Два Валентина

После поминального обеда, в столовой автобусного парка №1 города Целинограда, люди расходились и разъезжались по домам. А я подсел к вдове покойного, Груздевой Людмиле, которому был не только коллегой, но и другом.
-  Ты куда пропал? – Спросила она, - не заходишь.
-  Да уволился я из автобусного, работаю в другом месте.
-  Шофёром?
Я кивнул в ответ и попросил:
-  Люда, расскажи, как всё произошло, а то болтают разное…
-  Да я сама, только со слов Валентина Конева, они вместе на рыбалке были.
-  Что-то я его здесь, на поминках, не видал.
-  Да ведь он руки поморозил, в больницу положили, на операцию.
-  Ты сейчас домой? – Спросил я, - могу подвести.
-  Я не одна, с сыном, а ты что за рулём?! – Удивлённо, с волнением посмотрев на меня, спросила Людмила.
-  Да не пил я! Работаю сегодня, отпросился на похороны, тебя отвезу с сыном и, на работу, по дороге расскажешь.
Людмила согласилась. Подошёл сын, девятнадцати лет парень и мы втроём вышли на улицу. Светило низкое, вечернее солнце с оранжевыми, отмороженными ушами. Под ногами хрустел кровавый от лучей, снег. Морозный воздух тяжело студил лёгкие, кусал щёки. Торопливо вошли в салон моего горбатого КВЗ и двинулись с места. Уже у дома Груздевых, сын Людмилы вышел, а мы остались. Слушать рассказ гибели друга, было не из лёгких, да и Людмила, порой всхлипывая, прижимала к глазам платочек.

***
Ты же знаешь, как мы жили, - рассказывала Люся, - бил он меня, нещадно,
смертным боем. А в то зимнее, раннее утро, встал по будильнику - тихо, с лёгким шорохом, собирался на свою рыбалку и, затих. Я было задремала и проснулась от тишины. Глянула на часы, пять сорок пять утра, а на кухне свет, а в шесть за ним должен прийти автобус, а он сидит – уснул что ли?.. – Подумала я и поднявшись с постели вышла на кухню. Он сидит за столом, чуть склонив голову и взгляд не живой, в пустоту… Я вошла и, он посмотрел на меня отсутствующим взором, знаешь, взгляд такой пустой, подбитый белесым туманом что ли… Я ему и говорю – ты чего сидишь? На автобус опоздаешь! – И, знаешь в его глазах блеснула искорка жизни. Он торопливо засуетился, надел шапку, застегнул распахнутый полушубок, накинул за плечо рюкзак, как-то виновато улыбнулся мне и пошёл к двери. У двери остановился, повернулся, шагнул ко мне и, так знаешь, бережно, взял меня за талию, притянул к себе и поцеловал да так нежно, как никогда не целовал, а оторвавшись произнёс одно только слово – прости, и быстро вышел. А, я стояла как завороженная, смотрела на закрытую дверь, поглотившую его, я теперь эту дверь ненавижу! И вдруг, больно ворохнулось сердце, я бросилась к окну на кухне, увидела, как он вышел из подъезда и быстро скрылся за углом дома. Всё, больше я его живым не видела, я ненавижу эту дверь… - И Людмила заплакала, прижимая платочек к глазам. Я сидел и молча смотрел на неё, - сколько ей, сорок, чуть больше?.. Молодая ещё, а уже вдова, жалко бабу – не повезло. Да я знал, что покойник Валентин побивал её, как-то сидя за белоголовой, спросил:
 – Валентин, баба у тебя толковая и красивая, нафига ты её лупцуешь?
-  Для профилактики! – Ответил Валентин, - своего рода ТО 2, чтобы о доме думала, а не ёрзала глазами по мужикам…
Людмила выплакалась, спросила, скомкав в руке влажный платочек:
-  Зайдёшь? Чаем угощу.
-  Спасибо. Нет, лучше расскажи, что дальше?..
-  Дальше… - как бы, что-то вспоминая, отозвалась Людмила, - дальше Митяй, шофёр с автобуса, что возил их на рыбалку, рассказывал – приехали они на озеро Каражар, утро хорошее, тёплое, правда пасмурное, лёгкий снежок падает, высыпали из автобуса, человек пятнадцать и разбрелись по озеру, правда не далеко и не броско, насверлили лунки, сели рыбачить. Снегу на озере было полно, да и с неба ещё валил, льда не видно, не озеро – перина! Сам Митяй не рыбак и ехать не хотел на эту рыбалку,
 от скуки залез в салон, достал провизию, сел перекусить, поел и на боковую. Не то задремал, не то уснул, а проснулся, автобус вздрагивает на ветру, снег плашмя валит, кружит, в щели рвётся со свистом. Вылез из салона, сел в кабину, мотор завёл, сидит прогревает, а через окно хохот снежного ветра, автобус уже не дрожит, а покачивается с боку на бок и не-зги, по сигналил раз, другой, призывая рыбаков. Люди стали подходить, шумно отряхиваться от снега, смеялись рассаживаясь в салоне, расхваливая удачную на поклёв рыбалку, хвалились уловом, а день в сумерки превратился. Митяй, из кабины поинтересовался – все ли собрались? - Через некоторое время рыбаки отозвались:
-  Двух Валентинов нет, Груздева и Конева!
Кто-то дополнил:
-  И ещё Василия с сыном. Они дальше всех вдоль берега сидели, у камыша, в целлофановом мешке.
-  Надо бы покричать им всем, - предложил кто-то, - а ты Митяй посигналь, да подольше.
Все высыпали из салона, кучкуясь, далеко от автобуса не отходили, ветер пытался сшибить всех с ног, стали громко звать. Митяй почти беспрерывно сигналил, так шумели минут пять-семь, ждали появления запоздавших рыбаков и снова, под сигнал клаксона, кричали. А время шло, буран свирепо кружил, стонал и плакал, а рыбаков не было. Тогда Митяй сказал:
-  Ехать надо, пока грейдер не замело, лезьте в салон, а то и туда снегу накидает!
-  Куда ехать, ты что обалдел! А люди?
-  Мы здесь уже час орём впустую, - возразил Митяй, - а это ЛИАЗ, по ссы под колёса и хрен тронешься, шлифовать будет, замёрзнем все на хрен! А так, к людям двинемся, здесь УРАЛ нужен с будкой, подмога! Поехали!
Спорили долго, темнеть начало, оставшиеся на льду рыбаки не пришли, ещё раз посигналили и с трудом, шлифуя по снегу, выбрались на грейдер. Остальные мытарства, пропавших в буран, рассказал Валентин Конев. Людмила зябко передёрнула плечами.
-  Что замёрзла? – Спросил я.
-  Нет. У тебя в салоне тепло, просто вспоминать тяжко…
-  Может не надо тогда?
-  Да нет, расскажу, чтобы уже никогда не возвращаться.
Я не уверенно пожал плечами, а Людмила, с угрюмой тяжестью, рассказала исповедь Валентина Конева.
***
Я сидел в трёх метрах от Валентина, рассказывал Валентин Конев, всё время смотришь в лунку и мало по сторонам, каждый занят своим азартом, причём в тот день, был просто какой-то жор у рыбы, чебак пёр на крючок, как озверевший с голодухи. Я уже штук тридцать поймал, глянул в сторону Валентина, а его через снежную кутерьму чуть видно, кричу сквозь ветер:
-  Как рыбка, идёт!
-  Ага! – Радостно отвечает в крике он, - окунь ошалел с чебаком, соревнуются – кто первый!
-  Слушай Валентин, буран начинается, сворачиваться надо!
-  Успеем, иди ко мне, приголубим первачок!
Я с трудом, боком разворачиваясь к ветру, с рыбацким чемоданчиком подсел к нему. А у него целая гора окуней с чебаком. – Помоги – говорит - в рюкзак собрать. - Ну сложили мы рыбу, он ополовиненную поллитровку достаёт, в руки суёт – пей – говорит, - на вот сухарь, зажуёшь.
-  Это точно первак? – Спросил я. – Он кивнул с улыбкой.
-  Так это же считай спирт голимый! Запить то нечем.
-  Снегом залижешь. –  Отозвался Валентин Груздев. – Я вон сам на сам, этот флакон ополовинил и ничего.
Так переговариваясь допили самогон, а вокруг такая карусель завертелась, весь снег с озера сорвало, унесло в степь.
-  Вроде сигналят… Ты не слышал? – спросил я у Груздева, - зовут.
-  Не слышал. Может и зовут, ладно пошли. – Согласился Валентин, вставая и поднимая рюкзак на плечо, я поднял свой чемоданчик и держась за руки мы двинулись по гладкому льду озера. Мощный шквал снежного ветра ударил под ноги, опрокидывая нас с ног. Мы оба упали, но рук не оторвали, только у Валентина сорвало рюкзак и унесло куда-то в сторону, вместе с моим чемоданчиком.
-  Вот чёрт, а рыбки то тю-тю! – Выругался Валентин.
-  Что уж теперь выбираться надо, слышишь орут, да сигналят и как на зло, совсем ничего не видно!
-  А, в какой стороне орут? – Спросил Валентин, - вроде позади нас…
-  Да нет. Куда шли туда и двигаться надо, берег в прямом направлении. – Ответил я и мы, держась друг за друга, с трудом поднялись и, покатились по льду как на коньках, подгоняемые ветром, а потом побежали. Но мощный заряд снова опрокинул нас с ног на спину и, разметал в стороны. С меня сорвало варежки и шапку и так, довольно долго несло по льду, пока не зацепило за небольшой сугроб. «Ага, - подумал я, - раз сугроб, значит не далеко и берег» - попробовал встать, ветер не давал, прижимал к сугробу. Лёжа, я стал звать Валентина, но в ответ только буйство клокотавшего бурана. Полежав так я вспомнил, что у меня есть нож, руки стали застывать без варежек, с трудом достал нож, открыл его и втыкая лезвие в лёд, подтягиваясь, пополз к берегу. Сколько времени так полз – не знаю, стало совсем темно и, вот он чёрный яр берега, в снежном наносе. Руки совсем онемели, не складывая лезвия ножа сунул его в карман, а не гнувшиеся пальцы рук, сунул в рукава полушубка, раза три прокричал в ночь, просто в ночь – а-а-а!!! – А, за тем лежал тихо, без шапки, волос забило снегом, по лицу текла влага вместе с отчаянными слезами и тут же соображая, что так долго лежать нельзя, можно замёрзнуть. А вставать не хотелось, от пережитого хотелось спать, тем более здесь, в затишке, под крутояром. Но превозмогая усталость выбрался на берег, в темноте и в снежном вихре всё же отыскал стоянку нашего автобуса, по завалившейся не то старого мазара, или кошары, не то угла бывшего саманного дома. «Бросили – только посетила одна мысль.» - Я расстегнул верхнюю пуговицу полушубка, повернулся к ветру спиной, вытащил с шеи широкий и тёплый шарф, через подбородок обвязал голову, ушам сразу стало теплей, застегнул наглухо все пуговицы, поднял воротник и чуть боком поворачиваясь к снежному ветру, вышел на грейдер. На грейдере ветер стал дуть, подгоняя меня, в спину. Это немного успокаивало, вселяя надежду. Руки покоились в рукавах, но пальцев я уже не чувствовал, так и шёл. Сколько шёл не знаю, даже сразу не заметил, что буран прекратился, ветер затих и вызвездилось ночное небо вместе с тазиком луны. Идти стало легче, но очень холодно было лицу, голове и рукам. За спиной услыхал гул машины и свет фар резко осветил меня. Я остановился, отойдя к обочине. Автомобиль остановился, это был УАЗ-469, дверца открылась и мужской голос позвал:
-  Садись турист!
Я с трудом втиснулся на заднее сидение, дверца закрылась и, мы поехали. В кабине было два мужика – один шофёр, второй казах, видать начальник, весь крупный из себя, как говорили в народе – ну просто вылитый председатель колхоза! Председатель спросил:
-  Ты откуда идёшь?
-  С рыбалки. – Ответил я.
-  А где рыбачил?
-  На озере Каражар.(Чёрный Яр.)
-  Где-где?!
-  В Каражаре. – Повторил я и спросил, - сагат неще? (Который час?)
-  Шесть тридцать. Ответил за председателя шофёр, а председатель спросил, присвистнув:
-  Это что же выходит, ты всю ночь шёл? В буран!
Я не ответил, меня начинало трясти, высвободив руки, я облокотился об спинку сидения, глянув на мои руки, председатель сказал, обращаясь к шофёру:
-  Останови. У меня есть сурчиный жир, человеку руки надо смазать.
Он откуда-то из-под сидения выволок сумку, достал из неё пол-литровую банку до отказа наполненная жиром и стал смазывать мои руки и почерневшее лицо. Обращаясь к шофёру сказал:
-  Посмотри в аптечке у тебя бинт, там есть?
Шофёр извлёк бинт и, председатель стал бинтовать мне руки, боли я не чувствовал, хотелось спать.
-  Отдыхай. – Сказал председатель и автомобиль тронулся в путь.
Я закрыл глаза и кажется уснул, а проснулся от громких голосов, меня тормошили и всё время спрашивали где Груздев и Васька с пацаном. Кое-как пришёл в себя, отвечал - что не знаю и, с удивлением смотрел на двух мужиков из автобусного парка.
-  Идти сможешь? – Спрашивали они, я кивнул и спросил, - вы то как здесь оказались? – И увидел, техпомощь, УРАЛ с будкой.
-  За оставшимися рыбаками приехали, с нами поедешь место рыбацкое показать?
-  Конечно! Могли бы не спрашивать.
Поблагодарив спасителей, меня посадили в кабину с шофёром, а второй, который до этого ехал в кабине пересел в будку, к третьему товарищу и мы поехали к озеру Каражар. Когда подъехали, по льду озера, к нам на встречу шёл Василий с сыном неся в руках снасти и улов.
-  Где Валентин Груздев? – Спрашивали, обступив рыбаков мы, - где вы отсиживались?
-  Под целлофановым колпаком, нас занесло снегом, так вот в сугробе, надышав под колпаком, схоронились выжив, час назад выбрались и к берегу, а Груздева не видели.
-  Ладно идите в будку, грейтесь.
Василий не согласился, отвечая:
-  Сына посажу в тепло и с вами на поиски.
Так и сделали. Искали Валентина недолго. Наткнулись на сугроб, из-под которого торчали ноги в валенках, у самой кромки камыша. Разгребли снег, лица нет, всё покрылось льдом, шапки тоже нет, одна рука в варежке, другая голая и не понятно кто лежит…
-  Да Груздев это! – Уверенно сказал я. – Только у него у одного валенки были в калошах.
Людмила замолчала, прижала платочек к выплакавшим глазам, с дрожью вздохнула, поднялась с сидения.
-  Пойду я – Сказала она, - а ты будет время, заходи. – И вышла из салона.
А Валентину Коневу, ампутировали пальцы на руках, оставив по одному большому и указательному.
                Конец.