Ангел Таша. Ч. 42. Карусель развлечений и забот
Лето 1835
Документально-художественные очерки
Попытка субъективно-объективного исследования.
Качают дни свои качели,
Бежит по кругу карусель...
Elena Sayshe
***
«Наши таланты в искусстве верховой езды наделали много шуму».
Екатерина Гончарова
***
…Что прошло — кончилось, но еще теплится одна мысль дерзкая:
может быть, где-нибудь всё ещё кружится карусель детская?
Да, в душе кружится, и, скрипя седлами, все летят кони те…
Но к какой пропасти, о мои серые, вы меня гоните?
Семен Кирсанов
***
– Нет, нет и нет, моя милая, никаких балов и выездов! – голос доктора Спасского непререкаемо строг, как и взгляд. – Вы ещё слабы. Коли осложнений не хотите, рекомендую укрепительный отдых! Прогулки… весьма недолгие. А вот питие отваров по моему рецепту обязательно. И яства, полезные для здоровья, – он многозначительно поднял палец, – вволю и всласть!
Доктор с укоризною смотрит на осунувшегося мужа:
– Небось, одну манну небесную вкушает Наталья Николавна – уж больно бледна, худа! А её и побаловать не грех: мужу богатыря подарила!
Сложив инструменты в саквояж и улыбнувшись на прощание, он покидает спальню. Александр с ласковой нежностью вглядывается в похудевшее, бледное лицо жены.
Шёлковые волосы упрятаны под чепец. На лбу испарина. В светлых, чуть косящих глазах печаль. Как любит он этот неопределённый, словно устремлённый вглубь себя взгляд! Но, целуя тонкие руки, не удерживается от упрёка:
– Помни, что сказал Иван Тимофеевич! Ну, вот признайся, кто сегодня не завтракал?
– Не хочется, – вздыхает Таша, садясь среди подушек. – Скажи, пусть детей принесут.
А они уже тут как тут! Радуют сердце родительское. Шустрая Машенька, как всегда, вбегает первой, ей уже три года, она чувствует себя взрослой в сравнении с братьями, взбирается на кровать, крепко маму обнимает, отпускать не хочет…
Пришлось папе вмешаться, усаживает шалунью на свои колени.
Саше два годика, переваливаясь на крепких ножках, он подставляет лоб для поцелуя, с любопытством разглядывая кружевной чепец…
Кормилица держит маленького Гришу, завёрнутого в одеяльце. Смуглое личико недовольно морщится, глазки ото сна припухли, толстые губки сладко причмокивают – ну как тут не умилиться, не рассмеяться!
– Растёт наше семейство! – восклицает счастливый отец с гордостью. Сын прижимается к его ногам, тоже лезет на колени. Маша ревниво отталкивает братца – конфликт, однако! Но хитрый папа легко его гасит: кружит обоих, взяв под мышки.
Дети пищат, папа пыхтит от усилий, Таша смеётся, и нет никого на свете счастливее их!
***
Почти месяц Таша выздоравливала. Тем временем пришёл июнь, в комнатах стало жарко. И семья на лето перебралась из душной квартиры в пригород с названием Новая Деревня, на дачу. Сняли ту же, что и два года назад, на берегу Чёрной речки.
Зелёный сад, прохлада воды, свежесть цветочных ароматов – цветущий рай для детей. Гриша под присмотром няни преспокойно спит в яблоневой тени. Машенька с братом разглядывают жуков и букашек на кустах и тропинках сада.
Красавицы сёстры… впрочем, они сами о себе достаточно откровенно расскажут в письмах брату.
22 июля. Екатерина:
« … Что сказать тебе о нас? Ты уже знаешь, что мы живем это лето на Черной речке, где очень приятно проводим время… Я и не вспомню, сколько месяцев я не держала иголки в руках. Правда, зато я читаю все книги, какие только могу достать, а если ты меня спросишь, что же я делаю, когда мне нечего делать, я тебе прямо скажу, не краснея (так как я дошла до самой бесстыдной лени) — ничего, решительно ничего. Я прогуливаюсь по саду или сижу на балконе и смотрю на прохожих. Хорошо это, как ты скажешь? Что касается до меня, я нахожу это чрезвычайно удобным…»
Хорошо и удобно жилось сестричкам! И преутешно, ведь в Новой деревне их ждали балы.
«Это очень красиво, – пишет Коко далее. – Мне там было очень весело, и я ни на одну минуту не покидала площадку для танцев… А 17 числа мы были в Стрельне, где переоделись, чтобы отправиться к Демидову, который давал бал в бывшем поместье княгини Шаховской. Это праздник, на который было истрачено 400 тысяч рублей…»
Дмитрий наконец-то прислал лошадей. Верховые прогулки – любимое развлечение: ну как же не блеснуть великолепным умением ездить верхом? И восхищали, и сами радовались, наслаждаясь жизнью.
В летних лагерях, недалеко от Чёрной речки, располагался кавалергардский полк, и, когда не было манёвров, в Новой деревне, в курзале, устраивались концерты и балы, где бравые военные беззастенчиво кружили головы прекрасным дамам.
14 августа. Александра:
« …Дорогой Дмитрий, мы тебя очень просим дать распоряжение Носову, чтобы он нам выдавал деньги каждое первое число месяца...
Мы несколько раз ездили верхом. Между прочим, у нас была очень веселая верховая прогулка большой компанией. …На Лахте, которая находится на берегу моря, были двенадцать кавалеров, большею частью кавалергарды. Там у нас был большой обед; все музыканты полка, так что вечером танцевали, и было весьма весело».
Екатерина:
«…мы здесь слывём превосходными наездницами – словом, когда мы проезжаем верхами, со всех сторон и на всех языках, какие только можно себе представить, все восторгаются прекрасными амазонками».
***
У Александра и Таши другие заботы. Она договаривается с братом о поставке бумаги:
«Мой муж поручает мне, дорогой Дмитрий, просить тебя сделать ему одолжение и изготовить для него 85 стоп бумаги по образцу, который я тебе посылаю в этом письме. Она ему крайне нужна и как можно скорее; он просит тебя указать срок, к которому ты сможешь ее ему поставить… Прошу тебя, дорогой и любезный брат, не отказать нам...»
Ей еще и двадцати трех нет, а она взяла на хрупкие плечи заботу не только о малых детях, о развлекающихся сёстрах, но и о братьях. Иван проиграл в карты большую сумму, и Таша переживает, успокаивает.
Хлопочет за Сергея, служившего в Новгороде. Трогательно просит Дмитрия:
«Постарайся вытянуть Серёжу из трясины… Дела его плохи, денег нет. Буквально он питается только чёрным хлебом,… отказывает себе во всём и ещё делает долги… Молодой человек может погибнуть, а он так много обещает! Будь он в Москве, квартира и содержание ничего ему не будут стоить, он сможет жить в нашем доме…
Нынче весной он приезжал ко мне ненадолго, и я совсем не узнала некогда весёлого и беззаботного юношу, у него полное разочарование в службе. Ради бога, спаси его, я не могу думать о несчастном брате спокойно.
Эти проклятые деньги, деньги, деньги, без них никогда ничего нельзя достигнуть!
Прощай, дорогой Дмитрий, я тебя нежно целую и искренне люблю. От всей души желаю, чтобы твои дела шли хорошо, благосостояние стольких людей зависит от этого!»
***
Сравните письма сестёр! Насколько же младшая рассудительнее, серьёзнее, заботливее старших, чьи мысли лишь о развлечениях, балах, кавалерах!
Она добилась: Сергея перевели в Москву.
И сразу же новые хлопоты. Окрепнув, Таша энергично старается помочь старшему брату в запутанном судебном деле с мошенником Усачевым. Привлекла и Александра.
Нашла адвоката Лерха, упросила взяться за дело. Обратилась за советом к сенатору Бутурлину. Тётушка фрейлина посодействовала встрече со статс-секретарём Госсовета Лонгиновым.
Таша не только умна, она практична, что подтверждает ещё одно письмо:
«…я хочу знать, кто эти шесть человек, от которых зависит судьба дела, и если это кто-нибудь из моих хороших друзей, то тогда я постараюсь привлечь их на свою сторону.
Второе, что мне хотелось бы узнать: является ли правая рука Лонгинова, то есть лицо, занимающееся нашим делом, честным человеком или его можно подмазать? В этом случае надо действовать соответственно. Как только я узнаю это точно, я тебе дам знать».
Эй вы, оголтелые обличители, называвшие Наталью Николаевну бездушной, «кружевной» кокеткой, обожавшей лишь балы и роскошь, наверняка вы не читали этих писем! Так не поленитесь – прочитайте внимательнее.
В этом же письме (от 1 октября 1835 г.) она просит брата и о себе, но делает это очень тактично, хотя могла бы и требовать, ведь долг за её приданое семейством ещё не возвращён.
«Ради бога, если ты можешь помочь мне, – пишет она, – пришли мне несколько сотен рублей, я тебе буду очень благодарна. Я нахожусь в очень стеснённых обстоятельствах. В случае если ты не сможешь этого сделать – не сердись на мою нескромную просьбу, прямо откажи и не гневайся».
***
А обстоятельства действительно были стеснённые, и это неимоверно мучило Александра. Долги росли. Из-за цензуры не напечатаны его лучшие произведения.
Из-за визгливой критики не раскупается Пугачёв, новенькие экземпляры лежат мёртвым грузом на квартире.
А главное – нет ни спокойного времени, ни тихого уголка, где он мог бы работать. Заботы... заботы - истинные убийцы творчества!
Мечта уехать, жить в деревне грела душу. Там был благословенный «приют спокойствия, трудов и вдохновения»!
И Таша согласилась, хотя деревенские неудобства, естественно, её пугали. Лицейский товарищ Александра, Константин Данзас вспоминал, что Наталья Николаевна предлагала мужу на время уехать с семьёй из Петербурга.
14 июля в письме тёще Наталье Ивановне Александр подтверждает:
«Мы живём теперь на даче, на Чёрной речке, а отселе думаем ехать в деревню и даже на несколько лет: того требуют обстоятельства».
Нет, не капризы Таши помешали сбыться мечте, но цепи, которыми он уже был крепко-накрепко прикован: и ссуда, и архивы, в которых могучий образ царя Петра рисовался ему всё яснее.
Но главное препятствие – воля императора, висевшая над ним, как дамоклов меч.
Однако вырваться пытался. Помня о неудавшейся попытке, решил просить не увольнение, а отпуск на три-четыре года – всего лишь отпуск… И тут – отказ!
Не могу я этого понять, нет, не могу. Каким же надо быть самодержцу самолюбивым и эгоистичным, чтобы так поступить! Не за границу уезжал поэт – в деревню, в глухомань, и там будет под недремлющим оком Третьего отделения, так почему бы и не отпустить? А для утехи монаршего мужского самолюбия кроме красавицы Таши были в царском дворе и другие прелестницы, "васильковые" очаровательницы…
Что же заставляло царя так жёстко использовать свою власть над известным поэтом?
Скорее всего – самолюбивое желание повелевать, наслаждаясь неограниченной властью! Скажет: «Фу! Нельзя! Нишкни! Цыц!» – и все замолкают, устрашённые и усмирённые.
Александр ещё пытается... Об этом 1 июня убедительно откровенное и почтительнейшее письмо А.Х. Бенкендорфу:
Милостивый государь
граф Александр Христофорович!
…Ныне я поставлен в необходимость покончить с расходами, которые вовлекают меня в долги и готовят мне в будущем только беспокойство и хлопоты, а может быть — нищету и отчаяние.
Три или четыре года уединенной жизни в деревне снова дадут мне возможность по возвращении в Петербург возобновить занятия, которыми я еще обязан милостям Его Величества.
Я был осыпан благодеяниями Государя, я был бы в отчаяньи, если бы Его Величество заподозрил в моем желании удалиться из Петербурга какое-либо другое побуждение, кроме совершенной необходимости.
Малейшего признака неудовольствия или подозрения было бы достаточно, чтобы удержать меня в теперешнем моем положении, ибо, в конце концов, я предпочитаю быть стесненным в моих делах, чем потерять во мнении Того, кто был моим благодетелем не как Монарх, не по долгу и справедливости, но по свободному чувству благожелательности возвышенной и великодушной.
Вручая судьбу мою в Ваши руки, честь имею быть с глубочайшим уважением, граф, Вашего сиятельства
нижайший и покорнейший слуга
Александр Пушкин»
***
Читаю и не могу избавиться от болезненного чувства, которое острой занозой впивается в сердце. Каким же униженным считал себя гордый поэт, записывая эти строки!
Он никогда не был трусливым шакалом, поющим властителям бессовестные дифирамбы. Но... в этом письме называет императора «благодетелем, справедливым, благожелательным, с великодушной, возвышенной» душой...
Вынужден называть! Ибо судьба его семьи (жены, малых детей) полностью зависела от «великодушной» воли монарха, от его решений.
Высочайшая резолюция начертана в тот же день:
«Нет препятствий ему ехать, куда хочет, но не знаю, как разумеет он согласить сие со службою. Спросить, хочет ли отставки, ибо иначе нет возможности его уволить на столь продолжительный срок».
Боже мой! Сколько в этих словах явной издёвки и лжи («ехать, куда хочет»), презрения к поэтической букашке, надоевшей просьбами: дескать поезжай, но получай… отставку и забудь об Архивах!
Так сытый, брюзгливый кот играет с пойманной мышью, то приближая, то отбрасывая прочь. И посмеивается, хищно облизываясь: в его полной воле раздавить эту мышку (мог запросто!) или дать ещё посуетиться с удавкой долгов на шее…
Эх, был бы Александр один – никакая удавка не испугала бы его: свою жизнь он никогда не берёг. Но обрекать на унижения и бедствия семью… этого он не мог!
***
4 июля ещё одно письмо Бенкендорфу:
Милостивый государь
граф Александр Христофорович,
Государю угодно было отметить на письме моем к Вашему сиятельству, что нельзя мне будет отправиться на несколько лет в деревню иначе, как взяв отставку. Предаю совершенно судьбу мою в Царскую волю, и желаю только, чтоб решение Его Величества не было для меня знаком немилости и чтоб вход в архивы, когда обстоятельства позволят мне оставаться в Петербурге, не был мне запрещен.
С глубочайшим почтением, преданностию и благодарностию
честь имею быть, милостивый государь,
покорнейшим слугою
Александр Пушкин
***
22 июля.
Граф,
Я имел честь явиться к Вашему сиятельству, но, к несчастью, не застал Вас дома. Осыпанный милостями Его Величества, к Вам, граф, должен я обратиться, чтобы поблагодарить за участие, которое Вам было угодно проявлять ко мне, и чтобы откровенно объяснить мое положение.
В течение последних пяти лет моего проживания в Петербурге я задолжал около шестидесяти тысяч рублей. Кроме того, я был вынужден взять в свои руки дела моей семьи; это вовлекло меня в такие затруднения, что я был принужден отказаться от наследства и что единственными средствами привести в порядок мои дела были:
либо удалиться в деревню, либо единовременно занять крупную сумму денег.
Вам, граф, еще раз вверяю решение моей участи и, прося Вас принять уверение в моем высоком уважении, имею честь быть с почтением и признательностью Вашего сиятельства,граф,
нижайший и покорнейший слуга
Александр Пушкин
***
Просьба понята, но вот горе: обеднела казна, по сусекам наскребли для поэта лишь 30 000.
Взаймы.
А взимать долг будут радикально: забирая ежегодное жалование за службу.
«А жить на что?» – спросите вы. А живи, поэт, как хошь. Ежели не желаешь петь по нашим правилам – пиши своё, печатай, коли цензура разрешит…
***
Отклонюсь от темы. Не могу не отклониться, чтобы сделать картину более прозрачной.
Поэт и царь. И правды, и вымысла – много всего сплетено вокруг этих имён. И Наталья Николаевна, Таша, тоже в блестящем кругу, называемом «высшим светом».
Из Википедии:
«В середине XIX века на российский императорский двор расходовалось 10 млн. рублей в год, в том числе 3 млн. за счёт доходов с удельных земель, принадлежавших семье императора, и 7 млн. из госбюджета. Штат у императора – 416 человек, у императрицы – 330, и у всех членов царской семьи, естественно, тоже свои служащие. Кроме них – несколько сотен более мелкой обслуги.
Учреждено специальное (!) Министерство двора, где обсуждали и утверждали: меню роскошных обедов для царедворцев и гостей, церемонии празднеств и балов, введение дамских мундиров для фрейлин и придворных дам, прегрешения служащих и поручения для них.
Сказочное Министерство для бездельников, которые были только тем и заняты, что присутствовали на празднествах, в определённые дни – поздравляли царствующих особ, в другие – просто веселились!
И на всё нужны были деньги. Их находили незамедлительно!
Например, в 1830 году на содержание 13 членов августейшего семейства Департамент Уделов выделил 1 118 000 рублей. Не хило!
Кроме того, получали жалование из государственной казны: императрица 600 тысяч в год, наследник – 300 тысяч и т.д. Наверняка этих денег им хватало, и долгов они не делали, хотя в карты играли и развлекаться о-очень любили.
Сравните: 10 000 000 на балы и празднества - и 5 000 - для семьи из пяти человек… Можно было бы, я думаю, и дороже оценить труд известного не только в России поэта... Но это так думаю я – преданные чиновники во главе с императором думали иначе.
***
А от поэта ждали новых произведений на потребу обывателя. Но вдохновение бежало прочь и из-за суеты домашней, и оттого что цензура буквально свирепствовала – по отношению к поэту особенно.
Крик души – письмо Бенкендорфу от 23 октября 1835, незаконченное, оставшееся в черновике:
Милостивый государь
граф Александр Христофорович,
Обращаюсь к Вашему сиятельству с жалобой и покорнейшею просьбою. По случаю затруднения ценсуры в пропуске издания одного из моих стихотворений /поэмы «Анджело»/ принужден я был во время Вашего отсутствия обратиться в Ценсурный комитет с просьбой о разрешении встретившегося недоразумения.
Но Комитет не удостоил просьбу мою ответом. Не знаю, чем мог я заслужить таковое небрежение — но ни один из русских писателей не притеснен более моего.
Сочинения мои, одобренные Государем, остановлены при их появлении — печатаются с своевольными поправками ценсора, жалобы мои оставлены без внимания. Я не смею печатать мои сочинения…»
Отбросив перо, Александр обхватил голову руками. Смертельный холод сжал душу и тело. Как жить?! Как содержать семью достойно, ведь именно это обещал он когда-то невесте?!
Догорали свечи в шандале, серый угарный дымок струился над ними, но он не замечал того… Тяжёлые мысли давили камнем. В отчаянии опустил голову на исписанный лист… Может, задремал...
Чьи-то заботливые руки убрали огарки. Поставили новые свечи. Легко коснулись небрежно встрёпанных кудрей. Когда-то пышно красивые, они поредели уже, истончились.
Поднял голову. Навстречу – тёплые волны любви и нежности – в сиянии прекрасных глаз, в светлой улыбке, в заботливых ладонях – окатили живительным прибоем истомлённое сердце.
Прижался лбом к горячей груди, как любила делать маленькая Маша, вдохнул такой знакомый, родной, успокоительный запах, всхлипнул ещё раз и… улыбнулся!
Только Таша неведомым, непостижимым образом могла успокоить его встревоженную душу, дать новые силы, вдохнуть надежду.
Тихий шёпот был благодарностью и наградой:
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
----------
Примечание. Именно так в сонете Пушкин писал это слово: Мадона.
Продолжение на
Иллюстрация из интернета. Спасибо неизвестному автору.
Свидетельство о публикации №225012001573
Вспоминается советский мультфильм "Записки Пирата", где собачка Соня рассказывает псу, что она делает:
- Ем, сплю, гуляю в саду, сижу на коленях у хозяйки.
- Ну, и какой от тебя толк?
- По-моему, никакого.©
Вот и от сестёр Таши тоже не вижу толку. Веселятся, по балам ездят да в саду гуляют.
Понимаю, что это норма того времени для девушек знатного происхождения, но всё равно их безделие не нравится.
Деньги клянчат уже привычными фразами. Таша хоть извиняется, что вынуждена просить.
А братья беспутые? Карточные долги. Нет средств - не садись за игорный стол!
Александра Сергеевича не виню и не оправдываю. За него обидно, что произведения пролеживают.
"Заботы... заботы - истинные убийцы творчества" - чётко подметили.
С уважением,
Алёна Сеткевич 29.01.2025 10:34 Заявить о нарушении