Моя борьба

"Для несепарированной матери потерять слияние с ребёнком равнозначно потере смысла жизни.
Поэтому её материнство всегда будет исполнено тревогой и страхом, что ребёнок перестанет в ней нуждаться и станет отдельным.
И всё, что она делает, - это разными способами продлевает состояние слияния, иногда даже инвалидизацией ребёнка.
Гиперопека, неадекватный контроль, вмешательство в личную жизнь, "цепляние " за ребёнка, вовлечение в симбиоз - это только часть инструментов взаимодействия, которые используют родители, застрявшие в собственной инфантильности".

Юлия Пирумова, психотерапевт


Моя бабушка родилась в октябре 1917 года в России, в Псковской области, в деревне.
Она переехала в Ленинград после совершеннолетия и вышла замуж за мужчину, который был старше её на тринадцать лет, и занимал хорошую должность, будучи военным юристом.
 
Бабушка была одержима своими детьми, которых она ждала 17 лет.
17 лет у неё в замужестве не было детей, Господь их не давал.
И всё равно она сделала всё, чтобы достичь желаемого.
И выпросила себе двойню, которую настолько привязала к своей юбке, что вырастила их инфантильными и совершенно беспомощными в жизни.
Всё решала за них.
Сама сделала им отдельные квартиры и выдала замуж за того, кого одобрила.

С мамой так не вышло, потому что она назло бабушке нашла себе мужа не престижного, а первого встречного, страдающего алкоголизмом, и такого же инфантильного, как и она сама.

Моим отцом в детстве никто не занимался.
Его отец, ветеран войны, переживал ПТСР после окончания ВОВ и много пил, заглушая боль от ран и свои воспоминания.
Мамаша была вялая и апатичная, от которой не исходило тепла и нежности.
В молодости у нее умер первый ребенок, и она так и не оправилась от травмирующего события.
Также равнодушна она была и к своим внукам.
Я видела бабушку несколько раз за все детство, а потом мы вообще прервали общение без всякой веской причины.
Она совершенно не интересовалась моей жизнью.

Вторая же бабушка полностью посвятила жизнь своим дочерям и внукам, и очень этим гордилась.
Она с осуждением отзывалась о женщинах, которые устраивали свою личную жизнь вместо того, чтобы всё своё время и внимание уделять только своим детям, и делать для них всё до самой смерти.

Когда после смерти деда мужчины хотели создать с ней отношения и вместе жить, она даже не рассматривала такие варианты.

Она набросилась на внуков, как коршун, и унесла меня в своё гнездо.
Она хотела проделать тоже самое со всеми своими внуками, и наверняка, проделала бы, если бы у неё не подкачало здоровье.
Она поняла, что в 67 лет ей уже не потянуть внуков.

Когда родилась я, ей было всего 55 лет, и энергии в ней было хоть отбавляй.
Она с особым рвением взялась за меня.
Она могла ездить по городу с сумками и возить всем внукам котлетки.
Для неё было важно, чтобы дети и внуки были накормлены и одеты, но она совершенно ничего не знала об эмоциональной близости и привязанности.
Она была уверена, что дети, как котята, быстро привыкают к тому, кто их кормит, поэтому можно жонглировать ими, как хочешь, не заботясь об их чувствах.
Сегодня они привязаны к ней, а завтра можно отдать их родителям, хотя они ещё не достигли зрелости.
Она не понимала, какой стресс переживает ребёнок, когда у него меняется значимый для него в жизни человек.

Она давно заморозила все свои чувства и представляла себе жизнь, как обслуживание животных инстинктов в человеке.
Если инстинкты удовлетворены, то человек должен быть счастлив, - так она думала.

Внутренний мир ребёнка, его переживания и чувства были ей совершенно безразличны.
Она просто не придавала этому никакого значения.

Из поколения в поколение передавалось такое отношение к детям, словно они не живые существа, обладающие эмоциями, а просто куски мяса и мешок костей, в которых надо поддерживать жизнь, вовремя накормив и уложив вовремя спать.

Даже разговаривать с детьми не обязательно.
Достаточно просто поставить перед ребёнком тарелку и уговорить его съесть всё до последней крошки.

Ребенок же был совершенно бесправен и не мог высказывать свои желания, а должен был беспрекословно слушаться старших и никогда ей не перечить.
Так воспитывали её саму, и такой сценарий она повторяла в своих детях и внуках, считая себя безупречным воспитателем.

Она была уверена, что обеспечила своим детям счастливое детство и счастливую жизнь, дав им всё необходимое для жизни, а дочери и зятья оказались неблагодарными.

В конце жизни она осталась совсем одна в однокомнатной квартире, где сама себя обслуживала, как могла.
Если бы мы с мужем не привозили ей продукты два раза в месяц, то ей пришлось бы нанимать себе социальную службу.
Иногда она просила соседку помочь ей, но никто из дочерей не проявлял особого интереса к её жизни и здоровью.

Она прожила долгую жизнь и умерла в 84 года в больнице практически без сознания.
Я ночевала одну ночь у её постели, а потом вызвала свою тётку.
Как только я ушла, она умерла в тот же день.

Мне нужно было на работу.
Но если бы она мне приказала, то я бы ушла с работы по первому её требованию, чтобы находиться с ней и ухаживать за ней.
Я сама предлагала ей это сделать не из-за квартиры, а просто из жалости и потому, что была сильно к ней эмоционально привязана.
Я не могла ей прекословить, и если бы она изъявила такое желание, то я бы не смогла её ослушаться.
Моё мнение никогда не учитывалось.
Но тогда мне повезло, что она не захотела, чтобы я бросила работу.

Иногда мне кажется, что она не попросила меня уйти с работы лишь потому, что хорошо меня знала и всё просчитала.
Она знала, что я никогда не брошу свою мать и тётку, и после её смерти буду по-прежнему их "тащить" на себе, помогать материально и эмоционально "кормить" своим психическим ресурсом.
Именно поэтому она не сорвала тогда меня с работы, а не потому, что желала мне счастья и процветания.

Я была для неё всего лишь хорошо вымуштрованным солдатом и рабом, который эмоционально обслуживает потребности всей семьи, а иногда помогает материально.
Не иногда, а на постоянной основе.

Она мне приказала похоронить её, и если останутся деньги с похорон, то поделить их между своими дочерьми.
Дочери с удовольствием взяли эти деньги, а также разделили пособие, которое полагалось на похороны от государства, не предложив мне ни копейки за мои услуги.
Мы с мужем полностью занимались похоронами, а дочери пришли, как приглашенные гости.

Думаю, что мать для них была совершенно чужая, как колодец, к которому можно прийти напиться, но жажды никогда не утолишь, потому что он пуст.
Иногда в этот колодец можно и плюнуть.

Впрочем, они и не обязаны быть ей благодарны, потому что она испортила им жизнь, сделав психологическими инвалидами.
Они так и не пережили психологическое "рождение", хотя каждая из них родила по два-три ребёнка.

И все мы не любим своих матерей, а только зависим от них эмоционально и никак не можем эмоционально отделить себя от них, свои чувства от их чувств.
Мы не получили от них ничего: ни тепла, ни поддержки, ни помощи, ни наследства.

В наследие они оставили нам психическое нездоровье и множество нерешённых проблем, не закрытых гештальтов в отношении с родителями.
Мы не можем находиться с ними рядом, потому что все их высказывания токсичны.
Они раздражают и бесят всех нас, и от них хочется поскорее убежать, хотя они и не делают нам сознательно ничего плохого.
Находиться рядом с ними сложно и не хочется.
Ничего кроме жалости они у меня не вызывают, но и жалеть их тоже не за что.

Они дожили до 71 года практически здоровыми физически, а я чувствую себя внутренне семидесятилетней старухой, у которой иногда нет сил даже вымыть голову и приготовить себе еду.
С утра, как выжитый лимон, сижу на таблетках для настроения, но они мне мало помогают.
Настроение у меня стабильно плохое и повышенный уровень тревоги и страха.
В голове постоянно крутятся негативные сценарии, и малейшее усилие, которое необходимо сделать для себя, вызывает волну недовольства.
Мне необходима помощь психотерапевта, потому что у меня неконтролируемая агрессия на всех и на себя, подавленное состояние и апатия.
Никакого интереса к жизни.
Я не вижу своего будущего и ничего уже не хочу.
Никаких желаний и никаких потребностей.
Редкие минуты радости не могут перекрыть моё внутреннее состояние депрессии и нежелания жить.
Я заставляю себя жить насильно, потому что у меня нет иного выхода.

Когда мне становится чуток полегче, и появляется настроение, то я молюсь за своих родных умерших и живых, но не знаю, услышаны ли мои молитвы.
Практически меня лишили моей собственной жизни и теперь, если даже мне и дадут свободу делать всё, что только захочу, я всё равно не знаю, как мне ею распорядиться, и не получаю удовольствие от того, от чего получают радость другие люди.

Я пробовала самостоятельно преодолевать трудности, и это такая тяжесть для меня, непосильная ноша, уносящая силы и энергию, будто неподьемная кладь, с которой я не справляюсь.
Мне хочется избавиться от малейшего напряжения и сесть кому-то на плечи, чтобы просто немного передохнуть и расслабиться.
Теперь для меня тяжело абсолютно всё, даже носить своё тело.
Мне не хочется тратить энергию на бессмысленный трёп, на поездки в гости.
Будто меня придавили тяжеленной бетонной плитой, и похоронили под ней все мои надежды, мечты и желания...

Эта история, к сожалению, не вымысел, а моя настоящая и прошлая жизнь, и мои чувства, которые никогда не имели никакого значения для тех, кто осмелился назвать себя моим близким человеком.

20.01.2025