Пушкин Онегин Энциклопедия душ
(1)
Выражение «роман «Евгений Онегин» — энциклопедия русской жизни» скоро отметит 200-летие и стало литературоведческим штампом в подавляющем числе попыток толковать о главном и лучшем по авторскому признанию творении АС Пушкина
ВОТ, ОДНАКО, НЕ КЛАССИЧЕСКИЙ ПРИМЕР ТОЛКОВАНИЯ ЭТОЙ ШТАМПОВКИ В ПУШКИНИСТИКЕ В СТАТЬЕ КТО НАЗВАЛ «ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА» ЭНЦИКЛОПЕДИЕЙ РУССКОЙ ЖИЗНИ?
Отвечает Тата Боева, автор портала «Культура.РФ» (слово то какое – портал … будто нас затягивают в иную параллельную вселенную Мультиверса космологов):
«Фраза «роман «Евгений Онегин» — энциклопедия русской жизни» часто встречается в литературоведческих и популярных текстах. Во многих из них она не оформлена как цитата.
Современные исследователи отмечают, что эта фраза была оценкой конкретного автора, а не коллективным признанием пушкинских заслуг. Первым выражение «энциклопедия русской жизни» употребил литературный критик Виссарион Белинский. Он в середине 1840-х годов создал серию статей «Сочинения Александра Пушкина» и в девятой из них, которая называлась «Евгений Онегин» (Окончание)», написал:
«В своей поэме он умел коснуться так многого, намекнуть о столь многом, что принадлежит исключительно к миру русской природы, к миру русского общества! «Онегина» можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением. Удивительно ли, что эта поэма была принята с таким восторгом публикою и имела такое огромное влияние и на современную ей, и на последующую русскую литературу?»
Но!
"Но литературоведы обращают внимание и на то, что выражение «энциклопедия русской жизни» сегодня можно считать неполным. Филолог Алексей Любжин в статье «Почему „Евгений Онегин“ не энциклопедия русской жизни» указывал, что Пушкин писал о повседневном укладе дворян — петербургских жителей и уездных помещиков, но не раскрывал быт крестьян, горожан средних сословий, церковников. Также он отмечал, что роман не отражает многие важные аспекты общественной жизни той эпохи. Например, ничего не говорит об образовании в Российской империи: «Массовые явления не привлекают к себе пушкинского внимания, он описывает (в значительной части в рамках литературного топоса) либо уходящую натуру, либо частные явления». Любжин считает, что Пушкин сознательно писал только о людях своего круга и не ставил перед собой задачу полноценно отразить реалии России первой трети XIX века.»
Мы предложили уточнить формулу В.Г. Белинского как неистовую от Неистового Виссариона и оставить в ней начальное =
Энциклопедия русской жизни дворян = ЭРЖд
И совсем отбросить вторую половину о высшей степени народности творения. Думаете кто-то из народа роман читал? Да он стоил в лавке Смирдина как стадо коров и самому автору был безумно дорог (по отпускной цене драгоценности)
(2)
Но сегодня на тропе ПИПИ вспомнились в связке с ЭРЖД хвалы цеховых грандов и наших душеприказчиков от литературы:
В ст. вошедший в сб. Арабески Н.В. Гоголь восторженно сшил шинельный свой ярлык для мундира Пушкина. Вот легендарный фрагмент этого панегирика из статьи «Несколько слов о Пушкине» (прим. В 1835 г. была опубликована в первой части сборника «Арабески». Была датирована автором 1832 годом, однако в действительности работа над ней была начата не ранее конца 1833 г. и завершена в сентябре-октябре 1834 г.):
«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. «
и далее реже цитируемая подсказка:
«В нём русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла. <...>»
Это потом Гоголь пришел к своей окончательной формуле Пушкина: Поэт и ничего больше.
Достоевский в 1880 в своей Речи по поводу установки памятника Пампуша на Тверском дополнил:
«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа», — сказал Гоголь. Прибавлю от себя: и пророческое. Да, в появлении его заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое. Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого столетия с петровской реформы, и появление его сильно способствует освещению тёмной дороги нашей новым направляющим светом. В этом-то смысле Пушкин есть пророчество и указание.»
(прим. На втором же публичном заседании Общества любителей российской словесности, состоявшемся 8 (20) июня,)
И следом за этими связками возник новый формуляр онеговедения:
РОМАН ЕО – ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОЙ ДУШИ = ЭРД
Минимально достаточное основание формулы РЕО = ЭРД:
В представлении романа читателю прямо сказано, что он для души и от души:
Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзии живой и ясной,
Высоких дум и простоты;
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну писать
Поэму песен в двадцать пять
Душа – главный объект описаний черт героев романа
(а) Евгений – хандрящая душа с травмированными ленью и скукой разумом, духом и волей и … все душевное окрест его:
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призрак невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований,
Того змия воспоминаний,
Того раскаянье грызет.
С душою, полной сожалений,
И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя Пиит.9
Замечу кстати: все поэты —
Любви мечтательной друзья.
Бывало, милые предметы
Мне снились, и душа моя
Их образ тайный сохранила;
Их после Муза оживила:
Так я, беспечен, воспевал
И деву гор, мой идеал,
Томим и ветреным успехом,
Внимая в шуме и в тиши
Роптанье вечное души,
Зевоту подавляя смехом:
Вот, как убил он восемь лет,
Утратя жизни лучший цвет.
Но, получив посланье Тани,
Онегин живо тронут был:
Язык девических мечтаний
В нем думы роем возмутил;
И вспомнил он Татьяны милой
И бледный цвет, и вид унылый;
И в сладостный, безгрешный сон
Душою погрузился он.
Быть может, чувствий пыл старинный
Им на минуту овладел;
Но обмануть он не хотел
Доверчивость души невинной.
Теперь мы в сад перелетим,
Где встретилась Татьяна с ним.
Минуты две они молчали,
Но к ней Онегин подошел
И молвил: „вы ко мне писали,
Не отпирайтесь. Я прочел
Души доверчивой признанья,
Любви невинной излиянья;
Мне ваша искренность мила;
Она в волненье привела
Давно умолкнувшие чувства;
Но вас хвалить я не хочу;
Я за нее вам отплачу
Признаньем также без искусства;
Примите исповедь мою:
Себя на суд вам отдаю.
„Но я не создан для блаженства;
Ему чужда душа моя;
Напрасны ваши совершенства:
Их вовсе недостоин я.
„Мечтам и годам нет возврата;
Не обновлю души моей...
Я вас люблю любовью брата
И, может быть, еще нежней.
Послушайте ж меня без гнева:
Вы согласитесь, мой читатель,
Что очень мило поступил
С печальной Таней наш приятель;
Не в первый раз он тут явил
Души прямое благородство,
Хотя людей недоброхотство
В нем не щадило ничего:
Враги его, друзья его
(Что, может быть, одно и то же)
Его честили так и сяк.
Врагов имеет в мире всяк,
Но от друзей спаси нас, боже!
Уж эти мне друзья, друзья!
Об них недаром вспомнил я.
Родные люди вот какие:
Мы их обязаны ласкать,
Любить, душевно уважать
но Евгений
Наедине с своей душой
Был недоволен сам с собой.
Что с ним? в каком он странном сне.
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан...
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой всё ваше совершенство,
Пред вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть... вот блаженство!
(б) Владимир Ленской (не Ленский!) = сама душа поэта (пусть и архаика…)
В свою деревню в ту же пору
Помещик новый прискакал,
И столь же строгому разбору
В соседстве повод подавал.
По имени Владимир Ленской,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
От хладного разврата света
Еще увянуть не успев,
Его душа была согрета
Приветом друга, лаской дев;
Он сердцем милый был невежда,
Его лелеяла надежда,
И мира новый блеск и шум
Еще пленяли юный ум.
Он верил, что душа родная
Соединиться с ним должна,
Что безотрадно изнывая,
Его вседневно ждет она;
Он верил, что друзья готовы
За честь его приять оковы,
И что не дрогнет их рука
Разбить сосуд клеветника;
Что есть избранные судьбами,
Людей священные друзья;
Что их бессмертная семья
Неотразимыми лучами,
Когда-нибудь, нас озарит
И мир блаженством одарит.
Под небом Шиллера и Гете,
Их поэтическим огнем
Душа воспламенилась в нем;
И Муз возвышенных искусства,
Счастливец, он не постыдил:
Он в песнях гордо сохранил
Всегда возвышенные чувства,
Порывы девственной мечты
И прелесть важной простоты.
Ах, он любил, как в наши лета
Уже не любят; как одна
Безумная душа поэта
Еще любить осуждена:
Всегда, везде одно мечтанье,
Одно привычное желанье,
Одна привычная печаль.
Ни охлаждающая даль,
Ни долгие лета разлуки,
Ни музам данные часы,
Ни чужеземные красы,
Ни шум веселий, ни Науки
Души не изменили в нем,
Согретой девственным огнем.
Она поэту подарила
Младых восторгов первый сон,
И мысль об ней одушевила
Его цевницы первый стон.
Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцалуй любви мила,
(в) Татьяна – русская душою сама не зная почему Пришла пора … Душа ждала … кого-нибудь
Татьяна слушала с досадой
Такие сплетни; но тайком
С неизъяснимою отрадой
Невольно думала о том;
И в сердце дума заронилась;
Пора пришла, она влюбилась.
Так в землю падшее зерно
Весны огнем оживлено.
Давно ее воображенье,
Сгорая негой и тоской,
Алкало пищи роковой;
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала... кого-нибудь,
Зачем вы посетили нас?
В глуши забытого селенья,
Я никогда не знала б вас,
Не знала б горького мученья.
Души неопытной волненья
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в вышнем суждено совете...
То воля неба: я твоя;
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой;
Я знаю, ты мне послан богом,
До гроба ты хранитель мой...
Ты в сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался
Давно... нет, это был не сон!
Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!
Не правда ль? я тебя слыхала:
Ты говорил со мной в тиши,
Когда я бедным помогала,
Или молитвой услаждала
Тоску волнуемой души?
И в это самое мгновенье
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ты ль, с отрадой и любовью,
Слова надежды мне шепнул?
Кто ты, мой ангел ли хранитель,
Или коварный искуситель:
Мои сомненья разреши.
Быть может, это всё пустое,
Обман неопытной души!
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
И между тем, душа в ней ныла,
И слез был полон томный взор.
Вдруг топот!... кровь ее застыла.
Вот ближе! скачут... и на двор
Евгений! „Ах!“ — и легче тени
Татьяна прыг в другие сени,
Вы чистой, пламенной душой,
Когда с такою простотой,
С таким умом ко мне писали?
Ужели жребий вам такой
Назначен строгою судьбой?
Что было следствием свиданья?
Увы, не трудно угадать!
Любви безумные страданья
Не перестали волновать
Младой души, печали жадной;
Нет, пуще страстью безотрадной
Татьяна бедная горит;
Ее постели сон бежит;
Увы, Татьяна увядает;
Бледнеет, гаснет и молчит!
Ничто ее не занимает,
Ее души не шевелит.
Качая важно головою,
Соседи шепчут меж собою:
Пора, пора бы замуж ей!..
Но полно. Надо мне скорей
Развеселить воображенье
Картиной счастливой любви.
Невольно, милые мои,
Меня стесняет сожаленье;
Простите мне: я так люблю
Татьяну милую мою!
Татьяна (русская душою,
Сама не зная, почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму,
А как автор признается сам:
Зизи, кристал души моей,
Или:
Что ж, если вашим пистолетом
Сражен приятель молодой,
Нескромным взглядом, иль ответом,
Или безделицей иной
Вас оскорбивший за бутылкой,
Иль даже сам в досаде пылкой
Вас гордо вызвавший на бой,
Скажите: вашею душой
Какое чувство овладеет,
Когда недвижим, на земле
Пред вами с смертью на челе,
Он постепенно костенеет,
Когда он глух и молчалив
На ваш отчаянный призыв?
А может быть и то: поэта
Обыкновенный ждал удел.
Прошли бы юношества лета:
В нем пыл души бы охладел.
Во многом он бы изменился,
Расстался б с музами, женился,
В деревне счастлив и рогат
Носил бы стеганый халат;
Узнал бы жизнь на самом деле,
Подагру б в сорок лет имел,
Пил, ел, скучал, толстел, хирел.
И наконец в своей постеле
Скончался б посреди детей,
Плаксивых баб и лекарей.
Довольно! С ясною душою
Пускаюсь ныне в новый путь
От жизни прошлой отдохнуть.
Дай оглянусь. Простите ж, сени,
Где дни мои текли в глуши,
Исполнены страстей и лени
И снов задумчивой души.
Всё, что ликует и блестит,
Наводит скуку и томленье
На душу мертвую давно,
И всё ей кажется темно?
А ты, младое вдохновенье,
Волнуй мое воображенье,
Дремоту сердца оживляй,
В мой угол чаще прилетай,
Не дай остыть душе поэта,
Ожесточиться, очерстветь,
И наконец окаменеть
В мертвящем упоеньи света,
Среди бездушных гордецов,
Среди блистательных глупцов,
Все герои Пушкина в романе – одушевлены … живут душою … это проявленные платоновские эйдосы.
Герои (но не все персонажи!) характеризуются Пушкиным через их души, их душевные состояния = они общаются как души, задушевно. Даже такой остывший, застывший и равнодушный ко всем и всему хандрящий мастер скуки Евгений.
Свидетельство о публикации №225012201203