Тихуша

Она взялась сниться мне с плотно закрытым ртом. Наклоняясь поближе, пониже, показывала лицо: а вот я и молчу. Губы заворачивались у неё в провал рта, прямо вовнутрь, в несколько раз; зубов, следовательно, не было. Зато губы продолжали беззвучно прокручиваться, как валики на папиросной машинке. Вроде туда уже заложили листик бумаги, понюшку табаку — сейчас она прокатает и выйдет готовая папироска... Но ничего не выходило.

После этих снов подташнивало, словно укачало меня, и душнило до отвращения запахом "Земляничного" мыла, старого и дешёвого. Пришлось везти однажды в легковушке несколько коробков — так запах со мной и остался. Как перенервничаю или что, снова чувствую ту противную духовитость от толстых лежалых кусков.

Сон меня беспокоил, конечно. Но сильнее волновало другое: почему она объявилась теперь? Возникла в подсознании и не уходит.. Лет минуло около пятнадцати, как нас заперли в том боксе и свет вырубили. Она на своём жигулёнке ещё пыталась дверь гаражную высадить, очень боялась закрытых глухих помещений. А разгон-то откуда, вот у неё от удара вставная челюсть и выпала, аж скобки лопнули — не вставить. Как она, помню, завоет у этой двери, надувшейся пузырём, да рядом с капотом всмятку, я сам до смерти перепугался. Ну и закричал на неё страшно, но без грубых выражений, разве что так: "Да замолкни ты хоть на минуту!". На крышу машины казённой лез, надеялся, вдруг связь повыше появится. Да какое там, ни "палочки" сигнала, металл кругом и бетон цокольных этажей... Так до утра и досидели, по углам, как мыши, в темноте полной. Она молча, я тоже трепаться попусту не охотник.

Вместе с тем не случилось ничего непоправимого: выпустили нас очень рано, за дверь я металлом в тот же день вернул (был у меня запас), её автомобиль ребята с мастерской бесплатно делать оставили. Выбежала она, правда, сразу, только открыли. Не оглядываясь, как говорится, но тут чего уж. Трухнула тётка. Я тоже быстро уехал и всё посматривал — нет, нигде её не заметил. Да так и позабылось происшествие, дело прошлое. Если и вспомнишь, то как прикол почти, побасенку-несуразицу.. И в боксах этих я по сей день регулярно бываю: то машины ставлю, то масло меняю, то ремонт какой задам транспорту, служебному и своему. Ни женщины не встречал в тех краях, ни её жигуля, красенького, с простым номером.

Очень запутался я в мыслях, а сны давят, покоя нет. Уже сам на чёрта стал похож и она снится всё тоскливее, облезлее, как настоящее привидение. Поехал в те боксы, чтоб на выходные в тепло машину поставить, да и попал в тот, где тогда застряли. Изменилось там мало, надо сказать, ну я походил там, посидел. Все стенки обсмотрел, рванину пошмонал по углам, без света поторчал, мобилой подсвечивая, как оно было. Её позвал даже, прощенья попросил: извини, тихуша, если навредил, да и что так прозвал тебя про себя, вроде с презрением. Невольно всё вышло, сам сдрейфил... Ничего там нет, никакого духа не учуял, даже не запсиховал. Мылом — и тем не запахло.

С бессонницей ночью совладать не мог, а под утро как выключился. Проснулся — солнце всю комнату облило. И она сидит голая, насквозь просвечивается. Бормочет пустым ртом: "Две жизни ты у меня отобрал, ты один — целых две. Ты больше виноват, чем последний". При этом на краешке стульчика легко так держится да кожу с себя снимает. Тянет с пяток, будто надевает, только наоборот... И не мышцы у неё там, не кости, а ничего, пустота на свету. Как сняла всё — так в таз большой и бросила. А из таза уже "Земляничным" завоняло. Да настолько, что я ещё раз проснулся.

Так это ей вёз я то мыло, завхозу, которая зубы ушла вставлять! И не вернулась уже на работу в тот день: по тёмнышку никуда не ходила, такой у неё пунктик, товарки её рассказали. А я остался с этим вонючим мылом и сам взвыл, вот и давай ей названивать. Объявляется поздно, красенький Жигули паркует, номеров не видно. Сама вся закутанная, только зубы сияют. Подписала в варежках еле-еле приёмку и давай трещать без умолку: где положить, куда поставить. А я так устал, что одёрнул её, попросил замолчать. Она рот закрыла и будто вовсе пропала.
Потом окликнул её, как с коробками кончил: мол, тихуша, ну ты где провалилась-то опять? Не отзывается. Я уехал и забыл бы совсем об этом, если б мыло в нутро не въелось.

Тихуша-квакуша, царевна-лягуша, одними зубами искусственными за человечий облик ты держалась. Болтала, чтоб не исчезнуть совсем, а только кожу поменять. Но, видно, приказы исполнять была приучена. Вот и в последний раз тобой распорядились, за тебя решили...
Кто бы знал, чем тварь живую погубишь? Да кто б поверил, что и трёх жизней мало, чтоб хоть один день белый на этом свете без страха провести.