На том берегу. Гл 3. Четвёртая волна

             В начале девяностых начался очередной миграционный бум, так называемая четвёртая волна оттока русскоговорящих за бугор. Из бывшего Советского Союза уезжали недовольные жизнью, и не состоявшиеся как личность, люди. "Чего нам в этом бардаке делать, - говорили в своё оправдание неудачники, -  все умные давно уже уехали!"


Они увольнялись с низкооплачиваемых должностей, продавали всё, что можно было сбагрить, и "сидели на чемоданах" в ожидании приглашений, разрешений, виз, различных справок.


У Майи Ёлкиной была знакомая по работе - еврейка Роза Пуцман, которая с мужем Эриком и двумя малолетними детьми уже с пол-года ждали въездных виз на ПМЖ в Израиль. Так как "ветер перемен" манил и Ёлкину, то она регулярно наведывалась к Розе, чтобы лучше понять, что такое эмиграция, и с чем её едят.


Квартира Пуцманов напоминала автобусный вокзал или небольшой цыганский табор: мебель в комнатах почти отсутствовала, вдоль стен теснились, набитые до предела, чемоданы и баулы, по углам пирамидами возвышались, обмотанные скотчем, картонные коробки.


В этом, ставшим неприглядным, жилище, с утра до ночи галдели и толкались родственники, друзья и знакомые, покидающих навсегда родину, Пуцманов. Между ними происходил интенсивный обмен информацией, слухами, адресами и телефонными номерами. Безостановочно работал видеомагнитофон, показывающий американские порнофильмы с синхронным переводом: за кадром их озвучивал один и то же гнусавый голос. Присутствующие пучились на экран и, покачивая головами, сокрушались: "Какая же там свобода, какой прогресс, а мы здесь прозябаем в каменном веке, без надежды на какие-либо перемены к лучшему".


Когда по ходу фильма показывали тамошние супермаркеты или торговые молы, то некоторые, особо впечатлительные знакомые Пуцманов, истерически визжали или падали в обморок, не справившись с нахлынувшими чувствами при виде сумасшедшего разнообразия и изобилия продуктовых и промышленных товаров.


Массовый ажиотаж, помноженный на маниакальное желание многих соплеменников поскорее свалить в любую страну, где по слухам, уже давно построен "капиталистический коммунизм", не мог не подействовать на эмоциональную Майю Ёлкину.


"Мне тоже надо эмигрировать, - загорелась она желанием. - Вороватыми нас, в Советском Союзе, сделал тотальный дефицит товаров. А там где его нет, человек живёт честно и спит спокойно, не тревожась о завтрашнем дне. Чистая совесть - это лучшее, что есть в жизни!"


Пуцманы "сидели на чемоданах" почти год,  - за это время Майя Ёлкина стала в их среде "своей", тем более, что и имя у неё было вполне еврейское. Стремясь хоть чем-то быть полезной, она без устали снабжала завсегдатаев квартиры добровольных репатриантов деликатесами из гастронома, где работала. При этом, как-бы невзначай, Ёлкина жадно впитывала информацию о способах и вариантах легальной эмиграции за границу.


Например, она уже была в курсе, что Пуцманы собираются осесть в Америке, "обетованная земля", куда они якобы отбывали - это только предтеча. Ничего противозаконного в таком "ходе конём" не было. Официально евреев принимал Израиль, но на промежуточном пункте, в Италии, в так называемом "отстойнике", разрешалось "передумать" и подать прошение об изменении визы: с израильской на американскую. У Пуцманов в Нью Йорке имелись не хилые родственники, которые уже давно ждали их с распростёртыми руками.


Когда Эрик, Роза и их дети уезжали в свою новую, чистую, достойную жизнь, Ёлкина плакала со всеми провожающими. Она плакала от зависти и обиды: почему они, а не она?


Прощаясь, Пуцманы обещали помочь Майе перебраться в Штаты. Ёлкина передала им заранее приготовленный листок со своими анкетными данными и две маленькие фотографии. Предлагала деньги, но они не взяли:

          - Рубли там не ходят! - высокопарно уточнил Эрик. - Собирай доллары, Майя, - скоро они тебе понадобятся.


Продолжение следует...