Один день Александра Ароновича. Часть 28-я

Печерский Александр Аронович (1909-1990) - руководитель единственного успешного восстания в лагере смерти в годы второй мировой войны.
14 октября 1943 года узники подняли восстание в концентрационном лагере Собибор.


"Меня невольно поразила способность русского человека применяться к обычаям тех  народов, среди которых ему случается жить; не знаю, достойно порицания или похвалы
это свойство ума, только оно доказывает неимоверную его гибкость и присутствие этого ясного здравого смысла, который прощает зло везде, где видит его необходимость или невозможность его уничтожения."   (М.Ю.Лермонтов "Герой нашего времени".)


Если поразмыслить, развивая лермонтовское умозаключение, то невольно приходишь к выводу, что "эта способность русского человека применяться к обычаям тех народов,
среди которых ему случается жить", скорее всего называется уважением - терпимостью
в отношении к другим людям, но не той толерантностью, которая подразумевает под
собой равнодушное необращение внимания на других, никак и ничем не проникающееся.
Нет, речь идёт именно об уважении, как душевном восприятии чужого как своего.

Да и само понятие "русский человек" не определяется конкретной принадлежностью к
какой-то единой нации, а являет собой своего рода сплав многих народностей, различных национальностей. Копнуть если поглубже, то в роду у каждого русского кого только ни обнаружится. И потому говорить о какой бы то ни было чистоте крови, о некоей единой национальной избранности в отношении русского человека,
русского народа, не является возможным, ибо понятие русскости базируется не столько
на физиологии, сколько на духовной составляющей исторического и культурного наследия народа, что в принципе не может быть без взаимопроникновения на уровне душ.

И этот процесс естественного духовного проникновения является взаимным, обоюдным, встречным, то есть обретает "гибкость и присутствие здравого смысла в сближении с русскими людьми, среди которых случается жить", представителю любой национальности.
Такое взаимное духовное проникновение в основе своей цементирует единый народ с
самыми различными корнями, который с течением времени необратимо становится  российским и в общем-то русским.
Русский народ - он как смешанный лес, где бок о бок растут самые различные деревья, каждое со своими корнями, но в целом они - единый лес.

Испокон веков исторически и территориально сложилось так, что Россия становилась
этаким своеобразным "котлом наций", под крышкой которого смешались языки и
культуры, а результатом становились "русские" - народ, с честью переживший вековое единение, защищая своё Отечество, свой родимый край. Спустя время все пришельцы удивительным образом ассимилировались, становились своими. Их обычаи не вытесняли древний уклад русских, но сливались с ним, порождая что-то новое.

Сроки деспотичных правителей проходят, а земля остаётся вечной. Периоды нашествий завоевателей лишь прочнее сплачивали все народности воедино, обращая их по сути в
русских, но тем не менее сохраняя в составе империи языки, обычаи и культуру корней.

Именно так и была воспринята Александром Ароновичем, наряду с большинством
населения СССР, речь генералиссимуса после победы над Германией, когда 24 мая 1945 года на приёме в Георгиевском зале Сталин поднял свой знаменитый тост за русский
народ. Не столько за советский, как было бы правильнее в соответствии с тогдашней идеологией, а именно за русский.

Звукозаписи не велось, только стенограмма, в которой зафиксировались 31 тост. Из
них пять принадлежали Сталину. В официальном отчете осталось 28 здравиц (из них
только две - сталинские). В том числе и последняя застольная речь, которую вождь произнёс уже далеко за полночь.
"Говорить ему, надо заметить, не давали вообще. Потому что как только Сталин
вставал и пытался что-то сказать, его слова сразу тонули в море аплодисментов",- вспоминал участник банкета знаменитый авиаконструктор Александр Яковлев.
Последняя сталинская речь о русском народе, получившая широкую известность
постоянно прерывалась шквалом долго не смолкавших оваций, потому произнесение
тоста заняло почти полчаса.

"Товарищи, разрешите мне поднять ещё один, последний тост. Я хотел бы поднять
тост  за здоровье нашего советского народа и, прежде всего русского народа, потому
что вы заслужили в этой войне общее признание - как руководящей силы Советского
Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здоровье русского народа
не только потому, что он - руководящий народ, но и потому, что у него ясный ум, стойкий характер и терпение. У нашего правительства было немало ошибок, были у нас
и моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах, когда наша армия отступала,
покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было
другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир
с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошёл на это, ибо он верил
в правильность политики своего правительства и пошёл на жертвы, чтобы обеспечить
разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству, оказалось
той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества - над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу за это доверие! За здоровье русского народа!"

Конечно же, Александр Аронович воспринял это обращение и к себе тоже.
 
И в фашистском концлагере, в Собиборе, все узники были согнаны туда из разных
стран: голландцы, немцы, поляки, австрийцы, французы и...русские. Да, для всех
они, советские военнопленные, были русскими. И Александр Аронович, возглавивший
восстание в лагере, был уполномочен на это остальными узниками-заговорщиками
именно как русский офицер. Ему доверяли, его слушали, ему подчинялись, за ним
пошли, совершая побег из лагеря, хотя он не знал никакого другого языка, кроме
русского. За ним пошли, потому что для всех народов в лагере, согнанных фашистами
как евреи, он был настоящим русским офицером. Да, он тоже, как и все, был
евреем. Однако русским евреем.

Знаменитый составитель наиболее полного "Толкового словаря живого великорусского
языка" Владимир Иванович Даль, датчанин по отцу и француз по матери, определял национальную принадлежность любого человека так:
"Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски."
Даль себя считал русским. И Александр Аронович тоже считал себя русским.

"Смех и грех! Еврей, знавший только одно слово на идише, женатый на русской, боготворивший русских композиторов, поэтов, писателей, наконец герой, сражавшийся
за Россию... - восклицала, делясь воспоминаниями об отце с корреспондентом
ростовской газеты дочь Александра Ароновича уже в начале двадцать первого века.

И когда после войны шла речь о публикации в печати его брошюры о Собиборе,
Печерский был согласен со своими издателями, настаивавшими на том, что не нужно
делать акцент на упоминании конкретно о евреях, потому что в войну от фашистов пострадали люди самых разных национальностей. На той же самой Смоленщине, где
Александр Аронович попал в плен, гитлеровцами было сожжено более пятисот деревень вместе с жителями...никто ведь не сортировал их по национальностям, уничтожали одинаково всех... И потому бороться с фашизмом, с нацизмом, необходимо именно
как с врагами всего человечества, а не одних только лишь евреев. Ибо всякого рода вычлененения из общей массы какого-то одного народа, даже как единственного
наиболее пострадавшего, имеет под собой ту же почву, что и фашизм, что и всякий
нацизм. Практически драпчик тот же самый, только перелицованный на другую сторону.

Но как бы там ни было, Александр Аронович сразу же после войны делал попытки разыскать оставшихся в живых узников Собибора; его, как человека ответственного, беспокоила их дальнейшая судьба. Он понимал, что всех разбросало по миру, кого
куда, тем более, что и в лагерь они были согнаны из разных стран. Печерский даже
в партию вступил в 1947 году, полагая, что человеку партийному заниматься поисками бывших узников будет проще, тем более, что среди них были и коммунисты, и родственники коммунистов, как в случае с Люкой, дочерью голландского коммуниста.

Но после судимости, увольнения с работы и исключения из партии мечтать Печерскому
о каких-либо поисках было нереально.

Бесспорно, у Александра Ароновича и своих проблем хватало.
А тут ещё и обстановка в стране вокруг евреев возникла какая-то нездоровая.
Конечно же, людям, искренне верившим своему правительству, партии и правильности
её руководящей роли в стране, трудно было переварить информацию, поступавшую из разных источников и в том числе из официальных.

Но когда выяснилось, что слухи о расстреле Еврейского Антифашистского Комитета
оказались правдой, Александр Аронович потерял покой и сон, беспокоясь о судьбе собиборовских узников, которые с таким нечеловеческим риском в 1943 году вырвались
на свободу из фашистского ада и теперь вот могли встретить погибель в родной стране... Не зная, что делать, он попытался связаться с Павлом Антокольским, который в своё время помог с публикациями о Собиборе и направил Печерского в Еврейский
Антифашистский Комитет, собиравший материалы о зверствах фашистов в отношении еврейского народа, о холокосте, о геноциде евреев и занимавшийся переводом
полученной информации на идиш.

Еврейский Антифашистский Комитет при Совинформбюро был создан НКВД в тяжелом
1942 году. В него вошли представители советской еврейской интеллигенции, главной
задачей Комитета было влияние на международное общественное мнение и поддержка
борьбы Советского Союза против фашистской Германии.
А через десять лет, в 1952 году, против Еврейского Антифашистского Комитета было заведено дело, построенное на обвинениях в антигосударственной деятельности,
буржуазном мышлении, национализме и шпионаже в пользу антисоветчиков. Закрытый судебный процесс над членами ЕАК проходил с мая по июль 1952 года. Вела его
Военная коллегия Верховного суда под председательством генерал-лейтенанта Александра Чепцова.
В июле 1952 года генерал-лейтенант Чепцов решил прервать судебный процесс и
написал прошение Генеральному прокурору с просьбой возвратить дело ЕАК на дополнительное расследование, которое было отклонено Высшей инстанцией.
В августе 1952 года обвиняемых расстреляли.

Антокольский же смог ответить Печерскому лишь после смерти Сталина.
4 сентября 1953 года в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС пришло письмо
П.Г.Антокольского об истории написания очерка "Восстание в Собиборе". Также
11 октября 1953 года в Обком КПСС г.Ростова-на-Дону пришло письмо А.М.Вайспапира
о пребывании в концлагере Собибор вместе с Александром Ароновичем Печерским.

- Папу вызвали в обком, предложили написать заявление о восстановлении членства в партии. Он ответил:"Я не писал заявления, чтобы меня исключили", - рассказывала
Элла Александровна, дочь Александра Ароновича.

Всех расстрелянных по делу Еврейского Антифашистского Комитета реабилитировали
посмертно в ноябре 1955 года.