Наталья Васильевна

               
             ... Летит, летит по небу клин усталый,
                Летит в тумане на исходе  дня
                И в том строю есть  промежуток  малый,
                Быть может, это место для  меня...

                Расул Гамзатов


          В рабочем поселке   люди все на виду.   И никто не желает выставлять   на всеобщее обозрение свои недостатки. Но и добродетели не афишируют. Именно  благодаря тому, что  все работают  на одном большом заводе,  все друг друга хорошо знают. Знают,  кто чего стоит.

    Осенний  теплый вечер.  По знакомой улице она возвращается домой, по ней она  привычно  ходит  многие годы. Сегодня был хороший день.    .
     Она получила зарплату и ей заслуженно  из  фонда директора выписали  премию. Это бывает нечасто, и премия большая, но и ее не хватит, чтоб дыры залатать.  Пока  осенней слякотью не развезло дороги, надо вывезти дрова, не остаться бы  без  тепла на зиму.  Надо   сыну купить костюм, мальчишка  вырос из старого, да еще посмотреть  зимнюю обувь.
      А день был хороший. Она подходила к месту, где всегда замирало ее сердце. Она  часто шла с работы с мужем вместе,  и в этот раз спокойно шли после утренней смены.  Петр вдруг остановился, схватившись за рукой за грудь, лицо  побледнело и он стал сползать вниз.  Сердце.  Он фронтовик, расшатанные нервы. Рассказывал ей по пути, как расстроился на работе. Но этот раз все серьезно.  Они тихо отошли в сторонку.  Нагнавший их знакомый побежал в медпукнкт.    Отсюда их и увезли на скорой.

   Этот случай всплывал в памяти не однажды. Она присела на скамейку.
   Огляделась.  Одна  теперь.  Трудно без Петра. Это осень.   И пролетела жизнь. Радости не стало. Чудом тогда обошлось.   Сын пошел уже в десятый. Растет помощник.   На следующий год будем  ходить на завод вместе. 
    
    Заводской коллектив – это не руководящий состав и  непролазное болото. Это множество людей, разных, похожих и  непохожих. То один, то другой выделится  на общем  фоне. Один рисует,  другой  поет прекрасно. Третий спортсмен великолепный.   Кто-то на лыжах бегает, кто  тяжелый вес берет. Разные люди.   Кто, бывает, даже  стихи пишет. Иной окончательно  в жизни запутался: неудачный брак,  семья, дети.  А кто  и за двадцать лет ни разу  ни в чем себя не показал. Всю жизнь за закрытой дверью провел, никто ключик  к его душе не подобрал.
 
     Наталью Васильевну  в поселке знали все. Не было у нее особых талантов.  Открытая бесхитростная душа. Я  в детстве  гордился своей тетей.   Лучше ее и мамы нет никого на  свете. Моя родненькая тетушка, Наталья Васильевна, - ее давно уже нет в живых, - была на заводе  старшим табельщиком. 
     Табель, – что такое? –  это сшитые вместе большие  листы бумаги вроде ежемесячного журнала «Пионер», или,   точнее,  такие по размеру, как «Огонек». Раз  в месяц обновляются табели,   их надо каждый  раз  заполнять, вести  учет рабочего времени. Похоже на наш классный журнал,  где ставят оценки  и отмечают отсутствующих.
     Насколько я помню, тетя вечно сшивала стопку  синих больших листов  толстыми  черными нитками, Такие журналы  она заполняла  своим красивым бисерным  почерком. Меня в детстве  сильно удивляло, что только за то, что она пишет, ей деньги дают.
    Дело, ясно, в  почерке. Удивительный у нее почерк. Буквы мелкие, круглые, бегут ровно. Когда-то заводы  посылали свой рапорт, отчеты о  трудовых победах  товарищу  Сталину. Переписать  письмо  на чистовик  неизбежно поручали Наталье Васильевне.   О том, как завод в текущей пятилетке план перевыполнил, как выросли завод и поселок.  Для нее это было огромное событие.  Как это можно писать в Москву,  самому Сталину?
   Тетя Таля,   все мы  просто и  понятно звали ее так.  Тетя Таля.
   Меня мучил тогда  один вопрос: -  Тетя Таля,   а Сталин тебе ответил?
-  Нет,  Что он ответит?   Многие ему пишут! 
       Если бы я писал красиво, -думал я,- я тоже мог бы  написать письмо товарищу Иосифу  Виссарионовичу Сталину, но во втором классе с почерком было  у меня еще плоховато.
      Мне нравилась ее  работа    еще и потому,  что домой  она приносила из столовой  конфеты  и пирожки.
 
     К шестому классу я понял, что канцелярская работа – скучное занятие.  Но тетушка  свою  работу любила, она отдала заводу все  свои силы   и не сменила  ни разу  рабочего места, проработала  так до  пенсии. Не  бумажки, а людей любила.   
   На ее  попечении  было   несколько больших цехов.  Она знала, кто, где, в какой бригаде работает. Почти всех рабочих  не только  в лицо знала, но к любому обратиться могла по имени отчеству.  Больше  трех тысяч человек трудилось на заводе,  и ее   знали все. Что мне казалось  чудом,  она помнила табельный номер каждого работника.
       Это меня, мальчишку, страшно удивляло. Это казалось  невероятным. Хотя  что удивительного, есть же люди, которые «Евгения Онегина» знают наизусть.  Но здесь не то.  В романе  каждая строчка цепляется за другую,  рифмы помогают,  ритм есть, и равное количество слогов,  приостановка дыхания после ударного слога, - мне сказали даже, это называется цезурой,- все помогает запоминанию.  Но часто из-за своей монотонности долгое чтение стихов навевает  чувство неодолимого сна.
      Табель – не стихи. Бывает, человек, стоит только ему захотеть,  запоминает много  стихов. А у тетки  прекрасная  память. Ее, тетку Наталью, ночью разбуди, табельный номер скажи, она и фамилию, и профессию, и рабочее место назовет, и адрес, где человек живет. Все знает.

       Вот  видели ли вы такого, кто бы  досконально воспроизвел страниц сто прозы?  А вот  она по  тысячи страниц  ежемесячно исписывала  и помнила.
       Мне до сих пор видятся сшитые в табель листы, заполненные от руки строчки, на которых отмечаются  больничные дни, отпуска  и другие  важные для бухгалтеров-расчетчиков знаки.  Почему я знаю  про табели?   Бывало, моей тете Наташе и в воскресные дни приходилось заниматься подобной работой, но  уже  дома. Я все  время вился около нее,  мешал, как мог. Это ее не смущало. Многое я перенял от нее.  Работала она сосредоточенно,  боясь допустить   ошибку.  От нее я перенял серьезное отношение к   слову.  Вылетело, не поймаешь.
      За весь  век она ни разу не опоздала на работу,  не  получила ни одного взыскания, не допустила никакой путаницы.
 

  Тетушка же  была остра на язык,  ссорилась со сменными мастерами, и пренебрегая субординацией, доставала начальников цехов. Любило ли ее заводское начальство, не знаю, но с ней старались не связываться , а она горой стояла за рабочих. Те про свою беду старались рассказать ей, а не   начальнику. Директор завода  всегда был готов  встать на ее сторону.  Потому что тетка была за дисциплину, но иногда понимала дело по-своему.  Как и все, не любила нормировщиков. Им бы только нормы повысить.
    На заводе не было прогулов, хотя, честно говоря,  они  бывали. Редко, но были. Это было чрезвычайной ситуацией.  Старались дело замять.  Тогда тетка отправлялась на следующий день  на рабочее место к прогульщику.  Это  было событием   для  цеха. Приходила  она  с человеком поговорить, наставить на путь истинный. Долго после этого человек, встречая ее, останавливался  и кланялся.
  Тетушка  рассказывал  такой забавный случай.  Рабочий, старикан    предпенсионного возраста не вышел на смену, и на следующий день начальник цеха вызывает его в кабинет:
- Федор Селиверстович, в чем же причина?
- По грибочки, миленький мой, ходил,  по грибочки...

     Тетя каждому понимала, что сказать.   Знала многодетные семьи,  таким была очевидная поблажка, но дисциплина на заводе была. Могли они день-два без содержания получить.  Директор это понимал. Были случаи больших разногласий, и она побеждала. Не всякий рабочий начальнику нравился.  А она умела выправить перекосы.  Что странно, ее поддерживали и начальник цеха и  рабочие к ней относились  удивительно  уважительно: -Трудная у тебя  Наталья  Васильевна, работа. 
      Рабочие  знали все  и говорили:- Опять Васильевна нашего  начальника отлаяла.
 
      Тетя прославилась тем, что однажды выставила прогулы  всей   футбольной команде завода, уехавшей на  день на соревнования в районный центр. В  ходе разбирательства  выяснилось, что не было издано приказа по заводу,  Тетка гордилась тем, что  директор поблагодарил за  внимательность и она даже  получила премию от руководства.  Ребята в зарплате не потеряли, завком позаботился. Тетка не удержалась и  показала свою власть, знай наших:
    - Ишь, мужики в трусах побегали, а ты им рабочую смену ставь. - Надо же,  кубок привезли, вот красота какая!..  –  эта ее фраза  разошлась по поселку.

      Мне удалось убедиться  в ее феноменальной памяти.  Будучи уже взрослым человеком,  в один из летних церковных праздников я отправился   с ней помянуть наших близких.   Мы постояли у родных холмиков и она решила пройти  по дорожкам.  То тут, то там  она останавливалась  и с искренним удивлением читала имена в бозе почивших.  – Господи, это же Иван, табельный триста двенадцать, совсем мужик молодой.  А это Анна Чекасина, двести один, из третьего цеха, умная баба, трое детей у нее.
  И  она говорила и говорила о людях, только хорошее,  в памяти у нее всплывала жизнь поселка,  все мелочи быта, которые вряд ли интересовали меня.
- Этот шофер,  Дмитрий Уваров, номер семьсот  пятнвдцать, крышу чинил, да руку поломал. Немного прожил  на свете. Какой же у него голос был! Ему бы в Москве в театре петь!

     Не понимаю, то ли у  нее в памяти номер предшествовал  фамилии, то ли номер шел сзади, но мне казалось, весь поселок был пронумерован.
- Тетя Наташа, а у тебя самой какой номер?
- Пятьдесят шесть.
- А у директора?
- Господи, не знаю. Один, наверное. Про заводоуправление не знаю. Только рабочих помню.
- А футболистов?  Их знаешь?
- Конечно, конечно.  Вечно с ними забота. Все от работы намереваются увильнуть.
    Стоит сказать не только о работе. Тетя  Наташа любила приодеться. Время было тяжелое,  люди не видели  самого необходимого, и любая обновка была   счастьем.  Туфли, кофта, платье были всегда  темой долгих разговоров с  подругами, соседками,  ломочадцами. В семье ее считали  модницей,  и все радовались тому, если  она нарядная пошла на работу.
И еще была у  нее особинка. Любила постоять у печи, даже летом. Часто радовала семью караваем, сладким пирогом.

      Я. смотрел с глубоким уважением  на эту старую женщину, в которой тихо угасала жизнь. Никогда никакой компьютерный интеллект  не заменит нам человека.   Конечно, умная машина нужна, но  нам нужен живой человек. Сколько будет потеряно в духовности, если врача заменить бездумной машиной  или вместо заботливой   тети Маши,  санитарки, в больничной  палате  вдруг появится интеллектуальная  таблетка-пылесос.       
 
       Потихоньку  моя гордость за тетушку поутихла и  сменилась жалостью к ней.  Пришедшая столь внезапно электронная техника не  успела  тогда, к счастью, перечеркнуть ее жизнь.      Слава богу,  Наталья Васильевна, ты   так и не увидела  компьютер за своим   рабочим столом.
      Милая  Наталья Васильевна!  Увы,  совсем ненужными  оказались  разом ваши знания,  едва  на рабочем столе появился компьютер.     Самым глупым  было бы    считать Наталью Васильевну этаким оператором   допотопной бумажной базы  данных.  Для этого  нужен самый минимум интеллекта.   Ввод , обработка, вывод на печать.  Все, что составляло ее гордость, отобрала машина. Тетя гордилась памятью, своей сопричастностью к заводу, своей незаменимостью на рабочем месте. По сути,  оказалось, просто нужен компьютер и все пойдет как по маслу... Так?  Едва ли.  Поставить его рядом можно, но не заменишь  им  человека.  Никакой машине, никакому искусственному интеллекту не отобрать у человека его человечности.