Сладкий яд твоей души. Глава 40

Переживая возможно один из счастливых этапов своей жизни, Чехова ненадолго потеряла бдительность, и поверив, что теперь так будет всегда, она моментально спустилась на землю, стоило ей понять, что все её испытания ещё не закончились. Только тогда она оценила кратковременность своего счастья, став больше ценить такие моменты в будущем.

А все из-за того, что Денис соизволил пожаловаться ей на усилившуюся головную боль, и заметив, как быстро исчезают обезболивающие из домашней аптечки, когда раньше он не пил их в таких количествах, испытывая странную тревогу, в тот же вечер Лера поговорила с Лобовым-старшим, пообещавшего госпитализировать её брата, если тому станет хуже.

В итоге их разговор привел к тому, что подростку было предложено пройти новое обследование, которое показало ухудшение результатов анализа.

Об этом позже уведомил Чехову и сам Гордеев, когда они вместе изучали снимки головного мозга Дениса.
Взбучка Глеба не прошла даром. И передав своему подчиненному чужие пожелания, Ковалец искренне надеялась, что тот исправится, но частично догадываясь, от кого и по какой причине в его адрес могли поступить такие угрозы, никак не обсудив это с Чеховой, Гордеев стал вести себя с ней куда более официальнее, чем раньше, а его миролюбивый настрой и вовсе сменился на холодный. Так что не будь Лера занята проблемами здоровья собственного брата, она несомненно бы обратила внимание на подобные перемены.

Целиком и полностью сосредоточившись на Денисе, до внешнего мира ей уже не было никакого дела, ведь он был последним звеном, связывающим её с их погибшей семьей, поэтому она не могла его потерять. Не считая, разумеется, приемной семьи, сродниться с которой по-настоящему у неё не получились. А все благодаря проискам ныне покойной Аллы Евгеньевны, как считала сама Чехова, стараясь лишний раз не думать о мачехе. 

А потом случилось страшное для неё событие, после которого она с трудом оправилась, испытывая невероятное чувство потери. На одной из перемен в школе Денису стало плохо и он потерял сознание, так и не придя в себя даже после того, как был госпитализирован. 

Лера не находила себе места, не зная, кого обвинять в происшедшем. Ведь будь она более внимательной к мальчику, а не всецело поглощенной выстраиванием своей личной жизни с Глебом, тогда возможно с Денисом было бы в порядке.

Так, по крайней мере, ей казалось, напрочь забывая о том, что рецидив у подростка мог случиться в любой момент, и её вины в этом не было.

Глеб же, уверенный, что с её братом будет все в порядке и его обязательно спасут, особо за состояние Дениса не переживал, и поддерживая Чехову в меру своих сил, не понимал, почему она так убивается из-за него и страдает.

А в тот день, когда подростка госпитализировал, ему казалось, что она и вовсе сойдет с ума. Ему стоило огромного труда её тогда успокоить, ведь сам он тоже был на нервах, стараясь ни в чем её не обвинять.

Следующий разговор с Олегом Викторовичем привел к тому, что Дениса следовало прооперировать как можно скорее, так как его состояние ухудшалось с каждым днем.

Это констатировал и сам Гордеев, под чьим наблюдением находился впавший в кому мальчик. И хватаясь за всеми возможные способы, лишь бы спасти своего брата от смерти, забыв обо всех своих обидах, Чехова снова стала смотреть на «светилу» как на божество, единственного человека, который был в состоянии помочь Денису.

Такого же мнения придерживался и Лобов-старший, обрадовавшись, что ему так быстро удалось доделать отделение нейрохирургии и завезти туда новое оборудование, потому что транспортировка мальчика в Москву могла только ему навредить.

Один только Гордеев не соглашался с их доводами, отказываясь нести ответственность за исход операции, несмотря на уговоры окружающих.

Ему как никому другому были известны риски в подобных случаях, и если все пойдет не так, он не хотел, чтобы смерть этого мальчика легла на его плечи.

Прежде чем решиться на что-то такое, он должен был обдумать, в то время как пострадавший нуждался в срочном хирургическом вмешательстве, потому что счет шел не в днях, а в часах, и откладывать операцию на более поздний срок уже было нельзя. В противном случае мальчик мог попросту до неё не дожить.

Это Чехова прекрасно понимала, настаивая на ней, но Гордеев был иного мнения о ситуации, взвешивая все за и против. 

И когда был наконец назначен день операции, ради которого даже вызвали из Москвы бригаду знаменитых нейрохирургов, (бог весть как Лобову-старшему удалось собрать всех этих людей в одну команду), Гордеев отключил свой телефон и куда-то исчез, не соизволив выйти тогда даже на работу.

Никто не имел ни малейшего понятия, где прохлаждается знаменитый хирург, не спешивший давать знать о себе. Молчал и Куратов, которому в этот раз нечего было сказать Чеховой, так как «светило» на его даче больше не ночевал.

Окончательно пав духом, Лера давно поставила крест на жизни собственного брата, но наблюдая за тем, как мечется по больнице Лобов-старший, выискивая всевозможные номера телефонов, при помощи которых можно было дозвониться до давшего задний ход «кудесника», воспрянув наконец духом, она решила оказать ему услугу. И прикидывая в уме, где приблизительно мог находиться в это время Гордеев, что есть духу помчалась к нему, будучи уверена, что лишится разума прежде, чем соизволит его увидеть.

Месторасположение района, где он жил в своей квартире, она запомнила ещё с того момента, когда повторно носила ему на ознакомление историю болезни своего отца. И решив попытать свою удачу в этот раз, Лера бежала, почти не глядя себе под ноги, лишь смутно узнавая в менявшихся перед ней отрывках пейзажей знакомые места.
 
Дорога до высотки, где жил Гордеев, показалась ей тогда бесконечно долгой, и не успев заметить, как быстро она её преодолела, поднимаясь на нужный ей этаж, Чехова почему-то остановилась напротив двери его квартиры, ещё долго не решаясь туда войти.

Гордеев курил на кухне, будучи при этом безбожно пьян. Именно в таком состоянии обнаружила его Чехова, врываясь к нему в квартиру.

Перед мужчиной на столе стояла уже початая бутылка коньяка, и глядя на него сейчас, такого измученного и чем-то сломленного, Лера внезапно почувствовала, что не может так просто отсюда уйди, оставив его наедине со своими мрачными мыслями.

С трудом доковыляв до стола, она присела на самый край свободного стула. Говорить первой не хотелось, поэтому судорожно вздохнув, Чехова машинально прижала к лицу прохладные ладони, словно пытаясь таким образом от него закрыться. Что он здесь делал и почему игнорировал походы в больницу, интересоваться она пока не спешила, свыкаясь с окружающей обстановкой.

Бесконечные поиски всевозможных вариантов спасения брата настолько её вымотали за всю неделю, что видя в помощи «светилы» последний шанс, но не зная, с чего начать свой разговор, Чехова с облегчением вздохнула,  когда эту дилемму Гордеев решил за неё, выдав вслух следующее:

— Пару лет назад я оперировал одного человека, которого пообещал вытянуть с того света, — выдохнул он, глядя куда-то перед собой. — Но у меня ничего тогда не получилось и он умер прямо на операционном столе… А все из-за моей самоуверенности. Теперь ты понимаешь, почему я не могу прооперировать твоего брата?!

В какой-то момент Лере показалось, что она ослышалась и что он, прекрасно зная её натуру, попросту не мог такого сказать, но никогда не задумываясь всерьёз о том, чего опасался этот человек — ещё одной смерти своего пациента на операционной столу или нового удара по своей репутации как гениального хирурга, она наконец поняла, что он имел в виду, слишком близко к сердцу восприняв смерть того бедолаги.

Ведь из-за той неприятной истории, согласно слухам, ходивших по больнице, его как раз и бросила жена, с которой он до сих пор не развелся. И кажется она даже как-то приезжала сюда из Москвы, надеясь его вернуть, но так и не простив ей предательства в трудный час, он отправил её обратно. 

— В этом нет твоей вины, Саш, — тихо прошептала Чехова, закрывая глаза. — Ты ведь не мог знать, что все произойдет именно так. И да, ты гениальный хирург, но не бог.

Криво усмехнувшись, Гордеев снова приложился к бутылке и не зная, как его утешить и подбодрить, Лера продолжала смотреть на стену, раздумывая о чем-то своем.

Всегда жизнерадостный и уверенный в себе, (одни его перепалки с Ковалец чего стоили!), сейчас этот мужчина выглядел так, будто внутри него что-то надломилось. Раз и навсегда. Его лицо выглядело уставшим и похудевшим, а некогда горящие глаза словно потухли, навсегда лишившись своей неподражаемой искры.

Передернув плечами, будто сбрасывая с себя навалившееся на неё оцепенение после осознания необратимых изменений, Чехова постаралась как можно более непринужденно улыбнуться. И испугавшись слегка за его рассудок, вдруг слепо нащупала его руку, после чего переплетя свои пальцы с его, крепко их сжала, глупо надеясь, что таким простым жестом у неё получиться удержать его на плаву и не дать ему возможности сорваться в пучину.

Вздрогнув от её движения, Гордеев не стал убирать свои ладони, и почувствовав, как начинают неметь кончики её пальцев, Лера ощутила, как внутри неё все холодеет от осознания, что он прооперирует Дениса, а тот все равно умрет на операционном столе.

— Какой прок быть гениальным хирургом, если я не состоянии помочь твоему брату? — выдал он после длительного молчания, отнимая от неё руку и обхватывая пальцами свою голову, будто пытаясь таким образом справиться с приступом воображаемой мигрени.

— Нельзя всех спасти, Саш! — воскликнула неожиданно Чехова. — Вспомни, сколько раз ты приходил на помощь другим! Неужели ты думаешь…

— Это не одно и то же! — крикнул он, перебивая её на полуслове.

Вздрогнув, Чехова удивленно уставилась на него, а он тем временем, резко к ней развернувшись, впился полным мрачной решимости взглядом в её лицо.

— Денис может банально умереть от кровопотери или непереносимости препарата, — продолжил Гордеев, словно пытаясь заставить её трезво посмотреть на ситуацию, — и тогда я уже ничем не смогу ему помочь, каким бы гениальным нейрохирургом ты меня не считала! Риск есть всегда! Даже не самом успешном раскладе!

Лера знала, что такой человек как Гордеев не приемлет жалости, но все равно не могла до конца совладать со своими эмоциями, а он уже и возможную гибель её брата намеревался возложить на собственные плечи, понимая, что обязан спасти этого мальчика любой ценой.

В какой-то момент ей до такой степени стало жаль этого мужчину, что она была готова пойти ради него на что угодно, лишь бы это помогло облегчить ему душевные раны. Гордеев не искал её утешений, но вполне мог, как ей казалось, нуждаться в её присутствии в столь непростой для него период…

Но впервые оказавшись в такой ситуации, где от неё уже больше ничего не зависело, и она теперь никак не могла повлиять на «светилу», чтобы заставить его прооперировать Дениску, спрятав лицо в ладонях, Чехова разрыдалась, не зная, как ещё ей следовало отреагировать на его слова, когда насильно отняв её ладонь от заплаканного лица, Гордеев молча протянул ей стакан с коньяком, заставляя это выпить.

Взмахнув свободной рукой, она яростно выбила стакан из его рук, еще сильнее заплакав, и спокойно проследив за полетом стекла, разлетевшегося вдребезги о пол, мужчина достал из шкафа еще один и, наполнив его доверху спиртным, снова поднес его Чеховой.

— Выпей, Лер, тебе сейчас это необходимо, — принялся он уговаривать её ласковым тоном,  общаясь с ней как с маленькой.

Когда она выполнила его просьба, отойдя обратно к столу, Гордеев поставил на него пустой стакан, и захватив с собой почти полную бутылку, вернулся обратно, присаживаясь рядом с нею за стол и предпринимая попытку приобнять свою бывшую студентку рукой за плечо, тем самым вынуждая её к нему прижаться.

Все ещё находясь в шоке от всего происходящего, Чехова тщетно боролась с двояким желанием обнять этого человека, либо наоборот, оттолкнуть его прочь. Прижав Чехову к себе, Гордеев уложил её голову к себе на плечо, и отхлебнув немного из рюмки коньяк, прошептал ей в затылок:

— Да, тогда погиб мой пациент. Прямо на операционном столе. Поэтому давая тебе обещание спасти Дениса, я не хочу, чтобы ты тоже страдала, если у меня не получится его спасти. — Дернувшись, Чехова попыталась от него отстраниться, но он не позволил ей этого сделать. — Послушай, Лер, все считают меня хирургом от Бога, но я не хочу, чтобы на меня возлагали столько надежд. Да, Денису осталось немного и он может умереть в любой момент, но … — Чехова молча слушала его откровения, затаив дыхание. — Конечно, я могу его прооперировать, но я не хочу тебе ничего обещать и давать каких-либо гарантий… Ты меня понимаешь?

Слегка откашлявшись, она вдруг пробормотала севшим голосом:

— Я согласна. Как скажешь.

Отставив бутылку на пол, Гордеев внезапно обхватил её лицо ладонями, заставляя на него посмотреть.

— Я рад, что ты так думаешь. А теперь возвращайся обратно и скажи Олегу Викторовичу, что завтра я буду в больнице. 

Прекрасно понимая, что он имеет в виду, Лера устало кивнула. Его слова были для неё подобно бальзаму на израненную душу.

Да, она не хотела терять Дениса, но без операции он все равно умрет, а так у них оставался шанс. Мизерный и слишком эфемерный, но все же шанс. И хирургический опыт Гордеева стоил того, чтобы они им воспользовались, чем просто предоставить подростку возможность умереть от своего заболевания.

И будучи счастлива от мысли, что он также не хочет его смерти, в тот вечер она возвращалась от него уже с другим настроением, надеясь когда-нибудь увидеть Дениса пришедшим в себя и разговаривающим с нею о всяких пустяках как раньше.

Глава 41

http://proza.ru/2025/01/23/689