Беглецы

            Когда белые отступали - я все войны запомнил, все войны - коло Челябинска или дальше фронт был - за Челябинском. Когда тихо, на заре, артиллерия – канада - начнет бить, гудеть, как гром - страшно.
           Петро Теняков, Щекотуров Тимофей Прокопьевич, Ноздрин Семён Григорьевич на Тургае прятались, на берёзах. Там болото было.  А там-то - на кочках – лабде - осока, кусты.  Лес рос берёзовый. Возле Тургая вокруг берёзы росли. Очень толстые, в два обхвата. Мы с Данилом, помню, вдвоём обхватить не могли. И очень высокие, кудрявые. Казаки подъехали к Данила Анисимовичу Логинову, а он здоровый был, ноги колесом. У него была большая саманная* избушка, там задавили потом Федю Куликова, активиста хромого.
             А те из Тургая смотрят, с берёз, что верховых казаков несколько человек подскакали к избушке.  Что-то спрашивают. А Данила им на Тургай показывает. Они с берёз соскочили - в Тургай, он небольшой, только посередине - вода, кругом лабда*. Они сели, только чтобы дышать, под осоку. Казаки поездили, походили по лабде, долго гоняли. Долго в воде сидели, холодно под лабдой. Сидели, сидели. Стемняло. Они всё же решили вылезать: что будет…
           Сперва один вылез, потом другой. Пошли в кусты. Там у них что сухое было. Оделись, согрелись, а огня не зажечь. Под осень уже было - баушка нас тогда груздями кормили, пельмени груздяные варила и таскала - мы в саманухе* сидели. У Петра там была полоса, и была поскотина. И у нас там была поскотина* - лошадей там кормили в страду, и в такое время, ночевали в поскотине, и, когда засуха, скот туда угоняли - с Петром Матвеевичем вместе. Мой отец, Иван Федотович - были сродные братья, и все поля вместе - они сперва были двух братьев Матвей, Федот Никитевич - это наш дед - сперва был надел земли, и в Тургае была поскотина общая, городили c Петром Теняковым. У нас было загорожено косым пряслом - отец городил, а у Петра в три жерди.
         Раисья Ефимовна, она была Андриянова жена, Андриан старший был, глухонький, рыжеватый маленько - она его недолюбливала – она была белая, бравая женщина, девичья фамилия Воробьёва. А Петро взял Анисью, косенькую, она была Бобнева, с Нифанки. А сам был бравый. Мы были маленькие, Петро нас подуськивал: «Айдате, баб за титьки пощупайте, они у них мягкие. Свалите их сзади, они сидят». А то мышь поймает: «Айдате, мышь им за пазуху суйте!» А бабы поймают нас и штаны спущают, с крапивой. 
          Сено накосили, или было у них - воз большой, они сели в середину, поехали. Подъехали к элеваторскому переезду. Пегуха, как увидела паровоз, заподскакивала. Раисья кричит: «Ой, солдатики! Подержите лошадь! А то она сейчас свернёт всё сено!» Они и перевели через переезд - солдаты, и как-то никому в нос не пало: «Айдате, проезжайте!» - пропустили их. Бывало, скажет: «Ох, и подрожали мы с ними, с мужиками!» - она сейчас ещё жива, живёт, ей девяносто два года.  Вот она у нас в породе самая старшая, хотя она после первого мужа, Андриана, выходила за Куляхтина Михаила – не Тенякова. Андриан, он давно помер.
              Вот потом они приехали домой, к дому, к воротам. А тут казаки начали сено растаскивать. Раисья говорит: «Вам-то ведь что, сколь покосить или мне - бабе! Возьмите литовки и покосите себе!» Они и поехали.
             А дома колода лежала долблёная. Метров шесть или восемь. Из толстого бревна. И дырка в середине - выдалбливали, серёдка пустая - мешанинник, кормить лошадей, возить зерно - хлеб. Они и залезли туда, под бревно, закатились.
           Потом в конопле - в огороде было коноплё, с сотку, за домом. С крышами вровень.
           Потом наоборот, в подпол, под горницей, в подполе сидели. Заложили проход с кухни саманом* и давали есть через саман. А в горнице были казаки.
              А кто-то кашлять начал.  У них была квартирантка - Катя, она жила с черкесом Михаилом. Он чай продавал - привозил с Кавказа. Высокий был, кудрявый. Ляжет на подушку лежит, читает.  А Катя была дочь либо купца, либо лавочкина – «Катя, Катерина - купеческая дочь*»,  чёрненькая тоже. Он и жил с ней нахлебником. Кашлять начнут - она затопает, кричит: «Брысь! Брысь! А то я только половики помыла, постелила, а она опять чего-то гадует!» Казаки спрашивают: «Что? Что?» «Да кошка! Наелась чего-то. Только что половики вымыла...»
           Всё обошлось. Потом казаки, они скоро отсюдова уехали. А потом другие - солдаты. Давали нам патоку. Патока в банках, в больших, и икра - икру красную. Вот ведь - война, а всё было! Конфеты были - монпансье - как ягодки, духовитые. Баушка давала им хлеба или ещё что. А они говорят: «У нас своё». Их тут же позовут. Не было им время - всё угоняли. Последние сумки забывали, мешки. А старосты забирали, чтобы ничего военного у нас не было.
            И тут вскоре и подошли части Красной Армии. И наши как-пленники на воле! Рано утром это было, и слышно, как пулемёты трещали. Петро тогда вылез из подпола. Вышли, ещё с отцом нашим залезли на крышу. И видели, как красная разведка гналась за белыми…





* Лабда - плавающие торфяные острова на болотах, на зарастающих озерах.
* Саманная избушка, самануха, саман - кирпич-сырец из глинистого грунта, измельченной соломы, навоза и других волокнистых растительных материалов.
* Поскотина - пастбище, выгон для скота, огороженная со всех сторон изгородью из жердей.
*"Катя, Катерина - купеческая дочь, Где ты ж прогуляла Всю тёмную ночь..." (Старинная русская песня)