Мемуары Арамиса Часть 424

Глава 424

Филипп, безусловно, был влюблён в Катерину Шарлотту. Она была дамой привлекательной и для такого юноши, как Филипп, желанной. Ей удалось влюбить его в себя. Даже я сам какое-то время думал, что эта дама – идеальный выбор для него. Должен признаться, что я недостаточно хорошо знал нравы, установившиеся при дворе Людовика XIV. Я видел эту даму не такой, какой она была на самом деле. Действительно, она была влюблена в Филиппа, это – правда. Действительно, она предпочитала Филиппа Людовику. Предпочитала, не более того. Когда замужняя дама ищет галантных приключений, мы, мужчины, её не осуждаем, поскольку сами таковы же в точности. Но при двух условиях. Первое – если мы не являемся её супругом, но это не всегда. Бывают и такие мужья, которые устраивают счастье своей семьи на избыточной сговорчивости своей супруги, в особенности, когда атака на её честь осуществляется Королём или, по меньшей мере, Принцем. Второе условие – если мы не являемся любовниками этих дам. Тут тоже нельзя говорить о жёстком правиле, ведь все любовники легко терпят тот факт, что их возлюбленная принадлежит также ещё и своему супругу, но гораздо меньшие любовники столь же легко терпят то, что у их возлюбленных имеются другие любовники. Ах, если бы они были столь же строги и к себе самим!
Итак, Катерина Шарлотта, безусловно, любила Филиппа, и даже скажу больше – была в него влюблена. Но это не много. Это означает лишь то, что она предпочитала его общество обществу своего супруга. Таковы почти все дамы, во всяком случае, дамы света, дамы, окружающие Короля! Но должен сказать, что Катерина Шарлотта распространяла своё внимание и за пределы маленького круга, состоящего из супруга и любовника. Её интересы были более разносторонними.
Следует напомнить немного о характере Катерины Шарлотты, княгини Монако. В этом отношении она была под стать своему брату, графу де Гишу. Эти дети маршала де Грамона, были избалованными и дерзкими, амбициозными и гордыми, оба они рвались к славе, оба жаждали повелевать теми, кто повелевает страной. И прибегали к одному и тому же средству для достижения этой цели – галантные связи с персонами из королевского дома.
Де Гиш не удовольствовался положением ближайшего друга и наперсника самого брата Короля, Филиппа Орлеанского, Месье. Он был даже больше, чем друг, если вы понимаете, что я имею в виду. Но ему было этого недостаточно. Ему было мало того, что практически любая дама двора, будь то фрейлина Королевы или фрейлина Принцессы, готова была оказать ему те милости, которых добиваются амбициозные мужчины от окружающих их красавиц. Ему нужна была, по меньшей мере, супруга его суверена, повелителя, интимного друга Месье, ему нужна была Принцесса Генриетта, Мадам, сестра Короля Англии Карла II. И, надо сказать, он весьма преуспел в завоевании её сердца. Впрочем, его победы были не полны, поскольку он сам себе вредил тем, что не умел скрыть их от Короля, а Король был этим недоволен, не столько потому, что защищал права своего брата, сколько ощущал обделённым в этом случае самого себя.
Сестра де Гиша, Катерина Шарлотта тоже обожала галантные приключения. Даже будучи беременной от своего супруга, за которого она вышла замуж совсем недавно, она не переставала кокетничать с Королём, и не только. Филипп был убеждён, что она любила только его, и что она отвергла бы Людовика XIV. Наивный! Мало того, что внешне они были похожи, они и характером отличались не столь сильно, чтобы она не могла бы позволить одному то, что она позволяла другому. Все мы были слепы, полагая, что она была влюблена только в Филиппа. Она, как и все придворные дамы, была влюблена, прежде всего, в себя, а во вторую очередь – во власть, в богатство, во влияние первого человека в государстве, в Короля, и не так важно, кто был этим Королём, Филипп или Людовик.
Да, должен признаться, Катерина Шарлотта отнюдь не избегала внимания Людовика, и если ранее я написал, что она не была таковой, то только лишь для того, чтобы не раскрывать её характер раньше времени, поскольку и мне самому он раскрылся не сразу. Впрочем, я её ни в чём не виню. Таковы дочери Евы!
Она стремилась соблазнить Короля задолго до той маленькой авантюры, которую я с ним провернул. И поначалу дела её шли вполне успешно!
Но её преследовали неудачи. Однажды даже её братец гадко подшутил над ней. Зная о том, что у неё назначено свидание с Королём, он запер на ключ двери той комнаты, в которой Катерина Шарлотта поджидала Короля, так что в минуту, когда Людовик XIV явился на свидание, он был принуждён встретить только запертую дверь. Он не поверил Катерине Шарлотте, что двери заперла не она, а кто-то другой, так что счёл это дурной шуткой со стороны несостоявшейся героини очередной галантной истории. Он настолько был обижен на Катерину Шарлотту, что практически перестал ей интересоваться. 
Хорош, однако, был де Гиш! Ведь Катерина Шарлотта всегда помогала ему в его атаках на нравственные устои Мадам! Ведь она была фрейлиной Принцессы Генриетты, которая ей весьма доверяла, даже в самых интимных вопросах! И пока бедняжка Катерина Шарлотта старалась замолвить за своего брата де Гиша словечко у Мадам, этот повеса вредил ей в её делах с Королём просто из озорства.
На этом он и погорел. Но – это совсем другая история.
Итак, мы решили предложить Катерине Шаролотте бегство из дома её супруга, Князя Монако, полагая, что она без памяти влюблена в Филиппа.
Это было пустой затеей. Она любила не столько Филиппа, сколько сначала тайну, которая его окружает, затем – блеск его положения, статуса Короля Франции. Что-то было в ней к нему сверх всего этого, но в ту пору это ещё не развилось, не разрослось до того, чтобы она решилась на такое. Понадобились сильные чувства, такие как страх потерять любимого человека, сожаление о возможных потерях, раскаяние и Бог весть что ещё, прежде чем её не оформившееся чувство к Филиппу, которое мы принимали за любовь, в действительности стало той любовью, во имя которой люди готовы совершать любые глупости. Так что скажу вам, наша идея удалась, но не в этот раз, а позже, намного позже. Лишь после того, как Филипп пережил череду страшных опасностей, угроз его жизни.
Похоже, я ударился в философию, тогда как мне следовало быть летописцем того, о чём я решил написать эти мемуары.
Пока происходили те события, о которых я рассказал выше, во Франции события развивались ещё быстрей, и они коснулись моего самого дорогого друга самым непосредственным образом. Но, пожалуй, они столь значительны, что для их описания я начну новую главу, где изложу их довольно кратко, поскольку сам я не был свидетелем всего произошедшего.

(Продолжение следует)