У догорающего камина на коленях у пожилой женщины покоилась связка писем. Она не ослабляла банта алой ленты, которой были бережно обвиты пожелтевшие конверты. Закрыв свои тонкие, как пергамент, веки, она тёплой ладонью накрывала конверт, стараясь вспомнить содержание письма. Память выхватывала фразу за фразой из скрытого от всех архива, образы всплывали вместе с картинками из того момента первого прочтения письма. Она видела себя за столом в своей комнате. В родительском доме, после того, как старший брат женился и обзавелся своим домом, ей обустроили собственную спальню. Окна маленькой и уютной комнаты выходили на запад. Сквозь резную накрахмаленную и чуть подсинённую занавеску пробивались последние лучи уходящего дня, они подсвечивали темные силуэты яблонь в саду, высокий бурьян у забора, соцветие мальвы, все объекты стали подобно силуэтам из черной бумаги, только омаровый оттенок солнца с горячей сердцевиной играли в прорехах. На стол падали блики, тени от листвы с ветки, которая почти стучалась в стекло. Девушка села читать письмо. Долго она гладила его рукой, не решалась вскрыть конверт. По обыкновению конверты вскрывались, отрывая край, но это письмо она не хотела нарушать. Над чашкой горячего чая отпарила она клейкий край и открыла заветное послание. Тетрадный двойной лист со знакомым подчерком в её руке. Веки пожилой женщины задрожали, по щеке скользнула одна вкрадчивая слезинка. Пространство вокруг обволокло туманом. Теперь она видела свои молодые руки и письмо в них, аккуратные ногти, тонкое колечко с рубином на среднем пальце правой руки, царапину на безымянном, которую оставил недавно в игре маленький котик. Видела она голубую ленту с белой кромкой в косе, что лежала на груди, а кончик её падал на стол, разметав волоски веером. Несколько раз за те минуты чтения она менялась в лице, ей становилось жарко, румянец заливал обычную бледность её. То закусывая губу, то теребя косу, она перечитывала самые значимые моменты. Это письмо лежало в той связке, спустя шестьдесят лет сканировала рука старушки его через стопку более поздних писем, чувствовала его, как тогда, помнила каждое слово.
Послание не было длинным, большая часть бумаги на нем осталась пустовать, но те предложения навечно врезались в память. Так она запомнила чувства восторга и счастья, любви, которые комом подкатили к горлу. Хотелось ей, девочке, кричать и рыдать. Постеснялась она тогда кинуться в объятья матери и рассказать о своем великом счастье: «Он любит меня, мама! Любит!».
- А ты, а ты полюбила его?
- Очень.
- Не плачь.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.