Турецкий гамбит Виктора Сусекина

               
                1.
     - Ты откуда слова эти выковыриваешь, матрос?  Вот как только ты появился, то и дело слышу частенько их в твоём лексиконе, а понять и доброй половины не могу. Это что за тарабарский язык такой? Я давеча подслушал и даже успел записать несколько слов твоих, когда ты с товарищами общался. Это что за абракадабра: без булды, колдоёбина, хлобыстнулся, натрыжный, тырить, оглоед и тому подобное? - так капитан-лейтенант Скворцов Антон Антонович матроса Виктора Сусекина “пытал”. С коим сел за шахматную доску, в надежде взять реванш за предыдущий проигрыш.

   - Сколько перебывало за мою службу матросов, но такого впервые встречаю. Ты откуда родом, сынок? Из каких краёв свалился на мою головушку, гроссмейстер непризнанный, вдобавок, с языком тарабарским?

   Каплей Антон Антонович Скворцов, был служака ещё той, старой закваски. К своим сорока годам с небольшим довеском, он только совсем недавно на погоны свои, четвертую, малюсенькую звездочку привинтил. Зато совсем не так, как их располагают по уставу офицеры молодые. На самом кончике  притулят их в кучку, как будто места больше не нашлось им на погоне. А у него, этим звездочкам, вольготно живется. Чтобы сосчитать их количество, надо глазками своими весь погон оглядеть. От края, до края.

    Во вверенной ему, небольшой, всего то в несколько человек, воинской части, маленькой, но весьма важной для флота, как и положено, регулярно проводились занятия по специальности. В определенные дни недели, в помещении радиокласса, вывешивалась огромная приципиальная схема какого-то, никому из присутствующих, совершенно неведомого, господина Шембеля. Со множеством разных значков, красивых и непонятных. Личный состав дружненько сидит, уставившись на нее непонимающими глазами и действо начинается. Всегда по одному и тому же сценарию.

         Ткнув несколько раз указкой, и попав то ли в пентод, то ли еще куда,  сказав несколько дежурных слов о том, насколько важна нам эта, трижды проклятая, схема Шембеля, старый служака совершенно теряет к ней всякий интерес. Видимо, из полной солидарности с молодыми слушателями-матросами.

     Посмотрев задумчиво в окно, он вдруг заявляет, что из всех существующих видов связи, самой надежной является, вы, товарищи, не поверите! Конечно, же, половая связь! Ни в какое сравнение не идут с этим видом связи, ни телефонная, ни телеграфная, ни радио и БПЧ вместе взятые! Браво, дорогой командир, давай дальше!

    А дальше - больше. Ведь в любом виде связи обязательно нужна защита. Поэтому, если ты свой … не на помойке нашел, то, будь добр, не суй его туда. Интересно, куда же? А всё туда, куда собака, опять же свой … не совала. И за это предостережение спасибо, отец родной!

         И для быстрого завершения таких занятий надо подсунуть командиру только что прибывшего в часть, молодого матроса Витьку Сусекина, чтобы он в шахматы с Антоном Антоновичем сразился. До появления в части Виктора, никто из ребят не горел особым желанием сразиться с командиром. Тот играл превосходно, всех влёт обыгрывал, и довольно хмыкая, всегда произносил одну и ту же фразу:

     - Слабачки! Ну что с вас взять! Мало каши еще съели, чтобы Антона Антоновича обыграть.

      Но с приходом Виктора ситуация в корне изменилась. Сыграв, в общей сложности несколько партий, ни в одной из них командир не добился победы. Один всего раз Виктор согласился на ничью и то, вроде как пожалел он тогда командира.

      А сейчас если сели на подоконник эти два шахматиста, остальным можно заниматься чем угодно. Хочешь, Шембеля, этого, трижды проклятого, самостоятельно изучай. Можешь письма на родину писать. Да хоть на ушах стой, если сможешь, только чтоб тихо стоял. Командир в отключке полной. Играли в шахматы оба хорошо, парни всегда просили, чуть ли не умоляли Витьку, чтобы он хоть иногда поддавался, очень уж не любил командир проигрывать. Но парень всегда отвечал отказом. Играть нужно, мол, честно. А ежели обижался командир раз за разом проигрывать, значит, что? По новой, с напрягом  серого вещества, морякам нужно вновь браться. За что? И как вы уже догадались? Конечно, же, за схему Шембеля, чтоб он в гробу три раза перевернулся.

      Вот мы плавно и подошли к тому месту, откуда и начался  этот рассказ:

    - Ну, что молчишь, шахматное дарование? Обрисуй командиру свою местность, откуда тебя такого шахматиста на флот выловили. Да еще с такими словечками в багаже словарном, - командир, взяв в руку коня, не знает, куда бы его, притулить получше. Везде хана лошадке светит.

    - Разрешаю поставить его на место, товарищ капитан-лейтенант.

    - Что! Вы мне, как слабаку, фору решили дать! Советские офицеры, да будет вам известно, товарищ матрос, никогда, ни при каких обстоятельствах, не сдаются! Я его вот сюда! А? Ну и как вам такой ход, мой сударь?

    - Извините. Тогда вам и шах и мат.

      Обескураженный Антон Антонович долго не мог поверить в своё поражение. Ведь он чуял, что вот-вот еще немножко надо поднапрячься, и он победно вскинет вверх руки свои! Виват, король! Победа! А получилось, как кому-то недавно этот мальчишка сказанул:

    - А ху-ху не хо-хо? Вот хрен вам на спина, товарищ матрос!

     Вот и хрен на спина, тебе, товарищ капитан-лейтенант, подумал старый служака, пожимая руку смущенному победителю. Видя, как разочарован своим очередным поражением их командир, земляк Витькин, Андрюха из Барнаула, решил подсластить горькую пилюлю командирского поражения:

     - Да Вы не расстраивайтесь и не переживайте так уж сильно, товарищ командир. Это  с виду мой земляк этаким сельским простачком прикидывается. На самом деле он на Алтае был чемпионом своего района и краевым призёром  по шахматам. О нём, как о молодом даровании, заметка в газетах была. Самородком алтайским называли. Я эту вырезку газетную в его альбоме случайно прочитал.

    Тут настала Витькина очередь рассердиться:

   - Тебе, придурок, лён свернуть или как? Тебя кто за язык тянет!  Попробуй мне ишшо чё-нить ляпнуть, раздолбай! Чо, зенки, то, вылупил свои? Кто просил тебя трындеть об этом! Еще и зубы скалит.

    - Тихо, тихо, товарищ матрос. Потом переведешь  свою пламенную речь, на понятный  мне язык. Да, уж. Случай. Так вот ты значит каков, матрос Виктор Сусекин. А я и то в голову свою никак не возьму, вроде всегда неплохо играл в шахматы, а тут обыграть никак не могу какого то чилима. Извини, Виктор, слово вырвалось невзначай.

    - Ну, коли, у нас есть еще полчаса до команды построения на обед личному составу, поделись с нами матрос, что представляет, из себя, село твоё, где расположено, чем люди занимаются в нем. Да, и почему у него такое занятное название?

    - Село моё небольшое, но красивое, лежит оно меж гор алтайских, ближе к монгольской границе. Люди? Люди в совхозе пашут. Наяривают, за милую душу. Совхоз то наш молочно-мясной, так что коров и телят в нашем селе немеряно. А название смешное, так это алтайцы, коренной народ, его так назвали полтора века назад. А сами потом взяли  да померли друг за дружкой быстрёхонько. И  перевод этого слова унесли с собой в могилы. А теперешние алтайцы головы себе все сподряд поломали, никак не могут дотункать, чтобы оно значило.

    - Когда советскую власть устанавливали на Алтае, то во всех  соседних сёлах кровавые столкновения меж колчаковцами и партизанами происходили. И дома сжигали и людей изничтожали десятками. А вот наше село бог миловал, потому как тогда, в большинстве своём, в селе кержаки-староверы проживали. Я так разумею, они, не ахти как, приветствовали новую власть. И в партизаны поэтому не шли. Зато потом, когда пошло раскулачивание, многих моих односельчан отправили, кого в Нарым, кого куда еще подале. Редко, кто потом вернулся.

     - А ты, товарищ матрос, извините за вопрос нескромный, не из кержацкой семьи, случаем?

     - Нет, товарищ командир. Не сподобился. Дед мой, родом из соседнего села, так тот партизаном был, потом у командира полка Кокорина в разведке служил, большевиком себя до самой смерти называл. Отец с матерью партийные. Ну и чо из этого? А если и был бы я из семьи кержаков, то ничего зазорного в этом не нахожу. Хорошие люди, трудолюбивые. Некоторые их обычаи не западло было бы принять и нам мирянам, безбожникам.

    - Например?

    - К примеру, не черпать воду из ведра ковшиком и не пить потом из него.

    - А как надо?

    - Элементарную гигиену соблюдать. Налил себе из ковшика в стакан и дузь, за милую душу, пока не лопнешь.

    - Личному составу приготовиться для перехода на камбуз! – раздалось из уличного рупора, что на крыше здания казармы висел. Да так громко, что жители соседних бараков, скорей всего, тоже за свои столы кинулись садиться. Ведь бежит же всегда, сломя головы, вся окрестная детвора в часть, когда услышат команду:

    - Личному составу собраться в клубе для просмотра кинофильма!

   Прошло несколько месяцев. Лето сменилось осенью. Вот уже белые мухи стали изредка кружиться в воздухе. Матрос Виктор Сусекин нёс службу исправно. В конце первого года службы стал специалистом второго класса, Отличником ВМФ, всё шло к тому, чтобы спокойно служить и дальше. К весне нужно обязательно сдать на первый класс, а это ведь какая сумма привалит  к его матросскому жалованию. Целых пять полноценных советских рублей, к его ранешным трём рублям и восьмидесяти копейкам.

    Но последующие события самым наглым образом вмешались в размеренную и спокойную службу матроса Сусекина. Того самого алтайского парня, что Витькой звали. Приближалась очередная годовщина Великой Октябрьской революции. Командование военно-морской базы, помимо официальных торжеств решило провести в честь этого праздника грандиозный шахматный турнир с участием команд от всех соединений базы.

    Инициатором этого мероприятия выступил сам командир базы, контр-адмирал Савельев Василий Васильевич, сам заядлый шахматист и популяризатор этой игры . Сведущие люди даже шептались меж собой, что играл он очень даже превосходно. Набралось изрядное количество команд. Оно и немудрено, предложение выставить каждому соединению команду из шести человек, вроде было как бы добровольным. Но на флоте нет такого слова в лексиконе, читай так – надо, значит надо, а посему – Бу сделано, товарищ адмирал!

    В базовом матросском клубе в первый день соревнований было не протолкнуться от участников. И кого здесь только не было! В том числе команды от соединения подводных лодок и бригад противолодочных кораблей и ракетных катеров. Команда частей связи базы и даже команда штаба ВМБ, во главе с адмиралом Савельевым. Всего команд было не меньше десяти, но нас в первую очередь интересует команда от частей связи. Кто же вошел в ее состав?

     Начальник связи, капитан второго ранга, Генрих Михайлович Карбушкевич сам в шахматы, хоть и играл неплохо, но поручил скомплектовать команду, известному нам, капитан-лейтенанту Скворцову. При этом недвусмысленно дал понять, что в случае полного провала не видать тебе, Антон Антонович и повышения по службе и даже смене четырех маленьких звездочек на погонах, на одну большую.

    В шутку, вроде бы, было сказано. Но холодком повеяло от его взгляда в сторону несчастного каплея. Через неделю на стол начальника связи Антон Антонович положил список из шести фамилий будущих участников турнира.

   - Так, значит, себя первым в список поставил. Это хорошо, с тебя и спрос будет особый. Так, этих двух офицеров с передающего центра, знаю хорошо. Этих двух мичманов с телеграфа и приемного центра тоже знаю. А это еще кто таков? Матрос Сусекин. Это что же получается, никого больше не нашел в связи достойного. А взял да по амбарам, по сусекам пошукал и вот нате вам. Нашел матроса Сусекина.

    - Зря вы так иронизируете, товарищ капитан второго ранга. Этот парнишка нас пятерых, вместе взятых, больше стоит.

    - Да ты что! И где он служит? У тебя. И сколько? Год в ноябре только будет. И такая уверенность у тебя в нём, Антон Антонович. Ну-ну. Посмотрим, посмотрим.

    Порядок проведения турнира нам описывать ни к чему. Правила простые: не можешь достойно сражаться – милости просим на вылет, на выбывание, значится. И вот он наступил, последний, решающий раунд этой длинной, тяжелой, многодневной борьбы. Покинули поле боя почти все участники турнира. Остались всего лишь две команды, претендующие на почетное звание быть сильнейшей шахматной командой военно-морской базы. Это команда штаба ВМБ, во главе с её капитаном, контр-адмиралом Савельевым. И команда частей связи, во главе с капитан-лейтенантом Скворцовым.

     Перед решающим поединком обе команды выстроились для взаимного приветствия. Интересно со стороны было глянуть на участников. Взять команду штабистов. Взрослые дяденьки, с большими звездами, сплошь на погонах, почти все седовласые, и самое, что ни на есть, удивительное. У них у всех на груди блестели медали. У кого в один ряд, у кого и в два. А у самого адмирала, правда, вместо медалей были на левой стороне только орденские планки. Зато на правой – целых три ордена.

     - На психику давят, - шептались зрители в зале. Спецом заставил адмирал их так вырядиться. Чтобы мандраж до начала матча у соперников возник.

    В команде связистов орденоносцев не было, а планки медальные на груди, так они совсем уж сиротливо выглядели, ввиду их малочисленности. Выделялся в шеренге крайний, шестой участник команды. Молодой матросик с короткой стрижкой, с одним комсомольским значком на груди. Постеснялся Витька прицепить классность и Отличника. Посчитал, не то время сейчас, чтобы бряцать ими.

    По условиям турника участники команд только сейчас, после жеребьёвки должны будут узнать своих соперников. И как вы уже догадались, этому худенькому матросу, пареньку из алтайской деревеньки, достался самый именитый участник, контр-адмирал Савельев.

   - Ну, кирдык нам пришел. Причем, полный. Туши фонарь, ребятки. Наши деньги с дырочками в этот раз, - это почему-то уже на “феню” воровскую перешел, начальник связи Генрих Михайлович Карбушкевич.

    Участников турнира пригласили к своим столам. Перед тем, как сесть, адмирал, по отечески, похлопал Витька по плечу. Мол, не надо, писить, моряк. Видит бог, я совсем не хотел и не желал, малыш, что именно ты мне попадешь сегодня под раздачу.

    - Извините, товарищ адмирал. Но у нас на Алтае говорят, цыплят по осени считают, – мог бы сказать Витька адмиралу в ответ тогда.

   Завершающий этап турнира продолжался долго. Закончили свои партии уже по четыре участника с каждой команды. У каждой сторон в активе по два выигрыша и по столько же поражений. За столиками у связистов остались сидеть капитан-лейтенант Скворцов и матрос Сусекин. У штабистов, соответственно, сам адмирал Савельев и оперативный дежурный базы, седой, солидный, капитан 2 ранга.

    Вот от исхода этих двух партий и выяснится, кто же станет победителем. Упорное сражение вёл Антон Антонович Скворцов, и так и этак подкрадывался к противнику, но тот своевременно разгадывал все его замыслы. В конечном счете, противники согласились на боевую ничью.

   И вот за столиком осталось всего два участника, боевой адмирал и молодой матросик, заканчивающий пока еще первый год своей службы. С каждым проделанным ходом противника первоначальная адмиральская самоуверенность стала непостижимым образом куда-то бесследно исчезать. Приходилось всё дольше и мучительнее обдумывать следующие ходы. Так надолго задумался адмирал над очередной Витькиной ловушкой, что тот ему вынужден был тихонько прошептать:

   - У Вас, товарищ адмирал, сейчас флажок на часах упадёт. Ходите быстрее.

  И флажок упал. Адмирал был вынужденно признать своё поражение. Все присутствующие в зале матросского клуба бурными аплодисментами приветствовали победителя. А он стоял и только застенчиво улыбался в ответ. Адмирал поманил пальцем начальника связи:

    - Это Генрих Михайлович, твой герой?

    - Так точно, товарищ адмирал, мой.

    - Какой замечательный парень у тебя в подчинении.  Я надеюсь, ты не забудешь о его поощрении. Или мне его своей властью надо поощрить.

    - Что Вы, товарищ адмирал, разве можно забыть, как он вам… надрал. Простите, не то хотел сказать, это от волнения и радости случайно вырвалось. То есть я хотел сказать, заставил Вас капитулировать. Есть поощрить матроса Сусекина!

    А какое самое заветное у матроса может быть на службе?

    - Равняйсь, смирно! В связи с очередным празднованием годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции слушайте праздничный приказ начальника связи ВМБ. В том числе:

    - За высокие показатели в боевой и политической подготовке матросу Сусекину Виктору присвоить очередное воинское звание – старший матрос.

     - По поручению командира военно-морской базы старшему матросу Сусекину Виктору также предоставляется краткосрочный отпуск с выездом на родину.
    - Вольно! Разойдись!

                2.
    В самом преддверии Нового Года в дверях родительского дома Сусекиных появился неожиданный гость. Парнишка, в черной шинели с широким чёрным ремнем и блестящей бляхой на животе. В черной шапке, с красной звездочкой на лбу. С красными ушами, щеками и таким же носом в придачу. Приложив, как того требует устав, правую руку к виску, улыбчивый парень лихо отрапортовал, замёрзшими на морозе, губами:

     - Здравия желаю, дорогие мои родственники! Ваш сын и брат, немножко подмёрзший, старший матрос Виктор Сусекин, прибыл в краткосрочный отпуск без замечаний. Прошу его всячески любить и жаловать.

       В жарко натопленной кухне-прихожей, за столом сидели три человека. Отец семейства, Иван Калистратович, сын Борька и дочка Наташка. Все трое заняты серьёзным и ответственным делом. Отец корону мастерит дочери на предстоящий новогодний бал в школе. Борька в помощниках у него, в тряпочке сломанные игрушки новогодние молотком бьёт, чтобы потом эту корону осколками блестящими обсыпать, оклеить. Наташка осуществляет контроль и общее руководство. А вот матери не  видно. Ее голос раздался из горницы:

      - Отец, ты мне чево то, сказал сейчас? Господи, и глухая, и слепая. Совсем  никудышной стала. Разу, не разобрала ничегошеньки. Чего, старый, хотел сказать то мне?

     Отец, улыбаясь, заговорщески подмигнул стоявшему, всё еще у порога, сыну. Рукой сделал жест, чтобы все помолчали пока:

    - Так вот, Матрена Антиповна, говорил я тебе, давеча,  что к нам милиция к ночи нагрянула нежданно. Обыск хотят произвести в квартире. Ищут какого-то беглого разбойника.

   Из горенки выскочила Витькина мать, на ходу очки, что на резинке, к носу примащивая. Глянула мельком на вошедшего, с испугу, может, еще как, но не признала сразу сыночка своего.

    - Батюшки, свет! И взаправду милиционер стоит. Какой, тебе к чомеру, разбойник ишшо понадобился? Обшибся ты, сынок, адресом, не к тем людям припёрся. Тут беглых бандюганов отродясь не привечали. Иди, иди, милок, откуда пришел. Ишь, моду каку взяли, шариться по ночам, людей добрых пугать. Чего стоишь, говорю же тебе, иди уж, с богом, откуль пришел.

    За столом раздался громкий смех. Всё произошло так скоропалительно, что отец с детьми даже не успели еще встать из-за стола и обнять гостя дорогого, а тут матушка быстрёхонько выпроваживать его принялась.

    - Ты, чо, мама! Я же сын твой, Витька! Не признала, ли чо ли? Я в отпуск приехал к вам.

    - Сыночек! Родненький, мой, - мать без сил опустилась на стул. Чуть не задавив при этом, мирно дремавшего, там кота. Старого, и такого же, как и хозяйка его, слепого и глухого. Надо сказать, что котяра по праву здесь лежал. Этот стул был его единоличным владением. Никто из домочадцев не имел даже права садиться на него. Ложе было удобное у кота-пенсионера, с углублением и постелью в виде круглого коврика, любовно связанного хозяйкой из тряпочек. И стул стоял всегда у теплого камелька, в закутке. В котором  сейчас весело потрескивали дрова.

    Нет смысла дальше описывать сцену встречи. Она у всех всегда одинаково проходит. Слёзы матери, что прижалась к сыночку сидя рядышком за столом, с небогатой закуской, на первый раз. Восхищенные взгляды юных Сусекиных. Двенадцатилетнего Борьки, который успел надеть на себя, подаренную братом тельняшку и восьмилетней Наташки. Особенную гордость за сына, можно было прочитать в глазах отца, Ивана Калистратовича. Как и водится, пошли рассказы о службе, беспорядочно перескакивавшие с одного случая, на другой. 

   - И скажу я тебе, батя, откровенно-правдиво, что это благодаря твоей науке, я, прослуживший всего лишь первый год, сижу сейчас с вами за этим столом.

    - Ну, ёк-макарёк, - засмущался было отец. Так это же испокон веков повелось, отец с матерью учат, а дети впитывать эту науку должны в себя для будущей жизни.

    - Так то, оно так. Но я сейчас, отец, о другом. Ты вот когда меня в шахматы играть научил? Сколько мне лет было тогда?

    - Ну, года три, точно уже было. А может и ране чуток.

    - И до службы моей мы ведь частенько сражались с тобой за доской шахматной.

    - Ну, опосля, мне уж не угнаться за тобой было. Только невдомёк мне, причем здесь шахматы и твой отпуск теперешний.

    - Ежели, спать еще не хотите, то могу рассказать.

    И Витька подробно рассказал и как командира своего обыгрывал и про последний шахматный турнир, разумеется.

    - Мать, честная! Да ты, сын, знать умом тронулся своим! Да как же ты сумился целого адмирала уконтропупить, то! А ежели бы он тебя, да в каталажку посадил за неуважение! Ведь, поди, он фронтовик тоже, как и я. Ну, знамо дело, коль три ордена, ты говоришь, на кителе у него. А вообще, сынок, правильно ты поступил. Как говорится, в картишки – нет братишки. Но ведь, если мозгами пораскинуть, ты супротив адмирала пошел войной. Забодай его комар.

   - Ладно. Давайте спать-почивать, утро вечера мудренее, тогда и спланируем как дальше праздник устроить нам. Ребятня, быстренько, кыш на седало своё детское. На печи устраивайтесь, диван хозяину надо ослобонить.

   Утром, пока шель-шевель, а глядь, на часы, время уже к обеду подходит. Уговорила сестрёнка Наташа брата сходить с ней на утренник новогодний в школу. Про Борьку можно и не вспоминать теперь. Он как тень, за старшим братом всюду ходит. Куда Виктор, туда и он следом. Да  Виктор и сам был не прочь повидаться с учителями своими. Пришлось ходить по селу в форме морской, в чём и прибыл сюда. А в “москвичке” своей он прошлой осенью на службу уходил, там и оставил её, когда их переодевали во Владике. Не стал высылать её обратно, не до этого было тогда. Отец пообещал, что к  ДМБ хорошего быка вырастит и сдаст на мясо. Говорит, денег дивно можно получить за него. С ног до головы тогда уж сына в обновки оденет, обует, по приезду.

    В школьном зале пришлось Виктору раздеться, так ребятишки больше на гостя непрошеного стали пялиться, чем на ёлку, стоящую в довольно скудном наряде. Подходили, значки трогали, засыпали вопросами парня. А это для чего? А это зачем? А это как? Что им какой-то Дед Мороз плюгавенький, со Снегурочкой своей, не первой свежести. Этих, Виталия Петровича и Маргариту Васильевну они каждый день в школе видят, надоели они уже всем, как две  редьки горькие. А здесь свежий человек пришел. И одет, совсем не так, как все. Учителя смеются, довольные. Хоть у детей что-то новенькое в памяти отложится в этот раз.

    Молва быстро пронеслась по селу, извещающая, что пришел в отпуск их знаменитый земляк. А как же! Шахматист, таких как он, ежели захочешь искать, так хрен сыщешь во всей округе. Да что в округе! В крае таких по пальцам можно пересчитать. А, не дай бог, если бы земляки узнали еще, что он целого адмирала уже успел уконтропупить на службе! Вааще, был бы  отпад полный!

    Как то не складывались у Витьки отношения с девчонками до службы. И любимой девчонки у Витьки не было, которая бы ждала его. Так что в клуб он шел в последний вечер старого года вполне спокойно. В фойе было полно народа, бурными возгласами приветствовали земляки вошедшего.

     - Витёк! Привет! А ты где служишь, в каких войсках? Говорили, что на флоте. А чо ты тогда не в бушлате и  бескозырке, а в какой-то шинели черной и в шапке. Прикинь, что за ерунда? Хотя на бляхе якорь со звездой.

      - А ты, Ванька, почему стоишь в полушубке овчинном и шапка у тебя, по-моему, рысья, на бестолковке твоей. А?

     - Не, ну ты даешь! На улице сорок с лишним мороза, а я тебе в кепочке и курточке должон, что ли, стоять, выпендриваться.

     - Вот почему и придумали умные дяди на флоте, аж целых шесть форм одежды для моряков. По номерам.

     - Да, ну… шесть. А у тебя сейчас по какому номеру прикид твой?

     - Я сейчас одет по форме номер пять. А вот если опущу уши у шапки и завяжу тесёмки под подбородком, то это и будет последняя форма, номер шесть. Попадёшь на флот служить, Ванька, быстро поймёшь, что к чему.

     - Витёк, а мне больно интересно, а во что будет одет тогда моряк по самой первой форме?

     - Это, Ванька, самая секретная форма на флоте. Ну, тебе, так и быть, скажу. Но ты никому – могила. Форма раз, это – часы, трусы, противогаз. Есть еще правда одна форма одежды у моряков. Неофициальная. Седьмая. Это форма номер восемь.

     - Ты же сказал, что их шесть всего.

     - Правильно. Ты каким местом слушаешь? Достал ты меня уже, Ванька. Я же сказал тебе. Седьмая – неофициальная. И называется она «форма номер восемь – что оденем, то и носим!»

    Кое-как отвязавшись от надоедливого кореша, Виктор прошел в зал. Весьма немноголюдно было там, холодно, и как-то уж совсем неуютно.

    - Витёк, привет! С приездом, моряк! Айда с нами. Здесь ты не получишь должного веселья. А то у нас девчонок много, а кавалеров, всего ничего, с гулькин хрен, - это его одноклассник Жорка, стоявший с девчонками у входа в зал, приглашал Виктора присоединиться к их компании.

     - Да, как-то, неудобно.

     - Неудобно, Витёк: когда ты Машку за ляжку, телегу с разбегу, мышку вприпрыжку, козу на возу. Хотя в первом случае, какие могут быть неудобства. Да ведь, Машенька?

     - А если по сопатке?

    - Ну, это совсем грубо, Машенька. И больно, вдобавок.

    Собралась молодежь сельская, человек двенадцать, на втором этаже школьной мастерской, приспособленном под временное общежитие для двух молодых учительниц. У которых в дальнейшем, улыбнулся Виктор про себя, есть два пути. Или перекочевать в дома местных парней, которые их в жены возьмут. Или, чемоданчик в руки, и прощай село ваше грязное и неблагодарное. Поедем искать лучшей доли.

      Виктор никогда не любил этих шумных застолий с выпивкой. Да, по сути, и не приходилось участвовать в них до службы. Ему больше нравилось, где-нибудь в укромном уголке, в тишине, в компании с молчаливым котом-пенсионером, разбирать умные шахматные партии, этюды разыгрывать различные.

     - Друзья, мои, драгоценные, - это Жорка речь толкать начал свою. Это был еще тот мастер по тостам и выступлениям всяким.

       - Мы собрались с вами в последний вечер этого уходящего года, чтобы достойно проводить его и не менее достойно встретить наступающий новый год. Очень рад сообщить вам, если кто не знает, что среди нас находится наш земляк, теперешний моряк флота Тихоокеанского, который прибыл в отпуск, чтобы не упустить момент отпраздновать его вместе с нами.

   - Так поднимем же наши стаканы за год уходящий. А нашему дорогому гостю я преподношу вот этот рог, наполненный вином, в знак нашей любви и уважения. Держи, Виктор этот рог с бодрящим, благословенным напитком.

   Сволочь же этот Жорка! Прекрасно ведь знал, что его одноклассник, в отличие от него самого, никогда не увлекался спиртным, а тут еще устроил ему настоящую подлянку. Он всучил ему в руки, этот, непонятно откуда-то взявшийся рог с вином. Причем рог был довольно внушительных размеров, гораздо больше, чем в кинофильмах показывают. Откуда-то вдруг всплыли в памяти дурацкие слова, услышанные Витькой на службе:

- Всё пропьём, но флот не опозорим!

      Под шумные слова, типа, пей до дна, Витька попытался выпить вино. Но где там! Хотел отставить его в сторону, а как? Рог, то тебе, не стакан, его с вином не отставишь в сторону. Ну, и сука же Жорка! Одноклассник хренов! В крайнем смущении парень не знал, как быть, как поступить в этой ситуации. А сидящие за столом как будто взбесились все. Кричали только одно:

      - Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!

    Собрав все свои силы, превозмогая подкрадывающуюся тошноту, Виктор всё же сумел влить в себя содержимое этого проклятого рога. Все стали хлопать в ладоши, поздравлять его. А кто-то, Витька это хорошо запомнил, сказал своему соседу:

    - Ни хрена, себе! А в рог то, ровно поллитровка вина входит. Проверено на себе.

    А молодежь будто и забыла на время про нашего морячка, он уже стал, после истории с рогом, не интересен им. Заразительно хохочут уже над очередным Жоркиным анекдотом. А у Витька нашего, меж тем, проблемы со зрением начались. Что никогда ранее у него не наблюдалось. Начало вдруг  двоиться личико симпатичной девчонки, что сидела напротив его за столом и внимательно смотрела на него.

   Вот Витька смотрит на нее двумя глазами – будто две близняшки сидят. Защурит один глаз – одна остаётся. Откроет – снова две.

   - Полундра! – сказал Витьку внутренний голос, но почему-то голосом капитан-лейтенанта Антона Антоновича Скворцова.

   - Ты что же наделал, сосок ты поросячий! Ты ведь не только себя опозорил. Ты и меня опозорил! Адмирала нашего опозорил! Весь Тихоокеанский флот опозорил!

     - Какая же я, действительно, сволочь. Всех опозорил, и родителей своих, в том числе. И брата и сестренку маленькую, - это последнее, что память Витькина была в состоянии запомнить.

     Очнулся наш морячок ближе к обеду. Открыв глаза, Виктор долго не мог настроить свою соображалку, на предмет того, где же он находится сейчас. Всё такое вокруг, вроде как, незнакомое ему. Ага, вон камелек знакомый, а над ним шинель его сушится на веревке. А на стуле, вместо кота-пенсионера,  сушатся ботинки Витькины. А где же сам пенсионер тогда? Ага, да вот же он в ногах лежит. А Витька, значится, в чем сидел за праздничным столом вчера, в том и лежит на диване своём.

    Тишина подозрительная в доме. Витька вышел из горницы на кухню. Да нет же, вся семья в сборе, сидят за столом, молча суп хлебают из тарелок. Стараясь ложками сильно не стучать.

   - А вы чего, как на похоронах сидите, молчите? Ну, вот он я, весь перед вами. Виноват, костерите, материте меня. Видит бог, я совсем не хотел такого. Простите, что причинил вам неприятности такие.

    - Чего это ты так завелся сынок? – Иван Калистратович отложил ложку.

    - Мы, рази, обиделись на тебя и вот обидимшись, сидим так за столом и горе горюем. Да мы поспать тебе, дурачку, даём, чтобы выспался всласть, опосля купания своего, снежного, то.

    - Какого, такого купания?

    - Ой, сынок! Какого мы страха с отцом твоим натерпелись! А испужались то как, когда посреди ночи в избу ввалились, ну, чисто Дед Мороз со Снегуркой своей. Все в снегу, прям с ног до самой матушки. Ты, то на ноженьках своих стоять совсем не можешь. Раздели, разули, да на диван еле-еле затащили.

    - А уж, представляю, как девонька, то уханькалась с тобой, пока до дома дотащила. Сколько, ей, бедняжке, в снегу пришлось покувыркаться с тобой, чтобы кажный раз тебя на ноги поставить. По гроб жизни обязан ты будешь ей. Это она тебя, почти окочурившегося, на улице нашла, когда пошла за тобой следом, с той чертовой вечеринки. Чуяло, знать сердце у нее, что может с тобой приключиться. Она нам всё и рассказала, что было там у вас. И как Жорка этот паскудник, над тобой вздумал поизгиляться.

    - Папа, мама, а что за девушка эта? Вы хоть знаете ее?

    - Я знаю, -  брат Борька встрял в разговор. Это наша новая библиотекарша, Анна Семеновна.  Племянница дядьки Матвея и тетки Парасковьи Шведовых. Приехала из города и с ними сейчас живёт.

    - Она ведь собиралась сегодня навестить тебя. Узнать, не заболел ли, после купания в снегу? Да вон, в сенках стучит кто-то, снег с валенок сбивает. Кажись она и есть. Легка на помине.

     И верно. На пороге появилась, разрумянившаяся от крепкого мороза, девушка, с белыми, пушистыми ресницами и бровями. Попутно занеся с собой в избу клубы белого холодного воздуха, что по полу пробежали, но быстренько растаяли.

    - Ну, вот и я! Как и обещала! Здравствуйте вам всем, а моряку-тихоокеанцу персонально. Смотрю, про здоровье твоё спрашивать бессмысленно. Оно не вызывает никаких опасений. Верно, Виктор?

    - Так это значит ты?

    - Конечно, я. А ты что, ожидал другую сейчас увидеть.

    - Я хотел сказать, что помню тебя. Ты передо мной за столом сидела.

    - Здрасьте, вам! А как, шли, если можно так сказать, сюда, ты, конечно же, не помнишь. И про обещание своё, ты тоже, конечно же, не помнишь?

    - Неуж, пожениться, братка, на тебе пообещал? – радостно вопросила Наташка, за что тут же получила подзатыльник от матери.

   Молчало всё семейство Сусекиных. Интересно, что же мог пообещать такого сынок девушке, а вот сейчас не помнит ничегошеньки.

    - Ну, скажи же, доченька, что мог пообещать этот сынок, нагрезивший. Не томи душеньки наши, – мать, Матрена Антиповна, заговорила.

    - Да ничего страшного не обещал ваш сын. Просто он после очередного ныряния в сугроб, заявлял, что он… отличный шахматист, и меня, в знак благодарности, сможет запросто научить этой замечательной игре, - рассмеялась девушка Аня.

   - Фу, ничего страшного. Но всё же прихвастнул, не утерпел. Вероятно, мне, этот чёртов алкоголь, язык развязал, - подумал про себя Витёк.

   -  Ну, так чего? Так и будешь, девонька, у порога топтаться. Давай, разболакайся и поближе ко столу придвигайся. Будем чай с вареньем и мёдом пить сейчас. Это куда пользительнее вина вашего, вчерашнего, - малость, самую, укусил сынка, Иван Калистратович.

   - А в шахматы, дочка, энто же я его в младенчестве научил играть. На свою голову. Когда ему ишшо и двух лет не было.

   - Ну, вот чо, врать то. Ты, отец, хоть ври, да знай меру. Скажи, еще когда он в зыбке своей качался, а ты за него фигуры двигал, - так Матрёна Антиповна своему муженьку правду-матку выговаривала.

    - Ну, може и три ему было. Я же не допытовал его, сколько ему лет было. Помню, что ишшо совсем махоньким он был.

    И что бы вы думали? Отпуск то у Витька с того дня совсем в другую сторону повернулся. А ведь всё началось с этой новогодней гулянки. А если бы не было ее, то и не повстречал бы тогда наш Витёк, замечательную девушку, по имени Аня. И не случилась бы у них такая напряженная и почти ежедневная учеба игры в шахматы, от которой, порой девушка прикрывала платком припухшие губы свои, будто от мороза их прятала, когда бежала на свою работу.

    Каждый отпуск таит в себе одно нехорошее свойство. Он, когда-то, хошь ты этого, или совсем не хошь - заканчиваться должен. Вот и Витёк, пролетев полстраны на четырех разных самолетах отечественного Аэрофлота, вновь оказался в своей родной части. Когда он предстал пред очами своего командира, капитан-лейтенанта Скворцова Антона Антоновича, тот не мог скрыть своего удивления:

      - Вот смотрю сейчас я на тебя, старший матрос Сусекин и диву даюсь. Как же благотворно подействовал на тебя воздух, то, родной, алтайский. Вижу  появившейся блеск в глазах твоих, коего не замечал ранее. Даже стал подумывать, а не сгонять ли и нам туда с супругой, для оздоровления физического. Что скажешь, моряк?

    - Вы это очень правильно придумали, товарищ командир, что появилось такое желание посетить наш чудесный Алтай. Вот и у меня оно тоже присутствует, это же желание. И как раз после этого отпуска. Вы уж не подведите меня, товарищ командир. Мне, кровь из носа, через год нужен еще один отпуск. У меня там девушка недоученная осталась и ждет не дождется, когда же я ей растолмачу про Сицилианскую защиту, защиту Каро-Кан и защиту Алёхина.

   - Сусекин! Старший матрос Сусекин! Я знал, что ты парень борзой, алтайский, но не ожидал, что до такой степени! Хм, не подкачай командир, насчет моего очередного отпуска! Ловко сказанул, Виктор Сусекин. Будем иметь в виду. Ну и ты не подкачай у меня. Что ты сейчас мне про эти защиты хотел сказать?  Давай шахматы доставай, показывай, пока у нас время свободное есть в запасе. А то вдруг скоро придет в голову нашему адмиралу мысля, взять реванш за поражение своё.

                3.
        А вот после отпуска Витькина служба в первое время потеряла всякую привлекательность. Выбило парнишку из привычной флотской колеи. Исчез и блеск в глазах его, что по приезду даже каплей Антон Антонович Скворцов заметил. Бывало, сидит парень на вахте, вроде и головные телефоны на ушах, корреспондент своим морзяночным писком надрывается, зовет  Виктора, а он вроде и не слышит, вовсе. Уставится в окно или в точку, известную, только ему одному, и смотрит, смотрит.

    - Сусек! Оглох? Ответь парню! Задолбался вызывать тебя.

    Очнется Виктор, щелкнет тумблером, чтобы врубить высокое на передатчик, быстренько примет радиограмму, даст подтверждение о приеме и снова, как сыч нахохлившийся, сидит. А иной раз вытащит из нагрудного кармана робы своей записную книжечку, а в ней фотография его Анечки. Смотрит на Витьку, улыбается, а тому от ее озорной улыбки, совсем тошнехонько становится. Вот ведь, свалившаяся ниоткуда любовь окаянная, что с моряком сотворила.

    Вроде бы радоваться парню надо. Повидал отца с матушкой, брата с сестрёнкой, а вот тоска-печаль вселилась. И всё из-за девчонки, про которую месяц назад и знать не знал и слыхом не слыхивал. Командир Витькин, капитан-лейтенант Скворцов, мужик, на белом свете повидавший много чего, сразу раскусил отчего у парня грусть-тоска. Допытываться не стал, прошлый опыт подсказывал, что это временное состояние. У кого то оно длится чуть дольше, как у Виктора, а у кого-то, будто и в помине не было дней отпускных. Сразу, и по полной, впрягается в службу.

    И действительно, вскоре служба у парня вошла в обычную колею. Только поток писем в ту и другую сторону набирал обороты. Свои пламенные письма Витёк приспособился сочинять в свои вахты ночные. Благодать, когда затишье в эфире. Пиши, изливай свои чувства, не оглядываясь по сторонам, как бы кто-нибудь не заметил, выражение лица Витькиного. А на нем можно было много чего  прочесть в эти минуты. То брови нахмурит, то вдруг широчайшая улыбка расплывётся по всей физиономии.

     … А в это время на Алтае, в один из дней начала марта, в небольшой уютный домик Сусекиных забежала девушка. Анна и раньше, нет-нет, да и заглядывала к родителям Виктора. Поболтать с теткой Матрёной, а с Иваном Калистратовичем в шахматы партейку сыграть. Похваливать стал старший Сусекин Анну. Говорит, налицо прогресс в игре намечается у девушки. Соображалка в нужном направлении работает. Борьке и Наташке книжки приносит интересные почитать. Любят оба чтением заниматься, забравшись на печь русскую. Она вместительная, обоим места хватает.

    Но в этот раз, обычно приветливая и улыбчивая девушка была крайне озабочена и расстроена. Видно было, что только недавно кончила реветь, глаза опухли. Села на голбец у печки, притихла.

     - Здрасьте, вам. А ты чо, как не родна, уселась под порогом, то? Али случилась беда кака? – Матрёна Антиповна сквозь очки свои пристально посмотрела на девушку.

     - Беда? Наверное, точно беда. Кто дома, то?

     - Ребятёшки в школе еще. Отец в пригоне, у коровы убирается. Да, ты не томи, выкладывай всё начистоту, девка!

     - Беременная я, - разрыдалась в голос Анна.

    А тут, вот и Иван Калистратыч на пороге дома появился. Увидев рыдающую девушку, всё ещё сидящую на голбчике под печкой, сильно озадачился.

     - А чего это у нас гостья дорогая нынче под порогом сидит, да ишшо ревёт в голос? Ну-ка, выкладывай, кто посмел обидеть тебя. Скидывай пальтишко своё, садись за стол. Налей, мать, чаю ей, ли чо, ли. Чтоб не ревела.

   - Да хватит, отец, строжиться тебе на девоньку! Ребеночка она понесла от Витюшки, сыночка нашего, вот и ревёт оттого благим матом.

      Несколько опешил Иван Калистратович от последних слов жены. Смахнул пот со лба своего, но быстро взял себя в руки:

   - Так, значится, женщины мои. Беру командование в свои руки. Вопрос первый. Витька знает о будущем ребенке? Значитца, не знает ишшо. А кто вообще знает? Только мы. Это хорошо. Ну, рассказывай, дочка, что почём:

   - Я сегодня в район ездила, зашла там, в консультацию женскую. Там меня и огорошили. А оттуда прямиком я к вам и зашла. Чтобы совет мне дали, что же делать. Может избавиться мне от ребенка, пока еще не поздно. Ведь жить то мне где потом? Тетка с дядькой, у кого живу, ни в жизнь не позволят, чтобы я у них с ребенком осталась. Домой ехать, так оттуда меня мачеха, рада-радешенька, что сжила, отчего и уехала я от них.

    - Постой, постой. Не тарахти. Надо нам теперича всё по полочкам разложить аккуратненько. А чтобы от ребёночка избавиться, ты даже думать об этом не смей. Мы с матерью этого не слыхали. Ишь, чего удумала.

    Долго сидели за кухонным столом старшие Сусекины и Анна. Переговорили, кажись, обо всём на свете. И, по-видимому, пришли к какому-то результату. Повеселевшая девушка, чуть ли не вприпрыжку, побежала открывать свой очаг знаний. То, бишь, сельскую библиотеку, которой она заведовала.

   - Смотри, мать, как сразу повеселела наша Аннушка, - глядя в окно, промолвил Иван Калистратович.

   - А ты представляешь, отец, что у ней творилось в душе, когда ей сообщили о беременности. Бедная деточка! Куда, как, где теперь приткнуть свою головушку? Ладно бы только свою. А тут веть ишшо ребетёночек. И отца у ребенка нету рядышком, и матушке своей, бедняжке не поплакаться, не пожалиться.

    … А в воинской части, где служил старший матрос Сусекин, всё шло по заведенному расписанию. Вот и майские праздники подошли. Первое мая – День международной солидарности, само собой, отметили подобающим образом. Торжественным собранием в клубе части.  Но следом шел еще праздник один. Его, правда, страна широко, как первый, не отмечала. Но в части, в той самой, где схему Шембеля капитан-лейтенант Скворцов так популярно и доступно объяснял своим подопечным, этот День радио отмечали еще как.

       7 мая во всех частях связи военно-морской базы проводился единый экзамен на предмет повышения классности личным составом. Виктор ждал этот экзамен. Недаром он усиленно занимался, часами пропадая в радиоклассе. Нормативы по приему и передаче цифрового и буквенного текста, что нужно для первого класса свободно перекрывал. И даже намного. Правила радиосвязи по флоту знал хорошо. Был уверен, что экзамен на первый класс он должен сдать легко.

    Так и получилось. Прием и передача – отлично. На все вопросы ответил так же без малейшей запинки, на что командир его, Антон Антонович, обычно скупой на похвалу, произнес:

    - Ну, что тут можно сказать. Если парень молодец, то он во всех делах не промах. И шахматист отменный, а теперь еще и радистом первоклассным стал. Поздравляю!

   - Капитан-лейтенанту Скворцову, просьба, срочно прибыть на КПП, - раздалось на всю округу из “матюгальника”, что висел на крыше здания.

  - Кому еще я мог понадобиться там? - недовольно пробурчал Антон Антонович, направляясь к незавидному, маленькому строению, а попросту, к деревянной сторожке, что притулилась у входных ворот в часть.

    В маленькой комнатке – не протолкнуться. Кроме мичмана, дежурного по части и матроса, его помощника, посреди комнаты стояли двое гражданских лиц. Мужчина средних лет и молодая девушка.

   - Вот, товарищ капитан-лейтенант, эти два человека говорят, что приехали навестить Вашего подопечного, старшего матроса Сусекина. Говорят, по важному и срочному делу.

    - Здравствуйте. Пройдемте со мной в Ленинскую комнату. Там познакомимся, и вы всё расскажете мне, что у Вас случилось. Не просто же так полстраны преодолеть пришлось. Хотя я уже примерно догадываюсь, о чём речь пойдет.

    В Ленинской комнате, после традиционного знакомства, Антон Антонович и Иван Калистратович быстро нашли общий язык. Через несколько минут разговаривали как давние, старые знакомые. Одного возраста мужики, оба воевали. Кстати, Иван Калистратович, на случай всякий, еще дома прицепил к своему выходному пиджаку орденские планки. “Иконостас” невелик, награды всего в два рядка уместились. Но, если, кто в курсе, тот, глянув на них, сразу уважение к мужику поимеет. Три первые медальные колодки на верхней планке, незавидного серого цвета и с синенькими полосками по краям, есть, ни что иное, как три медали “За отвагу”. А посему выходит, что Иван Калистратович у нас “трижды отважный” и проехать полстраны, чтобы уладить кой-какие дела семейные, это так, тьфу! Семечки, одним словом.

    - Так, так. Значит, вот какие дела вас сюда привели. Поставить парня перед фактом и если пойдет на попятную он, пустить тогда в расход его, к чертовой матери. Это я так пошутил по-военному. Зарегистрировать брак сына с девушкой и тем самым сразу снять кучу проблем. Ты, Иван Калистратович, молодец, очень правильно придумал и поступил. Ведь своим поступком ты всем жизнь сразу облегчил, надеюсь. А если бы вот эта красавица сразу написала ему о своей беременности, так парень бы извёлся, за эти месяцы весь. Какая тут к черту служба, когда одна только мысль в голове, где и как будет жить любимая, да еще с ребенком на руках. Поступок, прямо скажу тебе, Иван Калистратович, достоин всяческой похвалы и  уважения.

       - Ну, что ж, сюрприз, так сюрприз. Заполучи, старший матрос Сусекин. Хмм. Сицилианскую защиту он, видите, ли, не изучил еще с девушкой. Отпуск дайте ему через год. Будет тебе сейчас и защита и нападение. И гамбит турецкий, в придачу.

    - Дневальный! Бегом на КПП. Пусть вызовут по громкой связи старшего матроса Сусекина в Ленинскую комнату.

    Через минуту в комнату влетает запыхавшийся Витёк, тот, что Сусекин:

    - Вызывали, това-ри-ищ ком…

    - Вызывал, вызывал, товарищ старший матрос. Можешь не продолжать. Ну, и как тебе мой турецкий гамбит, Сусекин младший? По-моему, оченно даже неплох. Ладно, оставляю вас на время одних. Моё присутствие  будет лишним тут. Да, варежку то, свою, не забудь прикрыть, моряк. Как-никак, ведь девушка симпатичная перед тобой сидит.

   Буря эмоций и восторга, вагон с маленькой тележкой заданных вопросов и такое же количество полученных на них ответов. Если всё это описывать, чернил не хватит, чтобы эту радость встречи описать. Но больше всего Витька Сусекина, конечно же, ошарашило известие, что скоро он станет отцом. Поверить не мог до конца парень, что это про него говорят.

    - Какой же ты у меня, батя, золотой человек. Как ты всё правильно продумал и рассчитал. Даже страшно подумать, что могло случиться как-то иначе.

    - Ну, дык, - засмущался, было, отец. Как говорится, игру вести – не только ими, родными, трясти.

    - Я ведь, что еще удумал то, сынок. Избу, что пустовала после бабки Аверьянихи, по дешевке намедни приобрёл. Сейчас, по приезду, раскатаем её с мужиками. Перевезём, и за лето к осени прирубим к нашему дому хорошую пристройку. Комнаты, этак, на две. Вот тогда у нас, будет, где разгуляться внучку моему.

    - Почему именно внучку, а может внучка появится и будет еще сильнее деда любить и радовать, - промолвила Аннушка. Ей, бедняжке и слово то, сказать толком не дают сказать отец с сыном.

    - Так, я рази против. Я, завсегда, пожалуйста. Мне всё едино – в радость.

    Зашедшего, спустя полчаса, Антона Антоновича, Иван Калистратович попросил помочь с регистрацией молодоженов в местном ЗАГСе. Время у приехавших, совсем в обрез. Оба с работ своих отпросились на неделю всего. Со всеми формальностями с регистрацией капитан-лейтенант Скворцов справился блестяще. И вот счастливая, молодая пара Анны и Виктора Сусекиных спускается по ступенькам крыльца местного отдела ЗАГС, как говорится, в новую жизнь.

   - Мы, живя в гостинице, на первом этаже в кафе несколько раз питались. Пойдём, посидим там за столиком, так сказать, по-семейному. Отметим лимонадом наше бракосочетание, - попросила Антона Антоновича Анна.

   - А почему бы и нет. Старшему матросу Сусекину я увольнительную выписал. У меня тоже уважительная причина не идти на службу, тем более начальник связи дал добро на это мероприятие. До сих пор помнит Генрих Михайлович твою победу, Виктор, на турнире шахматном. В свою очередь просил передать молодоженам свои поздравления.

   В кафе посетителей было совсем немного. Сели за столик в углу, заказали что-то из закуски, да большой графин морса брусничного.

   - Эх, жаль, рога нет, - улыбнулся, глядя на молодую жену, Виктор.

   - Какого еще рога? – не понял командир.

   - Да, того самого, через которого и произошло наше новогоднее знакомство.

    Пришлось Анне, сглаживая неловкие моменты, рассказать Антону Антоновичу события той, “весьма романтической” ночи.

   Тут в кафе зашла группа старших морских офицеров во главе с контр-адмиралом Савельевым. Видать, поужинать решили вместе после рабочего дня. Антона Антоновича будто кто дёрнул за язык, когда он тихонько на ухо прошептал старшему Сусекину:

   - Вот этого адмирала и обыграл тогда твой сын, Иван Калистратович. И за победу, адмирал предложил отпуск тогда предоставить Виктору, хотя в приказе начальника связи, он и так был на него вписан. За высокие показатели в службе.

    Иван Калистратович смотрел, смотрел на адмирала, подумал чего-то, потом резко встал и быстрым шагом пошел к адмиральскому столику.

    - Отец! Стой! Ты куда?!

    Но старший Сусекин уже ничего не слышал. За столиком новобрачных воцарилась жуткая тишина и волнительность. Правда, она совсем не коснулась только Аннушки. Она с любопытством ждала дальнейшего развития событий. Что касается младшего Сусекина, то от стыда за отцову выходку, хотя и не знал, чем она закончится, он был готов под стол, за скатерть нырнуть. У Антона Антоновича, мысль по-военному, была безукоризненно прямолинейной:

     - В лучшем случае дослуживать тебе, капитан-лейтенант Скворцов, где-нибудь в тех местах, где небезызвестный товарищ, по имени Макар, своих телят, пропади они пропадом, не пас.

    - Товарищ адмирал. Извините, не знаю вашего имени отчества. Я, бывший старшина полковой разведки армии Рокоссовского Иван Сусекин и отец вон того солопея, что сидит в углу за столиком. Я теперича хочу извиниться перед Вами за него. Я ему ведь сразу сказал, когда он только приехал в отпуск и рассказал, как он уконтропупил адмирала, то, бишь, Вас. Ты ведь, сынок, на цельного адмирала войной пошел, хоть и в шахматы. Хотя, опосля, опять же подумал, что в картишки – нет братишки.

    - Ах, вон Вы о чем, старшина. Припоминаю, припоминаю тот свой проигрыш на турнире. Посмотрел вот сейчас на него, и даже лицо его вспомнил. А вот слово интересное – “уконтропупил”, это он сам придумал?

    - Да куда ему! Молодой, ишшо. Это я так говорю, считай, с самого Берлина. Когда Гитлерюгу вконец уконтропупили.

     - Ну и зачем Вы решили извиняться за сына. Даже странно это от Вас слышать, старшина. Который, не побоялся Гитлера, как это? Да, да, вспомнил. Уконтропупить. А вот если бы он мне решил тогда поддаться, это было бы совсем некрасиво и не по-спортивному. Ну, да ладно. А что за торжество у вас, позвольте спросить, если не секрет.

    - Да какой секрет, товарищ адмирал. В отпуске том, после победы, сынок умудрился шах и мат поставить красавице, что рядом сидит. Ребеночка, значица, успел заделать меж игрой в шахматы. Вот сейчас и расписались в ЗАГСе местном, чтоб всё, как у людей было. Специально я с Аннушкой приехал сюда к вам.

    - И такой праздничный день вы морсом решили отпраздновать. Непорядок. Официант! Девушка! Принесите, пожалуйста, по фужеру шампанского вон за тот стол от меня. Поздравляю! За здоровье молодых! За новую, советскую семью!

    - Ну, ты, батя, и даёшь! Вот скажи мне, на хрена ты попёрся к адмиралу. Я чуть со стыда тут не сгорел вместе с Аннушкой.

    - Один ты горел, Витя. Я, так, очень горжусь Иваном Калистратовичем.

    - Знамо дело, успели спеться за моей спиной с отцом.

    - А я вообще промолчу, - это Антон Антонович промолвил. Вернее, скажу, что не было раньше у меня таких моряков как Виктор Сусекин и вряд ли когда еще будут.

    Надо же, какими пророческими оказались слова Витькиного командира. Ровно через девять месяцев после того злополучного, или наоборот, счастливого отпуска, старшему матросу Сусекову Виктору в середине октября пришла телеграмма следующего содержания: ПОЗДРАВЛЯЕМ ДВОЙНЕЙ  МАЛЬЧИКОМ ДЕВОЧКОЙ ТЧК ПРИСТРОЙКА ГОТОВА ТЧК ЖДЕМ ДОМОЙ  ТЧК ОТЕЦ МАТЬ

    - Ё-п-р-с-т!!! Ну, а чего еще я мог ожидать от тебя! Жаль, очень жаль, Виктор. Отличным ты был специалистом, а уж шахматистом, тем более. Я часто буду о тебе вспоминать. Пусть Анна высылает на моё имя все необходимые документы и тогда вперед, моряк – до дома, до хаты. Сейчас ты там будешь очень нужен. А о посещении Алтая вашего, я буду всегда в уме своем держать. Быть может, и в гости заскочу к вам еще. В шахматы сразимся тогда.  Мне иногда даже стало казаться, что мы родственниками стали с семьей вашей.