Перстень

 
 
  Вышел я из монастыря с метлой, борода ниже пояса, ряса до полу...
  Снизошло мне дорогу мести. Вдруг, ночью.
  Темно, фонарей на улице мало...
  А навстречу мне подростки.
  Пятеро. От кладбища путь держат.
  И чего они там забыли - ночью-то?
  А они болтают, смеются...
  А чего смеются? Чего болтают?
 
  И стало мне грустно: Ряса, борода...
  Как-же так? Почему? Зачем?
  И будто так было всегда!
  И никогда я не был мальчишкой.
  И не ходил ночью с друзьями сквозь кладбище.
 
  И решил тогда я их напугать. Из вредности!
  Затаился за кустом сирени. Жду, репейник из бороды щипаю. Предвкушаю.
  Остановились.
  А голоса далеко ночью по земле стелются...
 
  Вслушался: голос мальчишеский, звонкий, озорной.
  "И тогда вышел тот старец из монастыря...
  Бородища белая, длинная, сам в рясу одет!
  А в руках у него метла!
  И ну давай дорогу мести!
  Ночью!
  Представляете?
  И вдруг он как закричит: "Перстень мой тут не видели?"
 
  И в тот же миг погасли все фонари в округе.   
  Тьма опустилась на сыру - землю.
  Сова заухала на кладбищенском дубе.
  Встревожились страхи, зашумели ночной листвой...
 
  Вздрогнули мальчишки от неожиданности!
 
  - Какой ещё перстень? - подскочил я.
  - Не было у меня никогда перстня!
 
  И будто было такое со мной уже.
 
  Явил я тогда себя пред мальчишками.
  А они врассыпную!
  Испугались!
  Смотрю им вслед. Бороду свою поглаживаю. Злорадствую.
  А нече по ночам шастать!
 
  А мальчишек и след простыл!
  И опять я один остался...
  Грустно!
  Плюнул на ладони, стал мести.
  Ширк, ширк, ширк, ширк...
  И тут, в пыли...
  Перстень!
  Играет в лунном свете изумрудными гранями, подмигивает: "Надень меня, старче, надень!"
  Надел.
  И тут поплыло у меня всё перед глазами...
 
                *****

  Спозаранку прибежали ко мне друзья мои.
  Митяй со Степаном, да Сенька-малой.
  Суетятся, в окна ко мне заглядывают, кликают.
  "Вставай, - кричат,- вставай, соня!
  Да поживей!
  Утром под сиренью старца нашли!
  Инока. В рясе.
  Еле живого...
  Помнишь, ты нам вчера рассказывал?
  И борода у него белая, длинная, вся в репейниках...
  А на пальце у него перстень! Представляешь?
  Матушка говорит - не жилец. Скоро преставиться...
  И тогда перстень у него с пальца снимут!
  Вроде как, колдовской он.
  Перстень этот...
  А может, уже и сняли".
 
  - Не сняли.
  - Откуда знаешь?
  - Знаю.
  - Ты что, плачешь?
  - Не... Соринка в глаз попала.
 
  - Не опаздывай на клирос! Помнишь, что мы в хоре сегодня поём?
  - Помню. Антифоны. Псалом сто два: «Благослови, душе моя, Господа»
 
  - А ведь там и про старца того, что лежит на смертном одре сейчас, слово сказано:
  "Ибо дух отлетит от него, и не станет его, и уже не узнает он селения своего"
   
  Тут скрипнуло окошко от дуновения лёгкого.
  И солнечный зайчик сместился на руку мне.
  И заиграли, запрыгали блики по комнате.
  От перстня... Моего.
 
  И тут-же, вдогонку: "А дай-ка... Сниму у тебя я его..."
  Старушка какая-то молвила ласково.
  "Ну что, повидались? И ладно! Не всем-же дано...
  Ступай теперь! Ждут тебя. Время пришло.
  Ну... Всё!"