Фантасмагории Мальдорора

Неоконченная фантасмагория рваных снов в стиле сюрреализм. Написанная по мотивам произведения графа Лотреамона—«Песни Мальдорора»

«Пролог»
Мой друг поэт, как-то раз, забравшись на трубу дымохода. Решил сорвать флигель в виде стрелы. Стоя на крыше. Он вспорол себе этим флигелем руку, вдоль от плеча до самого запястья. Согнул ее в области локтя, вытянул сухожилия, натянул тетивой, и выстрелил флигелем в Прометея. Ранив его стрелой. Прометей рассыпал угольки от огня просвещения по всей земле.

«Начало»
Все дети играют в прятки. Разбегаются сломя голову в разные стороны.
Странно, но даже в такой безобидной, детской игре, как прятки; все верят в одиночный триумф. Причем настолько эгоистичный, что никто друг друга, ни во что не ставит. И уж тем более, не стремиться заметить. После отсчета, внимание приковано, к имитации инстинкта сохранения. Да нет, не плевать. О подобном не думаешь. Просто бежишь, в азартном предвкушении. Бежишь со всех ног.
И как бы могло случиться, что тогда никто, так и не обратил внимания на расторопные шаги маленькой девочки. На ее рассеянный, беглый взгляд. На то, как ее сандалики приминали подошвой высокую траву. А маленькие плечи протесывались сквозь узкие металлические прутья забора, ограждающего местный, дворовый комплекс газовых труб, ведущих в каждый дом газ.
Все эти узлы газовых труб, были закрыты в контейнеры, и, в первую очередь от любопытных рук, металлическими цилиндрами метр в высоту, по диаметру около полуметра. На них обычно висели замки. Но на тот, в который влезла девочка, замка не было. Дверца была прикрыта, и петля от замка, была всего на всего, перемотана алюминиевой проволокой.
Всех нашли. А Маша сидела, и в дырочку наблюдала за всеми. Оттуда виден весь двор , как на ладони. Странно, что никто не увидел. Никто из нас, никто из тех, кто курил на балконе, или мыл посуду на кухне, никто, кто было собирался выглянуть на улицу и позвать свое дитя к обеду;

Я не забуду ее милые золотые кудряшки. Пухлые пальчики, которыми она любовно гладила божью коровку. Озорные и большие голубые глаза. Таких голубых глаз, я еще не видел. Вернее, синие, с легко зеленоватым переливом. Не знаю, как называется? Перламутровые? Цвет морской волны? Или бирюзовые? В общем, вы представляете. А в этих газовых узлах, накрытых цистернами… от них всегда, дико прёт газом. Хочешь-не хочешь,-- чуешь.
Никто и догадаться не мог. Она была так бесшумна. Как спряталась… Неторопливо. Будто заранее знала, куда ей идти. Можно лишь догадываться о ее чувствах. Я помню, как мы втроем с ее сестрой, вылезли на крышу многоэтажного дома. Она села тогда у самого края, упершись ногами в край загнутой части крыши. Попросила меня помочь ей встать.

Мы с ее сестрой взяли ее под руки, и медленно-медленно приподнялись стоя у самого края. Мы держались тогда все , друг за друга. тогда она, сказала, по детски наивные слова, и между тем, самые что ни на есть, по детски правдивые.
Она сказала: я, когда сижу дома, и смотрю через окно на небо, я чувствую, как на меня смотрит боженька. А теперь я смотрю , и вижу, что мое окно отсюда совсем не видно, одна крыша дома! – но все равно—возразила ее сестра. – Маша ее перебила,-- а мама, наверное, сейчас готовит кушать, я этого не вижу, но мне кажется так, я чувствую. Может боженька так же, отсюда ничего не видит, но чувствует? – спросила она нас… я почему то уверен, что в тот момент, когда она уснула, так же тихо, как пробралась сквозь шелестящую траву, сквозь ограждающий забор, и сквозь скрипящую дверь в этот долбанный газовый контейнер.
Уткнувшись в эту маленькую дырочку взглядом, наблюдающим, словно показывающее, всевидящее око, Она видно заметила в тот момент, всю тайну. Вернее подглядела и прочувствовала ее на себе. Всю близость ее взгляда с крыши и чувства того, как готовит мама, с ее наблюдением боженьки.
Она сидела и смотрела, я уверен, она видела каждого, кто из нас спрятался. Быть может, она даже видела меня и то, как я выкурил свою первую сигарету за домом напротив. Я не говорю, что она почувствовала себя богом, но в тот момент, она точно стала к нему ближе. Ближе, чем к нам. Настолько ближе, что не успела найтись раньше, чем нашлась.
Тем не менее, я запер ее. Эта крышка контейнера постоянно открывалась, и я запер ее там. Кто же знал. Что у меня не хватит сил признаться всем, что сделал это я,--М.

«От шума крика»
Я помню, мне было лет шесть или семь, мы с приятелями любили запираться в подъезде между входных дверей и в полной темноте бесились во всю. Давали выход эмоциям, кажется так верно говорить? Дык вот, мы бесились, орали, махали руками и ногами. Что то вроде нынешнего концерта метал группы. Но , мы были детьми.

Я кстати, был тогда глухим, после этого случая я впервые услышал.
Обычно эти бешенства продолжались минут по 7-10. Пока кто то не заходил в подъезд, или же не выходил из него. Однажды, мне смачно прилетело в нос. С тех пор, я как то вел себя аккуратнее. Затем мне и вовсе осточертел этот балаган. Но , чтобы не казаться слабаком перед всеми, я все таки заходил в эту темноту. Но уже не махая руками, ногами. Я просто садился или вставал в угол. И стоял в тишине, представляя весь этот немой круговорот.

Однажды, в подъезд кто то вошел и дверь быстро открылась, отбросив солнечный свет на внутренности тайного действа. Бешенство остановилось. Я вышел последний. Один из ребят, тыкал в меня пальцем и показывал на своей шее, что я его душил. Но я совершенно не мог этого делать. Я стоял в углу. Но и признаться, я не мог, потому что иначе, все бы считали меня слабаком.
Со мной тогда перестали общаться. Было что-то вроде бойкота. Я стал для ребят невидимкой. Я подумал, что они быстро забудут, или скорее уж найдут того душителя. Но , как то время шло и шло, всем было все равно, как я сейчас понимаю. И потихоньку, это игнорирование меня начало душить. Я их начал тихо презирать.

Однажды, я наткнулся на картину; шли все те же самые лица. Они шли шеренгой , как бы это ни казалось странным. Сзади волочился понурый. Тот что шел перед ним, обошел понурого со спины, вцепился ему  в плечи около шеи, и начал трясти со всей силы. Я видел, как ему это доставляло удовольствие. Кто то скажет,-- мальчишеские игры, но я возражу,-- в оскале вцепившегося в шею мальца, не было ничего, что напомнило бы о детской шутливой улыбке.
Я понимаю, что он схватил его не за шею, но мне казалось, что он его душил именно так же, как тогда в темноте. Во всяком случае, мне, почему то так казалось. И это вызвало во мне такую злобу, что кулаки не просто зачесались, а затряслись. Мне до желчи, захотелось обличить его во лжи, в том, что этот сопляк, подставил меня. Было ясно, что тогда в темноте, душитель был он. Во мне взыграла бесконтрольная злоба. Но пока я приходил в трезвое сознание, ребята уже успели, куда то скрыться.

Я побежал по дворам, я весь вымотался и собирался было уже идти домой, как, из за угла дома наткнулся ребят. Я всем своим весом набросился, на своего обидчика. Сбил его с ног. И принялся бить. Я кричал ему , что то невнятное, благо голос то был, а вот слуха… – мои руки сжимали его шею все сильнее и сильнее. Мне это нравилось все больше и больше. И тут я впервые услышал своими ушами, и первое что я услышал, это лютый ор сменившийся хрипом. 

«Из камеры хранения»
И так , как вы уже успели понять, наш герой М. имел прямое отношение к первым двум эпизодам вырванных, между прочим, из его детства. Теперь же мы наблюдаем картину уже наших дней, на вокзале. Прибыл ли наш герой на вокзал, или же только собирается отбыть в путешествие, этого мы не знаем. Мы просто, впервые спустя столько лет, вновь его заметили.
Заранее прошу прощение за описание героя, вернее за его отсутствие. Поймите меня верно, хотелось бы, чтобы каждый его описал по своему, чтобы в дальнейшем, с каждым новым эпизодом, он становился все реальнее и полнокровнее, в этом случае, я даю фантазию тебе читатель. 

Вокзал.
Суматоха. Мимо проходит мать с плачущим ребенком лет 8-ми на вид. Мать отвечает ребенку на все капризы. Говорит: «вот когда будет 18 лет, тогда и будешь сам…»-- а ребенок продолжает ныть, мать, не сдержав себя, вдохнув полной грудью продолжает: «хорошо, когда будет 15 лет...» Ребенок замолкает.

Тут появляется наш герой М. Он подходит к камере хранения, чтобы вытащить свои вещи, как вдруг, замечает маленького мальчика, примерно лет 8-ми на вид. Мальчик пристально смотрит на дверцы камеры хранения. М. подходит к нему чуть ближе, и спрашивает: «интересно?» --мальчик кивает,-- а где твои родители? – мальчик показывает откинув головой в сторону. – там,-- хочешь я покажу тебе?—говорит М.—мальчик с интересом смотрит на М.—я могу тебя поднять повыше, и тогда ты сможешь заглянуть внутрь, хочешь?—мальчик кивает.
 У него блестят глаза.—только не говори моим родителям, хорошо?—хорошо, только ты сиди тихо, а то они услышат, и будут ругаться,--говорит М.
М. приподнимает ребенка, и помогает забраться ему внутрь камеры хранения.

Быстро, чтобы никто не заметил, затем, М. захлопывает дверцу, и сквозь нее говорит мальчику.—сиди тихо. Тебя будут искать, но ты молчи, а то родители узнают.—в ответ раздался шепот,-- хорошо! Шепот был настолько громким, что М. ненароком обернулся окинув подозрительным взглядом окружение.
Спустя минуту, М. подошел к местной охране, и сообщил о подозрительном человеке, оставившим вещи в камере хранения, в ячейке, где сидит ныне мальчик. Охранник, не успев вразумить что к чему, хотел было поподробнее расспросить М. но он уже исчез.
Ячейку окружили, рядом с камерой бегает женщина и ищет своего отрока. Мальчик слыша ее голос, молчит и не отвечает. Ему кажется все игрой. Тем не менее, уже подъехал отряд разминирования. Из вокзала всех выпроводили и закрыли на неопределенное время. Мать так и не нашла своего ребенка. Но какого же было удивление саперов, когда не сдержавшись, мальчик издал крик, за которым затем последовал тихий плач ребенка из ячейки камеры хранения.

«Девочка невидимка»
Каждый раз , когда М. подходит к улице на которой он живет, Его, из за угла постоянно встречает девочка. Ее вид неблагополучен, тем не менее, ее детская улыбка, а точнее, улыбка лет десяти-двенадцати, обезоруживает всякую недовольную гримасу М. так вот, девочка эта, стоит на повороте за углом, на той самой улице где живет М. и дождавшись пока он пройдет мимо нее и свернет за угол, на свою улицу ведущую к дому, девочка ждет пока , он отойдет от нее на приличное расстояние, и затем начинает идти за ним следом. Она идет за ним до самого дома.
Каждый раз М. вспоминает о ней, как оказывается на этой улице. И каждый раз ломает голову, «что же ей нужно», «кто же она такая», «быть может, малолетняя девица, быть может, простой ребенок» в этот раз она все же решила заговорить, и спросила у М.: «который час», на что М. ответил,--я часов с собой не ношу. И удалился к себе домой. 

«Вошь»
Я впустил в себя ту отраву, тот разъедающий мне сердце яд, и он, медленно меня убивает. Мое сердце окаменело, чувство совести испарилась. Я думал, что убив сердце, тем самым, я его защищу от этого яда. Я поддавался, как азартный игрок, игре в долг, как вошь, как клещ неспособный вылезти наружу в кровяном опьянении последнего пира.
Это вампиризм. Я вампир, не жаждущий смерти человеку, жаждущий остановиться. Дракула, не постаревший, а уставший, но по инерции продолжающий, неспособный уже изменить себя, а если способный, то не имеющий на это право.
Быть может, когда-нибудь я смогу вернуться и любить с чистой совестью, и с самым наивным сердцем, но пока, я просто не имею на это право. Моя совесть, связывающая меня с творцом, въелась ещё сильнее вши, грызущей череп, если ее попытки тщетны, также как и мои, то она остаётся до конца, честна и верна своей сущности. Не ее вина, что у нее нет сил остановиться, но она за свою сущность заплатит сполна.

«Суета»
Оживленная улица. Потоки машин, ни светофоров ни пешеходов, сухая, дряхлая старуха, с палочкой,  волочащая за собой тележку на колесах. Ее горб сломил ее напополам, как сломанную игрушку. Поэтому ее взгляд направлен тупо книзу. Тот тип старух, которые услышав ночью или рано утром твои дальние шаги за своей спиной, осторожно остановиться как вкопанная, и пока ты не приблизишься к ней со спины, она не шевельнется.

И вот когда ты только начнешь проходить ее мимо, она своим взглядом исподлобья проводит тебя, шевеля бесшумно нижней челюстью, словно боясь, что ты ее пришел убить, или же ограбить. В общем тот тип старух, которые ничего не видят, кроме своих мазолистых ног, слыша только мучительный скрип колес своей телеги. И в каждом встречном, разгадывают угрозу, для их жизни.
Так вот, та самая старуха, решила перейти с одной стороны проспекта, на другую. Как вы думаете чем эта попытка увенчается? М. уже давно пользовался безотказной тактикой, так ак не раз сталкивался с подобной ситуацией.
Он обычно окрикивал человека, который переходил дорогу, замаскированным «желанием увидеть сбитого человека» тем не менее, с виду, очевидцам казалось, что М. делал это лишь желая человеку добра.
Так и выходило, он окрикивал, человек в ступоре останавливался, или начинал мешкать, и его в этот момент сбивала машина. Тогда все очевидцы начинали даже утешать М. что «он ведь хотел как лучше».
Так и в этот раз, все шло по плану, М. заметил жертву уже посередине ураганной потоками машин трассой. М. было хотел окликнуть старуху, но его язык словно окостенел. Он с предвкушением наблюдал за происходящим. Как вдруг показался странный юноша, окликнувший старуху. Та в беспамятстве начала мешкать и кидаться из стороны в сторону, все это случилось за считанные секунды.

М. стоял неподвижен и полностью был погружен в процесс предвкушения. Но внутри у него был какой то осадок, все же, «что это за молодой человек», «он со зла или с добром ее окликнул?», тем не менее, проезжавшая мимо машина лишь сломала бабкину трость и вторая машина сбила ее телегу, но бабка осталась цела и невредима.

«Кесарю кесарево»
После случая с бабкой. Наш герой отправился в ближайший парк, чтобы в спокойстии, обдумать, «что же это был за человек, и чего он хотел, реально помочь?»
М. подсаживается на скамью к старику, но тот увидев гостя, брезгливо смотрит на нашего героя и сразу встает со скамейки. Уходит. М. достает пачку сигарет. Как спустя мгновение к нему подсаживается разбитый душевными терзаниями мужчина лет 45. Волоча на себе авоську, по видимому с вещами. Неотесанный, с легкой, колючей на вид щетиной. И в не глаженной рубашонке.
М. даже не окидывает его взглядом, более того, делает вид, что не замечает его. Мужчина тем не менее просит закурить. И с такой же брезгливостью, какой был смятен сам М. присаживаясь на эту скамью и потревожив чье-то одиночество, М. взглянул на мужчину и протянул ему целую пачку.
Мужчина достал сигарету и отводя стыдливо глаза, кивнул пробормотав: «сибо» закурив, он было почувствовал себя лучше тем не менее, в его внешнем виде присутствовали какие то плутовские черты, вроде бы он жалок, тем не менее его беглая речь и стыдливо отведенные в сторону глаза, напоминали М. бесхребетного черта. Мужчина начал разговор:
--что делать? Я ей и говорю, что делать нам нечего?

М. повернул голову в сторону персонажа, чтобы окинуть его взглядом и скорчил вопросительную гримасу. В его голове проскочила мысль, о том, что это реальный черт.  Мужчина продолжал:
-- ничего тут не поделаешь, говорю я ей. Я не могу дать тебе больше денег. У меня их нет… а она , такая, держит на руках сына, и говорит мне,-- а может родим еще одного , и будет капитал?—а я говорю,-- ты хочешь чтобы наши кредиты внуки еще платили?—а она такая, -- связалась с чертом… громко так цокнула, и сказала, чтобы я не возвращался без денег.
Мужчина сделал паузу, засмотревшись в пустое пространство. Затем продолжил, повернув голову в сторону М.:
-- я! я без денег. Может, мне проще было бы и без жены?
Тут М. решил предложить мужчине авантюру:
--так ты денег хочешь?
Тишина и лишь заинтересованный взгляд мужчины говорит: «да»
--а хочешь я тебе помогу?
Мужчина резко встал со скамьи и пересел по другую сторону М. манерно вытянув шею в сторону М. и примкнув ухом чуть ли не в упор к его лицу.
Он продолжил:
--что у тебя в мешке?
--ровным счетом ничего, считайте, что он пуст. И все же…
--у меня есть деньги. И я могу тебе их дать
--…
--но не просто так!
Мужчина отпрянул назад, гордо выпрямившись и выкатив грудь вперед, ответил:
--ну конечно, бесплатный сыр бывает только в мышеловке
--это, сыр ценою в жизнь… тем не менее, залезешь в сумку?
--в честь чего это? С дуба рухнул?
--а за пять сотен?
--и за пять не полезу!
--мне нужна твоя помощь, а ты
--…
--…
--ну хорошо, какой у тебя план то? Не просто ведь для развлечения в сумку мне лезть?
--видишь ли, мне нужно кое чего подслушать, узнать о чем говорят некие люди. А ты ведь не соврешь мне, тем более за деньги?
--дык это что, я должен буду сидеть в мешке?
--ну да вот в эту сумку, или мешок, что это , полезай, посидишь там чуть чуть, подслушаешь, я тебе и заплачу
--а кого подслушивать то?
--да какая тебе разница? ты просто должен будешь развесить уши. И рассказать, все что услышишь,-- Мужчина почесывает затылок, М. продолжает:
--500 рублей
--мало
--хорошо, тогда я тебе дам тысячу, но после того, как ты мне все расскажешь, или 500 рублей прямо сейчас?
--не обманешь?
--мне нет смысла обманывать
--по рукам. Когда лезть?
М. встает со скамьи и говорит:
--сейчас сделаю один звоночек.
М. возвращается снова на скамейку, и спустя пару минут подъезжает грузовое авто. М. говорит: лезь в сумку!
Мужчина мечется взглядом, и все же расстегивает свой мешок, залезает в него. М. застегивает мешок. Тем временем, из только что прибывшего грузовика, выскакивают двое брутальных мужчин. Один открывает рот:
--там?—указывая пальцем на мешок
М. кивает, наблюдая за погрузкой мешка и думая про себя: «да ты пресмыкающийся, как бесхребетный черт, ждущий одобрения»
Молодые люди грузят мешок в фургон и уезжают. 

«Ночные карлики»
Сейчас ночи темные. М. мысленно выгнул шею, проходя мимо тени арочной решетки. Не обращая внимания, как хлопнуладверь. Все игра рыбьего жира и темного естества ночного покрывала. Так, он принял выходящих из арки подозрительных людей, за свою тень. только спустя метров десять, он, наконец удивился, услышав , как одна тень, говорит что-то второй. М. ускорил шаг; они за ним.

Их голоса отдалялись. М. будто отрывался сам от себя. Вдруг, ни с того-ни с сего, он остановился как вкопанный. Не оборачиваясь, точно у такой же арки. Уже не мысленно, выгнул шею в сторону решетчатой тени. Закурил. Спустя мгновение, из арки вышли те самые два подозрительных человека. это были карлики. Они были привязаны друг к другу куском бичевки, карлица нарушает своим истеричным визгом ночную тишину, а эхо отталкивающееся от стен арки, летит им под ноги, заставляя спотыкаться косолапого карлика.
Они привязаны друг другу. Карлица обвиняет своего карлика в том, что он ее привязал к себе:
--ну ты не понимаешь!
--отпусти меня
--я люблю
--мне больно
--отпусти, отпусти, отпусти!
--так будет лучше
Карлик даже не замечает нашего наблюдателя, некоего М. и абсолютно не церемонясь, продолжая тащить за привязанную руку свою карлицу, гавкает в его сторону:
«уйди»   
М. посмотрев на происходящее, все же сохранил невозмутимый вид и лишь проводил карланов взглядом, после чего, отправился дальше, вниз, по темной улице. То, что за спиной М. стояла псина, на которую, как получается карлик и гаркнул, М. так и не узнал.

«Ночь»
Ночь, длинная-длинная улица. Безлюдна. Только дворники не спят. На всю улицу горит лишь пара жирных фонарей. И тишина, и свет, окутанный сладкой негой беспамятного блаженства. Среди всей этой запекшейся пустоты, мы слышим глухие удары. Словно кого-то бьют в брюхо. Но все заведения закрыты. Ни шума от баров, ни шума от толпы. Повернув за угол, мы видим вдалеке под светом фонаря силуэт, пинающий , как нам кажется человека. С такой ненавистью, что, будь это человек, он оказался бы бескостным. На деле же, приблизившись , мы угадываем некоего М. разъяренно пинающего мешки с мусором.

«Кольцо невидимка»
Утро. Наш герой выходит из дома. И плетется по той самой улице до поворота, на котором обычно стоит та самая девочка. Вот и сегодня, вот и сейчас, она снова стояла на углу, и своей улыбкой встречала М. она дождалась того момента как М. подойдет к ней в упор, затем резко выскочила перегородив ему дорогу.
М. теребил в кармане своего пальто маленькое пластмассовое колечко. Не будем выяснять откуда у него взялось в кармане колечко, проще сказать так: чего только в карманах не бывает, особенно, когда они свободны от денег. Вернее совсем пусты.
М. спрашивает у девочки:
--ты любишь следить, да?
Девочка робко кивает.
--а хочешь чтобы тебя совсем не замечали и ты тогда бы смогла следить за всеми на свете?
Девочка снова робко кивнула.
М. протянул ей колечко, со словами:
--это, колечко невидимка. Ты наденешь его и тебя никто не увидит. А снимешь, и снова будешь видимой. Понимаешь?
--девочка одела колечко и с улыбкой на лице вдруг стала невидимой для себя. М. же начал ей подыгрывать и театрально махать руками , восклицая: «где же та девочка, куда же она подевалась?» 
М. спустя пару минут притворства, все же пошел по своим делам дальше, оставив девочку со своей наивность.

«Знакомство с проституткой»
После случая с маленькой девочкой и кольцом невидимкой, М. какими то неведомыми дворами оказался у старого обшкрябанного здания. Обитого вагонкой и давно уже прогнившими досками. Это строение явно выделялось среди всех серых зданий, именно своей проекцией, оно было похоже на величественный храм. Тем не менее, как он потом узнал позднее, это был бордель, который закрылся еще в прошлом веке, здание долго простаивало, пока наконец власти не взялись за него, и тут выпал вопрос: что же строить на его месте, или же стоит приспособить здание под что-либо другое не снося его?
Тем не менее, у этого здания начали постоянно ошиваться бездомные попрошайки, которые , как всем известно, в своих убеждениях, часто бывают излишне религиозны, пусть это стереотип, но тем не мене, все мы живем в мире кишащим стереотипами, а того гляди и чего похуже.

Так вот, М. проходя мимо этого здания, оккупированного толпой попрошаек, и столпотворением каких то странных, непонятно за что бастующих людей, выкрикивающих свои лозунги, буквально плевками друг другу в лицо. Все это зрелище отошло на второй план, когда мимо прошла девушка с короткой юбкой, которую тут же стали окрикивать «потаскуха», «шлюха», ну и так далее, в лучших традициях оскорблений со стороны, не менее оскорбленных своею участью людей.
Наш герой М. был настолько озлоблен поведением толпы, и , что, немаловажно, красотой самой девушки, что подбежал и схватил ее за руку, отбиваясь от зевак стандартными фразами: «сам хамло… на себя посмотрите… уроды…»
М. ее бережливо проводил до самого конца квартала, неподалеку от которого он сам живет. Прощаясь же, девушка предложила ему занять сексом. Чтобы отблагодарить неравнодушного. Так ей этот поступок засел в душу. М. без зазрения совести согласился на предложение. И они отправились в квартиру М.

«Только если наше счастье пропитается ядом, оно будет доставлять нам удовольствие»
Темная комната. Чувствуется нуарный бархат, и мягкость приглушенного света. М. сидит на краешке кровати, а проститутка пытается его подбить, но весь замаскированный запал М., куда то улетучился, теперь же, он робок и неприступен. Девушка всячески пытается его раскрыть, искушает. В конце концов внутреннее зло, и эрос медленно просыпается в М. Она медленно снимет с него одежду, М. и сам не успевает заметить, как он оказывается во власти женщины,  спустя мгновение, ее рука оказывается в его трусах. Гримаса М. такова, что все свое сопротивление, он полностью отпустил и полностью отдался в руки молодой проститутки. 
Спустя еще пару мгновений, девушка сидит уже верхом на М., тот корчит гримасу, женщина начинает его душить. М. воспринимает это за игру, и распоясанный женским обаянием начинает подыгрывать, то выкрикивая, то выхрипывая: «души меня, души, убей меня, убей,»-- М. оскаливаясь, корчит гримасу.
Затем, девушка слишком сильно сдавливает его шею, что он перестает на время дышать. Она в последний момент от страха спрыгивает с него и убегает в ванну. М. сидит на краю кровати и читает монолог на тарабарщине.
Словно это сон.

«Она ушла в душ, а я, я рисую ее , по звуку струящейся воды, я обнимаю ее, стекая по кончикам ее  волос. бархат.  Душевный трепет.
И не успевая насладиться этим безумием, вдребезги разбиваюсь фонтаном искристых капель, наделенных моей беспамятной любовью к ней. Жизнь в каждой капле , и сейчас я ее узнаю. И обнимаю уже душою, о, ты прекрасней, врубелевской царевны.
Ты не гений прошлого, ты — гений настоящего, тебе не нужно испытание временем, чтобы все признали тебя шедевром. Ты здесь и сейчас,— шедевр. И если Фауст нашел себя в бесконечном познании недосягаемого в жизни. То в данный момент, я нашел себя в бесконечном познании твоих тайн. Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»
Выключается душ. Женщина исчезает. А М. остается у двери душа сидеть на коленях.
Ночью вся комната блестит от ее пудры. Переливаясь морским перламутром. Наутро, М. находит лобковый волос на подушке.

«Прикинь, что ты бог»
На следующий день, М. выйдя из дома, и пойдя все тем же путем мимо угла, вспомнил о маленькой девочке, и ему стало грустно, ее не оказалось на месте. Минув пару поворотов, М. который смотрел в этот раз лишь себе под ноги, заметил как на асфальте небрежно лежит икона. Он хотел было ее пнуть, но пнул лишь валяющийся рядом с иконой камень.
Проходя мимо все той же толпы бунтующих и попрошаек, увидел все те же самые лица. При их виде, он вспомнил вчерашнюю злобу и решил подшутить над попрошайками.

Недалеко от здания, доска объявлений, на которой красуется постер местного театра, на постере же, огромными, нервными буквами, выведено «Прикинь, что ты Бог» , режиссер: Александр Баргман. На этом фоне, люди проходят мимо попрошаек, хотя , признайтесь, довольно таки удобный фон, для сентиментального кошелька. 
М. подходит к одному из попрошаек, останавливается и начинает предлагать ему за деньги полапать за зад вон ту бездомную женщину. Попрошайка, наотрез отказывается, но указывает на фонарь, и говорит:
--видишь вот тот фонарь на этом заброшенном здании?.. скоро здесь будет храм божий…
М. молчит, смотря на тот самый фонарь. Бездомный продолжает:
--бог все видит, пока этот самый фонарь горит…-- затем делает паузу, медленно мнет губами, и продолжает,--и наверное видит то, что я без злого умысла…
--ну-ну, держи,-- М. протягивает купюру, но затем делает движение рукой в обратную сторону,--ааа, не-не, сначала схвати ее зад.
Бездомный, что есть мочи, ухватил женщину за задницу, что та взвизгнула, и все кругом замолчали. Бедняга получил пощечину, от тяжеленной пятерни полной женщины. В тот момент ему уж было не до купюр. И тем не менее, М. отдал ему в руку скупую, нищую банкноту. Которую тут же забрала себе жертва происшедшей оказии. 

«Дурачок»
Минуя толпу бунтующих, М. наткнулся на местного дурачка. Вернее, как сказать, дурачек сам в упор уставился на М. и начал мести языком:
--петух! Петух пробороздил своей шпорой по земле и разделил ее на две части. Теперь , смотрю прямо и вижу свою спину. Я не могу ее почесать! Меня кусают комары! Кукареку-кукареку
М. отринул назад, и ничего не понял, но его удивление быстро сменилось вопросом:
--почему те люди кричат?
--кричат, петух никогда просто так не кричит
--это петух, а те люди?
--ай,--укусил,--дурачок хлопнул по руке. Но комар улетел.
М. вздохнув произнес,-- ты хоть меня видишь?
-- Кукареку-кукареку, искры все соединят
--ты меня слышишь?
--слышу, а меня никто не слышит
--хочешь, чтобы услышали?
--хочу, кукареку
--перелови всех комаров в этом парке
--…
--и тогда тебя услышат, я приду и скажу, что ты переловил всех комаров в парке и все будут замечать , что их не кусают больше
--не врешь?
--не вру, ведь из-за комариного писка ничего не слышно
--хорошо, я переловлю всех, я каждый день ловить буду
--договорились?
--договорились
М. уходит
Дурачок, выставил руку, на его ладошку сел комар, дурачек натянул кожу вокруг комара и тот захлебнувшись кровью лопнул.

«Омнибус»
Мчит автобус… дальше-дальше… мчит автобус… мчит… и никому его не остановить, и нечему.  Мчит беспристрастно. Словно пожар, разъедающий ясное небо, перемещающийся из дома в дом. выхлоп горючего отравляющий поношенные сандалики, непоспевающего за собственными шагами мальчика.
И никому его не остановить. Ни опаздывающим, ни опоздавшим. Ни жалости наблюдающей за ними через заднее окно. Ни горлопанству мыслей переваренной морали пассажиров.
-«Совесть- не большая помеха, чем солома, которую играет ветер. Такой же пустяк. Впрочем, желай я углубиться в тонкости сей поэтической дискуссии,  я бы сказал, что солома представляется мне предметом более значительным, чем совесть—она годится хоть скоту на жвачку, от совести же проку никакого. Я не позволил преградить мне путь, так как она была послана господом.»
Вот парочка молодая мама сидит с немолодой, и все про своих чад говорят:
 -Чешется, я говорю ему, чешется, значит заживает, а он только и делает что плачет.
Вторая ее перебивает:
-А я что говорю, ты мученик хренов , ты только жалуешься и ноешь, говоришь «я убиваю в себе человека» да каждый себя сам убивает, и никто ведь не ноет, а ты что, особенный?

И ничему его не остановить. Ни воскресеньем, и ни четвергам. Ни выходным, ни выдохам, ни вздохам. Ни расписаниям, ни снам, ни жирным пальцам и ни липким горлышкам бутыли газировки. И уж точно ни свежим козявкам, сохнущим, под сиденьем вместе с распекшимся запахом мятной жвачки.

Мы рвемся, как будто так и надо, как будто так всегда и было:
-когда я чувствую себя бессовестным, я иду мыть посуду
посуда чиста, я чувствую , что перед этим миром одним долгом меньше
как будто дышится легче, и на время я забываю о совести

Мчит автобус… мчит… и ничему его не остановить. Ни ручнику, ни педали тормоза. Ни лысине блестящей каплей яда в подмышках. Ни задыхающейся лобковой волосне, ни влажным трусам пышного зада. Ни вожделению мужчины, сидящего напротив и не отводящего глаз от склеенных потом лях под юбкой.

А монологи прикинутые диалогами все не умолкают, каждый хочет быть услышанным, но на деле всем достаточно лишь высказаться:
-В начале было слово нынче это слово хранится в музее А у меня не хватает денег на входной билет
-она ругает моего ребенка? она наказывает его! Никто не в праве ругать наказывать моего ребенка, кроме меня. казнить нельзя помиловать казнить нельзя помиловать,я говорю: «это ваши проблемы, вы же учитель!» а он все рыдает, запятую не может поставить. Как будто вся жизнь крутиться запятой в этих трех соснах!

- Насморк, это напоминание, ненавижу сопли, что я снова забыл?
-я и говорю ему, что душа его не по размеру
-мое скуление похоже на комариный писк
-образ взгляда — создает присутствие, образ взгляда — создает присутствие, смотрите все на меня и я смотрю на вас
-я не могу уснуть. Я в силах опустить свои веки, но не в силах закрыть глаза. Я боюсь
-мне нравится выражение «с жиру беситься»
-не люблю сидеть когда много людей в автобусе стоят, хорошо что сейчас все сидят
-не люблю рассказывать о себе , чувствую себя на собеседовании, блин, наверное опять будет спрашивать где я работал, придется врать
-сознание мышеловка, мысль мышеловка
-сон , это гипноз, свет луны— это гипноз, свет лампы— это пустота, сон — это гипноз, отсутствие солнечного света — вводит человека в гипноз
- ну скинь, говорю мне, ну хоть нищую тыщу
-она что то говорит , а я считаю ее родинки на лице
-заниматься бездальем выходит куда дороже, чем жить на зарплату
мало кто, может позволить себе быть безработным
Чувствую бессилие или беспомощность, я боюсь забыть слова. Слова, которыми общаются люди. 

М. понимает, что сзади уже минут десядь, бежит за автобусом парнишка.
Его ступни истерты в кровь. И М. это настолько выводит из себя, но сам он понимает, что нем, нем как форфор, и ни слова вымолвить не может. И мчит автобус… мчит все дальше… и ничему его не остановить.

Разве что встречному безразличию, не ведающему правил. Вдруг махнула рука впереди. Но, муха залетела в глотку водителю.
Вот-вот нашелся зрячий, который почти открыл рот, и даже нашлись силы в нем, пусть неуверенно и тихо, он сказал: «что вы себе позволяете?» но водитель не услышал, он кашлял подавившись мухой.
Муха имела больший вес, без слова человеческого.
Автобус остановился.

«Посмотрите на меня!»
М. ты сам стараешься быть незаметным, и шкеришься по углам, молчишь, мычишь.
А знаешь, после долгого молчания, твои слова , даже самые простые, приобретают больший вес.
Ты, словно после долгого молчания сказав слово, слышишь себя по-новому. Заново, и чувствуешь свое присутствие полнокровным.
С каждым словом все более уверенным. До той степени, что сам себе уже не веришь, но понимаешь, я обладаю плотью! И мое слово имеет вес! 

«Сон»
М. попал в белое пространство.
Пустое бело пространство не имеющее ни горизонта и дна.
Заметив блеск издалека, он подошел и увидел зеркало.
Затем,  убедился в том, что это не он, а его отражение.
Тогда М. решил обойти и заглянуть за обратную сторону того самого зеркала, но ее попросту не было.
Все было белым бело.

«Тайна в обертке, уже не тайна»
Я помню в детстве, как за мной гнался нехороший человек. Он стоял на углу улицы. Был вечер. Он тянул мне конфеты и просил показать дорогу до ближайшего магазина. Тогда он купил бы мне еще больше конфет.
Вначале я подошел к нему ближе. Он достал еще конфет из кармана. Затем, что то во мне взыграло, и я подумал, что так просто от него не избавлюсь. Либо резко бежать. Либо игре сейчас наступит конец. Мы стояли с ним совершенно одни на улице в пару метрах друг от друга.я резко втопил в сторону дома к подъезду.
Он гнался за мной. Я слышал. Будто видел его шаги преследующие меня. Я видел их опустив голову вниз. Я видел его из под моих шагов. Он было бросил на мои плечи свои руки. Но предвидя это, я резко повернул в бок. Как бы изогнувшись под его хваткой. Вбежал в подъезд. Благо кодовая дверь была открыта. Я успел ее захлопнуть. И не стал подниматься в свою квартиру.
Не знаю почему. Но я даже не стал орать. Думая, что своим самым ором, подтвержу свое присутствие, и этот кошмар, окончательно станет для меня настоящим. Я решил спрятаться за второй дверью. Пока его пальцы подбирали код. Быстро подобрали, кстати.

 У меня настолько сперло дыхание. Что я слышал эх своего сердца доносящееся отзвуком с пятого этажа. Оно возвращалось невпопад. Моему сбитому дыханию. Мне казалось. Что он , там, за дверью, слышит мое дыхание. Вот он вошел в подъезд. Включился свет. Он на секунду замер у второй двери. Я видел его кофейный плащ.
Я чувствовал его скользкие, склизкие, жилистые руки. Он поднялся до площадки между первым и вторым этажом. Отдышался. И вышел из подъезда прочь. Я стоял за второй дверью еще минут 15. Я не плакал. Я отрицал эту реальность. Потому что не видел ее подтверждения в своем крике.
Повторюсь. Если бы я закричал. Этот кошмар стал бы реальностью. А так,  это осталось между нами. Между моей тишиной и его намерениями. Крик , есть подтверждение. Крик—начало бессознательного. Эмоции. Крик, для меня стал точкой отсчета невозможности контроля над собой. А значит конец разума и начало инстинктов.

 Конечно, в детстве я думал другими словами, но не другими чувствами. Но суть моих мыслей в детстве аналогична. Наверное, с этого самого момента, я понял, что боюсь отдаваться во власть эмоции. В ее стихийность. Поднявшись домой, я начал бояться. Я боялся , что сделал ошибку. Ведь теперь он знал то, в каком подъезда я живу.
Я думал, что в тот момент, когда он был между первым и вторым этажом, мне следовало сбежать, чтобы отвести его от своего дома. Но было уже поздно. Я боялся, потому что , просто нельзя не бояться. Я ничего не сказал бабушке. Наверное, потому что сам не хотел верить, и отрицал. А если бы они узнали, то это подтвердилось бы.
Через некоторое время, я перестал бояться. Но самое страшное, было то, что я абсолютно не помню его лица. Я помню его лысину. Плащ цвета кофе с молоком. Жилистые, хваткие и скользкие руки. Тяжелый шаг. И аммиачное дыхание. Тяжелое. Бесшумное. Но ядовитое, как газ.
Я помню этот звук, шебуршания конфетных оберток в его кармане. Они будто трещали на весь подъезд. И, как ни странно. Никто его не услышал. Кроме меня.

«Кровь из носа возвращает к реальности»
Наш герой М. идет вечером по праздничной улице , где , что ни заведение, то бар, и караоке. Он останавливается в арке, неподалеку от шумных мест, заходит в тихий двор, чтобы закурить, и тут же видит, как девушка стоит под крышей у входа в подъезд дома напротив, и курит. Спустя пару минут, к ней подходит милиционер и уводит ее. М. пристально следит за ними оставаясь в тени. милиционер уводит ее в пазик припаркованный за углом дома. Дверцы в пазик не закрыты. Тогда М. резко врывается в пазик и светит тыча в лицо милиционерам мобильным телефоном, в притворяясь, что у него прямой эфир в инстаграм. Милиционеры растерявшиеся, не успели и открыть рта, как наш М. хватает резко девушку за руку и тащит из пазика. Они убегают прочь.

Наверное как вам может показаться, М. всех девушек хватает за руки, но уверяю вас, он их вытаскивает из беды. А тут, либо за руку, либо, как детей за волосы, воротники,  в общем, за все то, за что можно уцепиться.
После этого случая, минув пару кварталов беспамятным бегом без оглядки, они наконец остановились в очередной арке. Убедившись , что за ними прекращена погоня, они отдышались, и наконец девушка начала разщговор:
--спасибо!
--не стоит, тебя хотели развести?
--да вообще уроды, подкинули мне пакет, сказали, что это мое, и пригрозили, запугали, а потом, сказали, что я, что я могу откупиться пятью тысячами рублей.
--классический развод. Было у меня так. Тоже стоял курил сигарету.
--я видела тебя, спасибо что выручил,-- девушка разжимает ладонь, в ней пакет травы, она с улыбкой поворачивает голову в сторону М.—они проворонили
--ахаххахахах!
В этот вечер они были вместе. В какой то момент, М. заметил на руке девушки шрам и спрашивает: 
--откуда это?
--собака
--тупая псина
--да ладно тебе, они не ведают что творят, это же животные
--может быть
--в любом случае мы ее наказали, и она признала свою вину
--собака?
--да
--это как?
-- без наказания, нет прощения, как говориться
--ну прямо философия пошла
--хах, ну да
Они идут по дороге, и на протяжении всего пути, впереди них идет мужчина, мечась из угла в угол. Мужчина этот перепил доброго пива, и все никак не может найти островок, чтобы справить нужду. Вот вдалеке показался парк, при старой церкви. Мужчина ускорился и перебежав дорогу, пристроился у самого ближайшего дерева. Его долгожданный вздох был слышен наверное даже на колокольне. Абсурд всего происходящего в том, что мужчина, подняв голову и увидев церковь, начал было перекрещиваться. Так он и стоял писая и перекрещиваясь. То было со стороны очень комично, и М. не выдержав, засмеялся в голос.

Девушка, напротив, сохранила серьезность и в ее выражении даже проскочила некая строгость взгляда, обращенная в сторону М.
--ничего в этом смешного нет. Это безобразно и глупо.
М. даже немножко съежился и втащил шею глубже в пальто, подобно обиженной улитке.
Спустя пару минут неловкого молчания, девушка продолжила:
--а вообще, у нас в тойково, есть замечательное кладбище, красивое такое. Я люблю по нему гулять
--подожди, это  там, недалеко, где сейчас какие то бунтари оккупировали заброшку?
--да, ты там был?
--я недалеко живу
--ну тогда мы с тобой соседи, получается
М. с улыбкою ответил:
--соседи…а чем тебе нравится это кладбище? По моему в нем нет ничего красивого
--у меня там сестренка погребена, задохнулась в детстве газом…
--…
--ее запер какой-то болван в газовом контейнере во время пряток, и пока мы ее искали, так этот сыч и не признался. 
--…
--…
--…прости , а как тебя зовут? так и не познакомились, ведь
--агата
--очень приятно
Агата, промолчала, на то, что М. не представился ей.
Начался дождь, они побежали дворами через арки, так агата, исчезла, а М. сколько не искал ее, в тот вечер так и не нашел. 
Он бегал по всем дворам в округе. В тот момент, как он решал за ней погнаться, то было апофеозом преодоления… М. все уже для себя решил. Шаг, тень, шаг, тень, косые тени столбов, и арочных решеток, в его голове пронеслись фантомам и гильотин. Все быстрее и быстрее. Контрастнее и контрастнее, так что тени в конце концов стали настоящей чернотой, и приобрели материальный каркас, словно косые ворота ведущие в вывернутые арки параллельных дворов. Раз. И лезвие гильотины в очередных вратах упало. Мгновение, ночь  тишина, развеянная ором М. в водосточную трубу. Ор тот, раздался по всей округе, и где то там, Агата его услышала, и лишь дрогнула от неожиданности момента.

«Утро»
Наш герой М. изрядно проголодался, истратив все свои деньги, которых и так то, по сути не было, в его поле зрения появился макдоналдс. Подойдя чуть ближе к ряду столиков на улице, он первым делом заметил красный поднос, затем стол, за которым сидела девушка, уже видно отобедала, за тем же столиком стоит второй поднос. М. подсаживается и бегло проходит взглядом по подносу, рыская, не осталось ли ничего поесть.

Затем, замечает, как у девушки остался целый бургер и начинает разговор: «здра-а-авствуйте? Тут не занято?—в М. словно вселился сам обольститель, но на деле же, выглядело все достаточно комично,—девушка не успев ответить, лишь приоткрыв рот застыла, тут же М. продолжает:
-- вы знаете? вы знаете? Я вот только приехал, из села, у нас там такое… маман меня одного оставила, а Моля, Молька то, корова наша начала рожать. Яж как перепугался, вот, что в штаны чуть не сделал. А буренка то, Молька, родила мертвого, в итоге, я так испугался, что думал, что из за меня. И чтоб не заругала маман, пришла мне в голову идея, знаешь какая? Я скормил его свиньям. Такие дела… смешная история правда?

М. хватает рукой бутылку с водой со стола и пьет! На что только человека голод не толкает. При всей нелепости импровизации, М. подумал было , что спектакль удался и сейчас вот вот девушка с брезгливым взглядом уйдет, оставив бергер за столом , и вот М наконец то покушает. Но , не тут то было. Девушка оказалась не из брезгливых. Все наверное потому, что она недостаточно вслушалась в историю.
--отсядь отсюда!—девушка в недоуменной ярости!
--чего ты?
--быстро отсюда я сказала! Отсел!
М. ошалевший хватает второй поднос и отсаживается от девушки. Затем он ищет взглядом место, к кому можно подсесть. Подсаживается за соседний столик к молодому, деловому человеку.
--можно тут присесть?
--конечно… с девушкой поругался?
--сдышали да? Как она меня выставила, да?
--да, было довольно хорошо слышно
--знаешь, эти женщины…не будем о них, приятного аппетита
--приятного
Затем молодой человек замечает, что М. совсем ничего не ест. И продолжает:
–а ты почему не ешь?
--да, аппетит чт ото пропал, давай лучше историю расскажу?
--ну давай
--в общем, было это тут недавно,-- М. принялся за рождение новой фантазии,--зимой, помню лютый холод был, а покушать было нечего. Я помню проходил мимо этих витрин ресторанов и кафе, и смотрел на все эти вкусности…люди кушают первое, второе, салаты, десерты, и эти торты, в общем вкусно-вкусно…--тут он сделал паузу, и убедился в том, что его собеседник его внимательно слушает, затем продолжил.
--в общем до того было голодно, что мне даже тогда и этого не было нужно, я имею ввиду вкуса, изысканного вкуса.
--мм,--молодой человек кивает, жуя свой бургер, делая заинтересованное лицо, М. продолжает:
--Я вспомнил, как в первом классе моего соседа по парте стошнило супом.
Лицо собеседника резко переменилось, на его физиономии появились признаки тошноты, а М. продолжал
--вспомнил эти кубики картофеля и этот запах приправ…представляешь, да?—спросил его М. взглянув на его выражение лица, и улыбнулся, затем продолжил:
--в общем все эти преправы и внутренности, переваренные, конечно, но… тем не менее. И знаешь, что самое страшное? Знаешь?—М. снова взглянул на молодого человека и продолжил:
--самое страшное, что весь этот ужас был настолько аппетитен, что я готов был уплетать его блевотину за обе щеки. Вот так.—и показывает, делая вид что он берет в рот ложку хлюпая, и чавкая, прожовывая тщательно.—молодой человек тут было не выдержал и откинул свою трапезу в сторону.
--ты нормальный?
--прости
--да пошел ты, весь аппетит перебил… придурок
Молодой человек встает и уходит, оставив еду на подносе.
М. берет его еду и начинает жадно есть. В этот момент напротив он начинает вслушиваться в разговор за соседним столиком, там сидит семья: 
Глава семейства говорит матери:
--он будет заниматься боксом, как я, борьбой!—положив руки на плечи, примерно, восьмилетнего мальчика,  видимо, его сына, мужчина с гордостью произнес эти слова. Тут же мальчик спрашивает отца:— а ты какой борьбой занимался
женщина говорит:-- джиу, как?
отец с гордостью,-- да, джиуджицу , и было дело, дзюдо еще
--ну вот , и посмотри теперь на себя..—говорит женщина заботливо стряхивая с кривого носа волосинку.
--а что я то?—продолжает мужчина
--да таким же как ты будет, успеет… еще и так со всеми во дворе на рогах
--ну и пусть , пацан ведь, мальчик в конце то концов!
--вот именно !! мальчик, ему рано еще косточки ломать, пусть их укрепляет, пойдет в плавание
--в плавание ?
--не ну а че?
--ниче, давай , доели все, пошли уже, опаздываем
--ну мам, я хочу быть как папа
--приехали, пошли давай
Семейство закончив свой завтрак, отправилось по своим опаздывающим делам. Тем временем М. сидел еще минут двадцать за тем столиком и думал: кто же я? Разе что, сын своего отца, но кто?

После какого-никакого завтрака, М. отправился домой. Кого же он встретил? Все та же девочка, то ли попрошайка, то ли уже не девочка, но все еще с милой улыбкой, греющей сердце нашего М. Как только М. заметил ее, он тут же продолжил свою роль, которую играл до этого. Произнеся вслух, наигранно:
--странно, обычно это милая девочка всегда меня ждала здесь на углу.
Девочка приблизилась к М. и начала лезть рукой в карман, но М. завидев это, сразу же пресек ее попытку. И удалился, расстроенный, гибелью детской наивности.

«Не тикают , а гавкают»
М. пришел домой, и начал задыхаться. Ни с того, ни с сего, он резко почувствовал нехватку воздуха. Когда приступ закончился, он еще долго лежал на кровати, боясь сомкнуть глаза.
Он боялся уснуть. Потому что боялся разучиться дышать. Сосредоточив все свое внимание на глубоком вдохе и полном выдохе. И уже было, начав засыпать. Он вдруг просыпался от нехватки воздуха, снова! И открыв глаза, от страха замечает, что задержал дыхание и не дышит.

Только это осознав, он резко делает большой вдох. Словно выныривая из глубины. Жадно. Вдыхая воздух, он снова начинает считать вдохи и выдохи. Со временем они становятся все тише и короче. По мере его дрема.
Он снова не замечает, как начинает засыпать, как резко вдруг пробуждается от того самого удушья. И по новой.
Секундная же стрелка, на настенных часах, то цокала, то гавкала, то гаркала, то пропадала в молчании, и снова где то вылезала резким стуком. Казалось, что это не механизм, а живое существо, рождающее в голове М. фантасмагории ужаса.
Так он боялся разучиться дышать. Что нехватка воздуха, вынудила его заново научиться дышать.

«Сон»
И все же наконец, когда М. уснул, ему снится прекрасный сон.
Был это послеполуденный сон. М. сладко спал. А проснулся от того, что ко нему прикоснулась любовь. Это была чистейшая любовь. Он проснулся ни столько от чувства прикосновения, а сколько— от предвкушения того самого прикосновения. От глубокого вздоха, который секундой раньше, робкорастянутым трепетным вздохом прорезонировал по позвонку, от шеи до самого сердца.
Он лежал на боку, а она, словно стеснялась дышать, и продолжала. Он не подал виду, и с того момента, уже притворялся спящим.
Спустя некоторое время. Любовь уснула, но не погасла. М., уже было тоже уснул, но почувствовав ее резкое отсутствие, недолго думая решил ее вновь разбудить. Зевнув, он легонько сделал движение шеей, и перевернувшись обратно на бок, продолжал делать вид, что спит.
Тогда, разбудив ее он, вновь почувствовал то неровное дыхание, по которому скучал. Тот самый ропот в шее. Стеснение в груди. Те самые объятия, по которым соскучился.

М. было так приятно, и от этого он чувствовал себя ублюдком, ведь он недостоин, но М. не мог позволить себе, быть пойманным ею в своем притворстве. Так же, как и не мог не отказаться, хотя бы на миг, от того самого чувства, которое возникает, когда к тебе прикасается любовь.
Пусть незаслуженная, но убаюкивающая и возвращающая к жизни. Да простит она все. И поймет. И найдет взаимность, но не во мне, а в достойном ее любви.
А пока, М. все еще притворяется спящим. И боится ее потревожить.
М. просыпается от звука цикад. После сладкого сна, он тут же выглядывает в окно, и с ужасом замечает, что на улице зима. Вся комната залита теплым светом ночных фонарей, что кажется , будто падающие снежинки не успевают долететь до земли, испаряются от теплого света фонаря. За окном бешено лают и грызутся псины. Те самые псины, томимые неизбывной тоской по вечности. Молящиеся своим воем на луну. Словно ждущие одобрения, разгрызть ближнего в клочья.
Тут М. просыпается и понимает, что то, был сон. Тем не менее, не менее материальный чем сама реальность.

«Ремень»
М. пошел умыться в ванную. Вода текла из под крана так медленно, как грусть Пьеро, постепенно обволакивающая зрителя. М стало невыносимо жалко самого себя. Он взглянул в зеркало. И увидев в себе черты его отца и матери, вспомнил детство.
В детстве, когда М. чем-то провинился, его ставили в угол. Не пороли ремнем, но грозились. М. всегда выбирал ремень, как ни странно, пустой выбор, потому, что М. все равно ставили в угол. И он стоял там до тех пор, пока не признавал свою вину и не извинялся.
Насколько дает память . М. признавался либо не зная чего несет, принужденно. А бывало, что он так и не признавался на протяжении целого дня. И до самого сна, стоял в этом косолобом углу.
Он искренне не понимал своей вины. Для него это было нормально в детстве. М. не считал, что делал , что-то нехорошее. Его разъедала ненависть к этому углу. И к этому пустому выбору. Когда он поворачивал голову влево, исподлобья, он видел свое заплаканное отражение. Настолько жалкий вид. Его душили слезы, ему становилось от самого себя противно до той степени, от несправедливости, от искреннего непонимания своей вины, от этих беспричинных, но тяжелых слез. М. предпочел бы сиюминутный ремень.
Ему уже хотелось , чтобы его выпороли как сидорову козу, и М. бы с чистой совестью пошел бы дальше жрать муравьев или сидеть в шкафу часами. Неважно. Неважно!

А он стоял, как на эшафоте, и каждый раз готовился к приговору, каждый раз готовился ответить за то, чего не делал, чего не понимал. Но был готов ответить. А М. мучали ожиданием того самого, до чего так и не доходило. Уж лучше бы его выпороли.
Это похоже на мысли приговоренного к казни. Ожидание казни, ужаснее самой казни.
Наверное, поэтому, сейчас М. почувствовав невыносимую жалость по отношению к себе, обломовскую лень, и тяжесть одиночества, случайно, поднял голову, стоя напротив зеркала. Так ужасно, этот жалкий заплаканный вид, настолько ничтожен, что М. стало противно от самого себя.
И если никого рядом не было способного дать ему пощечину, или пинок под зад: «Очнись же убюдок! Возьми себя в руки!» выхода не оставалось.
Его рука сама легла на бляху кожаного ремня. Сама расстегнула его, сняла с пояса брюк, и начала неистово бить его самого.
Хлыщ,-- по хребту.-- Хлыщ,-- по ногам. – Хлыщ,-- по руке.
Затем другая рука, начала хлестать, словно беспристрастный прут.
Чем отличалось дело детства от этой самопорки М.? Наверное тем, что М. понимал, какой он жалкий урод. И явно понимал, за что.
Спустя минут пятнадцать, он плюхнулся на диван. Все его тело было, словно обжалено медузами. М. чувствовал пульс каждого нанесенного себе же удара. И с каждым новым вдохом, ему становилось легче.
Это в некоем случае, ставит мысли на место. Подобно немой исповеди. Только лишь один в роли, как грешника, так и святого отца.
И пусть все говорят, что исповедь должна быть безлична. Она такою и была. Как бы это пафосно не звучало. Главное действенно. Хлестал себя он сам, но не своей рукою.

«Река»
Наш герой вышел из своей давящей комнатушки, наконец то прогуляться по набережной вдоль реки. 
Тем временем у реки драма была в полном разгаре. Наш герой карлик со своей карлицей, уже, который раз выясняли отношения. В разгар которых, карлик столкнул свою даму мученического сердца в реку. Она пыталась выбраться, но карлик ее отталкивал обратно в воду, так они шли вниз по течению, и так ее вдоль берега караулил карлан, после нескольких попыток выбраться на берег, девушка развернулась и поплыла на тот берег.
Карлик же метался в сомнениях, плыть ему за ней или же не стоит. В конце концов, пока он метался, девушка где то посередине реки, запуталась в сетях и утонула.
Карлик же, этого не видел, она просто пропала с его поля зрения. Он сидел и ждал ее. Надеясь на то, что она выплыла неведомо куда и сейчас вот-вот вернется. Но время шло. Карлик уселся на берегу реки и ждал свою возлюбленную.
Спустя время он увидел лодку на воде. Рыбак доставал сети. Он увидел тело своей карлицы и тут его словно ударило громом. Он заревел на всю реку. Да так, что наш М. услышал это и с любопытством приблизился к карлику.
Заметив разъяренного карлика, М. постоял поодаль него, не беспокоя, подождал, пока тот успокоится, затем подошел к опечаленному со спины и положил ему руку на плечо.   

После этого м натыкается на карлика и тот советует ему покаидать камни в воду чтобы стало легче. 
Карлик всхлипывая начинает
--у меня нет ничего постоянного… ни места жительства, ни работы, ни семьи, ни друзей… все что у меня было постоянным, это чувства к ней
М внимательно слушает карлика, гладя его по спине, а он в свою очередь продолжает
--надо же было меня господу богу наделить, полностью противоположному… полностью!
--… чем?
--чувствами к моей любимой!
--…
--я убил бы ее, чтобы быть последним, кого она поцелует в этом мире… но…
--но?
--я не успел ее поцеловать
--почему ей было мало моей любви…  почему люди отказываются от нее? Сами!
--перестань себя наказывать
--ненавижу ее, ненавижу ее, ненавижу!!!
Карлик резко встает и начинает пинать воду и орать: «ненавижу!»
М. на заднем плане набирает камни в карман. Пару камне оставляет в руках. Затем подходит к карлану и молча протягивает ему камни. Карлик же в свою очередь берет все камни и начинает со всей злобой кидать в воду!
Тут М. все таки решает оставить карлика одного и продолжает свою прогулку дальше.

«Я ничего не знаю!»
Внутри у него идет монолог с самим собой, до той степени, что вот вот, он начинает прорезаться и М. говорит уже вслух:
Вот спросит у меня кто,-- «а почему небо голубое?», или «почему трава зеленая?», а я ведь и не знаю.
«Почему банан желтый»? – я не знаю! -- «что такое чувства?»-- я не знаю!-- вот спросит меня девица—«любишь ли ты меня?» или, «а какие чувства ко мне ты испытываешь?»-- я не знаю!
Я ответить только могу одно: «Я НЕ ЗНА Ю!»
«А что будет завтра»-- я не знаю!
«А что такое ветер?» -- я не знаю!
«А что такое человек» -- я не знаю!
«Что такое свобода» -- я не знаю!
«А кто ты такой»-- я не знаю! 
«А чего ты сам хочешь» -- я не знаю!
«А почему звезды светят всегда» -- я не знаю!
«А что такое слезы»-- я не знаю!
«А что такое добро и зло» -- я не знаю!
«А кто такой человек, и что такое любовь?» -- я не знаю!
Я ничегошеньки не знаю!   
М. сам доводит себя до истерики. Проходя по темному парку, в истерике, М. подходит к ближайшему горящему фонарю. Этот фонарь так похож на тот самый, через который все видит бог, по словам того попрошайки. М. нащупывает камень в кармане, и со всего размаху разбивает фонарь вдребезги. 

«Отрыв»
Идут двое, к обрыву. Дует сильный ветер. Трава шелестит. Ветер настолько сильный, что один из них не может идти дальше и у ближайшего дерева остается стоять некий долговязый в черном капюшоне. Молодой человек же, продолжает идти к обрыву. Наконец, остановившись у самого края, он смотрит вниз. На волны, бьющиеся о скалы. Секундная пауза, как сзади нашего героя, появляется силуэт, того самого долговязого в черном капюшоне. Хотя сам он пришпорен ветром к дереву. Его силуэт словно обволакивает молодого человека. Он , нереален, но имеет мысль, поселившуюся в голове молодого человека. который, как мы узнаем разглядев его поближе, наш герой М.
Некий силуэт, и М. стоят у обрыва. Ветер расхлестывает пальто, что, казалось бы, будь оно застегнуто, все пуговицы все равно слетели бы с петель. Некий, стоит позади, и шепчет М. на ухо. Пришептывая словно молитву, но шепот, слаще молитвенной бубнежки. В сладости он сравниться разве, что с языком библейского змея, гипноз которого всем нам известен.
К сожалению, лишь трезвость ума, с первых же нот, может распознать и найти этот шепот ужасным и едким, глухим шумом пустых битых доспехов, сплющенных и примятых к земле. Поэтому, сладость эта настолько терпка в своей приторности, что скорее уж горька.

Тем не менее,  некий, нашептывающий, что то на ухо М. , уже поставил финальный аккорд в его сознании. Бесповоротность которого, сулила прыжок с обрыва. М. лишь прикрыл рукою свою нижнюю челюсть, в надежде остановить ее пляску. Но успехом это не увенчалось. Челюсть все так же прыгала, с зуба на зуб, и трясла вместе с собой руку бедолаги. Тем не менее, щелчок, и прыжок с обрыва уже в прошлом.
Как только подошвы М. оттолкнулись от земли, подул ветер еще сильнее, да так, что сдул в прыжке М. обратно на землю, да так, что тот еще метров на десять укатился кубарем от обрыва. А дерево, у которого стоял долговязый, смело напрочь и унесло от обрыва далеко-далеко, вместе с пришпоренным долговязым человеком.

«Великий провокатор»
М. опустошенный, приходит на то самое кладбище, по которому так любит гулять Агата, в надежде ее встретить. Но М. натыкается на сход то ли готов, то ли сатанистов. Молодые люди не обращают ни малейшего внимания на М. Ребята идут по тропинке ему навстречу, в руках у них жидкость для розжига костров и прочие артефакты готов. Видимо ребята собираются развести костер, и мирно посидеть на кладбище, рассказывая друг другу страшные истории.
Тем не менее, тропинка уже чем кажется, на ней вдвоем то , еле можно уместиться в ширину. Ребята приближаются, вот-вот они столкнуться с М.
М. видя приближение готов мечется, не зная как их пройти, но с тропинки не сходит. Ребята идут все ближе и ближе, вот-вот они столкнутся лоб в лоб.
М. рассеянным взглядом сфокусировался на точке прямо в центр всей толпы и агрессивно прошел сбив их, словно кегли. Готы начали огрызаться, М. остановился и обернулся, презрительно взглянув окинул толпу. Но готы отнеслись с осторожностью к случайному прохожему, и решили миновать, и пойти дальше без конфликта. Это взбесило М., он натянул улыбку, которая в таких случаях скорее похожа на оскал, и крикнул им в след:
--ну и что? Вы не видите совсем меня что ли? Я для вас прозрачный? Ну посмотрите на меня, ну убедитесь что я тут!!!
Один из готов отвечал:
--все хорошо
М. словно заведенный продолжал:
--да вы какие то хиппи
Они начали вновь сближаться по тропинке
--да вы сранные хиппи, кто вы такие?.. сатанисты?..дьявол?.. готы?
--дядя
--клоуны бесхребетные
М. разозленный выхватил у одно из них жидкость для розжига костра и начал лить на всю толпу. Готы стушевались. Начали пятиться. Кто то из них выкрикнул,--«да он сумасшедший, пошли отсюда,-- оставь его в покое, пошли.»—так они и убежали.
А М. разозленный тем, что драка не удалась, пошел дальше в поисках Агаты.

«Могильщик»
Он идет и рассматривает надписи на надгробиях, одна из них его заинтересовала.
«Здесь покоится отрок , погибший от чахотки, его история тебе известна, не молись за него»
Спустя примерно час блуждания по кладбищу, он наконец заметил единственную живую душу. Это был могильщик, роющий могилу. Это был старик лет шестидесяти, и ему абсолютно не было дела до М. напротив, он даже до конца не обращал внимания на М. не желая чтобы тот ему мешал делать свою работу. Но когда М. подошел, чуть ли не вплотную, могильщик не сдержался и наконец спрашивал М.:
--тебе чего надо тут?
М. слегка сконфужившись от неожиданной строгости в голосе старика, пробирал в уме ответы, на столь простой вопрос, и пока он мешкал, могильщик, обессиленный от работы, но все же продолжавший копать, снова задал ему вопрос:
 --чего надо говорю?
Старик совсем запыхался. М. увидев это решительно выхватил у старика лопату и принялся копать.
Старик не ожидал столь бесцеремонного вмешательства, однако отказываться от помощи не стал. М. молча копает. Устал. Бормочет что-что под нос. «видела бы меня сейчас мама» затем снова тишина, спустя пару минут он спрашивает старика:
--а что там за бунт у развалин?
--у бывшего борделя то?.. даа, мало ли дураков. Одни хотят снести его, другие хотят поставить в нем храм, третьи за то, чтобы его оставили в покое. Черт их пойми.
--раньше, храмы ставили специально в таких негативных местах, чтобы их облегчить и очистить, поэтому я не вижу ничего зазорного в этом
--они и днем и ночью там спорят?
--там постоянный поток все новых и но…
Тут могильщика резко перебивает М. и протягивает ему в руку запломбированный зуб.—смотрите что тут!!
--ооо, не удивил, в конце концов, кладбище на бывшем поле сражения.
--…как так? Ведь это уже могила чья то, как в нее можно снова…
--не удивляйся
М. весь обессилев вылезает из могилы и просит посмотреть еще раз на зуб. Рассматривая его, пристально, затем возвращается к копанию и начинает говорить:   
--…чей это зуб, интересно?
--скорее всего, павшего война
М. долго молчит, усердно продолжая рыть. Затем продолжает:
--весь вавилон в одном лишь чьем то выбитом зубе.
--вавилон?
--да, не стоит он и осколка выбитого зуба.
--Не стоит?
--не конечно!
--откуда ты знаешь? Что это невинно выбитый зуб?
--в сражении ведь…
--в сражении, а за что?.. да и даже если выбитый зуб будь то; в наслаждении, в пытке, или же он просто выпавший в мудрости лет, или же сгнивший в пристрастии к чему то вредному, а может просто потому, что так должно быть 
--ну и что, в любом случае он может сравниться с яблоком от древа познания.    
--ну коли так, здесь каждый, познал что то
--и то верно…
М. закончил рыть, и наконец вылез из могилы, старик подал ему руку чтобы помочь, затем поблагодарил М. за помощь и предложил угостить его чаем.
По пути в лачугу, М. все же продолжал:
--все равно,  мне кажется, мы не должны были его беспокоить…
-- оставь его, тут много таких, пойдем, пойдем-пойдем

«Чудо»
Они пришли в лачугу старика. Как только М. посмотрел на старика при освещении, он увидел его покореженные руки. Словно какие то обрубки. М. еле сдерживался, чтобы не спросить у старика, что же с ним случилось, поэтому он просто делал вид, что не замечает его изуродованных рук.
Старик поставил чайник. И уселся за стол с М.
--ну, чего ты тут забыл то?
--да, девушку искал
--…
--неважно
--да и то верно.
--а вы всегда могилы копали?
--как сказать, раньше я был священнослужителем, при деревенской церкви, но… прошло время.
--меня всегда интересовал один вопрос
--задавай
--отчего же священники, ограждают себя от греха? Может это и есть их святой грех? Ибо они уверены в своей чистоте и непорочности 
--ох, я тут не советчик, Мне стало на это все равно. Каждый сам себе доказывает то, чего он хочет
--но, ведь доказательства в вере лишают человека свободы выбора… между добром и злом.
--это все бредни, мне их лично хватает… хочешь, я покажу тебе чудо?
--хочу
Старик достает чайный пакетик из своей чашки, стряхивает с него остатки капель. Затем берет его и зажимает между пальцами, смотрит внимательно на М., спрашивает,—готов? М. утвердительно кивает, и тогда старик сжимает пакетик еще сильнее и водит рукой над столом.
На светлую клеенку, капают слегка багровые капли. Он продолжает сжимать этот пакетик настолько сильно, и плавно водить рукой над столом, что М. уже было забыл о том, что это делает старик. Он полностью поглощен процессом, ему кажется, что капли эти, появляются словно из самого стола, и что не стол это вовсе, а пустыня.
Наконец старик выжал все из этой чайного пакетика, а М. все еще уставился на стол, в ожидании новой капли. Старик щелкнул своими обрубленными пальцами, и М. вышел из гипноза.
Старик начал:
--ну что?!
--что это было?
--путь Иоанна Крестителя,-- ответил с улыбкою старик.
--…
Чудо это было, чудо
--и вправду чудо
--эту правду, уж никто не знает, ни черти , ни ангелы, но то, что это чудо, никто не отрицает, ладно пора спать,--старик встает из за стола, и расстилает матрас М.—вот, здесь ляжешь, отдохнешь, да с утра пойдешь, по своим делам, найдешь уж девушку.
М. снятся картины Иеронима Босха.  Он разглядывает чудовищ, и почти в каждом из них видит себя. Затем картины Брейгеля старшего.

«Мысли»
Может это и есть суть жизни. Когда священники и монахи. Лишают себя лица и сердца и сознанья. Ради того, чтобы выйти на один уровень с гармонией этого созданного в хаосе мира. Ну и не великие ли они грешники после этого?
Ведь приближать свою душу к чему то высшему, не есть ли посягательство на то самое высшее? Получается одно наше любопытство – есть падение?
Как верующий обезличивает себя перед высшим. Так и я превращаюсь в беспристрастную, бесформенную темноту за углом, в которой грабят очередного пьянчугу. Значит ли что это крайности одного грехопадения?
Как они скрывают в своем эгоизме и беспристрастности от нас высшего, отчасти в ревностной брезгливости, высокомерии, тая свои помыслы и обезличивая себя. И я вам скажу, ничего они не знают. А те кто знают,-- не существуют, а становится частью беспристрастного знания, колеса безвременья.
Так и я, не зная еще всей глубины ночи, становлюсь частью самой ночи. Но не ночью. А пока, я как черный монах, жадно скрываю зарисовки апокалипсиса сошедшие с холстов Босха. Оставляя тайну теневой стороны человека, тайной.
Так будет, пока я не стану самим апокалипсисом. И пусть мне будет не до тайны, она все равно останется, быть может, до очередной потери своей памяти. Но сейчас мне на это плевать.
Кто то познает мир безмолвностью. Я же-- ору. Неважно, криком отчаяния, или наступления. У каждой крайности свой язык. Единственное, что я знаю точно, это то, что быть живым, лучше чем не быть. В конце концов и на земле хватает тайн и средств, чтоб их забыть. Она создана, может для того, чтобы человек существовал. Сама по себе она не интересна. А крайности существуют, для того, чтобы человек узнал.
Как на земле не быть, а жить. Тем самым, заводя себя. Я завожу смысл этому миру.
Мы—есть жизнь земли. И мы – есть соль. И страдает, и радуется Земля. Иначе бы она просто была. Как пылинка. Даже если и прекрасная. Прекрасное не имеет смысла,— без способного его понять.

«Пробуждение»
М. проснулся от яркого солнечного луча, который светил ему прямо в глаза. Да так, что М. открыв их, увидел мыльные пятна, от ожога на сетчатке, но М. этому рад:
Удивительно, я так скучал по солнцу! Что может сделать с человеком один лучик солнца? Как он красит человека. Он наполняет его. Заставляет жить.   
Выйдя из лачуги старика, М. пошел обратным путем к выходу с кладбища, но перед этим он остановился, и присел облокотившись на могильную плиту спиной, достал сигарету и подкурив, его снова приласкало солнышко, да так, что наш М. чуть не задремал. В конце концов, спустя считанные мгновенья с обратной стороны надгробия мальчик начал было свою молитву.
М. думал, «кто этот мальчик?», во всяком случае неважно, важно то, что М. не смел прерывать молитву невинного ребенка, поэтому он сидел и невольно слышал каждое слово. 
Мальчик же, тихо-тихо, шепотом разговаривал с надгробием:
--папа, дорогой папа, зачем ты меня оставил одного с мамой?
Ты говорил мне, чтобы я за ней присмотрел, но что я могу сделать, я же маленький?
 Папа, я тебя совсем не помню, я забываю тебя, и мне приходиться плакать, чтобы вспомнить. Тогда я плачу, ты меня успокаиваешь, потому что я чувствую тепло твоих рук.
Но как только я перестаю плакать, ты исчезаешь, и я тут же забываю тебя.
Папа, мне все говорят , что я вылитая твоя копия, что я, это ты в детстве. Тогда зачем ты меня здесь оставил? Может лучше бы я появился попозже? Чтобы ты еще побыл здесь, а потом когда тебе надоело бы, оставил меня?
Папа, и если я это ты, то почему я тут? Все вспоминают тебя, когда видят меня, говорят что я это ты. Ты меня оставил для того, чтобы все о тебе помнили?
Чтобы я подтверждал твое присутствие?
Папа, но тебя никто не видит, а ты все равно есть? Как так?
А если бы меня не было, то никто бы не узнал о тебе?
Папа, я не хочу думать о тебе, когда плачет мама. Потому что, я не хочу тебя ненавидеть.
Папа! Мне больно, за то, что я тебя не знаю. И все равно люблю…
Когда мальчик окончил молитву, М. подошел, чтобы узнать имя отца этого мальчика, и ему первым делом в глаза ударила надпись «всевышний»
Надпись была же такова «я не покину вас, пока вы помните обо мне, как и сам всевышний, не покидал меня до самой встречи. Здесь покоится Лоэнгрин» 
М. быстро удалился, а на выходе из кладбища, он вновь наткнулся на тех самых готов, они были разозлены завидев М.
Да так, что это уже были не вчерашние безобидные подростки, а разъяренная толпа желавшая отомстить нашему М.
--ну что дядя? Кто там хиппи?—дерзко выскочил первый из них.
--идите по своим делам!—выкрикнул М.
--а как же, теперь боишься? безобидных хиппи?
--я ничего не боюсь!
--тогда в чем дело?
--идите с миром, не злите меня?
--а вчера мы тебя злили разве?
--простите за вчера
--но как же, око за око, как говориться
--повторяю, не злите меня
Готы набросились на М. и начали колотить ногами, при этом выкрикивая,-- «Ну что? Кто тут бесхребетный? Бесстрашный, а больно все равно тебе сделаем. Козел, ублюдок! На сука! Хиппарь ссаный!»
Они его колотили , пока М. не потерял сознание.

«Чем я лучше?»
Спустя некоторое время он очнулся от дождя, и наткнулся на свое же отражение в луже, его горло настолько пересохло, его лицо было в крови, М. начал умывать свое лицо и отмывать руки от крови в той самой луже, как тут же наткнулся на сидящую рядом с лужей ужасную жабу. Всем своим внешним видом жаба презирала его, затем вдруг заговорила человеческим голосом:
--и ты не отомстишь?
М. продолжал спокойно отмывать руки и лицо. Жаба продолжала:
-- я дала бы выколоть себе глаза, отрубить руки и ноги, я предпочла бы стать убийцей, кем угодно, но только не тобою! Ты ненавистен мне.
--…
--я тебя презираю!
М. начал было из ладошек пить воду из лужи, как увидел перед собою псину, которая с другого конца лужи тоже пьет воду, в тот же миг, М. почувствовал на своем плече легкую ручку. Обернувшись он увидел Агату, и услышал ее грозный голос:
--из лужи, как тот пес?
--а чем я лучше псины?
--… встань!

«Эдип»
Агата ведет М. к себе домой. Там он умывается, приходит в себя, Агата бережно обрабатывает ему ссадины, спустя некоторое время М. мало помалу приходит в себя. Агата спрашивает его:
--ты в порядке?
--кровь, я так давно не видел свою кровь, что и забыл это чувство
--какое чувство?
--когда у человека идет кровь, он вспоминает о том кто есть он. Кровь, будто возвращает в реальность.
--ммм, хочешь воздухом подышать?
--…
--все будет хорошо, я обещаю
Они вышли из квартиры и пробрались через чердак на крышу. Здание реставрируется, и в принципе, можно и снаружи залезть по лесам на крышу. Оттуда все видно как на ладони. Они сидят и болтают ногами, как дети, свесив ножки с мостика над ручьем. М. смотрит вниз и говорит:
--я раньше, когда был маленький, думал, что бог вот смотрит на нас, с такой вот высоты, и все видит, и чем он выше, тем больше видит.
--но?
--но, отсюда же ничего не видно, отсюда все кажется хорошо
--где то я уже это слышала... в детстве
Агата, показывает рукой на небольшое поле в парке:
--смотри, там дети играют, видишь?
--где?
--вон там!
--они что то кидают?
--не
--а что это?
--это , не знаю, наверное это рогатки, чем еще можно так высоко подбросить камень?
--мда, сам бог нуждается в свидетеле
--я в детстве никогда не думал, что камень брошенный в небо, не упадет на землю.
--это какая то игра, они стреляют вверх и разбегаются
--дети,--цокает М.
--…
--эх мальчики вы. У нас во дворе так же делали мальчишки, но никогда не смогла бы подумать, что кто то из них, может вынести в себе такую тайну
--а может быть он хотел как лучше?
--как лучше?
--ну да, он запер ее и когда ее искали, может быть, он ей гордился
--гордился?
--ну да, это ведь дети, кто дольше всех спрятался, пока его не нашли и так далее, у детей ведь все так
--может быть ты и прав, он ничего плохого ей не желал, но все равно.
-- просто я не представляю, какого этому мальчику, если он не считает этот поступок плохим
--в смысле?
--ну нет чувства вины, нет наказания, а без наказания, просто напросто нет чувства искупления вины. Она просто его не отпустит, и рано или поздно, он должен же был осознать, что он сделал мерзкое дело, умолчав о том, что запер мою сестру в контейнере с газовым узлом.
--ну если у него просто нет чувства вины?
--сволочь!
--запер дверцы, я
--…я знаю
--…мне пора
--…постой
М. спускается с лесов и, только шагнув на землю, он снова теряет сознание.

«По ночам моя комната кишит чертями»
М. просыпается у Агаты дома. Он видит ее лицо. И вновь засыпает. Ему снится сон.
Он идет в темноте по коридору, слева от него и справа от него дверь за дверью. Свет за дверями горит настолько ярко, что справа на стену падает бесчисленное количество света в форме замочных скважин. В каждой происходят таинства.
И вот М. заглядывает в открытую дверь, там, висит подвешенный за волосы мужчина, который пытается поднять голову к небу, вопреки боли. И каждую секунду, он пытается так сделать, и каждую секунду вскрикивает. 
М. заходит в эту комнату, в ней открыта дверь в следующую, в другой двери, счастливый карлик с блаженной улыбкой на лице, тянет свою карлицу, вместе с обнимающим ее любовником.
После этой комнаты, вход в другую, М. заходит в нее и видит озеро, из этого озера выходит сам М. его тело все облеплено пиявками. М. отдирает их и кровоточит.
М. снова просыпается, и слышит, как Агата принимает ванну. Больше он не беспокоится о том, что она исчезнет, как когда то исчезла им же снятая проститутка.
М. одевается и уходит.
 А Агата в это время его ждет в ванной. Она просто чувствует, что он проснулся, она ждет его как никого другого, и за все уже его простила. Она хочет , чтобы он зашел к ней в ванную. Но не дождавшись засыпает. До той степени она спит, пока от холода остывшей воды не просыпается.
Она все еще остается лежать в холодной ванне. По ее шее течет слеза, так медленно, и такое чувство, что это не слеза вовсе, а чья-то нежная рука, меня гладит.
После минутного отчаяния, Агата все же встает из ванны, собирается и направляется искать М.

«Фонарь»
М. направляется  к тому самому зданию. По пути он забегает за канистрой бензина. Как вы догадались не просто так. Так же он покапает охотничьи спички и продолжает путь надеясь застать у здания с бастующими дурачка.
Путь пролегает и через двор самого М. неудивительно, что на углу дома своей улицы, он снова встречает ту самую маленькую девочку, то ли попрошайку, то ли не девочку вовсе.
Расстроенный прошлой встречей с ней, М. все же останавливается и вновь начинает играть перед ней роль, того, что он ее не видит. Девочка снова хитро крадется к М.  все ближе и ближе. И вот уже снова ее маленькая ручка крадется к нему в карман пальто.
М. решает не реагировать, и все так же притворяется. Девочка, тем делом, засовывает свою руку в карман его пальто, затем резко высовывает ее и убегает.
М. опечалившись, продолжает свой путь.   
Далее его путь проходит через тот самый парк, в котором он разбил фонарь камнем. М. проходя мимо него, останавливается и видит, что фонарь уже поменяли. Он снова светит. М. встав под фонарем принимается перед ним извиняться:
Прости, прости меня, и  мое незнание.
Я ничегошеньки все еще не знаю
Прости меня за то, что я сделаю, но я, должен быть собою до конца.
С этими словами М. продолжает путь к зданию.
Попутно он идет по тротуару, а параллельно ему, едет мусоровоз по проезжей части. Мусоровоз останавливается через каждые тридцать метров, из него выскакивает дворник и скидывает мешки из урн в мусоровоз. Так они параллельно и движутся до самого конца улицы, за поворотом которой находится то самое здание.

«Жги!»
«если каждый из вас ругает бога за все бедствия, то с таким же успехом, я советую вам плеваться не на порог храма, а друг другу в морды»
Вот уже издалека, М. замечает дурачка.
Он подбегает к нему, сидящему на скамье, а он пищит, тогда М. его  и спрашивает:
--почему ты пищишь?
--чтобы тебя обмануть
--зачем?
--потому что я притворяюсь комаром, потому что их больше нет
--ты всех переловил?
--да
--отлично
М. ведет дурачка к главному входу здания. И наказывает дурачку, говоря что то на ухо.
--понял?
--и все?
--и все, и они будут слушать тебя
--хорошо, я пошел?
--иди!
М. отправляет его к главному входу, между бесформенными толпами людей.
Пока дурачок шаркает к главному входу, все постепенно обращают на него внимание, дурачок этого не замечает, он просто идет опустив голову, и говорит: «одна другая одна другая одна другая, вместе я иду, вместе я иду»
Затем он останавливается, и достает коробок спичек. В это время М. пробирается в здание незамеченным, все внимание к себе привлек дурачок, у  М. в руках канистра бензина. Он оглядывается и ходит по этажам бывшего борделя.
Как ни странно в свете луны переливаются стены женской пудрой и кругом полно лобковых волос и использованных презервативов.
 Тем временем, дурачок, чиркает спичкой, и она зажигается.
Все внимание приковано к нему. Все молчат и ждут от дурочка слов. Он и тут же и выдает: «Кукареку-кукареку, кукареку-кукареку.»
Как только дурачок закукарекал, М. сунул руку в карман, из которого достал часы. Это стало быть , девочка не ограбить хотела его, а наоборот, сделать милость, подарить часы, чтобы когда она спрашивала у него: «который час?» М. мог с уверенность ей ответить.  Всего лишь и нужно было, этой маленькой улыбчивой девочке. 
Затем дурачок снова повторил:
«Кукареку-кукареку, кукареку-кукареку.»
На заднем плане здание начинает разгораться.
Люди мечутся, и кто что говорит, и кто что кричит, и кто друг с другом не согласен был, все начали болеть сердцем.
Когда же со здания сгорела вся вагонка и обивка и внутренности борделевской перестройки, перед людьми остался каменный, и несокрушимый каркас, каркас старого храма. Который, как все думали, давным-давно снесли.  И все споры сразу же утихли.
М. все же удалось вылезти до самого пожара из здания.
Он убежал дворами, но среди всей этой толпы была Агата, она как чувствовала, что М. будет у здания, а ныне храма. И заметив его выбегающего оттуда, она проследила за ним.
Как только она отбежала на значительное расстояние от толпы, она начала его звать.
М. это прекрасно слышал, но не останавливался. В конце концов, они оба заплутали в бесконечных арках, ведущих из двора в другой двор, а оттуда в третий. 
В конце концов Агата наткнулась на свежие капли крови, ведущие за угол арочной стены, а оттуда за другой и так далее.
Она напала на след, М. или не М. но чувство то, схожее с надеждой вернуться на родную тропу в заблудшем лесу.
Темнота, и всхлипывания, хрип, и чьи то шаги.

«Благовещенский мост»
Ледоход. Было темно и весь город вдали горел огнями, да так, что вода была черная буквально , а льдины были настолько белыми , что чуть не резали глаза.
Дул сильный ветер против течения, и льдины врезались в колонны держащие мост.
И если откинуть мысль что ты человек и стоишь на мосту, то играет чувство того, что ты летишь над этим миром, над этими льдинами, ты летишь вперед .
Рассветает.

«По-новому»
Я стачиваю зубы до нервов, до немых впадин десен. Я грызу свои пальцы. Грызу !  я чувствую, как можжевельная боль рассеивается , парализуя мой рот.
Я уже ничего не чувствую, но знаю, что во рту у меня пальцы, без ногтей, пальцы, зажатые между моими челюстными тесками. Боль уходит от меня. Убегает , даже. Я бы сказал, что в этот момент, в моем рту остаются только пальцы между челюстей и где то там, парализованный немотой язык.
Теперь с уходом боли, вернее , с ее отсутствием контроля надо мной. Я остаюсь один. С пустотой. Там, за преодолением себя. Вернее человека, за преодолением в себе человека. Ты остаешься один. Нет каких либо чувств, ни боли, ни страха, ни тепла, ни холода. Есть просто нечто, ты с руками во рту. Но и доказать, что это руки – ты не можешь. Поле этого осознания, все же приходит страх. Страх отсутствия. Страх ничего. Страх отражения. Самоотвержения. И ты бессильный, не зная, ты ли это вообще. Перед собой, сейчас. Никто. Отражение пустоты. Зеркало.
Я к тому, что за той самой гранью, преодоления, я перестал быть человеком. И отчетливо это осознал. И тогда я убоялся. Растеряв все чувства.
Единственное , что меня вырвало – это страх. Он напомнил мне о том. Что есть и любовь, и ненависть, и все остальные чувства. И если я сначала вел дневник по самоуничтожению. То теперь , я говорю всем: пора учиться чувствовать заново!
Тут я почувствовал боль. Она была нестерпимой, но я был так рад оказаться в этом мире вновь. У меня замерзли руки, и я был рад этому. Закружилась голова. Меня резко ослепил солнечный луч и голубизна неба.
Я закурил, и этому был тоже рад. Меня видят люди, и я чувствую, как мои щеки покрываются алым румяном.
Я сказал слово, и слово это было подобно звездной пыли осевшей в моей груди, вылетевшее наружу. Я услышал себя. Этот звук. Это небо. Эти чувства.
И тут я снова почувствовал боль. Как я был рад ей. Это мои пальцы. Я учусь чувствовать заново! Я учусь быть человеком снова!

«Эпилог»
О если б люди оступившись, могли себе в этом сознаться и сделать шаг назад—то ни одной войны бы в мире не было, и ни одной бы ссоры в доме. И это не вы меня прощаете?
Мне не нужно ваше прощение. Это вам нужно прощение. Это я вас прощаю, тем, что продолжаю борьбу. А остальное, вам простит и сам творец. Коль скоро вы поймете и меня. И будете каяться уже по-новому.