страдавшая от отсутствия мужского внимания, окружённая друзьями и поклонниками, уверенная в себе и независимая, вдруг влюбилась так безрассудно, безудержно, по-детски!
   Это был шок. Она не могла успокоиться. Злилась на самоё себя и судорожно искала выход.
   Первое, что пришло ей на ум: постараться не замечать его, выбросить из головы, сделать вид, что он не существует. И она честно пыталась претворить это намерение в жизнь. Избегала коридора, куда выходила дверь его кабинета, не выполняла распоряжений директора, касающихся нового преподавателя, практически занималась саботажем, нарушая свои должностные инструкции, лишь бы не сталкиваться с ним, не знать, не видеть…
   Но не знать и не видеть – не получалось. То одно, то другое напоминало о нём. Им приходилось встречаться по долгу службы.
   Так мучительно прошёл почти год, она с нетерпением ждала лета: «Вот уеду из города, буду от него далеко, не увижу, не услышу, авось, успокоюсь и забуду!» – убеждала она себя.
   Наконец, наступило долгожданное лето, и она сначала улетела с мужем и детьми на отдых в Турцию, что позволило ей на какое-то время отвлечься от повседневных дел, а по возвращении с курорта уехала на дачу. Марат был теперь от неё далеко, они не виделись, время шло… а ничего не менялось!
   Всё так же по утрам она просыпалась с его именем на устах и с ним же засыпала, и то же имя преследовало её целый день. Даже ночью она не могла от него избавиться, более того, Марат стал регулярно являться ей во сне!
   Промучившись ещё пару недель, она осознала, что дело вовсе не в нём, не в этом мужчине, нет, – в ней самой! В ней засела эта проклятая заноза – любовь, и она не могла от неё избавиться!
   Отпуск кончился, и они встретились вновь. И ей стало ещё хуже. Он был рядом, но был таким далёким и чужим. Оказалось, что тем летом он в очередной раз женился, а новая жена уже успела кого-то там родить и прочее, и прочее...
   Она понимала, что даже приблизиться к нему не может. Не имеет права. Теперь он был просто не доступен. А сердце не желало это принимать. Не могло с этим смириться. Этот запретный плод стал для неё ещё более недоступен и ещё более желанен! Что же ей теперь делать?!
   Она пыталась убедить себя в том, что они слишком разные: практически нет точек соприкосновения: разные интересы, возраст, круг общения… Они не пересекаются нигде. «Он не для меня», – убеждала она себя. А сердце отказывалось подчиняться.
   – Ну хорошо, – сказала она самой себе, – если не получается избегать общения, значит, надо превратить желаемое в нежеланное.
   – Поиграем в противоположности? – развеселилось второе «я».
   – Да, попробуем найти в нём недостатки!
   – Ну это проще простого! Они все на поверхности! – констатировал внутренний голос.
   – Например?
   – Например, ничем не примечательная внешность. Росточка он не высокого, не красив, можно сказать, морда кирпича просит.
   – Это неправда! Он чертовски обаятелен и сложен, как бог!
   – Эй, подруга, ты собиралась искать недостатки, а сама идеальный портрет малюешь!
   – Нет, он, конечно, не идеал, просто я стараюсь быть объективной.
   – Влюблённая дура объективной быть не может! Ты, например, не видишь, что он обыкновенный жлоб, да и человек не честный! Насобирал со всех коллег денег взаймы и не отдаёт!
   – Просто у него сейчас момент в жизни трудный: второй ребёнок родился, и денег в семье не хватает. Вот и просит взаймы. У меня, кстати, вот не просил...
   – А у тебя и брать-то нечего, сама вечно без денег сидишь!
   – Это так. Но я уверена, он всем всё отдаст!
   – Всё-таки ты неисправимая идеалистка!
   Итак, способ превращения белого в черное не помог. То есть она прекрасно видела все минусы его натуры, только это ничуть не влияло на её отношение к нему. Страсть не угасала, медленно сжигая её изнутри.
   И тогда она решила обратиться к мудрости своей бабушки, которая любила говорить, что клин клином вышибают. «Надо завести любовника, занять голову чем-то другим», – решила она.
   Сказано – сделано. Вернее, ей даже не пришлось никого искать, всё получилось само собой.

                * * *
   Юноша был совсем молодым, лишь недавно вернулся из армии. Более того, Костя был сыном её друга детства и юности, с которым много лет назад она безудержно флиртовала. Их компания состояла из членов молодёжной студии народного театра, они часто встречались, отмечали дни рождения и профессиональные успехи друг друга. Двое из них стали успешными актёрами, один работал режиссёром в любительском театре, остальные свою судьбу с театром не связали, хотя и были заядлыми театралами, следя за всеми новинками на подмостках московских сцен.
   Вот и в тот день бывшие студийцы собрались на празднование Дня рождения своего наставника, известного ныне кинорежиссёра Геннадия Карпенко, собрались на квартире единственного продолжателя дела их общепризнанного гуру, тоже ставшего режиссёром. Короче, это была их обычная тусовка. Новеньким среди них был лишь один высокий молодой человек – это и был Костя. Конечно же, он был ей знаком, просто раньше она с ним не общалась.
   Всё шло как обычно. Они вспоминали свою юность, много пели и пили, читали стихи, травили байки… Молодой человек не выпускал из рук гитару. Пел он практически всё – и репертуар их студенческой юности, и современный рок или джаз. И вообще оказался на редкость талантливым – мог сыграть любую мелодию, единожды услышав, причём на любом музыкальном инструменте, а также на любом предмете, способном издавать какие-либо звуки. В ход шло всё, что попадалось под руку: ложки, тарелки, стаканы, расчёски, балконная решётка, унитаз и т.д.
   Тусовка была в разгаре, когда она вдруг ощутила, что за ней пристально наблюдают – это был он, Константин, или Костик, как его тут все называли. Куда бы она не повернулась, с кем бы не разговаривала, всюду натыкалась на его взгляд.
   Наконец, не выдержав, сказала:
   – Молодой человек, в конце концов, это неприлично – разглядывать женщину в упор. Или у меня с лицом что-то не в порядке?
   Он слегка смутился, а потом вдруг выпалил:
   – А я Вас помню. На Дне рождения моего отца... Вы с ним целовались на кухне.
   Сначала она опешила от неожиданности, а потом вспомнила: действительно, был такой эпизод, лет десять назад. Отец Костика пригласил тогда её на свой День варенья и где-то в разгар празднества затащил на кухню, где они, разгоряченные вином, самозабвенно целовались, а за стеклянной кухонной дверью маячила рыжая голова подростка, внимательно наблюдавшего за происходящим.
   – А я тебя тоже помню. Ты тогда за нами подглядывал, – парировала она и рассмеялась. Костик покраснел, смутился и куда-то исчез.
   Прошло минут 20 или полчаса. Народ сильно разогрелся. На смену Галичу и Окуджаве пришёл народный фольклор. Взгляды и комплименты стали откровеннее. И тут вдруг рядом со ней возник Костик с двумя фужерами, наполненными шампанским, и предложил выпить на брудершафт. Она развеселилась и сказала, что с детства не понимала, зачем люди, желающие поцеловаться, пытаются ещё при этом облить друг друга вином. Это же страшно неудобно!
   – Может быть, лучше по отдельности – сначала вино, а потом поцелуи? – спросила она насмешливо. И была в очередной раз удивлена, так как Константин решительно настоял на своём. И пришлось ей пить с ним на брудершафт. Причём народ вокруг жутко веселился и кричал почему-то «Горько! Горько!», когда они целовались.
   Всё происходящее её забавляло, но и только. Она не знала, как отнестись к выходке Костика, и решила не придавать ей значения, отнеся всё на счёт выпитого вина. В самом деле, как говорится, «не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки». А так как выпито было уже достаточно, то соответственно языки и руки развязались. Не успела она выкрутиться из одних объятий, как тут же угодила в другие. Пришло время, улучив момент, по-тихому смыться, а это-то как раз никак и не удавалось. И только-только она навострила лыжи и направилась к выходу, как почувствовала, что её подхватывают на руки и куда-то несут. Это был изрядно набравшийся отец Костика, который двигался по направлению к спальне. Вырываться было опасно – они могли рухнуть в любой момент, так как на ногах похититель держался очень неуверенно. А разбивать себе голову о столы и шкафы ей совсем не хотелось.
    Естественно, она начала громко протестовать, но все её вербальные призывы, типа «Поставь, где стояла! Отпусти сейчас же!», действия не имели. И тут вдруг перед ними выросла нескладная фигура Костика, который заявил во всеуслышание, чтобы его девушку оставили в покое, и никто вообще не смел к ней прикасаться! После чего обозвав всех козлами, включая собственного папашку, вырвал её из его рук.
   Всё происшедшее было сродни грому среди ясного неба и вызвало лёгкое замешательство среди гостей, которым она и воспользовалась. Поблагодарив Костика за спасение, она сказала, что ей пора отправляться восвояси, и попросила его проводить её до метро, после чего они благополучно свалили, оставив позади себя недоумевающие лица.
   До ближайшей станции метро было всего 10 минут ходу. Но чтобы преодолеть это расстояние, им потребовалось минут сорок, потому что буквально под каждым деревом или фонарём они останавливались и целовались. В результате до метро она добралась почти в 12 ночи и поняла, что, если хочет попасть домой, ей надо сильно поторопиться, иначе она не успеет сделать положенные две пересадки. И послав Косте на прощанье воздушный поцелуй, помчалась на станцию, влетела в уже закрывающиеся двери поезда и, когда поезд тронулся, увидела, как по платформе бежит Костик:
   – Ты не оставила мне свой телефон, – крикнул он.
   – Я позвоню! – крикнула она в ответ, и поезд умчался.
   В действительности она не собиралась ему звонить. Всё произошедшее воспринимала, как забавное приключение, не больше. Она бы и забыла обо всём, если бы через два дня не позвонил её старинный приятель Роман, который недовольно пробурчал, что Костя его уже достал – требует номер её телефона.
   – К сожалению, я неосторожно пообещала ему позвонить, – стала оправдываться она. – Что ж придётся расхлёбывать эту кашу, которую сама же и заварила. Можешь дать ему мой телефон, ведь рано или поздно он его всё равно узнает – слишком много общих знакомых.
   – Ну как скажешь, – невесело отозвался Роман. – Но должен тебя предупредить: он парень упёртый и горячий. Я его хорошо знаю, он практически вырос у меня на руках. Будь осторожна, не играй с ним!
   – Я и не собираюсь! – серьёзно ответила она.
   Встречаться с мальчиком, почти годившимся ей в сыновья, а тем более продолжать с ним какие-либо отношения, ей, действительно, не хотелось.
   – Ну и как выкручиваться, если он действительно позвонит? – задала она себе вопрос.
   – Как-как? – передразнило её второе «я». – Да, как обычно, динамить!

   Костик позвонил в тот же день. Голос был обиженным:
   – Ты обещала позвонить! Прошло уже три дня!
   – И не три, а только два. Господи, да что за спешка? Обещала, так позвонила бы, ну не сегодня, так завтра! Днём раньше или позже – разве это имеет значение?
   – Да, для меня имеет. Давай встретимся, я хочу тебя увидеть!
   «Вот только этого мне и не хватает!» – подумала она. Вслух же сказала:
    – Я, право, не знаю. У меня сейчас много работы.
    – Ты издеваешься? Ты решила поиграть со мной? – в воздухе запахло истерикой.
    «Боже, детский сад какой-то!» – подумала она и попыталась его успокоить:
    – Ну почему ты так решил? Я совершенно не собираюсь играть с тобой. Но у меня, действительно, много работы на этой неделе.
    – Но в субботу же ты не работаешь? – настаивал он.
    – Нет, но…
    – Тогда приезжай, пожалуйста!
    – Я не уверена, что смогу выбраться.
    – Тогда я приеду к тебе! Я знаю, где ты живёшь.
    Перспектива видеть Костика у себя и объясняться по поводу его появления со своими домашними ей совсем не улыбалась, и она поспешила согласиться:
    – Хорошо, я постараюсь приехать! Диктуй адрес!
    Она записала его адрес и телефон, ещё не очень хорошо представляя, как будет выпутываться из этой истории. Одно она понимала точно, что придётся потратить один из выходных, чтобы попытаться образумить зарвавшегося юнца. Прятаться не имело смысла, более того, было небезопасно – лишние звонки и разговоры дома ей были совершенно ни к чему.
    Она сама позвонила ему в субботу и договорилась о встрече. Они встретились в пять часов у метро. Погода была на удивление тёплая, и они отправились к Яузе прогуляться и поговорить.
    Недалеко от берега, в укромном уголке под деревом, стояла из-за весеннего половодья прямо в воде небольшая деревянная лавочка. Они забрались на неё и уселись на спинку, так как сиденье возвышалось над поверхностью реки всего на несколько сантиметров и было сырым. Скамья оказалась к тому же ещё и «танцующей», и чтобы не свалиться с неё, она уцепилась за руку Кости. Он воспринял это как сигнал и, обняв её, стал целовать. И неожиданно для себя она, считавшая всё случившееся между ними ранее несерьёзным малозначительным эпизодом, вдруг почувствовала, как её сердце улетает в пропасть от его прикосновений и поцелуев... Сохранять спокойствие и рассудок ей становилось всё труднее и труднее.
   – Надо остановиться, – пыталась воззвать она к собственному рассудку. – Так нельзя! Я теряю голову.
   – Но ведь ты сама хотела завести любовника! – спорило с ней её второе «я». – Вот он и нарисовался!
   – Господи, но не этот же мальчик! Он мне почти в сыновья годится! Я ведь не такого хотела! – продолжала мысленно сопротивляться она.
   Тут её альтер эго окончательно распоясалось и заявило:
   – Разве ты не видишь? Твой Господь лукаво подмигивает тебе сверху и говорит: «Вас много, а я один! Разве всех упомнишь, кому чё надо? Короче, бери, что дают, и радуйся! А не то осерчаю!»
   – Я радуюсь, – пыталась убедить она саму себя. – Только всё это очень странно!
   А Костик тем временем рассказывал ей о себе, своей жизни и своих проблемах: о девушках, которые его не понимают («примитивные сучки»), об отце, которому приходится быть нянькой, когда он нажирается (почти каждый день), убирать за ним блевотину, отмывать его и квартиру, о матери, которой на него всегда было наплевать и которой у него практически не было (и сейчас живёт неизвестно с кем, неизвестно где), о работе, на которой не платят, и прочее, и прочее. Костика, что называется, прорвало.
   Она чувствовала, что ему надо выговориться и терпеливо слушала. «Бедный мальчик! – думала она. – Как же хреново тебе живётся!»
   Исповедь юноши всё не кончалась, временами она прерывалась поцелуями и восклицаниями, что наконец-то он встретил женщину своей мечты, всё понимающую и желанную.
   Время шло. Наступил вечер. Тени сгустились, на реке стало холодно. Константин надел на неё свою ветровку и прижал к себе. Скамья шаталась всё сильнее. «Господи! Подруга, – пытался вразумить её внутренний голос, – как ты дошла до жизни такой?! Ведь вы сейчас с этой лавочки прямо в воду так е…!»
   Ноги у неё затекли, задница одеревенела, и она поняла, что не высидит больше ни одной минуты. И, как следствие, согласилась подняться к нему в квартиру на 17-м этаже. К тому имелось две важные причины: безотлагательная встреча с унитазом и желание выпить горячего чаю. Но до чая дело не дошло. Смесь застенчивости и настойчивости в этом молодом мужчине покорила её окончательно, и она сдалась. Просто отключила свой разум и позволила себе унестись по волнам безрассудных ласк. Последней мыслью в отключившемся мозгу было: «Да пошло оно всё нах... И будь, что будет!..»

    ...И опять она еле-еле успела на последний поезд в метро. Это уже становилось традицией. Они не договаривались о новых встречах, но она уже знала, что на этом дело не закончится, скорее, наоборот, всё только начинается, и это её беспокоило и настораживало. С одной стороны, она испытывала блаженство от близости с ним, с другой, – понимала, что ни к чему хорошему это не приведёт. Причина, по которой в её жизни появился этот юноша, звалась Марат и была не устранена. Она же на свою голову получила теперь ещё одну нехилую проблему по имени Константин.

                Глава 39. Сплошной дурдом!

   Он видел: с нею что-то происходит, и не мог понять, что именно.
   Она стала другой – какой-то настороженной, с лихорадочным блеском в глазах. Иногда улыбалась каким-то своим мыслям, часто не слышала обращенных к ней фраз или отвечала невпопад. Нет, она не была рассеянной, просто постоянно думала о чем-то своём, потаённом, загадочном...
   Она определённо отдалялась от него, отдалялась ментально, хотя в сексе, наоборот, стала более горячей и страстной. Она отдавалась ему с какой-то исступлённой болезненной горячностью, будто старалась избавиться от своей привычной телесной оболочки! Но, как ни странно, именно эта горячечная страстность служила своеобразным защитным экраном, не позволявшим проникнуть в её душу и в мысли. Порой ему даже чудилось, что она занимается любовью не с ним, а с кем-то другим. И это выводило его из себя.
   «Чёрт! Что с ней происходит? – размышлял он про себя. – Уж не влюбилась ли она? Может быть, у неё кто-то появился? Нет, блин, оленем я не буду!»
   Он стал более внимательно наблюдать за супругой. Теперь она совершенно не походила ни на пантеру или рысь, вообще признаки кошачьих из неё исчезли, теперь она, скорее, напоминала пугливую козочку – какую-нибудь серну или газель (именно такие ассоциации всплывали в голове, когда он видел подрагивающие кончики её губ и испуганно взмывающие вверх длинные ресницы, когда кто-то окликал её по имени). В нём проснулся охотничий инстинкт – надо было найти, выследить причину этих изменений!
   Нет, она не задерживалась после работы и не отправлялась вечером навестить какую-либо неизвестную ему подругу, как это обычно бывает у женщин, имеющих связи на стороне. Правда, иногда вздрагивала от телефонного звонка, но с трубкой в коридор, чтобы поговорить без лишних ушей, не выбегала и вообще тайных переговоров не вела.
   Один лишь раз его удивил её телефонный разговор с каким-то Костей, которого она безапелляционно отчитала, строго-настрого наказав не звонить ей попусту в редакцию. А на его вопрос, кто это был, она шутливо ответила:
   – Да набивается тут один юнец в любовнички!
   – Зачем же ты такой шанс упускаешь? – пытался тоже пошутить он, не зная в действительности, как реагировать на это её признание.
   – А почему ты решил, что я что-то упускаю? – усмехнулась она. – Может быть, как раз наоборот...
   И с этими словами вышла из его кабинета, забрав подписанные им гранки нового номера журнала.

   Он (про себя):
   – Может быть, стоит кого-нибудь нанять, чтобы её попасли немного? – спросил он сам себя.
   – Вот ещё! Чушь это, братец! И выброшенные на ветер деньги! – воспротивилось его второе я. – Подумаешь проблема! Ну даже если она и втюрилась в кого-то на старости лет – ничего страшного в этом нет. Перебесится!
   – А вдруг не перебесится?! Вдруг эта новая страсть уведёт её из семьи? Ведь ко мне она, похоже, остыла...
   – Совсем непохоже! В постели вон как раз наоборот –только горячее стала!
   – Вопрос только: про кого она в этот момент думает? Не факт, что обо мне!..
   – А тебе какая разница? – не сдавался внутренний голос. – Главное, что трахаетесь вы регулярно и это вам обоим доставляет удовольствие! А остальное – не существенно.
   – Пожалуй, действительно, не стоит переживать, – согласился он со своим альтер эго. – Наверное, у неё просто кризис всех дамочек сильно бальзаковского возраста. Пройдёт! – успокоил он сам себя.

                * * *
   Костик становился всё более настойчив, и ей это совсем не нравилось. Более того, она уже сто раз пожалела о том, что позволила себе необдуманно сблизиться с ним. Отношения следовало немедленно прервать, пока ещё всё не зашло слишком далеко. Поэтому она старалась все возможными способами увиливать от новых встреч с ним.
   Мысленно она уже не раз прокручивала свой разговор с ним, который по идее должен был прекратить их отношения. Искала убедительные аргументы и понимала, что вряд ли удастся обойтись малой кровью.
  Она (спор со вторым я):
  – Не надо тебе было, подруга, поддаваться пылкой настойчивости мальчика и сближаться с ним! – укоряло второе я.
  – Да, не надо было. Это какое-то временное помутнение рассудка. Но теперь оно прошло, – успокаивала она себя.
  – Ой ли? – не верило альтер эго.
  – Точно, теперь всё. Конец! Вот позвоню ему и скажу, что между нами всё кончено! – решительно уверяла она.
   Но позвонить она не успела, он её опередил. В воскресенье спокойное течение дня прервал его телефонный звонок. В трубке она услышала голос пьяного Костика, который безапелляционно заявил, что ему надоели её вечные отмазки и что, если она немедленно не приедет, он спрыгнет с балкона!
   «Чёрт возьми! 17-й этаж – это вам не шутки. А ведь спьяну он может действительно натворить делов!» – забеспокоилась она и, объявив домашним, что у неё образовалась срочная встреча и что она скоро вернётся, как только уладит небольшую проблему, она помчалась спасать пьяного влюблённого шантажиста.

   Дверь в квартиру Кости была открыта... С нехорошим предчувствием она вошла туда. В комнате было пусто, а на балконе маячила высокая нескладная фигура юноши.
   «Слава Богу, он жив!» – выдохнула она и направилась к нему, чувствуя, как в груди закипает праведный гнев. Ещё не хватало, чтобы какой-то сопливый паршивец её «брал на слабо»!
   На залитом солнцем балконе ей открылась следующая картина: на полу рядом с маленьким сервировочным столиком валялась пустая бутылка из-под виски, а Костик сидел в плетёном кресле, вперив мутный взгляд в стакан с прозрачной коричневатой жидкостью, который медленно полз под действием собственной тяжести по наклонной поверхности лыжи, лежащей поперёк балкона. Загнутый конец лыжи покоился на балконной решётке, второй конец упирался в подоконник. Несмотря на приток свежего воздуха, здесь явственно ощущался резкий запах виски, который она терпеть не могла.
   «На кой ляд он соорудил эту конструкцию?» – подумала она. И тут же получила ответ на свой невысказанный вопрос:
   – Я загадал... Если ты не появишься, когда стакан доползёт до конца... я спрыгну... – произнёс, слегка заикаясь, Костик. Он всегда начинал заикаться при сильном волнении. Сейчас он был явно пьян, и понять – взволнован он или нет – было невозможно.
   – Дурдом! Никто никуда не прыгнет! – она схватила с лыжи наполовину пустой стакан и в сердцах швырнула его об пол. Осколки и брызги разлетелись во все стороны, и вокруг ещё сильнее запахло вискарём.
   – Какого лешего ты устроил весь этот цирк?! – продолжала негодовать она. – Неужели ты думаешь, что шантажом ты сможешь чего-то добиться?
   – Но иначе... ты же не п-приедешь...
   – Не приеду! Никогда больше не приеду! – злясь на себя, почти выкрикнула она.
– Прекрати меня доставать! Не звони больше! У нас с тобой ничего быть не может. Неужели ты до сих пор этого не понял? Мы с тобой – абсолютно разные планеты, и на одной орбите быть не можем! Пойми же это наконец!
   – Не хочу ничего п-понимать! Ты – моя женщина... Я т-тебя хочу!..
   – Это просто детский сад какой-то! Хочу именно эту игрушку! Дайте мне её! Хватит! Мне всё это надоело. Я ухожу, – и она решительно повернулась к двери.
   – Тогда я п-прыгну... – заплетающимся языком упрямо пробормотал Костик и попытался встать.
   – Никуда ты не прыгнешь! – она схватила лыжу, собираясь огреть ей пьяного безумца, если бы тот решил приблизиться к перилам.
   На её счастье, послышался звук отпираемой входной двери, и в квартиру вошёл высокий красавец с почти библейской внешностью – это был Давид, отец Костика, которому она в панике позвонила, ещё будучи в дороге.
   Отец и сын являли собой разительное несоответствие: чёрные глаза и кудри отца, уже слегка тронутые сединой на висках, и его смуглая кожа резко контрастировали с рыжей шевелюрой и почти прозрачной белизной кожи его голубоглазого отпрыска.
    Студийцы между собой шутили, что с отца можно было бы писать портрет царя Давида, которому аист по ошибке принёс ребёнка с чужого огорода. Давид на подобные шутки не обижался. Более того, сам был уверен, что первая супруга родила сына не от него, и нисколько по этому поводу не расстраивался. Он любил Костика, как только может любить отец своего первенца, и всегда говорил о нём с удивительной нежностью, в отличие от других своих пятерых детей, которых родил от разных женщин, и которых теперь благополучно путал.
   – Ну что тут у вас случилось? – спокойно спросил Давид, подойдя к балкону. – Из твоих сбивчивых объяснений по телефону я, честно говоря, ничего не понял.
   – Да вот полюбуйся на своё пьяное детище! Оно, видите ли, собирается сигануть с балкона, потому что я отказываюсь с ним встречаться.
   – М-да... Картина маслом! – многозначительно произнёс Давид, глядя на полулежащего в кресле сына и стоявшую рядом с ним фурию, злобно сверкавшую глазами, с лыжей в руках.
   – Хорошо бы отволочь его в постель, чтобы проспался, – примирительно произнесла она. – Сможешь это сделать? У меня сил не хватит.
   – Сейчас оформим, – усмехнулся Давид, ловко подхватывая сына. – Авось не впервой!
   И он поволок Костика в спальню.
   – Ты погоди! Я сейчас вернусь, поговорить надо! – крикнул он ей, видя, что она собирается уходить.
   – Хорошо, – ответила она и пошла на кухню, где налив себе стакан воды, присела на круглый табурет к столу.
   Через несколько минут на кухне появился Давид и сел напротив неё.
   – Уложил?
   – Да, дрыхнет...
   – Может быть, ты присмотришь за ним? Хотя бы какое-то время... А то мало ли... – неуверенно произнесла она.
   – Да не волнуйся ты за него, – ответил Давид, глядя ей прямо в глаза. – Знаешь, у Костика фишка такая: он сначала баб на жалость берёт, рассказывает, как ему, бедняге, трудно живётся – мол, отец-пьяница, мамка бросила и всё такое прочее. А потом угрожать начинает, что обязательно с собой что-нибудь сделает, если его не пожалеют и не полюбят... Я давно тебе хотел сказать об этом, да как-то всё не получалось...
   Кровь бросилась ей в лицо, и в ушах зашумело.
   «Надо же! Попалась на эту удочку как наивная дурочка! – ошеломлённо подумала она. – Тебя ловко провели! Ты-то думала, что самая умная! А оказалось...»
   Вслух же, стараясь быть как можно более спокойной, равнодушно произнесла:
   – Я это давно уже поняла. Но всё равно спасибо за разъяснение!
   Домой она ехала с тяжелым сердцем и слезами на глазах, а про себя всё время повторяла: «Никогда больше никому не удастся меня одурачить столь наглым образом! Никогда и никому!» Эту страницу она дочитала до конца, её следовало перелистнуть и, не оглядываясь, идти дальше.

                * * *
   Закончился ещё один учебный год, ещё один год её душевных терзаний. Легче ей не становилось, не срабатывала бабушкина метода! Она по-прежнему не могла избавиться от неразделённой любви к Марату и по-прежнему не могла приблизится к нему.
   Кроме того, надо было срочно куда-нибудь сбежать из города – подальше от Константина. Забрав детей, она уехала на дачу, заявив мужу, что задыхается в мегаполисе и что ей необходим свежий воздух. У супруга отпуска пока не намечалось, но он обещал регулярно по выходным, а может быть, и чаще, приезжать к драгоценному семейству.
   Прошло две недели. Она только-только начала приводить в порядок свою обезумевшую голову и растрёпанную психику, как к ней приехал ещё один старый приятель и бывший студиец Роман с трагическим известием о смерти Кости.
   В первый момент она даже не поняла, о чём он говорит. А когда поняла, тяжело опустилась на скамью в беседке, куда они зашли, чтобы поговорить без лишних глаз, ощутив, что ноги её больше не держат.
   – Не может быть... – произнесла она побелевшими губами, отказываясь верить услышанному.
   – К сожалению, это правда. Вчера похоронили. Не мог до тебя раньше дозвониться...
   – Да, я отключала телефон... – еле слышно сказала она. – Хотелось побыть в тиши, от всего отвлечься...
   И тут слёзы предательски побежали по её щекам.
   – Когда?.. Как?.. – подавляя рыдания спросила она.
   – Автомобильная авария. Жуткая... Их было четверо: четыре пацана – Костик с друзьями. Их жигулёнок вылетел на встречку, на полной скорости, в лоб КАМАЗу. Никто не знает почему... Все насмерть, никого спасти не удалось. Тела ребят из груды искореженного металла буквально вырезали. Страшная картина, но быстрая смерть...
   – Костя был за рулём?
   – Нет, он сидел на заднем сиденье, но это его не спасло...
   В груди у неё словно что-то оборвалось, а сердце сжали холодные тиски. Она поняла, что задыхается. Голова кружилась так сильно, что ей пришлось уцепиться за край стола, чтобы не грохнуться в обморок и не рухнуть на пол.
   – Прости меня, Костик! – беззвучно прошептала она. – Возможно, если бы я не сбежала, не оставила тебя одного, ты был бы жив...
   Перед глазами поплыли зелёные круги, и она поняла, что теряет сознание...
   Очнулась она от странных ощущений: кто-то нежно покусывал её левый сосок и массировал клитор. Разлепив веки, она поняла, что лежит в комнате на диване, куда её, видимо, перенёс Роман, а её бесчувственное тело ласкают его настойчивые руки. Хотя нет, тело было вовсе не бесчувственным, наоборот, оно предательски отзывалось на прикосновения мужских рук сладострастной дрожью.
   «Ты раньше не понимала, что такое секс без любви, так вот теперь именно это и ощущаешь!» – пронеслось в её голове. А ещё она почувствовала приступ дурноты. «Кажется, меня сейчас стошнит», – подумала она и, с трудом ворочая языком, сказала:
   – Какого чёрта?! Что ты делаешь?..
   – Привожу тебя в чувство, – ответил, тяжело дыша, Роман.
   – Отвали!.. Мне плохо...
   – Сейчас будет хорошо, – промурлыкал Роман, продолжая целовать её грудь и шею.
   – Ох! Меня тошнит... Уйди! А не то меня вывернет прямо на тебя...
   Ей удалось выскользнуть из его объятий и выползти на улицу. Голова кружилась, и её сильно мутило. Приводя в порядок одежду, она направилась в сторону туалета, но дойти не успела, её стошнило прямо под берёзой, за белоснежный ствол которой она успела ухватиться в последний момент.
   Постояв немного в обнимку с деревом и продышавшись, она вдруг подумала, что нигде не слышит детских голосов и не наблюдает собственных детей.
   – А где дети? – спросила она Романа, который сначала сочувственно смотрел на её мучения, а теперь подошёл и обнял за талию, всем своим видом показывая, что он – надёжная опора и готов помочь. Глаза его при этом хищно блестели, а руки гладили её бёдра.
   – Ты же сама полчаса назад их отпустила на речку. Так что мы одни, и нам никто не помешает...
   – Господи! Неужели ты не видишь, что мне на самом деле плохо?! Не трогай меня!
   – Не бойся! Это скоро пройдёт... – он крепко прижал её к себе, при этом его правая рука, нырнув под подол сарафана, залезла в трусики и бесцеремонно гладила её ягодицы.
  – Теперь я понял, почему Костик от тебя голову потерял, – хрипло произнёс Роман, прижимаясь к ней всем телом. От него пахло дешёвым куревом, и её опять начало мутить.
   Упершись обеими руками ему в грудь, она попыталась отстраниться и, наполнив свой голос мёдом, как можно нежнее произнесла:
   – Меня немного тошнит. Мне надо сходить в баню умыться. Станет легче. Отпусти меня на пару минут, пожалуйста. Я сейчас же вернусь.
   – Я провожу тебя, – настаивал Роман, явно не желая выпускать добычу из своих рук.
   – Это лишнее. Говорю же, сейчас вернусь. А ты пока выкури сигаретку! Вон в беседке на столе рядом с вазой пачка сигарет, зажигалка и пепельница...
   Роман поколебался немного, но затем всё-таки разжал объятия:
   – Ну хорошо, – согласился он, – перекурю, пожалуй. Ты там не задерживайся, – и он направился в беседку.
   По дороге в баню её ещё раз стошнило, и она поняла, что, если немедленно не избавится от навязчивых домогательств Романа, её мозговая оболочка разлетится на куски. Она сунула голову под прохладную воду и почувствовала облегчение. Наконец-то, боль и тошнота отступили. Ей хотелось тщательно вымыть всё тело, чтобы смыть прикосновения его сальных рук, но она боялась, что он может заявиться сюда в любой момент, поэтому решила действовать на опережение.
   В бане была пристройка – светлая уютная комната с топчаном, книжным стеллажом, креслом и телевизором, где они с мужем любили отдыхать после парилки. В углу светёлки стоял большой металлический шкаф, в котором хранилось оружие: винтовки, карабин, пистолет и охотничьи ножи. Супруг её был заядлым охотником и частенько оформлял по осени разрешение на отстрел уток и прочей летающей дичи. Время от времени они всей семьёй отправлялись в лес – пострелять по банкам, да и на дачных воротах одно время красовалась мишень для стрельбы из пневматики. Так что стрелять в этой семье умели все – и взрослые, и дети.
   Достав из укромного уголка под дровами на печке ключи от оружейного сейфа, она взяла двустволку, самое подходящее, как ей казалось, для данного случая оружие, зарядила дробью и решительно спустилась по ступенькам.
   Увидев приближающуюся к нему женщину с ружьём наперевес, Роман, конечно, удивился, но ничуть не испугался:
   – О! Богиня Диана вышла на охоту! Ты что... по воробьям решила пострелять?
   – Помнишь, какова раньше была участь гонца, приносившего дурные вести?
   – Ну не убьёшь же ты меня в самом деле? – он попытался рассмеяться, но веселья в его голосе уже не слышалось
   – А вот в этом я совсем не уверена! – спокойно произнесла она и нажала на курок.
   Стоявшая на столе ваза разлетелась вдребезги, и один из отлетевших осколков впился в щеку Романа, на которой тут же выступила алая кровь, заструившаяся вниз тонкой струйкой. Глаза у него округлились, он побелел и вскочил со стула, уронив лёгкое пластиковое сиденье на пол.
   – С ума сошла?! Ненормальная! – крикнул он визгливым от страха голосом, прижимая к щеке носовой платок.
   – Убирайся ко всем чертям! И никогда больше ко мне не приближайся! Иначе я за себя не ручаюсь! – закричала она в ответ, снова поднимая ружьё и чувствуя, как всё её тело сотрясает озноб.
   – Дура! Идиотка! Сказать не могла?.. – продолжал кричать Роман, почти бегом направляясь к калитке.
   – А я говорила!.. Только ты слов не понимаешь! – крикнула она в спину неудавшемуся любовнику и услышала, как за воротами заурчал мотор его «тойоты».
И только, когда услышала звук удаляющейся машины, выпустила из дрожащих рук ружьё, перекрестилась и прошептала:
   – Спасибо, Господи, что не попустил смертоубийства!
   Тут силы её окончательно оставили, она опустилась на траву и разрыдалась. Она оплакивала Костика, свою безответную любовь, постоянные измены мужа, наглеца Романа, которого только что чуть не пристрелила... Слёзы лились безудержным потоком. Она была одна, ей некого было стыдиться, и, пожалуй, впервые в жизни она выплакивала все накопившиеся в душе боли и обиды... и ей становилось легче.

   Когда через полтора часа с речки вернулись дети, они застали хлопочущую у плиты свою мамочку, пахнущую цветочным шампунем, в джинсовых шортах и белой футболке, поверх которых был повязан её любимый фартук с надписью "Королева на кухне", а по самой кухне плыл соблазнительный аромат свежеприготовленных зелёных щей из щавеля и крапивы, – блюдо, которое всегда в начале лета традиционно готовилось из мозговой косточки, с добавлением сваренных вкрутую яиц, которые сверкали ярким желтком среди зелени в тарелке, как маленькие солнца, и было чрезвычайно любимо детьми. Поэтому каждый из них съел по полной тарелке, а младшенький даже добавку попросил.
   Их мама была сегодня добра и спокойна и ласково всем улыбалась. Вот только глаза у неё были немного припухшими и красноватыми, как будто она долго плакала перед этим.
   А на вопрос старшей дочки: всё ли в порядке, и не плакала ли она, она ответила:
   – Ерунда! Всё в порядке. Просто меня неожиданно одна злая оса ужалила. Но я её убила, и сначала было так больно, что я даже заплакала, но теперь уже всё прошло... ничего не болит.