Сказки, расказанные грустью Сказка горного духа

СКАЗКА ГОРHОГО ДУХА


 Вы узнаете меня? Нет?! Позвольте. Вы, наверное, никогда не бывали в горах? Бывали?! И, однако, вы меня не узнаете. А ведь я там живу. И с вами встречаюсь довольно часто. Стоит кому-то сказать слово в моих владениях, и тут же я многократно повторяю его, медленно приглушая к концу. Приляжет ли кто-нибудь на мягкий ковер моих лугов, и снова я тут: тонким шелестом травы заползаю к вам в уши, крылатой бабочкой перепархиваю с цветка на цветок перед вашими глазами. Ну а если кому-нибудь захочется посмотреть на горный закат или насладиться чернотой моей ночи, то я окутываю заходящее солнце туманной дымкой, и оно тускло мерцает, испуская вокруг волшебных цветов лучи. А потом я медленно выпускаю одну за другой своих небесных пчел, и они блестящими разноцветными точками усыпают ночное полотно небес.
 Ну а теперь то вы меня узнали? Да-да, правильно, я горный дух. Тот самый, который может творить чудеса, добрые чудеса.
 Что? Вы хотите чуда? Прекрасно! Хотите послушать хрустальный звон моего воздуха. Или нет, лучше посмотрите, как искрится снег на вершинах моих гор. Или даже вдохните пряный аромат настоя моих душистых трав. А впрочем.… Впрочем, нет. Лучше я расскажу вам сказку. Она такая же древняя, как и я сам. Но это хорошая, очень хорошая сказка. Однако смотрите сами.


* * *

 В те давние времена, когда на земле царил Золотой век, и еще многие тайны были неведомы людям, на этих склонах жил великан. Самый настоящий, большой и сильный великан. Он был, конечно, не таким огромным, как вон те горы, но все же он был высок. И, когда он шел, гулко ступая своими ножищами, самые большие деревья едва доставали до его широкого пояса с огромной бляхой.
 Великан был веселый и шумный. Зимой он сбрасывал в долину снежные лавины, летом швырял на дно ущелий увесистые каменные глыбы. Очень часто мне приходилось затыкать уши мхом, спасаясь от грохота, или нагонять черные тучи и грозой со сверкающими молниями заталкивать разбушевавшегося гиганта под мокрые своды пещер. Я так любил тишину. Поэтому мы постоянно ссорились. А потом я привык. И мне даже стало недоставать его шумных выходок в те дни, когда он спал, развалясь на склонах гор.
 Однажды, после долгого и продолжительного грохота (он продолжался столь долго и был столь громким, что у меня заболела голова, и я начал подумывать, а не обратиться ли к старому верному способу прекращения этого шума), после немилосердно режущего уши стука, бряцания и гула наступила тишина. Она пришла так внезапно и была такой глубокой, что я испугался. Стало совсем тихо, и было слышно биение моего сердца. Что, если моего беспокойного соседа придавила рухнувшая скала?! От этой мысли все внутри моего воздушного тела задрожало. Ведь я его так любил. Я полетел на розыски, облазил вдоль и поперек все переходы холодных пещер, заглядывал в каждую расщелину, прислушивался к каждому шороху, ожидая услышать хотя бы стоны или еще какой-нибудь звук. Бесполезно. Его нигде не было. Наверное, сама Земля, не выдержав шумных игр своего детища, разверзла огнедышащий зев и поглотила его.
 И так как в голову больше ничего не приходило, я сел на камень и приготовился грустить. Вдруг из-за ближайшего поворота горной тропы донесся тихий, совсем детский смех. Но это был его смех.
 Через мгновенье моим глазам предстала картина, описать которую вряд ли возможно. Великан лежал на травянистом склоне, куда услужливо привела меня тропинка. Лицо его было повернуто к чему-то, что загораживали от меня его широкие плечи. Он тихонько смеялся, разглядывая это что-то. Я зашел с другой стороны и увидел, что огромные руки великана бережно касались невиданной красоты цветка. Он был сразу и красным, и желтым, и синим, и блестел восковой твердостью, и отливал мягкостью лепестков. Он жил и дышал. А каким изумительным был его запах. Мне в лицо дохнуло и ароматом первых весенних подснежников, и запахом чайных роз, только что перенесших проливной дождь и еще не убравших его капли со своих бутонов, и сладким вкусом цветочного меда. Здесь все смешалось воедино: сентябрьские плоды и июльские ягоды, пряное, дурманящее веяние весны и холодное, мокрое дыхание осени, лазоревое небо, позолоченное лучами солнца, и серебристая дымка дождя. Только не было здесь губительного зимнего мрака, мороза и ветра.
 И вовсе немудрено, что прекрасное создание привлекло внимание взбалмошной юности и седой старости. Но внимание - это совсем не то слово. Вернее оно относилось ко мне: я был еще не слишком стар, чтобы не мог восхищаться, но и не слишком молод, чтобы воспылать огнем любви. А мой веселый великан влюбился. Это было заметно во всем: и в срывающемся с губ горячем дыхании, и в осторожных движениях грубоватых рук, и, что самое главное, в том потоке нежного света, который, казалось, так и излучали его глаза.
 С этих пор в моих владениях воцарилась тишина. Великан был постоянно занят. Он то приносил цветку хрустальную воду из ручья, то строил травяной навес от палящего знойного летнего солнца, то заворожено смотрел на свое маленькое сокровище, осторожно прикасаясь губами к его лепесткам. По вечерам же великан укладывался спать рядом с цветком, чтобы ночью просыпаться от каждого шороха, охраняя покой крошечного существа.
 Так продолжалось всю весну, лето и начало осени.
 А потом с севера подул холодный ветер, принесший дождь и серый туман. И цветок начал чахнуть. Сначала завял и отвалился один лепесток, за ним другой, третий, и вот уже весь ранее красочный, а ныне пожухлый наряд лежал на мокрой земле вокруг тоненького стебелька, пытавшегося прикрыться от ветра своими маленькими листочками.
 Великан старался изо всех сил. Он хотел, во что бы то ни стало, спасти свою любовь от увядания и смерти. Он согревал цветок дыханием, старался обсушить маленькое создание и укрыть от сырости и холода, как мог защищал от студеного резкого ветра. Но напрасно. Как только ударили первые морозы, как только промерзшая почва не смогла больше кормить корни цветка, стебелек согнулся, листья опали, и маленькая головка коснулась уже посеребренной снегом земли. Цветок умер.
 Весь день простоял великан над мертвым телом, а под вечер я заметил на вершине самой крутой горы его огромную фигуру, черной тенью четко вписанную в серое небо. Я понял, что сейчас случиться непоправимое. Я задыхался, больно ударялся о выступы скал, мое сердце подпрыгивало как мячик. Но все-таки я успел вовремя. И, с трудом переводя дыхание, я зашептал ему на ухо придуманные по дороге слова о том, что зима не вечна, что вернется весна, что вновь засияет над землею солнце, и что цветок оживет, а любовь вернется.
 Великан поверил моим глупым выдумкам (я то знал, что смерть никогда не отпускает свои жертвы). Но я думал, надо только успокоить его, что все это временно, что тоска пройдет, великан забудется и снова станет весельчаком, а я не останусь в одиночестве.
 Но время шло, и надежды мои разлетались. Великан каждый день приходил к запорошенному снегом кусочку земли, на котором лежала согбенная фигурка цветка. Он садился рядом и молча смотрел на восток. Он ждал, когда вернется солнце. И, засыпая по ночам, я еще долго слышал его гулкие шаги.
 Я понял, что теперь мне не удастся удержать его от безрассудного поступка. Великан ждал. В нем теплилась надежда. А мое сердце разрывалось от жалости. Я не выдержал и решил пойти к нему и все рассказать. А там будь, что будет. Однако легко решить, а сделать не так-то легко. Много раз я приближался к своему другу, но тут же решимость моя исчезала.
 И вот однажды утром на востоке заалел краешек неба - восходило солнце. Я понял - это конец. Через мгновение я был рядом с великаном - я решился. Но что это?! Вместо печати грусти я увидел на его лице робкую нежную улыбку. Глаза великана были прикованы к земле. Он ничего не видел, кроме маленького участочка, на котором из-под еще холодной почвы пробивался... зелененький росток.
 Любовь победила дыхание смерти!
 Стараясь не шуметь, я тихонько ушел, чтобы не мешать их встрече и чтобы понежиться в лучах весеннего солнца.
 Вечером я увидел волшебство, равное которому вряд ли знала какая-нибудь сказка. Когда я вернулся к ним, то не нашел ни великана, ни цветка. Я искал их, но безрезультатно. На склонах гор мне встретились только прекрасная, как цветок девушка, и могучий, как великан, юноша, который помогал ей спускаться с уступа на уступ. Они шли в долину, к людям.


* * *

 Вот и вся сказка. С тех пор я остался один, совсем один. И теперь очень радуюсь, когда кто-нибудь из вас смехом и шумом нарушает застоявшуюся тишину моих гор. И тому нарушителю я всегда показываю чудо или рассказываю сказку, потому что я старый горный дух...