2. Что для кого означает слово святыня?

1.
    Что есть святыня? Это такая вещь категории особой важности, не терпящая никакого задевания кем-либо её не понимающим. «Что-то другое пожалуйста, но вот это не трогай – это святое» – такой принцип лежит в основе всякой святыни. А в случае игнорирования этого требования противодействие и наказания будут соответствующие.
    На основании же чего требуется такое отношение от всех к вещам этой категории? На основании того, что у каждого (ну или почти каждого) есть какие-то вещи особой категории важности, которые он не хотел бы, чтобы их задевали. И обычно (не всегда, но как бы) подразумевается, что «твоё особо важное не трогают, и ты изволь моё особо важно не трогать».
    Святыня – это вещь, обладание которой подразумевается делающим человека лучше и правильнее, и соответствующее отношение к которой наполняет его жизнь особым смыслом (а для кого-то и единственным смыслом жизни). Вещь, ради сохранения которой он готов пожертвовать многим (а кто-то и всем, что у него есть). И на основании этого подразумевается его право отстаивать неприкосновенность своих святынь с особой решительностью.
    Всё вроде бы просто и понятно, но остаётся один (не для всех заметный) момент. Если что-то нельзя трогать, значит, это можно использовать. И если кто-то ищет предлог напасть на другого, то ему выгодно иметь такие святыни, которые «никак не получается не задеть». И тогда он сможет и напасть, и выглядеть при этом якобы ещё и правым (святое, понимаешь ли, задели). Выглядит суть дела, условно говоря, так.
    Допустим, существует некое агрессивное общество, нуждающееся в соответствующей агрессивной идеологии. И придумывает оно такую: «Вот у нас есть Бог Войны, вот его храм, вот описание его сущности. Вот его плащ, сшитый из кож убитых войной воинов, вот его изваяние, вот его алтарь, на который совершаются жертвоприношения из крови убитых на нём пленников. Вот ему ещё жертвоприношения в виде крови пленников, которых режут на его алтаре, а так же проливаемая в бою кровь во славу его тоже считается ему священной жертвой. Вот память о воинах, павших во имя него – всё это очень серьёзно и свято. Кто посмеет неуважительно чихнуть в эту сторону – тот своей кровью свой чих сразу и смывать будет!»
    Получается следующий расклад: все, кто служат такой религии, в той или иной форме служат так же и тому, чтобы было как можно больше агрессивных войн, и всего, чего они несут. И если, являясь частью такого общества (или не являясь), ты позволяешь себе соответствующую критику данной идеологии в связи с этим, ты, получается, задеваешь святое для исповедующих данную религию. Это их злит, придаёт решительности намерений с тобой бороться, и даёт право (как они думают) на какие-то особые меры в отношении тебя в связи с тем, что ты наехал на святое.
    Возникает вопрос: а как же не «наехать»-то? Ведь если ты не хочешь в этом участвовать, или не хочешь подвергнуться нападению в связи с существованием такой идеологии, то по-любому должен с бороться с определёнными её принципами. Ведь её носители первыми нападают на чужие позиции. И самим созданием такой идеологии они уже замахиваются на чужое благополучие. И им отвечают противостоянием только поэтому. И как бы вежливо ты свои претензии не изложил, они всё равно, получаются не несущими того уважения, какого адепты данного культа требуют к своим святыням.
    Получается позиция вы не проявляйте агрессии первыми – и не будет такой проблемы. Но нет – непонятна, допустим, агрессорам, такая позиция: «Извини, мы твоего понимать не хотим, но вот ты наше должен понять. У каждого есть свои святыни, и святыни трогать нельзя. Ты задел святое – получай за это!» И далее, сколько им не объясняй, они будут, как тот студент, который выучил один билет, а вытянул другой, сводить всё решение вопроса к этому положению.
    Всё просто. Именно такой результат и есть одна из целей агрессивной системы. Использовать святыню, как повод для агрессии. И это не недоработка. А именно так и задумано, чтобы получать именно такой результат. И именно этим святыня агрессоров и отличатся от святыни способных к мирному сосуществованию обществ. Святыня сама может быть использована, как повод для агрессии.

2.
    В чём же основное отличие святынь агрессоров от святынь реально мирных людей? Святыни мирных людей выглядят иначе. Например, так. Допустим, существует мирное общество. У них учение: «Вот мы верим в Бога Мира. Он нас учит не делать другим того, чего не хотели бы себе. Вот у нас тоже его, алтарь, изваяние. Только без крови и смерти. И мы просто спокойно его почитаем, и мы не пойдём убивать других за то, что они не хотят почитать нашего Бога. Если другие сами только первые не придут бить нас и мы будем вынуждены защищаться». И допустим, рядом существует другое похожее общество. Тоже верящего в свою версию «Бога Мира». Только они не сходятся в вопросе, какого цвета у него плащ. Одни красят ей на изваянии в белый, а другие в золотой. И никак не могут прийти к согласию в этом вопросе. Вот и получается, что разные «конфессии», и у этих свои храмы, у этих другие.
    Возникает вопрос: должны ли эти общества вести между собой войну за то, чтобы снести чужие храмы и поставить свои? Нет. Если они действительно верят в бога именно мира, то они этого делать не должны. Потому, что, если они не должны делать другим того, чего не хотели бы себе. И если себе бы они не хотели сноса своих храмов, то и другим они хотеть такого не могут. А значит, решать вопрос по-другому. Встречаться, дискутировать, убеждать. Вырабатывать правила научного доказательства. И культивировать уважение к праву оппонента оставаться при своей точке зрения в случае, если доказать ему обратное не получается. Изучать эту тему, понимать, как она связана с учением о мире, и увязывать всё в одну общую систему. У кого-то святыня – памятники воинам, павшим за то, чтобы снести чужие храмы, и поставить свои, а у кого-то святыня будет культурой и наукой поиска истины.
    Святыни мирных людей не мешают другим мирным людям иметь другие мирные святыни. Святыни агрессоров не могут не мешать ни мирным, ни другим агрессорам. И в этом основное различие. В связи с чем адекватным людям, наверное, необходимо иметь соответствующие понятия святынь агрессоров и святынь мирных людей. Чтобы не путать вещи, имеющие разную сущность. Только вот не путать такие вещи выгодно лишь реально ищущим мира людей, чтобы была возможность внятно выразить мысль о том, носители каких святынь сами виноваты в соответствующем к ним отношении. А агрессорам такое как раз не выгодно. Им выгодно, чтобы не было понимания различия между этими категориями. А была только одна категория: «просто святыня» и точка. Потому, что только они смогут толкать свою идеологию и политику, основанную на «у тебя право на свои святыни, а у меня на свои!»
    Отсутствие таких понятий, собственно, и является одним из признаков либо общества, существующего в мире, где нет вообще никакой агрессии и не требуется никакого различия, либо общества, существующего в агрессивном мире и являющегося агрессивным (либо общества, находящегося в повышенной опасности впадения в состояние агрессивности). Потому, что такое общество легче сбить с толку и повести в бой за агрессивные цели, но при этом каким-то образом заставить верить, что идут воевать за «просто святыни и точка». И такому обществу свойственно иметь терминологию, которая не отвечает на этот вопрос, не выдерживает критики, но при этом оно всё равно не собирается её слушать. И под любым предлогом игнорировать любые доводы, которые ему приводятся, забывать их, и вести себя дальше так же, как если бы ему ничего не объясняли. Поэтому для любого действительно ищущего правду и справедливость человека уместно начинать с вопроса, а есть ли в его языке соответствующие понятия с соответствующими определениями, и если нет, то почему?

3.
   Допустим, на определённом этапе эволюции агрессивное общество может прийти к тому, что имеющаяся форма агрессивной религии с кровавым богом не самый выгодный вариант. Потому, что при таком подходе им меньше всего оказывают поддержки все те, кто не хотят быть принесёнными в жертву их экспансии. И что не все даже в их собственном обществе рады творить в отношении других то, чего в отношении себя не потерпели бы. И даже если последних силой заставить воевать, они будут это делать из-под палки, а это снижает эффективность. И тогда жрецы придумывают новую форму религии: теперь они верят в «Бога Мира», но только с определёнными особенностями. А особенности эти окажутся такими, что войн с такой религией меньше не станет, а сами противостояния станут только ещё более накалёнными.
    Суть «волка в овечьей шкуре» в данном случае будет выглядеть примерно так. Насаждается вера в то, что, когда вся земля будет заставлена храмами в честь «Бога Мира», тогда на земле наступит мир и процветание. И всякий, кто воюет за эту цель – воин добра, и кто умрёт за неё – герой. Но только вот мир на земле должен наступить лишь после того, как на ней не останется никаких иных храмов иных богов (т.ч. даже других культов Бога Мира, отличающихся только цветом плаща). Никакой другой религии – только эта, и только (ну надо же) под руководством здешних священнослужителей (основной гешефт всего мероприятия). А пока же этого не состоится, будут войны, зло и кровь на земле, и единственный способ положить этому конец – это сделать так, как учит данная вера.
    Объясняется это, допустим, тем, что всё остальное вокруг – оказывается, зло, которое только маскируется под добро. И которое не успокоится, пока окончательно не уничтожит всё добро на земле. А единственный оставшийся оплот добра на земле – это как раз данная вера (кто против – того сжечь на костре). Так что без неё всему добру на земле, оказывается, конец. И поэтому война до победного конца, только война и только до победного. И ещё одна деталь:
    Изваяние данного бога чем-то да обязательно должно отличаться от изваяний всех остальных. Если у других культов плащ Бог Мира красится белым, значит, здесь он должен быть золотым. А если у них золотым, то здесь белым. Если есть и белый, и золотой, значит, белым в золотую крапинку, или золотым в белую, но другим. И никогда чтобы не было такого, чтобы было полное сходство. Всегда должна быть какая-то деталь, которая отличается, и из-за этой детали такая непримиримая вражда, ради которой резиденты данного культа должны быть готовы на любую войну.
    Теперь те, кто не хотят творить в отношении других то, чего в отношении себя бы не потерпели, могут верить, что цель оправдывает средства, и идти ратовать за «мир» и «добро» безо всякой задней мысли. Впрочем, могут и сомневаться, конечно, да только состроить (и выразить вразумительно) мысль для сомнений им будет неудобно: нет в языке соответствующих понятий для чёткого и конструктивного построения доводов против такой политики. Понятий агрессивных святынь агрессоров и мирных; только «просто святыня». И такие же «просто мир» и «просто добро», из которых получается выстроить мысль только в одном направлении: если данная «святыня» – «добро», то неприятие её – «зло». Однозначное, несомненное, и не нуждающееся в доказательствах, т.к. у простых людей всё просто: кто наехал на святое, тот злодей.
    Так примерно будет выглядеть типичный резидент агрессивной системы: фанатично верящий в то, что сражается со злом, что весь контент его святынь несомненное добро, и что любой этого не желающий понимать – враг. Именно такой тип и является основной целью религиозного воспитания агрессоров. Потому, что в нём сосредоточено всё то, что необходимо для ведения агрессивной войны. И больше ничего из того, без чего она не может идти, в принципе, и не нужно. Потому, что с таким подходом вечна война практически гарантирована.
    Почему гарантирована – потому, что никто не захочет принимать такой культ, да ещё и с чужими жрецами (с понятно, какими намерениями): ни добрые, ни злые общества. Злые вообще ничего не примут, кроме своей религии, а добрые не примут потому, что данный культ не несёт истинного мира. Потому, что мир несут те, кто уважают право людей на свою позицию, и право отстаивать её в цивилизованной дискуссии. А те, кто решают вопрос сразу силой, несут войну. Поэтому, они обязательно уничтожат всю основу культа Бога Мира, и всю связанную с этим культуру на корню выкорчуют, и после этого пойдут нести свою войну дальше. И используют захваченное общество, как расходный материал для такой войны.
    И даже если агрессорам удастся завоевать весь мир, и заставить его весь своими храмами, мира в нём всё равно не будет. Потому, что те, у кого агрессия в крови, никогда не успокоится. И они начнут после этого обвинять друг друга в том, что рисуют бога в плащ с не тем отливом, и вести из-за этого войну, пока не закончится сам культ этого бога. И это многие понимают, и многие чувствуют, только вот выразить это понятно для всех остальных не получается, т.к. для слишком простых это слишком сложно.
    Поэтому желающим мира нет смысла не сопротивляться. И поэтому сопротивляться они будут. А значит, и война с ними у агрессоров будет. И т.о, гарантирована вечная война, которая будет, пока существуют такие культы. И в этом фокус «волка в овечьей шкуре» – те, кто знают о его зубах, близко к себе не подпустят, а это самим волком будет объявлено, как признак недружелюбия, неправильности, и в конечном итоге, предлогом для нападения. А постоянные войны будут им же самим использованы для укрепления веры в то, что вокруг враги, и что по-хорошему с ними никак.

4.
   Напоследок следует обсудить ещё один момент. Допустим, так случается, что в отношении чьей-то религии совершается акт святотатства. Ну т.е. берётся изваяние чьего-то бога и демонстративно сжигается на всеобщее обозрение. Это причиняет какие-то моральные страдания исповедующим веру в оного, и в связи с этим у кого-то возникает требование сего деятеля как-то наказать. Является ли правым такой ответ, или наоборот, правыми будут те, кто заступятся за устроившего такой акт? Или если, допустим, обидчик религиозных чувств укрылся на территории другой религии, где эти не могут его достать, то правильно ли будет тем его выдать, чтобы эти могли с ним сделать всё, что считают нужным?
    Лично я являюсь убеждённым противником таких актов: надо не оскорблять, а доказывать. Потому, что оскорбления – это основной аргумент тех, у кого нет других аргументов. И если кто-то прибегает к таким мерам, то это более всего свойственно тем, кто не может обосновать свою правоту, потому, что правоты за ним нет. Кто занимается разрушением чужих алтарей и установлением своих на их месте, для них это как раз в их стиле – топтать чужие святыни.
    Кто хочет творить агрессию в отношении других, и кто не может объяснить, почему ему можно, а другим нет, тому язык нормального диалога ему не выгоден – ему остаётся только язык вот таких как раз актов (в дополнение к языку силы). А кто таковым не является, должен чем-то отличаться. И первое отличие должно начинаться с того, что он может что-то доказать и без таких действий. Потому, что, если до таких методов опустишься, будет потом очень трудно объяснить, почему тебе должно быть можно, а другим нельзя. Кто не дорос не дорос до понимания таких различий, как раз может вляпаться в такое действие.
    Акт оскорбления чувств иноверцев может спровоцировать симметричный ответ с их стороны, и начнётся эскалация конфликта, которую может не получиться решить цивилизованным разбирательством. Т.к. она уже поставлена на путь ненормальности. Если какая-то религия может являться мирной по своей сути, но какие-то деятели пытаются переделать её в агрессивную, то именно такие акты в отношении неё им и нужны. Потому, что чем больше будет напряжённости и эскалации, тем больше они смогут требовать решительных действий, в рамках которых они смогут всё провернуть всё так, как им надо.
    Тем не менее может так статься, что если какая-то религия является действительно агрессивной, и куда бы она не шла, везде появляются смерть и страдания, то кто-то может не сдержаться, и за неимением других средств борьбы прибегнуть к таким действиям. И может так оказаться, что адепты такой религии никаких слов не понимают, а понимают только язык силы и боли, которые только единственные могут заставить их задуматься, хотят ли они продолжать своё дело, или выгоднее остановиться. И именно это может оказаться единственной причиной, которая довела кого-то до отчаяния и толкнуло на такой шаг.
    В любом случае каждый имеет право на справедливый суд. И на этом суде он должен ответить за то, почему он это позволил себе сделать. И если он не сможет держать ответ, то тогда с него можно спрашивать за его действия. Но если так окажется, что религия, в отношении которой это было сделано, используется для причинения людям гораздо больших страданий, то тогда те, кому он сделал больно, должны в свою очередь ответить, почему они это позволяют. Почему они в свою очередь они ничего не делали для того, чтобы спасти от страданий других, и почему не потребовали сначала исправить свою религию, а потом требовать к ней соответствующего отношения. И если ответ за это они держать не смогут, то пока не ответят, они не должны иметь права спрашивать с того, кого спровоцировали таким действиями.
    Наверное, данного пункта желающие творить агрессию принимать принципиально не захотят. Им надо, чтобы они могли спрашивать за причинение страданий их чувствам, а за то, что они причиняют другим страдания на основе своих чувств, чтобы никто с них спрашивать даже и думал. Потому, что только так они с могут в максимальном масштабе осуществлять то, на что их религия нацелена.
    Теперь мы знаем, почему религиозные агрессоры могут особенно громко орать, что война у них священная-пресвященная. Потому, что чем больше насилия (и безответственности за него) они несут, тем сильнее будет сопротивление со стороны всех, кто это не приемлет. Но чем сильнее последнее будет, тем сильнее это должно задевать их чувства. И с тем большей яростью они смогут обрушиваться на противника, и извлекать из этого преимущество. Задействование «священного» контента для раскачки эскалации как раз может входить в понятие «священной войны».