Глава 13. 2

Ещё спящее солнце с неохотой сияло на подтянутом облаками небе, освещая оживившийся лес, наполненный утренней суетой. Лёгкая дымка тумана понемногу рассеивалась, унося с собой ночную прохладу и сырость, постепенно становилось всё жарче, и яркие лучи, скользя по земле, добрались до самых ног Урзуса. Парень сидел на уцелевшем куске полусгнивших ступенек и о чём-то напряжённо думал. Правда, бледное лицо его не выражало ни одной мысли, лишь как-то угрюмо и обречённо обращено было к поднимающемуся солнцу, отчего парень немного щурился. Он не знал ещё, что с Рысью теперь всё хорошо, и потому едкая тревога, отравляющая душу, завладела им окончательно. В голове всё ещё звучали обвинения Кота, и Урзус не мог с ними не согласиться, отчего к тревоге примешивалось и всепоглощающее чувство вины, да и страх потерять Рысь стальными объятиями сжимал сердце, и потому казалось, будто бы стучит оно уже в самых пятках. Только мысль о том, что Морена, наверняка, не откажет в просьбе воскресить смертную, что сражалась на её стороне, робким лучом надежды согревало душу. Задорный ветерок ласково касался взъерошенных волос, растрёпывая их ещё сильнее, солнце заботливо пригревало, и, наверное, потому становилось немного легче: парень расслаблялся, и тревожные мысли пропадали вместе с остатками прошедшей ночи, стираясь, как дурной сон. Урзус устало закрыл глаза, наконец, мысли утихли, и он остался наедине с успокаивающим шелестом листьев и робким пением проснувшихся птиц; звуки леса смешались в единый, напоминающий детскую колыбельную, и разморённый солнцем, парень, облокотившись о тёплое дерево двери, внезапно уснул.
Далёкий, давно позабытый образ виделся ему: расплывчивым видением возвращалась память, и детские воспоминания явились во сне. Залитый солнцем досчатый пол, выбеленная печка в углу и два окна с шёлковыми занавесками - его старый дом, где всегда было так тепло и радостно, а ведь он уже почти совершенно забыл его. У печки маячила фигура в белом платье, Урзус силился увидеть её лицо, но внешний шум настойчиво вырывал парня из объятий сна. Зажмурившись, Урзус пытался не проснуться, не реагировать на приближающиеся шаги, лишь бы успеть различить среди бликов и пятен забытое лицо. Длинные волосы цвета свежей ржи заплетены были в толстую косу, и глаза, бездонные, будто взволнованное море, с лаской и нежностью смотрели на него.
- Милослав, - давно забытое имя разящей стрелой разбило видения, развеяв их подобно праху; манящий голос мурашками пробежал по коже, заставляя открыть глаза и обернуться. И он снова увидел её.
- Мама! - не отойдя ещё от власти сна, воскликнул Урзус, но тут же взял себя в руки и спросил тише, бросив раздражённый взгляд на стоящего позади Алексея. - Я ведь не ошибаюсь? Это правда ты?
- Я, - сделав неуверенный шаг вперёд, ответила она, робко улыбнувшись.
- Почему ты так долго шла за мной? -  подскакивая со ступенек, как ошпаренный, спросил парень; мгновенно оказавшись рядом, он обнял Алёнку, волнуемый чувством безудержной радости вперемешку со всеобъемлющей грустью и тоской, будто бы боясь, что сейчас она исчезнет, как дымка по утру. - Я думал, ты уже не придёшь.
- И как ты только мог так подумать? - поглаживая Урзуса по мягким волосам, спросила Алёнка. - Я же обещала.
- Я подожду тебя у болота, - считая дальнейшее своё присутствие совершенно лишним, сказал Алексей и, не дожидаясь ответа, скрылся среди деревьев.
- Я помню твоё обещание, просто так долго ждал, что начал сомневаться, - виновато улыбнувшись, ответил Урзус, с восторженной радостью глядя в бездонные глаза Алёнки, как вдруг, помрачнев, продолжил серьёзнее, - но теперь я уже не маленький ребёнок, и мне мало призрачных сказок, расскажи мне всё, пожалуйста. Почему ты меня украла, почему так зла на Боголепа?
- Это имеет значение? - с вызывающей грустью глядя на повзрослевшего Милослава, спросила Алёнка.
- Ещё какое, - кивнул Урзус, готовый жаловаться, - Боголеп хочет, чтобы я стал считать его отцом, я бы мог легко и без всякого сопротивления согласиться, потому что мне так-то вообще всё равно, а ему приятно. К тому же, пока мы здесь, не хотелось бы понапрасну портить и без того странные отношения, но ведь он просто ненавидит тебя, а я не хочу, чтобы новоиспечённый папа решил, будто я отрекаюсь от тебя, называя его отцом. Это, конечно, звучит бредово - променять тебя, растившую меня с детства, на какого-то малознакомого старика, но он странный, поэтому вполне может так подумать. К тому же я не хочу слушать его бредни о тебе и допускать мысль, что это всё может оказаться правдой. Мне важно знать. Я хочу, чтобы друзья мои тоже знали, что ты из его рассказов и из реальности - не одно и то же.
- Как же ты повзрослел, - задумчиво заметила Алёнка, с тоской взглянув на парня, - и ты прав, теперь тебе действительно нужно услышать и мою историю.
- Так ты расскажешь? - воодушевлённо спросил Урзус.
- Да, - всё же неуверенно кивнула она, - только не здесь. Не хочу под дверью стоять.
- Пойдём, - указывая на незаметную тропку, предложил парень, - там и пень есть, можешь присесть.
К треску веток под ногами вдруг примешался скрип двери, и на пороге показался Боголеп. Полный воодушевления, он собирался сообщить, что с Рысью и Котом теперь всё хорошо и к Морене идти не придётся, но, заметив уходящую с Урзусом Алёнку, ошарашенно застыл, не предполагая, что она может вот так вот явиться сюда и попытаться вновь забрать парня с собой.
- Снова пытаешься украсть моего сына? - отделавшись от внезапного удивления, спросил Боголеп; пылкий гнев охватил его, не желая более терпеть выходки бывшей ученицы, он вдруг неожиданно быстро двинулся в её сторону. - Я выслужился перед твоей матерью, теперь мне можно не бояться её гнева, и ты сейчас заплатишь за всё.
- Оставь её, - закрывая собой Алёнку, процедил Урзус, едва ли не готовый в ту же секунду открутить старику голову, - никому платить она не будет, тебе особенно.
- Ты её защищаешь? - Боголеп сам не понял отчего именно остановился - удивления или страха перед сверкнувшими гневом и угрозой глазами. Возможно, по обеим причинам.
- И всегда буду, - мрачно заметил парень, чувствуя, как заметно напряглась за его спиной Алёнка.
- Что ж, у тебя всё же весьма искусно получилось украсть его, - горько усмехнувшись, сказал старик, с обидой взглянув на ученицу.
- Я хотел бы просто напомнить, - смягчившись, начал Урзус, вспомнив, что было бы неплохо сохранить добрые отношения с жрецом, что может отправить его друзей по домам, - я был ребёнком и не знал, что меня кто-то украл. Алёнка вырастила меня, а тебя я узнал совсем недавно, и знакомство, согласись, было не из приятных. Теперь моё желание защищать её не кажется тебе таким странным?
- Не кажется, - задумчиво согласился Боголеп, но всё же жгучие желание оставить новообретённого сына рядом было сильнее, - но теперь же знаешь. Пойдем.
- Нет, не пойдём, - теперь настала очередь удивиться Урзусу, - я не видел её слишком долго. Понимаешь?
 - И выберешь её, а не меня, да? - с тоской и долей отвращения к себе самому и тем более Алёнке, спросил Боголеп.
- Я хотел бы выбрать обоих, - парень попробовал зайти с другой стороны, исчерпывая оставшееся терпение и возможности ведения беседы спокойно. Урзус не понимал, почему Боголеп не обращает внимание на то, что ему, собственно, совершенно всё равно, кто кого украл или обидел. Это не его дело, и занимать чью-либо сторону не входило в планы совершенно.
- Это как есть двумя ложками, - усмехнувшись, ответил жрец.
- Некоторые тремя едят, - стойко пережив пущенную в свой адрес усмешку, сказал парень, - знаешь, есть ведь столовая, десертная, чайная, наконец. В мире очень много ложек и у каждой своё назначение, и...
- Отвечай на вопрос, - мрачно перебил его Боголеп, - ты выберешь её?
- Не ставь меня перед выбором, - едва сдерживая загоревшийся в душе гнев, отрезал Урзус, - мне плевать, что она меня украла. Это только тебя волнует, причём относительно недавно. Мысли поискать меня не было? Шаманил что-то со своими картинами, если бы не Митодор, даже не узнал бы обо мне, зато теперь как заволновался. Я тебе не игрушка, на полку не поставишь, чтобы любоваться, когда скучно станет. И не собака, чтобы команды выполнять. Если тебя задевает, что я просто иду погулять с мамой, это только твоя проблема, и выбор ты должен делать.
- Какой? - сдавленно спросил Боголеп.
- Смириться или остаться без меня, - пожал плечами парень, - решай.
- Я понял, - тихо кивнул жрец, делая шаг назад, - не буду мешать.
- Пойдём, - уверенно сказал Урзус, взяв Алёнку за руку, и быстро зашагал по знакомой тропинке.
- У тебя теперь проблемы из-за меня, - тихо начала она.
- Неправда, - парень уверенно замотал головой, - это всё из-за него. Он меня вообще не слушал. Ты видела? Стоял себе, индюк заворожённый, и мямлил непонятно что, а то, что я говорю - побоку.
- Ты не слишком жёстко судишь? - нахмурилась Алёнка.
- Думаю, я правильно сужу, - уверенно отозвался Урзус; мысль, что он действительно несправедлив к Боголепу на секунду посетила его, но, мгновенно прогнав весь разговор в памяти, парень отбросил её, уверенный в своей правоте, - только разозлил меня. Но ладно, хватит о нём. Рассказывай ты теперь.
- Словом, я обещала Боголепу помочь, - медленно начала Алёнка, задумчиво взглянув на Урзуса, - сразу хочу оправдаться: я всё же избалованная дочь богини смерти, к тому же с кучей собственных причуд и взглядов на всё. Я действительно старалась помочь, у меня не получалось, я устала, мы повздорили, не буду вдаваться в детали. Короче говоря, я решила после того момента, что уговор выполнен, и я свободна, Боголеп так не решил, но какая разница мне...
- Дочери самой богини зимы и смерти, - с улыбкой продолжил Урзус.
- Да, - расслаблено улыбнулась в ответ Алёнка, - хорошо, что ты понимаешь меня. Так вот, какая мне была разница, что там себе решил какой-то жрец. Проблема была в том, что даже какой-то там жрец сильнее меня, поэтому мне оставалось лишь бежать от него, но с гордо поднятой головой и уверенностью в своей правоте.
- Подожди, - Урзус прервал её, как ни странно, весёлый и полный доброй иронии над собой рассказ, - а из-за чего именно вы повздорили?
- Понимаешь, - Алёнка заметно помрачнела, не горя желанием объяснять, но всё же продолжила, не смея сопротивляться настойчивому взору парня, - обратная сторона жизни дочери великой богини - тень матери. Ты сам по себе никто и ничего не значишь, любая твоя заслуга меркнет на фоне силы повелительницы душ. Боголеп хотел вернуть Милославу из Нави и напрасно думал, будто я смогу открыть ему ход туда. Чтобы ты понимал, меня саму мать не всегда пускала, о чём я и сообщила Боголепу, но ему было всё равно, он считал, что развив мою силу, можно получить вторую богиню смерти. Доморощенную, - Алёнка грустно усмехнулась, - а у меня не получалось. Не получалось и всё. Я сама расстраивалась, что ничего не выходит, так ещё и он начал меня корить, будто я плохо стараюсь. Так продолжалось довольно долго, и я накопила обиду, венцом стал последний мой провал: Боголеп очень долго и громко ругался, а потом начал говорить, что я недостойна быть дочерью сильнейшей богини смерти, не стою и волоска её и вообще лучше бы мне не позорить мать своим существованием...
- Я понял, - мрачно кивнул Урзус, - можешь не продолжать.
- После этого я ушла, - опустив взор, закончила Алёнка.
- Я бы ему ещё и что-нибудь сломал, - с участием сказал парень и, мгновенно воодушевившись, предложил, - давай я действительно что-нибудь ему сломаю, а?
- Нет, ты что, - мгновенно встрепенулась она, - сколько воды утекло, не стоит. К тому же он был уставший и расстроенный.
- Ладно, - с неохотой согласился парень, - но ты точно не позоришь никого своим существованием. И вообще, не ему судить.
- Спасибо, - обняв Урзуса, сказала Алёнка, - прости, что не нашла тебя раньше.
- Ты же всё равно пришла, - расплываясь в улыбке, сказал парень, - я очень рад. Но мы остановились на самом интересном месте.
- Да, точно, - слегка нервно поправив волосы, согласилась Алёнка, - я не могла оставить Аграфену - она мне заменила мать в Яви, и я не представляла свою жизнь без неё, но она всегда была на стороне Боголепа, и, если бы только узнала, что я убежала, сразу же заставила бы вернуться и продолжить помогать. По крайней мере, я так думала, и мне не пришло ничего более гениального на ум, как исправить её воспоминания, чтобы она думала, будто бы Боголеп изменился и стал злой, я сказала, что он хотел меня убить, но мать вмешалась, и он бежал; представляешь, мне удалось заставить её в это поверить. Всё было хорошо, но вдруг рядом с нами обосновался Боголеп, я заметила его первая, а как ты помнишь, он сильнее меня, и, если бы только захотел, мгновенно развеял действие моего отвара, Аграфена бы всё вспомнила и вернулась к нему. Надеясь на удачу, я пошла к Боголепу, и она действительно мне улыбнулась - дома был только Митодор и ты. Я как-то сразу поняла, что благодаря тебе я смогу подчинить себе Боголепа, но, когда я тебя увидела, во мне всё вдруг перевернулось - ты был такой маленький, перепачканный какой-то кашей, в большой рубашке; ты полз ко мне, путался в ней и улыбался, а когда Митодор попытался тебя забрать - протестующе заплакал. Вот я и решила, что со мной тебе будет лучше; если ты сам не хотел оставаться, значит, на то была причина, Аграфена всегда говорила, что дети чувствуют, как к ним относятся, и это стало главной причиной, по которой я забрала тебя. Правда, Боголеп успел вернуться, я сказала, что отдам тебя, если он не будет трогать нас с Аграфеной, это, конечно, было чистой ложью, но зато так ты и оказался со мной.
- И ни о чём не жалею, - улыбнувшись, сказал Урзус, - мне кажется, ему вообще никто, кроме себя и своих фантазий, не нужен.
- Но ты благодаря ему сейчас жив, - мягко заметила Алёнка.
- Жив я благодаря Морене, которая оберегала мою душу, и тебе, потому что вырастила меня, - мгновенно заспорил Урзус, - неизвестно ещё, как бы мне жилось с ним. Знаешь, я ведь мог родиться, как все, быть человеком и жить среди обычных людей. Он сам вор по сути, он украл мою душу из Нави, а теперь обвиняет тебя. Он украл мою жизнь. Я мог бы быть человеком, а не куклой набитой.
- Ты и так человек, - обнимая его, сказала Алёнка, - и очень хороший.
- Неправда, - утыкаясь носом ей в плечо, сказал Урзус, едва сдерживая так предательски подступающие слёзы, - из-за меня Рысь погибла, а у Морены сил нет её вернуть.
- Мать уже поправилась и скоро воскресит твою Рысь, она преданность не забывает, - заверила Алёнка, успокаивая, как раньше, своего маленького Милослава.
- Правда? - с недоверием спросил он, сам не понимая, почему не верит в то, чем успокаивал себя сам.
- Конечно, к тому же это моя вина, - Алёнка заглянула будто бы в самую душу, отчего Урзус не мог оторвать взора от её бездонных глаз, - слышишь? Моя вина. Это я попросила Лесную Царевну позвать тебя, хотела увидеть, а получилось, что дала нечисти возможность поднять бунт.
- И поэтому, если что, ты сможешь уговорить Морену вернуть Рысь? - с надеждой спросил Урзус.
- Конечно, - улыбнулась Алёнка, - всё хорошо будет.
- А Морена сможет вернуть моих друзей в их обычную жизнь? - успокаиваясь, спросил парень. - И где мы вообще? Как тут всё работает?
- Мы в Яви, просто Боголеп, как жрец Морены, может управлять временем, он нашёл укромное место и оградил его от внешнего мира.
- А как ты сюда попала? - удивился парень. - И все остальные?
- Всякий жрец, которому боги даруют свою силу, может перемещаться во времени и пространстве, как и сказитель, например, - пытаясь подобрать слова, начала Алёнка, - и много кто вообще-то, некоторые даже между мирами могут. Словом, можно перемещаться по воспоминаниям или к какому-то человеку, даже не обязательно человеку. Митодор, например, как я думаю, просто перемещался к Боголепу, пока не нашёл его в настоящем.
- Не понял, - нахмурился парень, - в каком настоящем?
- При перемещении к человеку нельзя управлять временем перемещения; представляя образ, можно оказаться в далёком прошлом, а чтобы попасть в настоящее, нужно пробовать снова и снова, пока воле судьбы не окажешься там, где нужно. Сильнейшие жрецы каким-то образом могут находить следы перемещения и двигаться по ним, но это очень сложно, я, например, не умею так.
- Понял, значит, по сути даже ты можешь вернуть их домой?
- Я не знаю, откуда они пришли, а пробить барьер Боголепа и перемещаться по чьим-то воспоминаниям я не смогу, - покачав головой, ответила Алёнка, - но, если вдруг вы не нужны здесь богам, Морена сама всех отправит по домам.
- Как же хорошо, как же благостно, - расслабленно улыбнулся парень, - значит, нам теперь всё равно на Боголепа и его условия. Они все очень хотят домой, и я рад, что для этого не понадобится ни перед кем выслуживаться.
- Ты разве не хотел бы, чтобы они остались? - как можно мягче спросила Алёнка, решив, будто бы Урзус просто забыл, что в подобном случае останется без друзей.
- Их место среди людей, - грустно отозвался тот, - и они все хотят к мамам. Разве я эгоист и не понимаю? Боголеп не понимает, а я знаю, каково это.
- Ты очень самоотверженный и добрый, - ласково улыбнулась Алёнка, - я горжусь тобой.
- Спасибо, - вздохнув, кивнул Урзус, - расскажи что-нибудь из моего детства. Почему Алексей меня не любил?
- Он считал, что ты должен был остаться с Боголепом, поэтому часто ходил недовольный, но относился к тебе хорошо.
- Как же, - усмехнулся парень.
- Я тебе расскажу сейчас одну историю, - опускаясь на пень, сказала Алёнка, - ты тоже садись. Как-то раз мы пошли гулять в лес около избушки, я отвлеклась, и ты убежал. Мы с Лёшей тебя искали очень долго, у меня уже истерика началась, и тут мы услышали, как ты кричишь, Лёша побежал первый, я за ним. А теперь представь картину: я выбегаю на полянку, около дерева ты стоишь, а в метрах трёх Лёша с волком борется. Мне страшно, тебе страшно, мы стоим с тобой и сморим просто. Потом, конечно, я каким-то чудом запустила в волка льдиной, при этом не промахнулась, и зверь убежал, но, если бы не Лёша...
- Я понял, - оборвал её Урзус, заметно задумавшись о своём отношении к своему, как оказалось, спасителю, - расскажи что-нибудь весёлое лучше.
- Сейчас расскажу, - оживляясь, начала Алёнка, - люди в деревне чувствовали мою Навью сущность и не пускали на порог, поэтому мне приходилось усыплять пастухов и гоняться в поле за коровами; представляешь - земная дочь великой богини смерти носится за коровой, а потом корова за ней, вот весело было, до умопомрачения просто. Знаешь, после твоего появления я как-то стала проще: уже не указывала никому на своё происхождение, перестала требовать повиновения и уважения. Надо было за коровой бегать - бегала. Один раз ночью полезла в курятник и прям так неудачно упала... Прямо вот, куда меньше всего хотелось. Ты понял?
- Я понял, - едва сдерживая смех, отозвался парень.
- Мне вот не смешно было, - с улыбкой глядя на согнувшегося по полам от смеха Урзуса, сказала Алёнка.
- Зато мне теперь смешно, - успокаиваясь, ответил он.
- Я ещё и хлеб воровала из обозов, - задумчиво продолжила Алёнка, - действительно, с тобой моя жизнь обрела совершенно иные краски.
- Моя тоже, - улыбаясь, сказал Урзус и продолжил серьёзнее, - но почему ты меня бросила?
- Я тебя не бросала, - резко возвращаясь из нахлынувших воспоминаний, ответила Алёнка, - мы узнали, что Боголеп создаёт картины, чтобы изменить ход истории. Меня мама убила бы. Вот я и решила выкрасть картины, но побоялась оставлять тебя среди нашей борьбы и отвела к жрецам Морены, чтобы те следили за тобой. Как только всё закончилось, я отправилась за тобой, сказав Аграфене, что получила задание от матери, Аграфена же осталась очищать картины, потому что у Боголепа оказался второй набор, а нам нужно было с кем-то противостоять ему, но почему-то заклятие на картинах оказалось чересчур сильным: нас закинуло в пустоту. Представь себе - вокруг нет ничего, даже тебя самого будто бы нет. Я пыталась позвать мать, переместиться, но у меня не получалось. И вернулись мы только, когда вы часы собрали и иголку эту дурацкую нашли. Я сразу же отправилась за тобой, но ты исчез, жрецы не знали, куда ты пропал, мать сказала, что новых душ в Навь не попадало, поэтому я приказала жрецам искать тебя, а сама вернулась к Аграфене. Я поэтому так плохо и отнеслась к твоим друзьям - ты пропал, а я не могла бросить Аграфену и искать вместе с жрецами, оставалось ждать только. Потом мать сказала, что ты под властью картины оказался, а я тебя не узнала. Я ведь подумать не могла, что столько времени прошло, и ты теперь взрослый.
- А я знал, что в спокойном состоянии ты бы не стала никого запирать, - грустно заметил Урзус, - мы пытались спасти Рысь из твоей ловушки, правда, она и сама выбралась, но зато теперь все о тебе не очень лестно отзываются.
- Мне всё равно, - тихо заметила Алёна, - я виновата перед ними, но не они первые, не они последние, главное, что ты нашёлся, ты так повзрослел.
- Повзрослел и вижу, что тебе вовсе не всё равно, - сжимая ладонь Алёнки, с надеждой сказал Урзус, - можешь не соглашаться, но это так и есть. И если я тебе важен, то и мнение моё тоже - я хочу чтобы между моими друзьями и тобой не было неприязни и вражды, ты же просто немного ошиблась в начале пути, объясни им - тебе самой легче станет.
- Мать так же говорит, - грустно улыбаясь, заметила Алёнка.
- А от кого, думаешь, я набрался подобных фраз? - улыбаясь, сказал Урзус. - Она пришла ко мне однажды, когда я едва не потерял надежду на твоё возвращение.
- В каком смысле едва не потерял? - нахмурилась она, почувствов что-то странное в дрогнувшем голосе.
- Ну, потерял, - парень слегка замялся, - я хотел попутешествовать с камнем до дна старого омута.
- Дурачок мой маленький, - обнимая глупое существо, сказала Алёнка, пытаясь совладать с подступившим сожалением и страхом: её улыбчивый Милослав был совсем один, пока она вновь и вновь пыталась новым обманом исправить старый, а он всё это время был один среди жрецов, как и она когда-то. Искренне обижаясь на собственную мать, оставившую её в обители, Алёнка и не заметила, как сама стала такой, решением своим едва не погубив ребёнка, а она ведь действительно бросила его - что может сделать обещание вернуться? Алёнка знала по себе - ничего.
- Давно не слышал от тебя этой фразы, - утыкаясь носом в нежное плечо, прошептал Урзус, - не переживай, твоя мать провела со мной нравоучительную беседу, сказала, что ты меня сама убьёшь, когда узнаешь о моём поступке.
- Моя мать так сказала? - удивлённо спросила Алёнка.
- Да, и дала мне пряник, - тряхнув головой, ответил парень.
- Интересно, она ведь всегда была против тебя и даже сказала мне недавно, что красть тебя было ошибкой.
- Может, она не совсем это имела ввиду, - пожимая плечами, ответил Урзус, - или ты не так поняла.
- Может быть, - задумчиво произнесла Алёнка и добавила строже,  - а ты запомни: не тобой была дана жизнь, не тебе её забирать, и никогда не ставь никого выше цены её, если на то нет причины более веской, никто не простит тебе, если ты просто так возьмёшь и оборвёшь её.
- Хорошо, - покорно согласился парень, - я уже это пообещал Морене.
- Молодец, - улыбнулась Алёнка, с долей тоски во взоре глядя на повзрослевшего Милослава, - какой ты всё же большой, смотрю на тебя и едва ли нахожу знакомые черты ребёнка.
- Большой, большой, - с наигранной обидой повторил Урзус, - который раз это слышу, а ты так и не сказала, похорошел я или нет.
- Похорошел, - с улыбкой ответила Алёнка, - возмужал мой маленький Милослав.
- Вот, так уже лучше, - расплываясь в довольной улыбке, сказал парень.
- Знаешь, - тихо начала Алёнка, едва сдерживая подступивший к горлу ком, -из всех ошибок больше всего жалею об одной - что решила украсть эти дурацкие картины, оставив тебя одного; уходила, ты мне ростом едва до плеча доставал, теперь же сам сверху вниз смотришь, а время не вернуть.
- Жалко, что я быстрее Саши старею? - ободряюще улыбнулся Урзус.
- Очень, - согласилась Алёнка, быстро смахнув одинокую слезу, - со мной медленнее взрослел, а у жрецов настоящим человеком стал.
- Было бы неплохо, - вяло улыбнулся парень, - настоящим стать.