46. Рассказ Климова

«С вашего общего согласия позвольте мне начать, — взглянув на присутствующих, произнес Климов. — Студенческие годы. Началась учеба в медицинском институте. Помнится первый выезд на картофельные поля области. По ходу этого мероприятия и по возвращении началось быстрое знакомство парней и девушек друг с другом — вначале в пределах группы, затем потока и наконец в масштабе всего курса. Евгений Забелин обращал на себя внимание, потому что всегда имел при себе фотоаппарат и при каждом удобном случае делал снимки, в том числе и во время лекций профессорско-преподавательского состава. Я также увлекался фотографией. По сей причине наше знакомство не могло не состояться. Он был выше среднего ростом, худощав. Пропорции лица у моего товарища были классические. Стрижка под канадку с зачесом набок. В общении он был дружелюбен и вежлив, даже, как мне казалось, излишне скромен. Позже мы с ним вместе занимались в кружке по овладению навыками профессиональной фотографии и киносъемок. Был и такой при вузе. На старших курсах многих из нас записывали в группу для призыва в армию. Мы также были среди кандидатов. Некоторое время во время интернатуры я с Забелиным вместе работал в районной больнице поселка Сормово. Я подрабатывал там два месяца хирургом, а Забелин получал практику по терапии. После семи лет обучения мы получили погоны лейтенантов и прибыли на место исполнения воинского долга. Снова я встретился со своим товарищем только после его увольнения. Он устроился на военную кафедру нашей альма-матер, а я практиковал в больнице скорой медицинской помощи. Периодически мы общались. К тому же наши жены были однокурсницами. Всегда было что вспомнить и о чем поговорить.
Годы летели стремительно. Не изменяя еще одному своему хобби, я, случилось, издал сборник лирических опусов. Один из экземпляров я решил подарить своему другу и после очередного ночного дежурства, вспомнив о своем намерении, набрал номер его телефона. Ответила Ирина, его жена, и сообщила, что Женя лежит в кардиологии. После некоторого улучшения состояния его выписали на амбулаторное лечение. Я навестил товарища, вручил книгу. Он сообщил, что у него диагностировали комбинированный порок аортального клапана. В ходе разговора я пытался его убедить в необходимости срочной операции с целью установки искусственного клапана, так как у него уже начали появляться отеки на ногах. Евгений категорически возражал, верил в свою терапию, а также ссылался на отсутствие денег для закупки клапана.
Снова начались мои трудовые будни.
На одном из дежурств, ближе к полуночи, меня позвали к телефону:
— Сережа, извини, что беспокою, — это звонила Ирина.– Женя умер! — сообщила она сквозь слезы.
Я чуть не выронил трубку от неожиданного известия.
— Когда?
— Сегодня в кардиологии. Он сейчас у вас в морге. Его должны были переодеть в военную форму. Я боюсь туда идти. Не выдержу…
— Ирина, я сейчас схожу и перезвоню тебе.
В больничном морге санитары провели меня к телу покойного. Евгений лежал в парадной форме подполковника медицинской службы с выражением полного спокойствия на лице. «Как живой!» — подумалось. Санитары ушли, сказав, что все сделали, как им было велено.
Я смотрел на своего товарища, не веря своим глазам. Комок горечи подступал к горлу. Я едва сдержал себя, что не пустить слезу.
— Ну, почему ты не послушал меня и не стал оперироваться! — невольно вырвалось у меня. — Ведь еще было не поздно! — Женя равнодушно слушал мою экспрессию.
Я еще что-то сказал, затем, постояв в раздумье и молчании несколько минут, поспешил на свой боевой пост. На полпути меня догнала горячая волна… Если вы купались в южном море в ветреную погоду, то вам знакомы ощущения, когда на вас сзади на мелководье накатывает волна, обдает вас с головой, намереваясь сбить с ног. Правда она не совсем теплая и чувствуется только кожей. В тот же момент я почувствовал именно накат волны, только горячей и, которая прокатилась сквозь меня. Я невольно пошатнулся. Наиболее сильное воздействие было возле лопаток. Потом это непонятное объемное тепло сузилось к позвоночнику, сконцентрировалось в области шеи и растворилось в темноте ночного больничного двора. Мне стало как-то неприятно, даже жутковато… По спине и плечам прошелестели мурашки. Но хирургическая закалка и атеистическое воспитание быстро вернули меня в реальное мировосприятие. Я пошел в отделение и набрал номер моего товарища:
— Ирина, это я…
— Ну, как он там?
— Его переодели. Как будто спит…
Ирина заплакала, а потом сказала, что тело заберут завтра и добавила:
— Понимаешь, Сережа, я стала суеверной… Поэтому попросила тебя…
— Ладно. Все в порядке. Держись! Тебе еще дочку надо выучить…
У Забелина остались двое детей — старший уже совершеннолетний сын и дочь школьница.
Об этом проявлении я забыл до того времени, пока не почил отец».
В беседе наступила пауза. Каждый задумался о своем.
— Я бы связала ваши самоощущения в тот момент с драмой потери друга. Но, тем не менее, есть повод для размышлений. Вы еще что-то хотели рассказать об отце, — обращаясь к Сергею Фомичу, — продолжила Алена Даниловна.
— Об этом кратко. Когда он умер, ему уже было за девяносто. В состоянии транса я сидел в комнате… Неожиданно пришло осознание, что меня, словно облаком обволакивает нечто теплое, я бы сказал нежное. Я встал и подошел к лежащему телу отца. Пощупал лоб, кожа была холодной. Возле покойного такого облака тепла не было. Я вернулся назад и снова сел на диван. Те же ощущения, что и несколько минут назад — объемное ласковое излучение пронизывало меня и заполняло пространство помещения. Минут через пятнадцать, двадцать все прошло.
Спустя некоторое время также в почтенном возрасте умер мой товарищ по литературным увлечениям. Когда я вернулся домой с церемонии прощания и стал листать его сборник рассказов, также появилось объемное тепло.
«Опять эмоции!» — подумалось. Смущало только одно, что после кончины Забелина, затем отца, и моего литературного товарища тепло было не таким, как обычное излучение от печи, а пронизывающим, проникавшим внутрь, объемным.
После небольшой паузы раздумий Климов подытожил:
— Вот, и все.
Все время Алена Даниловна внимательно слушала, не перебивая, затем подошла к окну, о чем-то задумалась. Обернувшись, произнесла:
— Генетики уже несколько лет исследуют реакцию дезоксирибонуклеиновой кислоты на энергетические воздействия. Доказана ответная реакция. Вокруг человека, это известно уже давно, фиксируется электрический потенциал. Сейчас генетики с хирургами пытаются использовать данное явление в диагностике. А как вы сами объясните свои самоощущения? — обратилась Аксенова к Сергею Фомичу.
— Думаю, что без симпатической нервной системы здесь не обошлось. Медиаторы, гормоны. Происходил эмоциональный всплеск. В первом случае он был более выраженный, потом адаптационно в угасающем проявлении.
— Возможно, вы правы. И все же приятно иметь тайну, как бесконечную цель поиска. Вы когда уезжаете?
— Завтра утром, — ответил Терехин.
— Доброй вам дороги!