Генеральша. Глава 10. Прощание с мечтой

Не спалось. Катя немного перенервничала из-за Ивана Никитича, который вычитывал ей правила поведения «приличных жён». Робко оправдываясь, она всё же  юркнула в свою комнату, сославшись на недомогание. С некоторых пор спать они стали раздельно и супруг, войдя в «положение» Кати, отнёсся к этому снисходительно. «Положение», в котором он не сомневался, требовало, по его мнению, покоя и Иван Никитич, заметно сдерживая себя, не стал упорствовать и отступил. К тому же с некоторых пор пробелы в интимной жизни Галеева закрывала Акулина.
Но не это было главной причиной её бессонницы. Причиной был Борис. Почему он так внезапно ушёл? Он чего-то испугался? Может быть, она сказала что-то для него неприятное, ранимое? Катя тщетно пыталась разгадать причину столь внезапного расставания. Столько ещё хотелось рассказать, спросить. Она мучилась от всевозможных догадок и домыслов,  роящихся и переплетающихся, словно змеиный клубок.
То и дело возникал образ Бориса, плавно превращаясь в портрет Шопена из училища. И она уже не различала их. Навязчиво, но так же приятно возбуждающе , звучал тот самый двадцатый ноктюрн, накрепко увязывая образ Бориса с этой музыкой.
Катя решила, во чтобы-то ни стало, разыскать его и объясниться. И неважно, что было причиной его ухода, она хочет его увидеть. Она ещё раз хочет погрузиться в то ощущение свободы,  лёгкости, детской невинности, ещё раз увидеть его смущение и насладиться его голосом. Скорей бы настало утро!

Утро наступило. И приятная истома пробуждения и воспоминаний внезапно была прервана резким окриком Ивана Никитича:
— Подъём, Катерина! Пора мне познакомится с твоей актриской. Поднимайся!
Катя испугалась. Словно в комнату, где они с Ритой лежали обнажёнными, ворвался Галеев и стало известно всё, о чём даже себе она признавалась с большим стыдом. Катя вскочила и в рубашке помчалась за супругом.
— Зачем?! — схватила она за рукав, судорожно пытаясь найти повод или предлог отказаться от этой затеи.
— Моя жена водит дружбу неизвестно с кем, а я должен сидеть и думать, что с тобой всё в порядке? Нет. Собирайся, покажешь, где она живёт. Давно хочу с ней повидаться. А то опять в командировку укачу. Давай, давай, Катерина.
— Но сейчас очень рано… она не любит…
— Ты смотри, барыня… рано! Советский народ уже трудится, жилы рвет, а ей рано. Поехали!
— Иван Никитич… ну ведь… ну… Я могу её пригласить к нам, если Вы так хотите?!
— Я сказал, Катерина, едем к ней, — Галеев твердо обрезал все попытки его отговорить.
Катя опустила голову и обречённо поплелась одеваться. Потом вдруг вспомнила, озарилась:
— У меня же урок! В десять! Я обещала!
— Одевайся. Мы успеем, — бесстрастно ответил Галеев.
Ехали недолго. Катя чувствовала себя предателем, выдавшим фашистам подполье.  Конечно, она была уверена, что про их взаимоотношения Рита ничего не расскажет, но мучало чувство, что в их идиллию вмешивается посторонний, грубый, способный её нарушить, человек. Сердце, чем  ближе был дом Риты, колотилось все сильнее и казалось готово выпрыгнуть из груди. А когда остановились у двери и Иван Никитич спросил её фамилию, Кате не хватило сил вымолвить. Она только показала рукой на звонок. Галеев позвонил.
— Она одна живёт?
— Да, — сдавленно проговорила  Катя.
— Всё понятно…
Неожиданно Катю пронзила мысль: «Что если в Явасе был всё-таки Галеев? Рита узнает его и тогда …». Она пришла в ужас и хотелось сорваться и убежать, но в эту секунду дверь открылась и на пороге стояла Рита. Она была в красивом небесно-голубом платье, будто ждала кого-то, либо собиралась выходить из дому. С аккуратной причёской, подаренными Катей серёжками, помадой на губах и подведенными стрелками.
— Катюша? — Рита перевела заинтересованный взгляд  на Галеева, — Здравствуйте, Вы ко мне? Вы генерал Галеев?
Рита встретила доброжелательно, с почтением и безо всякого удивления, будто её кто-то предупредил о визите заранее. Она лучезарно улыбнулась.
— Здравствуйте!
 Галеев заметно сробел.
— Ну что же мы в дверях, проходите, товарищ генерал.
Рита игриво стрельнула глазками, развернулась и пошла по коридору, заметно покачивая  бёдрами. Иван Никитич машинально схватился за козырёк фуражки,  раздумывая  переступать порог или нет. Зафиксировал взглядом нижнюю часть подруги и, словно  свинцовой ногой, переступил порог.
— Да мы… — протянул  генерал, нерешительно заходя в квартиру.
— Проходите, я сейчас чайник поставлю! — донеслось из глубины.
Мысли о том, что её Иван Никитич мог быть тем подполковником, моментально рассеялись. Рита ни на секунду не проявила никакого испуга либо замешательства. А радушие и доброжелательность развеяли всю ту тяжесть, с которой Катя ехала к ней. Она прошла следом.
В комнате стоял терпкий запах табака, не выветрившегося после вчерашнего.  Комната была убрана. Иван Никитич оглядел жилище. Катя скромно стояла у двери.  Через минуту появилась Рита с чайником и подставкой.
— Катюш, ну что ты, как гостья, чашки бы приготовила! Присаживайтесь, товарищ генерал.
Катя засуетилась, зазвенела чашками в буфете. 
— Так что же случилась? — улыбаясь,  спросила Рита, когда все расселись и разлили чай, — А ты, Катюш, чего такая испуганная? Товарищи, мне не терпится узнать, чем вызван визит?
Галеев  нерешительно начал бормотать про то, что переживает за Катю, с кем и как проводит время. Кате было неловко и она старалась не поднимать глаз и не встречаться взглядом с Ритой. Будто Галеев был её отцом, пришедший к матери подруги, с которой  она сделала что-то неподобающее.
— А я уже испугалась, гадаю, что могло случиться с Катюшей? Что такого произошло, что Вам пришлось оставить важные дела и посетить моё скромное жилище. Мне Катюша о Вас многое рассказывала.
Галеев переглянулся с супругой. Оба подумали о том инциденте. Галеев смутился.
— Она так гордится Вами. Вы такой сильный, мужественный.
Иван Никитич заёрзал. Никогда ещё женщины, тем более такие красивые, не делали ему комплиментов. Катя с удивлением взглянула на Риту. Она словно поняла, цель визита Галеева и решила выбить любые сомнения в своей порядочности. Она говорила с почтением и некоторым пиететом, заставляя Галеева  смущаться всё сильнее и сильнее.
— Вы уж меня за платье… извините.  Вышло как-то…  неудобно вышло…
— Да ну что Вы, товарищ генерал! А Вы чай совсем не пили и варенье… Вам не нравится?
— Я… да нет, нравится, просто…  Нужно было как-то раньше заехать, да всё…
— Не корите себя. У вас такая ответственная работа. До пустяков ли  дело? Я очень рада, что Вы заехали. Послушайте, — Рита озарилась идеей, — а Вы были когда-нибудь в  нашем театре? У нас скоро премьера, новый сезон. Я вас приглашаю. Может, выкроите время? А?
Рита коснулась руки  Галеева, скорбно сложила брови домиком и с мольбой заглянула в глаза. 
Иван Никитич выглядел смущённым юношей. Раскраснелся, бесцельно блуждал по комнате глазами, боясь встретится взглядом с Ритой. А та, напротив, вперилась в генерала, будто изучала каждый бугорок, каждую морщинку на его лице. Цель, с которой  Галеев приехал к Рите, потерялась. Желание преподать урок и задавить генеральским авторитетом «актриску» — улетучилось, как только он её увидел. Он почему-то был уверен, что «актриска» должна быть порочной рыжей бестией, пусть и смазливой, но вульгарной  и похотливой. Почему он это так себе представлял, известно одному Богу.  Перед ним оказалась совсем другая женщина. Женщина! С огромной буквы. Катерина — девчонка, с капризами и обидами. Да и «акулины», коих раньше по надобности пользовал  время от времени Иван Никитич, были простыми недалёкими бабами. Эта же — была особенной. И впрямь барыня. Вот где генеральша-то!
—  М-м-м… Ну да…, — выдавил Галеев.
— Ну и замечательно, — томно ответила Рита, — я вам сделаю контромарочки.
Иван Никитич, как бремя скинул, глубоко вздохнул и еле заметно улыбнулся. Катя тоже вздохнула с облегчением, будто с этим согласием окончательно решилась её судьба.
— Пожалуй, пора нам, — Галеев встал. Поднялась и Катя.
— Уже уходите? Ну что ж…
— Да, служба, — Галеев натянул фуражку и буркнул Катерине, — Я тебя внизу жду.
Он вышел. Как только за ним захлопнулась дверь, Рита медленно опустилась на стул. Лицо мгновенно поменялось. Сама как-то ссутулилась, стала маленькой и слабой.
— Что с тобой? — удивилась перемене Катя. — Ты на меня обиделась? Извини, но он сам… Я не хотела…
— Перестань, ты тут не при чём. Всё нормально, — через силу улыбнулась Рита.
— Правда, не злишься?
— Правда. Беги уже.
Катя обняла подругу и уже хотела выйти из комнаты, но задержалась. Ещё раз с недоверием взглянула на Риту.
— Извини… Рита, — неожиданно спросила Катерина, — а где найти Бориса?!
— Бориса? — рассеяно переспросила подруга. — Зачем тебе нужен Борис?
В интонации было какое-то пренебрежение, будто Борис, как молодой человек не мог вызвать женского интереса.
— Он…, — Катя сделана паузу, раздумывая  какую бы правдоподобную причину придумать и не выдать своего интереса, — он мне обещал пластинку.
Рита недоверчиво посмотрела.
— Пластинку? Не знаю. Я его пару раз видела с Юрием.
— Ну, хорошо,  прощай!
— Катя…, — окликнула  Рита уже у дверей. Катерина с надеждой оглянулась,  —  меня не будет неделю или больше…
— Ты едешь на море? Куда? — радостно спросила Катя.
— Ага…, — помрачнела ещё больше Рита, — на море… на Инерское…
Улыбка сошла с лица Кати, потупила взгляд.
— Извини… Ты едешь к Глебу?
Рита кивнула и глубоко вздохнула.
— Ладно, иди, догоняй своего генерала.
Катя вышла из комнаты со странным чувством тревоги и неопределённости.
 «Что произошло? Почему Рита так переменилась? Будто изо всех сил старалась быть доброжелательной и приветливой, а как ушёл — сил ни капли не осталось. И Галеев  повёл себя необычно. Будто неловко ему. Да любому бы человеку было неловко, прийти в чужой дом и проверять нравственность подруги жены, но ведь такая решимость была, а потом как-то сник, даже не похож был на себя. А Рита — актриса. Как она владеет голосом, как перевоплощается», — рассуждала Катя.
Дорогой домой Галеев молчал, не проронив ни слова. Напряженно молчал, будто  сдерживал себя. Только у дома повернулся, бегло зыркнул и бросил:
— Ну ладно, давай. Я на службу.

Валерка пришёл ровно в десять. Прилежный и послушный мальчик с торчащими ушами на светлой, стриженной под «бокс», голове и абсолютным отсутствием слуха. Он старательно заучивал звуки по расположению клавиш, как таблицу умножения. Энтузиазм  Катерины научить чему-нибудь Валерку давно угас и она дожидалась, когда закончится лето или у самого Валерки кончится терпение. Мысли её были далеко. Она рассуждала о Рите и о том, как найти Бориса. Утренний визит к подруге на время отодвинул то чувство лёгкости и романтического трепета, которое она испытала вчера, общаясь с молодым человеком. А сейчас Катя, под корявый Валеркин аккомпанемент, унеслась в мечтах на  воображаемую прогулку с Шопеном-Борисом. Она  даже не заметила, как Валерка закончил упражнение и покорно смотрел на Катю, ожидая дальнейших указаний.
— Екатерина Дмитриевна, я уже! — не выдержал Валерка. Катя спохватилась, стало неловко, что не заметила, как давно он закончил играть.
— На сегодня, пожалуй,  хватит… И… вообще… я не смогу больше  давать уроки.  Я скажу твоей бабушке. До свидания.
— До свидания! — выскочил из комнаты счастливый Валерка.
Оставшись одна, Катя бросилась перебирать пластинки. Она искала Шопена. Ей хотелось найти его портрет и усилить им свои воспоминания. Портрет нашёлся только на одном конверте  и то, это была не фотография,  рисунок, скорее намёк. Но и его хватило, чтобы воспоминания вспыхнули с новой силой, добавив романтических иллюзий и ожиданий. Заиграл До диез минор, голова приятно закружилась и перед ней возникли грустные глаза Бориса. Сердце сжалось и, необъяснимо почему, стало нестерпимо жаль.  Жаль, что она его может больше никогда не увидеть, жаль, что так и не узнает, почему он так резко ушёл. Мысли судорожно бились в попытке найти выход из этого тупика, узнать о Борисе хоть самую малость.
«Богемский? — перебирала Катя возможные варианты поиска Бориса, — он мог бы помочь… Лаци… Странное имя и фамилия… Да! Юрий хвастался, что они с ним играли. Как его… Олух… Олох… Хм… не помню. Но его, наверное, многие знают. Он, наверное, известный музыкант. Нужно всё равно найти Богемского. А где? Опять Рита? Она бы подсказала».
Катя задумалась. Спрашивать у Риты, как найти Богемского — опять  нарваться на её неприязненное удивление. Как тогда, у неё, когда Катя спросила о Борисе. Рита тогда взглянула с таким пренебрежением, будто Борис — последний молодой человек, который достоин внимания. Ей не хотелось объяснять Рите, какие чувства она испытывала, когда общалась с ним. Она и сама их стеснялась и не отдавала себе отчёта, для чего она хочет его найти. Обманывала себя, что якобы только для того, чтобы узнать, почему он ушёл.  Но даже от сознания, что может увидеть его, то телу пробегала дрожь и грудь наполнялась приятным волнением.
Риту к поискам она всё же  решила не привлекать. Сразу попытаться найти Богемского тоже оказалось непростой задачей. Сначала Катя нашла редакцию «Советской музыки», но никто толком ей ничего не ответил. Богемского там никто не знал и смотрели, как на ищущую, скрывающегося от алиментов отца ребёнка. А когда спросила про Лаци Олаха, вообще посмотрели, как на ненормальную.   
Катя в расстроенных чувствах шла по улице и думала, что всё равно без Риты этот поиск будет трудным и долгим. Она уже мысленно представляла разговор с Ритой. Под каким предлогом  лучше спросить о Богемском? Или лучше сразу о Юрии? Ведь она должна знать, где его найти. Ведь он так настойчиво добивался её участия в его джаз-банде.
— Катя?! — окликнул мужской голос. Она обернулась. Это был сам Богемский, собственной персоной. Вначале она не поверила своим глазам. Подумала, что это какое-то видение. — Катя! — повторил критик. Катерина остановилась и только сейчас поняла, что это именно тот, кого она ищет. Она кинулась к Богемскому и беспорядочно, с пылкостью, будто, на кону стоит её судьба,  стала задавать вопросы о Борисе. Богемский несколько оторопел.
— Борис? — почти так же недоумённо, как Рита протянул Богемский. — Послушайте, Катя! Вы так внезапно исчезли! Что случилось?!  Какая-то неприятная ассоциация? Вы обиделись?
— Нет, — смутилась она, — мне просто нужно было домой. Так Вы можете сказать, где мне найти Бориса? — немного взяв себя в руки, более спокойно спросила Катя.
— А… понимаю… Вы хотите играть джаз с Юрием? Послушайте, Катя, Вам нужно учиться. Не связывайтесь с дилетантами. Вы талантливы, а джаз, это все-таки… эстрада. Вы потеряете больше, чем найдёте. Может быть потом…
— Я не буду играть джаз! — резко оборвала увещевания Богемского Катерина.
Григорий запнулся, с удивлением посмотрел.
— Тогда зачем Вы его ищете? Вы так взволнованы.
Катя покраснела и закусила губу. Ей бы не хотелось так откровенно демонстрировать  свой интерес, а сколь-нибудь  достоверную историю сходу не придумать.
— Мне… Борис… обещал пластинку… ммм… Певицы из Перу…
— Имы Сумак?
— Да! Да!
— Тогда Вам незачем его искать. Я Вам смогу помочь! Хотите…
— Нет! — вскрикнула Катя. Богемский вздрогнул.
— Почему? У Вас такой вид, будто вы ищете Бориса, словно он Вам обещал на Вас жениться.
— Какая глупость! — вспыхнула  Катерина
— Извините Катя, но…
— Если Вы не знаете, как его найти, так и скажите! — Катерина строго,  Ритиным взглядом,  окатила Богемского. Он растерянно заморгал, посмотрел по сторонам.
— Извините… ещё раз…
Богемский кивнул, обогнул девушку и пошёл дальше. Тоненькая нить, за которую она в надежде ухватилась, выскальзывала из рук. Но и удерживать её не было никакого смысла.  Какое дело известному критику до каких-то начинающих музыкантов.
— А скажите! — остановила она критика, — Скажите, где можно найти Лаци…Олу…
Богемский снисходительно ухмыльнулся.
— Лаци Олах… Лаци играет в «Национале»… Но не думаю, что он Вам поможет с пластинкой Имы Сумак, — вполоборота ответил Богемский, — До свидания Катя, подумайте об учёбе… Не хороните свой талант. Это я Вам, как специалист говорю.
Кате стало неловко. Действительно, как должен реагировать человек, на которого налетаешь, с надеждой, будто спасаешься от хулиганов, а  когда он предлагает свою  помощь,  грубо её отвергаешь. Она хотела окликнуть Богемского, но он был уже достаточно далеко.
««Националь»… Сейчас слишком рано, — подумала Катя, —  Какая же я дура! Дурочка малахольная! Ведь так заметно, что я интересуюсь Борисом! А если бы встретила его самого? Бросилась бы на шею? «Здравствуй Боря! Я так тебя искала!». Зачем? Зачем… Блажь какая-то. Вот действительно, зачем? Ну встречусь я с ним и что? «Я вас так искала!». Зачем,  спросит. «Хотела…» Что хотела,  дурочка? —  безжалостно уничтожала Катерина робкие побеги самоуверенности, — Как глупо! Как глупо вышло с Богемским… Что я хочу? Он похож на Шопена. Ну и что? Но он же не Шопен! Он просто похож. И спроси Риту, она скажет, что не похож. Придумала себе, возомнила и гоняюсь за призраком! Глупая девчонка! Дурище набитое!»
Катя остановилась и огляделась. С момента расставания с Богемским она незаметно для себя прошла около полутора километров и очутилась возле  самой гостиницы «Националь». Вот она. Огромное  изогнувшееся  шестиэтажное здание с огромным портретом Сталина на перегибе, закрепленный между двумя колонами и закрывавший почти два этажа. Один раз они были здесь с Ритой. Роскошь убранства ресторана, надменность посетителей, чопорность и фальшивые улыбки официантов, внимательно изучавшие её, принимающие скорее за кокотку, оставили неприятные воспоминания. Товарищ Сталин с лукавым прищуром смотрел прямо на неё. Её охватило странное волнение. К сомнениям в необходимости поиска Бориса прибавился какой-то мистический ужас от портрета. Особенно этот лукавый взгляд. Будто знает товарищ Сталин, для чего ей нужен Борис, догадывается. Даже она до конца не знает. А он знает. В висках застучало и нахлынуло чувство стыда. Что она делает? Она замужем и, возможно, опять беременна и теперь на аборт не пойдет. И Иван Никитич… Ведь он стал другим. И она смогла найти к нему подход. Она не сможет быть только другом для Бориса, а если так, то зачем всё?
Катя опустила голову, затем ещё раз взглянула на портрет. И ей показалось, будто  товарищ Сталин легонько кивнул, будто одобрил её решение не искать Бориса, забыть, не  ломать судьбу ни ему, ни себе. 
Она развернулась и побрела вверх по Горького. Стало грустно и хотелось плакать. Словно рухнула какая-то светлая мечта, разбилась на мелкие осколки и ранили её в самое сердце острыми краями. Хотелось упасть на подушку и рыдать, рыдать. Прямо здесь. Прямо сейчас. Глаза уже начали наполняться солёной влагой. И стоило моргнуть, как по щекам потекут слёзы. Её не заботили прохожие. Она не стеснялась слёз. Она шла вперед, не различая лиц, не смотря под ноги. Только вперёд! Прочь отсюда!