Глава 53. Михаил Евгеньевич

Маленький репетиционный класс словно затерялся во времени, превратившись в заброшенный чулан, где краски поблекли, а пыль осела на каждом уголке. Зеленые стены, когда-то, возможно, и были яркими, теперь облезли и осыпались, словно старая кожа, обнажая серую штукатурку с узорами из трещин и сколов. В углах, словно забытые следы прошлого, валялась шелуха от семечек, — свидетельства незваных гостей, оставивших здесь свое мимолетное присутствие. Порванный линолеум, темный и потертый, был завален старыми стульями, которые, казалось, вот-вот рассыплются от старости, издавая жалобный скрип при каждом движении. На стенах, как немые свидетели ушедших эпох, висели портреты великих композиторов, в чьи лица, казалось, давно уже никто не удосужился взглянуть. Посреди комнаты, как старый сторожевой пес, приютилось пианино, с пожелтевшими от времени клавишами и сколотой краской, — оно хранило не только множество мелодий, но и отпечаток времени, которое безжалостно оставляло на нём свои следы. Аромат пыли, старой бумаги и чего-то залежавшегося витал в воздухе, смешиваясь с легким запахом кофе, который любил пить Михаил Евгеньевич.
Маленькая Вера, скромная и зажатая, стояла возле пианино, сжимая в руках текст песни, который написала от руки, как талисман, который поможет ей собраться с духом. Она казалась какой-то длинной и несуразной, ходила с прилизанными волосами, которые никак не хотели лежать ровно, и была в заляпанных очках, которые делали её еще более неуклюжей. Она была одета в простую, аккуратную одежду, и казалась не по годам серьезной и сосредоточенной, но при этом было видно, как она волнуется. Когда Михаил Евгеньевич начинал играть вступление, она делала глубокий вдох и начинала петь, стараясь не упустить ни одной ноты. Её голос, хоть и детский, но уже сильный и чистый, наполнял комнату, но когда она доходила до верхних нот, то почему-то, зажималась, словно боялась, что ее голос станет слишком громким. Она старалась вложить в песню всю свою душу, понимать каждое слово, каждую интонацию, как будто она сама переживала эти события.
Михаил Евгеньевич сидел за пианино, его длинные тонкие ноги, казалось, вытягивались из-под инструмента, как корни старого дерева. Он был одет в свои обычные поношенные джинсы и клетчатую рубашку, которая повидала на своем веку не один концерт, его седая голова с залысиной, наклонялась над клавишами, словно он прислушивался к их тихим голосам, пытаясь уловить гармонию. Его продолговатые очки с поломавшейся оправой съезжали на кончик носа, словно они были на грани жизни и смерти, и он то и дело поправлял их, как-будто без них он был слеп к музыке, что разливалась в воздухе. Когда Вера начинала петь, он внимательно слушал, словно пытаясь услышать что-то большее, чем просто звуки, иногда делая какие-то пометки на полях своей старой, затертой до дырок тетради. Его голос, сильный и басовитый, иногда начинал подпевать Вере, и это всегда помогало Вере не бояться и чувствовать себя более уверенно, но он, как и Вера, почему-то старался не брать высоких нот, чтобы не фальшивить, так как его прокуренный голос не давал ему этого не делать. После куплета он мог остановить Веру, поправить её интонацию, или попросить добавить больше чувств и эмоций. Он слегка ругал её за то, что она зажимает голос на верхних октавах, но всегда делал это по-доброму, понимая, что она стесняется.
Вера пела не торопясь, вкладывая в каждое слово весь смысл и всю трагичность истории:

И всё о той весне...
Увидел я во сне...
Пришёл рассвет
И миру улыбнулся...
Что вьюга отмела,
Что верба расцвела,
И прадед мой с войны домой вернулся...

После того, как Вера закончила петь, наступила тишина, она неловко опустила глаза и стала поправлять свои очки. Михаил Евгеньевич, сняв очки, посмотрел на Веру и сказал: «Вера, ты не должна бояться, ты должна погружаться в песню, чувствовать ее, ты должна перестать быть скованной». Вера, смущаясь, опустила глаза.
Михаил Евгеньевич нахмурил брови и с серьезным видом произнёс: «Вера, не смотри на них. Люди всегда осуждают. Для серости талант другого — это оскорбление. Не обращай внимания, они просто не понимают. Ты не должна подстраиваться под всех, ты должна идти своим путём, и дарить людям свой талант.
Это всё, что имеет значение». Он посмотрел на нее с какой-то тоской и добавил: «Ты можешь больше, чем ты думаешь, и ты сможешь, если будешь стараться».