Животворящая сила креста

Сколько на карте нашей огромной страны никому не известных, маленьких городков, посёлков, забытых властями и Богом деревень. Съезжая с протянувшихся между крупными городами автострад, и попадая на местные дороги регионального уровня, неасфальтированные  грунтовки и сельские просёлки, удивляешься, как разительно меняется пейзаж за окном  автомобиля.

Вдруг за поворотом дороги покажется зарастающее кустарником и чахлыми деревьями поле, бывшее когда-то плодородной хлебной пашней,
промелькнут покосившиеся дома со слепыми,  заколоченными крест-накрест подгнившими досками окнами. Заброшенные погосты, утопающие в некошеной траве, почти в высоту человеческого роста, полуразвалившиеся церкви с зияющими проломами дверей и сводчатых куполов ранят душу своей беззащитностью и беспомощностью.  Неприятный осадок от увиденного еще долго отравляет сознание. 

И это в 21 веке, веке развитой промышленности, современных цифровых технологий и повсеместно декларируемого социального равенства. Почему так? Разучились работать? Или настоящих хозяев не осталось? Перевелись?

Как только услышишь слово «деревня», тут же сразу всплывают ассоциации: тяжело, грязно, безденежно…  А нам твердят: «Всё нормально. Надо просто уметь жить, здесь и сейчас!» Многие и живут – одним днём, по принципу «моя хата с краю». А что? Удобно.

Для большинства столичных жителей, для горожан в третьем-четвёртом поколениях, давно потерявших связь с провинциальной жизнью, землёй-кормилицей, мир за пределами крупных мегаполисов малоинтересен, плохо понятен и порой, по их мнению, даже опасен. Там в глубинной России свой особый уклад, с неписаными законами, порядками, представлениями о добре и зле. Там свои герои и антигерои, там до сего времени встречаются невежество и косность,  которые продолжают соперничать с верой в торжество света и добра.

Не верите? Я бы и сам не поверил, засомневался, если бы не одна история, которою мне рассказал  вполне сведущий человек, оказавшийся в эпицентре произошедших событий.

Виктор Кузьмич Сурдин, крепко скроенный сухощавый старик лет семидесяти пяти, с ёжиком седых волос, по-простому Кузьмич,  родился в небогатой деревенской семье в большом и многолюдном селе в центре России. Его дед был церковным старостой, помогал настоятелю храма по хозяйственным делам, в ремонте, сборах пожертвований. Виктор много чего повидал в своей жизни,  узнал её с разных сторон, всё попробовал. Послужил в армии,  поработал в милиции, несколько лет заведовал немудрёным хозяйством в сельском профтехучилище. В конце 90-х училище закрыли и его уволили. Хорошо, что успел раньше оформить военную пенсию по выслуге лет, иначе в те непростые годы было бы совсем туго.

В  старый поселок Дюкино, раскинувший в непонятной хаотичности свои дома между железной дорогой и проложенным еще в довоенные годы шоссе через густой сосновый лес от районного городка Н. к западной границе с Белоруссией, Виктор Кузьмич перебрался в начале двухтысячных.  Проживало там не многим более трёхсот человек, что даже по нынешним меркам совсем неплохо. Около сотни дворов, сельмаг, почта, работавшая два дня в неделю, старая котельная  и небольшой, едва сводящий концы с концами сельхозкооператив. Сам кооператив уже почти ничего не производил, а только принимал у населения сезонные овощи, фрукты и молоко, отправляя их дальше в ближайший город для переработки, расфасовки и поставки в торговые сети.  Две улицы, пяток проулков, два непроезжих тупика – вот и весь посёлок, в котором и произошла  эта история.

После жарких дней середины лета нежданно-негаданно всё Нечерноземье накрыл затяжной циклон, пришедший с Балтики. Вот и сегодня в Дюкино целый день шёл нудный и ознобистый дождь. Небо было влажным и пасмурным. Казалось, оно насквозь пропиталось мокрым серым туманом, сочащимся, как из губки. Земля промокла до самого основания и, пресытившись избытком влаги, перестала принимать её в себя. Маленькие лужицы превратились в огромные лужи, чёрная грязь расползалась под ногами при каждом шаге, прилипая к обуви. Дорожка, ведущая к недавно выстроенному небольшому сельскому храму, едва угадывалась в наступающих сумерках растерявшегося от непогоды дня.

Я договорился о встрече с Кузьмичём, как его по-доброму за глаза называли все деревенские, заранее. Хотелось просто посидеть, поговорить с ним, послушать его рассуждения на разные житейские темы. Он в этом деле был большой мастак, и непревзойденный рассказчик. Иногда трудно было «отделить зёрна от плевел», понять, где он говорит правду, а где немного привирает, додумывает то, что было или могло быть. Но с ним всегда было интересно.
 
Захватив с собой бутылочку полусладкого красного вина и упаковку тульских пряников, Кузьмич категорически не употреблял крепкие напитки, я, несмотря на промозглую погоду, отправился к нему в сторожку. Он ждал меня. Вскипятил чайник, выложил на стол несколько спелых яблок, освященных настоятелем храма отцом Андреем в праздник Преображения Господня, в простонародье называемым Яблочным спасом, поставил два граненых стакана. То ли под вино, то ли под чай.

- Ну, и ливень зарядил, как будто уже поздний сентябрь, а не август, - посетовал я. - Нагрешили, наверное, сельчане. В наказание дождь.

- Да разве это наказание? – усмехнулся Кузьмич. - То Илья Пророк на своей колеснице проездом над нашим Дюкиным. В июле ему недосуг было. Земля от зноя истомилась. Так теперь долги отдаёт. Помочит, погремит день другой и успокоится.

- А может это славянский Перун, а не Илья вовсе, - поддел я Кузьмича. - Разница то небольшая.

- Ох, милый мой, хоть ты и умный да сверх меры образованный, а не силён, видать, в христианских истинах.

- Да, ладно Кузьмич. Сам-то ты давно воцерковлённым христианином стал? Ты же бывший «мент и вояка», прости уж меня грешного за эти слова.

- Бог простит, а я не в обиде. Да, покидала жизнь меня от души. И по людям приходилось стрелять и с алкашнёй всякой нервы трепать. Но видимо где-то глубоко сидела во мне вера отцовская и особенно дедова. Не раз пацаном помогал ему в церкви, когда он старостой был. А вот теперь и вышла наружу.

- Сколько же лет ты уже при церкви живёшь? Своего-то угла нет? И не обидно? Мужчина ты справный. Купил бы себе домик, нашел какую хозяйку. Одиноких женщин хватает.

- Чудак человек. Сразу видно, что ты туточки наездами бываешь, многого не знаешь, не ведаешь. Эта земля, на которой теперь церковь построили, раньше моя была. Меня как уволили, так я сюда перебрался, как раз на сломе веков. Почитай уже лет двадцать назад.

Кое-какие деньжата сумел накопить и купил тут на взгорке щитовой домишко. Не в центре, но и не с самого края поселка. Берёзки, сосна-кривуля и сирень. Духмяная по весне, цветоносная. С соседями только не повезло. Рядом жила бабка старая, по прозвищу Калиниха. Не то знахарка, не то колдунья древняя. Мне многие потом говорили: нехорошее место ты выбрал Кузьмич. Не любили эту старуху жители или боялись. Кто их разберёт. Только старались без нужды не заходить в эту сторону деревни лишний раз.

Я весь обратился в слух. Кто-то при мне уже  упоминал эту историю местного храма, но всё в спешке, без подробностей. А тут пожалуйте – первоисточник. Участник всех событий собственной персоной. По правде сказать, с Кузьмичом у нас «шапочное знакомство». Общаемся изредка только во время моего отпуска, когда приезжаю к друзьям на рыбалку, да на шашлыки… Тем интереснее эти встречи, во всяком случае, для меня.

- Послушай, Виктор Кузьмич, - сделал я ход конём, обратившись к старику по имени отчеству, что ему явно польстило. – Расскажи мне эту свою историю. Неужели в наше время ещё существует всякая нечисть: ведуны, чародеи, колдуньи? Ну, там нетрадиционная медицина, народные целители, травники – это ещё можно понять, но служители тьмы…

- Ладно, расскажу, что знаю, про что слышал. Только давай сначала промочим горло, раз уж ты принёс вино. Может и сказ мой складнее будет.

Сумеречный вечер нахально заглядывал в окно сторожки, как будто тоже собирался послушать рассказ Кузьмича. Притих и дождь, растеряв к ночи всю свою дневную прыть. Мы выпили по полстакана вина, и Кузьмич начал, почти, как в сказке: «Жили, были…».

- Ты знаешь уже, что наш посёлок попросту сказать умирал.   Молодежи почти не осталось. Все разъехались. Кто учиться, кто работать на предприятия в соседний городок. Обыденность. Рутина безрадостной малообеспеченной жизни. Да и жизнь ли это? Скорее существование на некоем отрезке пути из ниоткуда в никуда, - философствовал Кузьмич. 

- Прошёл день и ладно! Мало кто об этом задумывается. Тянут лямку от рождения до последнего вздоха. И просвет в этой жизни ой, как трудно отыскать. За день наломаются вусмерть, наработаются, а вечером, чем занять себя не знают. Тоска зелёная да скукота. Мужики выпьют горькой и вроде ничего. Отпустит на время. А женская натура другая. Им общение нужно, сочувствие и вера, надёжа на перемены. А где её взять?
Я так думаю, людям духовной пищи не хватало. Помолиться, с Богом  поговорить, батюшку послушать. А батюшки нет, даже часовенки, какой немудрёной, чтоб собраться на праздник церковный, свечку поставить, молебен отслужить. В город не наездишься за 10 километров. Вот я и вылез со своей инициативой, видно дедовы гены проснулись внутри. Серая жизнь у людей. Надо помочь.

Кузьмич поставил подогревать на плиту остывший чайник и продолжил. - Как-то зацепился я с бабами языком за эту тему в сельмаге. Ждали привоз свежего хлеба, ну и разговорились.

- Вот бы церквушку маленькую построить здесь или молельный дом какой-нибудь, - судачат бабы. - Чтобы было, где собраться на Пасху, Рождество, на Николу. Может к нам и священник бы приезжал по воскресеньям.

- Давайте напишем архиерею местному в область, -  поддержал я разговор.  - Пусть рассмотрит и поможет. Им тоже новый приход открыть – за радость. Значит,  не в праздности живут пастыри, а пекутся о прибавлении сторонников Христа.

- Хорошо бы, конечно, - с неожиданным энтузиазмом и единодушием зашумели бабы. – Но где в нашем Дюкине божий дом поставить? Весь центр уже застроен, да и городские стали появляться, все удобные места скупили под свои коттеджи, будь они неладны. Не с краю же храм строить. Это, как на обочине, не по-божески, не по-христиански.

- Ну, меня тут как подтолкнул кто, - вздохнул, задумавшись на минуту, Кузьмич. – Пусть, - говорю, - нам только разрешат создать приход, да с документами помогут. Проект церкви какой-либо подберут. Недорогой. А я, если общество согласится,  свою землю уступлю под строительство. Правда, с условием, что я при церкви останусь жить. Вроде смотрителя.

- Ну, ты даёшь, Кузьмич! И всё получилось?

- А то! Народу затея понравилась. Даже некоторые мужики поддержали. Всё какое-то разнообразие в беспросветных буднях. Да и на стройку работники понадобятся, а значит можно лишнюю копейку заработать. Сомневались только соседством нехорошим, но потом согласились, что Бог не попустит всяким неприятностям и непотребству в святом деле. Вот так всё и закрутилось. Подробности, как дело сладилось, я опущу. Пришлось походить по кабинетам, в область съездить не раз. Как говорится – «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».

Кузьмич, вдруг закашлявшись, замолчал, как будто перевернул страницу  своих воспоминаний.

- Что-то я осип от разговоров. Всё же сырость уличная сказывается. Давай, мил человек, еще понемногу твоего церковного винца во славу Божию. 

Я вновь наполнил стаканы. Кузьмич взял тульский пряник, а я спелое налившееся румянцем от летнего солнца яблоко. Мы выпили и немного помолчали, думая каждый о своём.  Кто бы мог подумать, что тихие вечерние посиделки под шепот озябшего от дождя ветра за окном превратятся в интригующую, полную тайных смыслов и недосказанностей историю о жизни простых, в общем-то, незнакомых, и в тоже время бесконечно близких и дорогих моему сердцу людей, земляков.
- Ну, что не утомил я тебя своими байками? – усмехнулся Кузьмич, аккуратно собирая в ладонь пряничные крошки и отправляя их в рот.

- Нет-нет, Виктор Кузьмич, - я вновь польстил самолюбию моего собеседника. – Очень интересно. Продолжай.

- Да, тут и продолжать особо нечего, - разжигая интригу, заворчал Кузьмич.  И сумеречно уже без меры. Почитай два часа, как балакаем. По самой темноте домой пойдешь. Извозишься в грязи, как порося. Лужи кругом, а луна сквозь хмарь облачную сегодня точно не проглянет.

- Ничего, я привычный. И фонарь в телефоне у меня яркий. Прорвёмся. Может ещё по капельке?

- Нет, в любом деле, особливо в таком, как питиё, должна быть мера. Я сегодняшнюю норму принял, для душевной радости. Хватит. Теперь только чай. Липовый. Сам собирал в этом году. Июльский сбор – самый ароматный. Будешь со мной?

- Конечно, буду. Но ты, мне кажется, не очень хочешь говорить про нехорошее соседство с твоим участком под строительство церкви? Или я ошибаюсь?

- Теперь то что? Теперь можно. Это, только когда начали здесь собираться односельчане, которые верующие, чтоб участок мой освободить от всякого лишнего мусора, деревцев чахлых да ягодников пустоцветных, старых и неплодоносящих, чтоб фундамент церкви заложить, бывало иной раз не по себе. Точно мОрок на народ нападал. Непонятная апатия, слабость, тревога. Словно сила тёмная высасывала у человека энергию. Некоторые приходили, раз другой и махали рукой, дескать, пустая затея. Предлагали бросить всё, не тратить время и силы понапрасну. Да и работы подготовительные все «за спасибо» делали. А кто рубль зашибить хотел, тот быстро остывал и других смущал, словно змей-искуситель в их душах селился.
- Может это соседка твоя сопротивлялась, «тень на плетень» наводила, заговором каким-нибудь? И что? Многие ушли?

- Может и наводила. Рядом с ней никто не стоял. Слабые отпали на время, но многие остались. Даже вроде сошлись между собой крепче, сдружились. Епархия нас поддержала. Выделила приходящего священника на первое время, чтоб освятил начало строительства, да словом евангельским укрепил людей в добром деле. Красиво говорил батюшка, со смыслом: «Блажен человек, который переносит искушение…», «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам…».  Всё точно про нас. Мы и просили, мы и стучали…  Дело и сдвинулось. Начала церквушка наша вверх расти. До поры до времени.  Радовались люди, светлее даже, как будто, стали. Спокойнее, что ли. Улыбчивей.

-  Ну, здорово! Молодцы вы! Хорошо потрудились. Аккуратная церквушка получилась. Не очень большая, но светлая, душевная. И иконостас красивый, - сказал я совершенно искренне, указав сквозь потемневшее окно на видневшийся в глубине участка силуэт стройной, словно юная березка, белокаменной церкви.

- Голова ты садовая, - откликнулся Кузьмич. - Я вот и говорю, что ты тута в гостях, а не местный. То новая церковь, каменная. Два года, как поставили. Первая то у нас деревянная была. От самого основания и до купола.

- Не понимаю. Была деревянная, а стала каменная. Как так?

- А вот так. Спалила её дьявольская сила, не иначе. Все бабы об этом судачили по углам, да только разговоры эти так и заглохли. Никого за руку не поймали, а обвинять огульно, хоть соседку-затворницу, хоть каких недоброжелателей тайных  – последнее дело. Списали всё на несчастный случай, природное недоразумение. Вроде гроза была, молнии чиркали по небу знатно в тот день.

- А ты что же не видел, как загорелось? Твоя же сторожка рядом.

- Да меня тогда в деревне не было. Я в город ездил в военкомат. Пенсию пересчитывали, и надо было документы, какие уж не упомню, туда отвезти. Я и уехал. Вернулся, а вместо недостроенной церкви – головешки. Пришлось потом всё раскидать. Сильно попортил пожар деревянный сруб.

- Вот как, я не знал об этом. А в полицию заявляли? В епархию сообщили?

- А то! Всех уведомили. Следователь приезжал, походил по дворам ближайшим, поспрашивал. Да всё бесполезно. Никто ничего не видел. Все по домам сидели. Гроза. Решили – несчастный случай. Бывает.

- А люди как отнеслись?

- Переживали. Кто-то припомнил разговоры в самом начале, дескать, пустая затея, ничего не выйдет. И денег жалко было. Епархия тогда немного выделила, лесхоз брёвна по сходной цене продал, спонсоры из города помогали. И всё прахом пошло. Руки, конечно, опустились. Месяца три не подходили к стройке…

Кузьмич опять замолк, словно перенёсся в тот не удачный год, в котором едва не сгорели вместе с недостроенной церковью надежды Дюкинцев.

Чайник забулькал на плите во второй раз, и мой рассказчик, разлив  по стаканам ароматный настоявшийся в большой глиняной кружке липовый чай, продолжил повествование.

- Переболели мы этой бедой все до одного. Даже мне не по себе стало. Вот, думаю, на старости на пепелище свой век доживать буду. Слава Богу, появился у нас настоятель отец Андрей. Приход то мы всё же создали. Зарегистрировали по всем правилам и жизнь, какая никакая приходская затеплилась. Из-за отсутствия храма собирались в моём старом доме, комнату там оборудовали, несколько икон повесили, лампадки купили в церковной лавке в городе. Беседовал он с нами, а постоянно ходили уже человек двенадцать, не давал отчаиваться. Как сейчас помню «…все заботы ваши возложите на Бога, ибо Он печётся о вас» и не оставит в богоугодном деле. Добрый пастырь нам достался. Хоть и молод по летам и в сыновья многим из нас годился, но по духу и вере силён оказался.

- А не он ли и сегодня служит в вашем храме?

- Он, а кто же ещё?  Мы с ним прямо сроднились. Как отец нам стал. Всех по имени знает, у кого какие проблемы, чем помочь.

Разговаривая, мы не торопясь пили чай, получая удовольствие от общения, уютной атмосферы, создаваемой неярким светом настольной лампы, с выгоревшим от времени абажуром, от  мерного тиканья настенных часов.

- Отцу Андрею тоже испытание выпало с нашей стройкой. Правда это уже когда пришли новые люди в приход. Несколько приезжих купили здесь в поселке землю под жилищное строительство. С городом рядом, а место тут хорошее. Природа, лес сосновый, озеро большое, чистое. На ключах родниковых стоит. А городские оказались дельные. Бизнес у них серьёзный в городе, средства есть. Связи опять же. Отец Андрей с ними познакомился. Общие знакомцы нашлись. Городок то наш невелик, как деревня большая. Многие друг друга знают: или учились вместе, или в армии служили, или работали. Короче сбросились «наши вновь обретённые меценаты» деньгами, с техникой помогли, фундаментные блоки завезли, пенобетон, кирпич… И начали уже серьезную стройку. Быстро пошло дело. Местные снова воспряли духом. Помогать начали. Мужикам, которые кладку вести могут, разнорабочим платить стали. Даже архитектора пригласили, чтоб надзор строительный осуществлял. И проект соблюдал.

- А что ж за испытание отцу Андрею выпало, о котором ты говоришь? - не отставал я с расспросами.

- Чуть не покалечило нашего священника. Да, Бог беду большую от него отвёл. Тут уж все догадывались, чьих рук дело. Калиниха, колдунья старая, всё никак успокоиться не могла. Её аж корёжило всякий раз, когда она видела, как народ всем миром с молитвой и улыбками день на стройке начинал. Вот она и ворожила у себя. Наговоры всякие, обряды тайные. Люди видели, как она окуривала дымом едким по вечерам место, где храм возводили.
Так вот, в один из дней, солнце еще только из-за леса проглянуло, собрался отец Андрей в город по своим делам. Зябко. Безветренно. Утро росное. Пошел окраиной деревни через лес к шоссе, к первому автобусу в город. Но не успел и сто метров пройти, как оборвался огромный сосновый сук и с треском и грохотом прямо на отца Андрея и рухнул. Острый сук распорол рясу, легко поранил ногу, оглушил. Синяк большой и ушиб плеча. Потом врач сказал, что повезло ему. Могло всё печальнее закончиться. А утро, я повторяю, было тихое, ласковое. По этой тропке многие местные на автобус бегают до сих пор. А вот именно священнику «прилетело», как подростки сегодня говорят.

- Да, дела. Прямо детектив. Хоть книжку пиши, хоть кино снимай.

- А ты, мил человек, возьми и напиши. Пусть люди прочитают да  узнают, что Господь в добром деле всегда помощник и ничего не делается в этом мире без Его ведома и присмотра.

Кузьмич посмотрел на настенные часы и заторопился.

- Вот же заболтались! Уже почти полночь. Надо пойти обход сделать. Посмотреть чего  дождь натворил.  Чтоб завтра на воскресную службу народ не прыгал через  лужи, а посуху мог пройти. И ты допивай чай и давай прощаться.

 - Спасибо тебе, Виктор Кузьмич, за разговор душевный и за рассказ твой. Сегодня Калиниха то уже не вредничает?

- Да почём я знаю. Съехала она с нашей деревни уж два года назад. Аккурат, как освятили новую церковь. Крест золоченый на купол установили. Колокольцы разновеликие повесили. К заутрене и в праздники великие церковные звонить стали. В то же лето продала Калиниха дом свой, за гроши говорят, и исчезла из нашей жизни, как туман болотный.