ПУТЬ. Предисловие. Начало

Предисловие, действующие лица которого
в дальнейших главах книги не появятся

– И как это у тебя все ловко получается, Симеон?
Девочка с ногами забралась на высокий грубо сколоченный табурет и, оперев голову на сложенные ковшом ладони, во все глаза смотрела, как мужчина готовит какой-то отвар. Тот положил в ступку несколько высушенных корешков и сноровисто перетирал их каменным пестом.
– Так, не сразу, Анна, – он выпятил нижнюю губу и сильно дунул вверх, сбрасывая в сторону сбившуюся на глаза челку: волосы с годами хоть и поседели, но все еще были густыми, как в молодости, – не сразу. Живу-то давно, вот и пришло с опытом. Видать, Господь сподобил людям помогать, я и стараюсь.
– Меня тоже Господь сподобит, – девочка выпрямила спину и приняла строгий вид, – Он добрый, Он всем помогает.
Симеон хмыкнул – не зло, одобрительно и чуть свысока, как человек, который, разговаривая с несмышленым собеседником, и при этом, одобряя его намерения, собирается втолковать тому прописные истины.
– У Бога нет других рук, кроме твоих.
Анна вопросительно посмотрела на мужчину.
– Я хочу сказать, что не стоит ждать чудес свыше, надо делать их самой, а потом благодарить Творца, что позволил осуществить задуманное. А так Он не злой и не добрый, Он – справедливый.
– А-а, – протянула девочка, задумчиво кивая.
– А сколько тебе лет, лекарь? – Внезапно сменила тему она.
– Зачем тебе?
– Знать хочу.
– Не те знания ищешь.
– А какие надо?
Симеон тяжело поднялся.
– Анна, – он отставил в сторону ступку с пестиком, – ты сегодня совсем замучила меня своими вопросами. И почему именно сейчас ты особенно любознательна – это вовсе неплохо, но неужели тебе нечем заняться? Разве коровы и овцы не разбрелись по полю?
Девочка соскочила на землю.
– Ничего они не разбрелись, – надула она и без того пухлые губки; но в десять лет долго обижаться невозможно, – а ты научишь меня лечению травами?
– Самое эффективное лечение травами – это крапивой по чьей-то вертлявой попе.
Девочка пропустила шутейную угрозу мимо ушей.
– Я научусь у тебя искусству врачевания, стану помогать людям, а потом поблагодарю за это Бога.
И она пошла прочь, туда, где на горизонте виднелись полтора десятка коров, с такого расстояния казавшихся размером с муху, и штук десять овец и баранов, вовсе уж едва различимых. Небольшое стадо, принадлежавшее ее родителям, было всецело отдано под надзор маленькой пастушки, которая в силу своего юного возраста частенько относилась к порученному делу несерьезно, все время отвлекаясь то на сбор ягод, то на купание в реке, а то и просто заигравшись с какой-нибудь стрекозой, ящерицей или птичкой – и звери, и птицы, и даже насекомые не боялись девочки и доверчиво позволяли себя гладить, а то и сами лезли на руки. Но больше всего Анне нравилось убегать к старцу Симеону, и смотреть, как он готовит свои чудодейственные снадобья, поставившие на ноги далеко не одного из тех, кого куда более титулованные лекари Иудеи сочли безнадежным.
Каким-то удивительным образом стадо, порученное ее заботам, не разбредалось за время ее легкомысленного отсутствия, даже если на месте, где его оставила маленькая озорница, заканчивался корм, а терпеливо дожидалось хозяйку, после чего вместе с ней переходило к новому пастбищу с густой сочной травой.
Анне скоро должно было исполниться одиннадцать лет, но, несмотря на столь юный возраст, она уже считалась перспективной невестой. Выйти замуж в тринадцать – пятнадцать было вполне нормально, причем верхняя планка находилась уже где-то на пределе. Младшая дочь священника Матфана из первосвященнического рода Аарона и Марии из колена Иудина жила вместе с родителями в Назарете  Галилейском . Отличалась она редким трудолюбием, сызмальства помогала отцу и матери по хозяйству, и нрав имела веселый и добрый, за что и любили. Ее тонкая сострадательная натура, желание помочь, даже, по возможности облегчить страдание попавшему в беду неважно кому – человеку или животному, или пусть бабочке, пчелке умиляла всех, кто более-менее близко знал ее, или хотя бы несколько раз общался, чуть ближе, чем просто поздороваться.
Не удивительно, что при таком чувствительном характере, она, в конце концов, пришла к намерению выучиться врачеванию. И кто же в этом мог помочь ей наилучшим образом, как не старец из Иерусалима Симеон. Ну, старец – не старец, а было ему на вид лет пятьдесят пять или немного больше. Впрочем, наверняка этого никто не знал, а если озвученная цифра была правдивой, то надо признать, что для своего возраста сохранился он великолепно. Старец лечил людей травами и, по слухам, умел предсказывать будущее. «По слухам» – это для абсолютного большинства, а Анна знала это наверняка, так как близко общаясь с Симеоном, не раз могла убедиться в этом сама.
– Какая сегодня будет погода? – Спрашивала она, хитро прищурившись и наклонив голову набок.
– Жаркая, очень жаркая, – отвечал мужчина.
И на улице действительно стояла изнуряющая жара. Анна была в восторге, и никто не мог убедить ее в том, что это вовсе не предсказание, а здравый смысл, что здесь просто такое место, что из 365 дней в году у трех четвертей из них к полудню температура переваливает далеко за тридцать градусов.
Однажды старец действительно предсказал песчаную бурю, но никто не послушал его кроме маленькой Анны. Перед назначенным часом она, не слушая возражение родителей, сняла и убрала в сарай постиранное белье, загнала скот в хлев, и уговорила родных закрыться в доме.
С опозданием на десять минут началась реальная буря, которая бушевала несколько часов и засыпала полуметровым слоем песка все вокруг. После этого случая Симеон, и без того уважаемый соседями, снискал себе славу настоящего предсказателя будущего, и надо признать, те, кто верил в его пророчества, никогда не обманулись и не пожалели о том, что прислушались к его словам. Был он человек праведный и носил в себе какую-то тайну. Какую – не знал никто; порой казалось, что и сам он этого не ведает, а просто напускает на себя таинственный вид для пущей значимости и загадочности. Только все точно понимали, что такого быть не могло – Симеон всегда казался и был одним человеком, ему не нужно было что-то дополнительно из себя воображать.
Как-то мужчина в одной из бесед, которыми так любила мучить его маленькая пастушка, проговорился ей:
– Я ожидаю пришествие Спасителя .
– Кого? – Не поняла Анна.
– Мне было предсказано Святым Духом, что не умру до тех пор, пока не увижу Христа Господня, пока не подниму его на руках своих и не возглашу слово про него истинное.
Сколько не пыталась девочка дополнительными вопросами расшифровать для себя сказанное Старцем, он не вымолвил больше ни слова. И впредь больше никогда не упоминал эти непонятные для маленькой Анны имена.
Как было упомянуто выше, родители девочки держали небольшое стадо скота, а так же постоялый двор в Назарете, через который проходили караваны, следующие из Египта в Индию и Великую Тартарию. Понятно, что недостатка в постояльцах – купцах, менялах, просто путешественниках – не было, и семья, состоящая кроме Матфана, Марии и Анны, из старшей сестры Исмерии и ее детей – дочери Елизаветы  и сына Элиуда, не бедствовала. Но средний достаток давался весьма непросто – только упорный труд всех членов семейства позволял держать ледники полными всякой снеди – от студеного молока и сыра до мороженной рыбы, вяленой говядины и свежего мяса. Рожь и овес не сеяли – хлеб выменивали на мясные запасы по мере необходимости, или просто покупали на деньги, которые выручали с останавливающихся на ночь гостей.
Так и текла полная забот и трудов, но размеренная, привычная, спокойная и счастливая жизнь…
Hora ruit . Прошел год, потом еще несколько месяцев. Мало что менялось в семье Матфана. А если стабильность имеет положительный знак и зависит только от тебя, значит, ты живешь правильно, и Бог поселился в твоем доме.
Как-то днем Анна, выгнав на тучный луг свое небольшое стадо, по обыкновению оставила его там и побежала к лачуге Симеона: теперь он учил ее врачеванию травами вполне, если так можно выразиться, официально. Она застала старца за молитвой. Симеон не услышал босоногую поступь девочки, и она невольно подслушала то ли окончание осанны, то ли самую необычную из когда-либо слышанных молитв.      
– Господи, – стоя на коленях, тихим голосом вещал он, – сегодня я не хочу ничего просить, я просто хочу сказать спасибо за все, что Ты мне уже дал.
– За что ты благодаришь Господа? – Спросила она.
Он вздрогнул, поднялся и обернулся. На секунду Анне показалось, что старец смущен, будто его застали за чем-то неприличным, но в его глубоких голубых глазах было столько убежденности и веры, что сама мысль об этом показалась абсурдной.
– Тебя не учили, что подкрадываться сзади нехорошо? – Лукаво прищурился он.
– Извини, Симеон, я не нарочно, так получилось. И все же, ответь мне: за что?
– А разве тебе самой не за что поблагодарить Его?
– Есть, – согласилась она, – у меня есть отец и матушка, сестра, большой дом, скот и полный ледник всякой всячины. Наконец, я молода и здорова. А что есть у тебя?
Он ответил не сразу, опустил голову, задумался, и лишь спустя некоторое время, произнес:
– И я был молод, и дано это было свыше, от щедрот и без условий. Я и сейчас молод, может не телом, но душой. И есть у меня значительно больше, чем ледник со снедью и большой дом.
– Что же?
– У меня есть надежда, которая больше уверенность, что не умру я, покуда не увижу Спасителя.
– Опять ты упоминаешь какого-то Спасителя. Кто это, Симеон?
Взвешивая каждое слово, старец ответил:
– Мессия, тот, кто новой верой спасет мир Иудеев .
– А разве мир нуждается в спасении?
– Я не хочу говорить с тобой на эту тему, – старец рассердился.
– Почему? – Искренне удивилась Анна.
– Ты еще мала и недостаточно умна для таких разговоров.
– Боишься спорить?
– Никогда не стоит спорить с глупцами, – мужчина отвернулся, – люди могут не заметить между нами разницы.
– Не сердись, Симеон, – девочка дернула его за рукав тоги, – я не хотела тебя обидеть. Только чудной ты какой-то: говоришь складно, а про что – не понятно. Ну, а про меня, что сказать можешь? Что ждет меня? Дождусь ли я твоего Спасителя?
Предсказатель вновь повернулся к Анне лицом. Он долго смотрел в глаза девочке, а потом спросил:
– Зачем тебе? Разве если тебе дадут в руки книгу твоей жизни, ты начнешь читать ее с последней страницы?
– Я хочу знать, – твердо сказала девочка, – и если ты не скажешь мне, мы поссоримся.
Старец улыбнулся.
– Не тот дорог, с кем хорошо, а тот, без кого плохо, – таинственно сказал он, нагнулся и очертил на земляном полу довольно ровный круг, после чего, достал из-под грубой деревянной лавки, заменяющей ему кровать, гадальные камни.
Он перекладывал их из ладони в ладонь, что-то бормотал, поцеловал девочку в обе щеки и лоб, потом примерился, отвел руку, и ловко бросил камни так, что они, отскочив от стены, упали на землю четко в периметр очерченного круга.
Старец долго рассматривал выпавшую комбинацию, после чего с какой-то опаской взглянул на Анну, нагнулся, поднял камни и ногой затер круг на полу.
– Dies nefastus , – пробормотал он, – не может быть.
– Что там, Симеон? – Тревога предсказателя передалась девочке.
Мужчина молча вышел из лачуги. Юная пастушка выбежала за ним.
– Скажи мне, что случилось, – топнула она маленькой ножкой.
Он молчал.
– Так не честно, – захныкала Анна, – ты теперь что-то знаешь, а мне не говоришь! А ведь ты бы ничего не узнал, если бы я не попросила тебя погадать.
Симеон молчал.
– Ну, пожалуйста! – Взмолилась девочка.
Тишина.
Ей было пора возвращаться к стаду.
Три дня Анна доставала старца своими вопросами, а вернее сказать, одним вопросом: что он разгадал о ней? Три дня она не слышала от него ни одного слова. Три дня не разглаживались над его переносицей суровые морщины.
Наконец на четвертый день, когда девочка не выдержала и горько разрыдалась, Симеон нарушил молчание.
– Тебе действительно надо знать? – Спросил он.
От неожиданности Анна вздрогнула, и слезы мгновенно высохли на румяных щечках.
– Да, да, да! – Часто закивала она.
– Что ж, – вздохнул мужчина, – ты сама этого хотела. Слушай: скоро ты выйдешь замуж и счастлива будешь ты в браке том. И родятся дети у вас, и вырасти успеют они, и у них родятся свои дети… И когда уже никто не будет ждать, когда пройдут все сроки, когда уже к земле гнуться будешь, родиться у тебя девочка, маленькая и слабая, но убьёт тебя ее на свет появление, и случиться это на пятьдесят пятом году жизни твоей…
– Все? – Анна смотрела исподлобья, – это все?
– Нет, не все, – покачал головой Симеон, – вырастит та девочка и, превратившись в девушку, в свое время родит Иисуса, того самого Мессию, которому суждено веру новую основать, и ценой жизни своей мир спасти… А ты Святой Анной зваться станешь, и впредь почитаема всеми сынами Израиля будешь, и не только ими. Salve, cara Dea !
И он низко поклонился слушательнице.
Анна, сидевшая на жестком ложе старца, спрыгнула на пол.
– Совсем ты, Симеон, зациклился на своем Спасителе. Это у тебя навязчивая идея такая. Одинокий ты, вот и придумываешь себе друзей воображаемых.
И пошла по делам своим.
– Non solus, non solus , – прошептал он и поклонился ей в удаляющуюся спину.   
Впервые Анетта старцу не поверила, но слов его не забыла.
Hora ruit. Через два с небольшим года, еще и четырнадцати исполниться не успело, Анна вышла замуж. Ее супругом стал девятнадцатилетний Иоаким . Люди не могут дождаться милости от Бога не потому, что он не замечает их, а потому, что идут против него ради наживы. Много, много позже в стране, называемой Россией, пришедшей на смену великого Союза пятнадцати больших и малых государств, деньги стали называть «лавэ» от чуждого им английского liberal values, что в переводе означало «либеральные ценности». А когда у людей такие ценности, Бог не станет помогать им.
Но все это не касалось Анны и мужа ее. Достаточно большое по тем временам хозяйство – скот, маслобойня, дом и сад – служило не для целей наживы, а всего лишь являлось средством выживания, позволяя содержать себя и детей (двух девочек и мальчика) в сытости и относительном довольстве. Никогда семья Иоакима не отказывала в помощи, если кому-то случилось попасть в беду. Деньгами ли, советом, делом готовы были помочь, и не просили за то благодарности, и не требовали отдачи долгов, полагая, что если могут – непременно вернут, а не могут – так чего зря себя и других нервировать.
Говорят, счастье – это когда Бога благодаришь чаще, чем у него просишь. Так и было в семье Анны и Иоакима.
Она по-прежнему виделась со старцем Симеоном, но в силу занятости такие встречи становились все реже и реже. И то сказать – жизнь у каждого своя, особенно взрослая жизнь; семья не стадо коров, даже ненадолго оставить нельзя. А предсказатель как будто и не менялся вовсе, лишь шевелюра стала совсем уж серебряной, да немного морщин прибавилось на высоком благородном лбу.
Анна и думать забыла про давнее его предсказание; дети ее выросли, обзавелись своими семьями, внуки появились. Да и у мужа возраст солидный – шестьдесят лет исполнилось, а сама-то только шестью годами моложе. Какие уж тут дети!
Но вдруг, как и предсказывал старец много лет назад, когда все мыслимые сроки прошли, Анна вновь ощутила забытое чувство зарождение новой жизни внутри себя. Муж ее был в то время по делам где-то в пустыне, и Анна отправилась встретить его, как воротиться, у Золотых ворот Иерусалима.
– Я вновь беременна, Иоаким, – просто сказала она, как увидела мужа в город вступившего.
Он обнял жену.
– Я знаю, – ответил, – привиделось то мне, когда возносил молитву Господу нашему. Каюсь, грешен – не поверил тому, но вижу теперь, что благая весть оказалась правдой.
И они пошли к дому.
В тот же день собрала женщина всех своих родных и близких и рассказала о давнем пророчестве Симеона. За прошедшие годы многое предрекал старец, и все сбылось, так что теперь не одна Анна верила ему. Все верили. Ну, или почти все.
В большое замешательство привело всех услышанное: если правда то, что Анне умереть скоро, то Иоакиму, в силу возраста и слабого здоровья, одному девочку не вырастить, крепко на ноги не поставить, а дети не хотели обременять свои уже многочисленные семьи еще одним ртом, зная пределы своих возможностей.
Но выход нашелся: у старшей сестры Исмерии была дочь Елизавета, стало быть, племянница Анны. Жила она с мужем Захарией, и детей у них не было. Вот и дали они согласие приютить еще не родившегося ребенка. На том и порешили, а до поры поминать не стали.
Как и было предсказано, Анна не вынесла тяжелых родов и скончалась. А девочка – Марией назвали – родилась слабенькой, и убитый горем по смерти жены Иоаким не стал записывать ее сразу в семейные списки, опасаясь, что та не выживет без материнского молока. Но напрасно боялся отец, выжила и силой налилась, и через два месяца записал он ее. Так и получилось, что не в конце июля, как на свет появилась, день рождения у нее отмечено, а в конце сентября только. И так как ребенку тому величайшую роль в истории человечество суждено сыграть было, то младенцы все, кому родиться между двадцать первым июля и двадцать первым сентября посчастливилось, под покровительством Девы Марии находились и до наших дней находятся. Но это позже ясно стало.
А пока Елизавета и Захария забрали маленькую Марию к себе в небольшой городок Тарихею, где проживали на берегу Галилейского моря недалеко от реки Иордан, в двух десятках километров от Назарета. Здесь и суждено было расти Марии.