Тёмная книга

– Вечером выношу мусор, а на лестничной площадке хоть глаз коли. И вроде каждую ступеньку наизусть знаю, но про последнюю забываю и, взмахнув мусорным пакетом, лечу прямо в кафельный пол лицом. А потом чувствую: меня словно берут чьи-то руки за шиворот и за копчик, приподнимают и со всего маху бросают об пол…



1. Назойливый сосед


– Ну ты с ходу-то не отнекивайся – зачем да зачем… Тебя ведь жениться никто не заставляет, – наседал на меня Евгений Петрович. – Познакомься, пообщайся. Женщина хорошая – интеллигентная, воспитанная. Я вижу со стороны, что тебе она подходит.

Жили мы с Евгением Петровичем в одном городе, но никогда раньше не встречались, хоть и имели, как выяснилось, много общих знакомых. А познакомились в заштатной гостинице соседнего города, куда одновременно приехали в командировку. Меня тоже зовут Евгений, мне почему-то везёт на тёзок. Нас поселили в один довольно унылый номер. Днём мы бегали каждый по своим делам. А по вечерам, вместо того чтобы скрасить мартовскую промозглую скуку разгадыванием кроссвордов или игрой в дурака, мой сосед взялся обрабатывать меня в сторону знакомства с его двоюродной племянницей. Тоже мне, добрый фей нашёлся. Дёрнуло же меня рассказать ему про моё холостяцкое бытие. Вот Евгений Петрович и взял на себя добровольную миссию обустроить мою «неправильную» жизнь, то расписывая плюсы отношений, то давя на жалость, то пытаясь вызвать меркантильный интерес:

– Ну вот развёлся ты – и что? Второй год маешься, некому тебе ни еды домашней приготовить, ни приласкать… Поговорить по душам – и то не с кем. Ходишь, небось, по своей квартире, как медведь по клетке. Разве хорошо это? Не по-людски как-то. Ты ж молодой ещё, в тридцать семь лет как раз женщинами и заниматься. Вот стукнет тебе под шестьдесят, как мне, и будет совсем другой коленкор. А тебе чего терять? Женщина одинокая, к тому же санитарный врач, не цацки-пецки. Ведь ей тоже, небось, несладко. Где сейчас хорошего мужика найдёшь? А ты и порядочный, и неглупый, как раз по ней. И заметь, она не голь перекатная, у её мамаши деньги водятся, тоже, понимаешь, немаловажный факт…

Этот «немаловажный факт» я равнодушно пропустил мимо ушей, поскольку начинать карьеру альфонса в мои планы не входило. Да и вообще я не горел желанием знакомиться с кем бы то ни было. Но под напором «доброго фея» в виде словоохотливого пузатого мужичка всё же согласился по возвращении из командировки прийти в гости к общим знакомым – надо же как-то прилично и непринуждённо обставить знакомство. «А дать заднюю можно в любой момент», – думал я. Если бы я знал, какие неожиданные последствия будет иметь это знакомство…



2. Портрет в журнале


– Ну как ты съездил-то? – брат принёс из кухни и поставил на журнальный столик поднос с чайником, чашками и вазочкой с печеньем. При этом весьма небрежно сдвинул в сторону кипу журналов, один из которых я читал.

– Осторожнее, – буркнул я и ткнул пальцем в фотографию женщины в сценическом костюме, – читаю про Тамару Милашкину, видишь, какая…

– Кто такая? А-а, оперная дива прошлых лет. Так ведь оперой ты, кажется, не очень увлекаешься?

– Да, но почему-то заинтересовало её лицо. Вроде и не красавица, а чем-то притягивает…

– Далась она тебе. Пей чай да рассказывай, как дела, как работа. А то заходишь к старшему брату раз в пятилетку, будто не в одном городе живём, а на разных континентах…



3. На чужих именинах


Через неделю я появился на дне рождения некой Аллы Максимовны – любительницы светских посиделок в кругу знакомых и не очень знакомых людей, эдакой провинциальной дамы полусвета бальзаковского возраста. В её большой гостиной, с дорогим пушистым ковром на полу и сверкающей горкой, был накрыт богатый стол и к моему приходу набралось уже человек двенадцать, включая Евгения Петровича.

– Ну вот и хорошо, Евгений Николаевич, что вы пришли. Осталось дождаться только Леночку и Иду, – встретила меня увешанная золотыми украшениями, как новогодняя ёлка игрушками, Алла Максимовна и при этом многозначительно посмотрела на моего тёзку. «В общем, кому надо – все в курсе», – с усмешкой подумал я.

Не успели сесть за стол, как раздался звонок в дверь.

– Ида, Лена, проходите! Мы уж и за стол сели, – хлопотливая именинница проводила опоздавших гостей из прихожей в гостиную. Город наш небольшой, в таких городах люди из одной социальной прослойки, как правило, через одного знакомы. Поэтому половину гостей я знал. И Лену доводилось встречать. А вот вошедшую вместе с ней женщину я видел впервые. Хотя лицо показалось мне знакомым.

– Евгений Николаевич, познакомьтесь, это Зинаида Ивановна, – хозяйка подвела ко мне незнакомку. Лицо ничем не примечательное, его оживляли только тёмно-карие глаза. А вот фигура красивая, словно выточена на токарном станке, и двигается Зинаида Ивановна легко и грациозно, потому и выглядит явно моложе своего возраста, не больше чем на сорок лет.

– Лучше просто Ида, – женщина протянула мне руку и улыбнулась. И эта улыбка сделала её копией портрета оперной певицы в журнале, который я листал в квартире брата неделю назад. Странно, я ведь тогда обратил внимание именно на ту фотографию…



4. Подозрительная книга


– У матери было два дома. Один она недавно продала и деньги припрятала, в другом живёт сама и никого к себе не пускает, – Ида прямо-таки кипела праведным гневом, не хуже, чем набравший температуру чайник. Мы сидели в уютной кухоньке её малогабаритной квартиры. – А у меня Серёжка в Воронеже жениться надумал, парню уже двадцать четыре года. Я ей говорю: мама, помоги единственному внуку, дай денег если не на дом, так на комнату! Что ж ему – бросать хорошую работу и везти жену сюда, ко мне в однушку? А она ни в какую. Вот зачем ей, спрашивается, на старости лет столько денег? Ладно бы хоть на себя тратила – так нет же. Живёт как нищенка: ни мебель не обновляет, ни гардероб. Только и трясётся над своими деньгами и в каждом видит желающего их отнять. Это ж надо быть такой патологически жадной и подозрительной!

– Да, Вероника Федотовна и впрямь не отличается добрым нравом. Помнишь, когда по весне мы с тобой впервые пришли к ней вместе, она на меня так зыркнула глазищами, словно я ей денег задолжал…

Вспомнил я ещё один случай: в середине лета мы с Идой сидели у её мамаши на веранде за обеденным столом, а Вероника Федотовна разливала по глубоким тарелкам ароматный куриный суп-лапшу. Поставив тарелки на стол, она отвернулась к плите, и в этот момент Ида, как фокусник, молниеносно и бесшумно поменяла местами их с матерью тарелки. Тогда я постеснялся спросить у Иды причину такого поступка и хотел сделать это сейчас.

– Ты ещё плохо знаешь её нрав, – опередила меня Ида, разливая чай в лавандового цвета чашки. – Она же вышла замуж наперекор своему отцу и сбежала с мужем из-под Курска на Урал. Там я и родилась. Родителей матери я никогда не видела, потому что дед запретил бабке общаться с дочерью и даже произносить её имя. Это мне мать рассказывала, они с бабушкой тайком переписывались. Потом мать развелась с моим отцом, и мы вернулись в эти края. Я отца в разводе не виню, у неё действительно очень тяжёлый характер, мы постоянно конфликтуем. Да и не только в характере дело. Честно говоря, я её побаиваюсь, потому что глаз у неё нехороший: если поссорится с человеком или заподозрит в нём недобрый умысел – у того начинаются проблемы со здоровьем. И есть у меня подозрения, что это неспроста… – тут Ида замолчала, словно размышляя, стоит ли продолжать.

– О чём это ты?

– Однажды мать рассказывала, как в 1943 году после освобождения Курска её отец купил в тех местах дом. Сама она тогда ещё маленькой была, лет четырёх. Однажды к ним на постой пришёл подполковник Смерша и с ним женщина в капитанском чине. У подполковника заплечный мешок. И вот дед затопил гостям баню, они пошли мыться, а мать из детского любопытства возьми да и загляни в мешок. Там сверху лежала старая-старая книга в затёртой тёмной обложке, а под ней… коронки золотые, кольца, цепочки… Мать испугалась, быстро-быстро завязала мешок и ни гугу. А наутро постояльцы в знак благодарности подарили её матери, то есть моей бабке, эту самую книгу и немного золота – в обмен на молчание…

– Ну и что за книга-то?

– На обложке написано «Чёрная магия»… Ну чего ты улыбаешься? Я же сама видела у матери эту книгу, случайно нашла. Лет пять назад мать так сильно заболела, что не могла встать. Я пришла к ней в дом помыть полы и в задней комнате под железной кроватью нашла эту книгу. И не только её…

– Ха-ха! Может, ты её прочитала и взяла пару-тройку методов на вооружение?

– А как же, конечно, взяла и применила – на тебе! – в карих глазах Иды мелькнул то ли задор, то ли досада. – Ладно, шучу. Я её толком и не разглядела… А ещё мать с недавнего времени часто ездит в деревню якобы лечить геморрой к какой-то знахарке – бабке Гале. Видела я однажды эту бабку, она не Галя, а настоящая галка – очень похожа на эту птицу. Нос длинный, как клюв, ходит во всём чёрном, даже летом носит чёрные колготки, и ещё старомодный лаковый ридикюль в руках… По-моему, никакая она не знахарка, а самая настоящая ведьма, и ездила мать к ней явно не лечиться. Предчувствия у меня какие-то нехорошие... Геня, ты что, уже уходишь?

Почему-то Ида называла меня не Женей, а на какой-то странный манер Геней. Меня это немного раздражало. А сегодня мне, честно говоря, ещё и поднадоели эти непонятные разговоры про какие-то черномагические книги и бабку-галку. Не верю я в эту чушь.

– Да, спасибо за ужин, мне домой пора…

– Почему за полгода нашего знакомства ты всего один раз остался у меня ночевать? Может, тебе у меня плохо? Или я чем-то тебя обидела?

– Не обижайся, просто устал я сегодня, а в чужой квартире заснуть не могу. Вот такая дурная привычка – засыпать только на своей подушке.

– А как же ты засыпаешь во время своих бесконечных командировок?

– Это другое, пойми, гостиница и чей-то дом – разные вещи…

На самом деле я врал. Мне приходилось ночевать, хоть и редко, и у брата, и у знакомых. Но почему-то у Иды в тот единственный раз я не мог сомкнуть глаз, словно какая-то сила выталкивала меня из квартиры. Хотя за несколько часов до этого равная по своему влиянию сила, даже без особого моего желания, притащила меня сюда. Вот так почти каждый вечер ноги сами несли меня к Иде, а ближе к полуночи так же выносили вон…



5. Внезапная тяжёлая болезнь


Через неделю в разгар рабочего дня мне позвонила подруга Иды Лена:

– Женя, Ида в больнице!

– Что с ней?

– Говорит, упала, потом не помнит ничего…

– Так она в травматологии?

– Нет, в онкологии. У неё разбито лицо, а ещё шея опухла. Больше ничего не знаю.

Мало что поняв из этого рассказа, я в обеденный перерыв помчался в больницу. Вид Иды окончательно меня расстроил.

– Что случилось? – я с плохо скрываемой жалостью смотрел не столько на покрытый жёлто-фиолетовым пятном лоб, подзаплывший глаз и распухший нос, сколько на раздутую, как у быка, шею, обмотанную коричневой шерстяной шалью. Обмотала, видно, не в целях согреть шею, а чтобы хоть немного её замаскировать.

– Геня, два дня назад я с утра не сдержалась и вдрызг разругалась с матерью. Сказала: я знаю, что у тебя есть деньги, и немалые, не поможешь Серёжке – ты мне не мать!

– Ну-у, это ты зря, конечно…

– А вечером того же дня выношу мусор, а на лестничной площадке хоть глаз коли. И вроде каждую ступеньку наизусть знаю, но про последнюю забываю и, взмахнув мусорным пакетом, лечу прямо в кафельный пол лицом. А потом чувствую: меня словно берут чьи-то руки за шиворот и за копчик, приподнимают и со всего маху бросают об пол! У меня внутри как будто что-то оборвалось. Больше ничего не помню. Очнулась уже тут. Видишь, какая шея, врачи поставили диагноз – лимфогранулематоз. Это когда лейкоциты, не успев созреть, начинают делиться, и все эти клетки скопились у меня в области шеи. Так вот, этиология, то есть причины возникновения лимфогранулематоза медицинской науке неизвестны. И я не понимаю, как такая серьёзная болезнь могла у меня появиться настолько внезапно? Ты же знаешь, я ведь никогда не болела! – Глаза Иды наполнились слезами: – Ну вот, теперь ты меня бросишь, а мне этого так не хочется…

– Не говори ерунды! У тебя прекрасное здоровье, а твоей гибкости и лёгкости в движениях позавидует любая девушка. Прошу тебя, не огорчайся! Ты быстро поправишься, и всё будет хорошо…



6. Страж возле гроба


…Людей на похороны Иды пришло много – сотрудники санэпидстанции, врачи, медсёстры, словом, медики разных мастей, коллеги по цеху. Но по какому-то негласному сговору почему-то именно мне выпала нелепая и мучительная для меня роль стража возле покойной. Гроб стоял посреди комнаты в доме Вероники Федотовны, и я битых три часа стоял рядом. В груди поселилась странная пустота. Зато было время спокойно подвести некоторые итоги.

Иду я не любил, просто меня к ней странным образом тянуло. Однако не настолько, чтобы подолгу находиться рядом с ней. Я почему-то быстро уставал в её обществе, словно на меня начинало что-то давить. И вот такие странные отношения тянулись целых полгода. Почти каждый день я обещал себе «дать заднюю» – и не мог… Впрочем, как бы там ни было, Ида не заслуживала такой скоропостижной и нелепой смерти.

Под конец третьего часа «вахты» ноги мои одеревенели и приросли к полу, а я начал чувствовать себя вертикально поставленным бревном. Я тупо смотрел на лицо покойной и вдруг заметил в нём какое-то движение, как будто по нему пошли еле заметные волны. Я слышал, что внутри мёртвого тела продолжаются биологические процессы, перетекают жидкости. Но знание этого никак не помогало мне справиться с невольным страхом. Со смесью ужаса и любопытства я продолжал смотреть на знакомое лицо, которое на моих глазах менялось и почему-то молодело, пока я не увидел в гробу молодую красивую девушку. Однако эта маска сохранялась недолго, движение волн продолжилось – и вот передо мной уже лицо некрасивой старухи с удлинившимся и ставшим похожим на клюв носом.

Дальнейшие метаморфозы я уже не в силах был созерцать. К горлу подкатила дурнота. Едва сдерживая готовую начаться рвоту, сопровождаемый недоуменными взглядами и вопросами: «Евгений Николаевич, вы куда? Вы разве на кладбище не поедете?» – я выбежал из дома и помчался к воротам. Только выйдя на улицу, отдышался и, не оглядываясь, быстрым шагом двинулся прочь.



7. Под кроватью


– Евгений Николаевич, завтра моей Зиночке девять дней, вы придёте? Приходите обязательно, окажите последнюю честь моей доченьке, – голос Вероники Федотовны в трубке звучал как-то чересчур елейно. Впрочем, причина такой вежливости прояснилась в последующей просьбе: – Да и помощи вашей прошу: в задней комнате надо вставить вторую раму, а то ведь осень уже, скоро похолодает. И свет в сарай провести. Уж не откажите, а то кого ж мне и просить-то? Сами знаете, как тяжко жить одинокой пожилой женщине…

– Хорошо, приду, – буркнул я в ответ.

На следующий день было воскресенье. Я прихватил инструменты и на велосипеде отправился в знакомый уже дом. После поминального обеда, на который пришло человек двадцать, хозяйка проводила меня в заднюю комнату, а сама вышла в сад. Комната как комната: на полу – истёртый, знававший лучшие времена ковёр, в одном углу старый шифоньер, в другом – панцирная кровать под зелёным шерстяным покрывалом…

Стоп. Это же та самая кровать, про которую рассказывала Ида! Мною овладело забытое с детства чувство азарта, когда делаешь что-то запретное, и страх наказания только подстёгивает. Нарочито громко постучав инструментами, я прислушался. Стоял почти жаркий сентябрьский денёк, поэтому все двери в доме были открыты и из сада доносился шелест сгребаемой тёткой Вероникой листвы. Я нырнул под кровать – там пусто. Простучал ладонью по дощатому полу. Одна доска ощутимо болтается. Лежа на животе, я поддел её стамеской, снял, суетливо сунул руку в дырку и что-то нащупал. Вытащил – точно, книга. В кармане у меня лежал брелок с фонариком, посветил и прочитал название: «Чёрная магия», будь она неладна! Однако под книгой вроде ещё что-то, какой-то пакет, довольно увесистый. Я не стал вынимать его полностью, подтянул поближе к дырке и посветил. Сквозь старый мутный целлофан просматривались пачки крупных купюр, а ещё похожие на золотые кольца, цепочки и коронки для зубов…

Я лихорадочно пихнул свёрток обратно, сверху сунул книгу, заложил дыру доской и едва успел встать на ноги, как возле меня словно из-под земли выросла фигура хозяйки.

– Что-то вы притихли, иль потеряли что? – недобрым испытующим взглядом смотрела на меня Вероника Федотовна. – Идёт работа-то? А то дело к вечеру, а вы ещё кабель протянуть обещали.

– Да, стамеска закатилась, – с деланым безразличием ответил я. – А закончить я успею, не беспокойтесь, тут делов-то на раз-два…

– Ну-ну, поторопитесь, – на этот раз оставлять меня одного хозяйка явно не спешила – начала рыться в шифоньере и продолжила уборку листьев, лишь когда я со стремянкой вышел на двор.

Пока тянул воздушную проводку, пытался привести в порядок скачущие мысли. Значит, Ида ничего не придумала. Неужели тётка Вероника занимается какими-то тёмными делами? И что случилось с её дочерью? Почему здоровая женщина в одночасье заболела тяжёлой болезнью? В этот момент от нелепости такого поворота её судьбы мной овладела непонятная тоска, и я непроизвольно озвучил её копошащейся под яблонями хозяйке:

– Вероника Федотовна, вы не представляете, как же мне жалко Иду! Ну вот за что ей такое?..

И тут на моё удивление тётка Вероника, остановившись и не поднимая головы, вдруг промычала низким злобным голосом:

– Ничего-о-о, она мне тоже кое-что делала! И на чужое зариться было нечего!..

Стремянка подо мной зашаталась. Наскоро закончив работу и еле-еле отделавшись от навязчивого предложения попить на дорожку чаю, я вскочил на велосипед и рванул домой.

«Ну дела-а-а…» – только и вертелось в моей голове.



8. Странное падение и чудесное исцеление


На следующее утро я замешкался и, чтобы не опоздать на работу, решил срезать путь к остановке, который шёл через скверик, прямо по газонам. Уже на подходе к шоссе я перепрыгнул через небольшой арычок, всего сантиметров пятьдесят шириной, но тут моя нога соскользнула по противоположной стенке, и я упал лицом вниз по ту сторону арыка. Лежу и думаю, как мне ловчее встать, и вдруг чувствую, как меня словно хватают за ворот пиджака и ремень, приподнимают и снова бросают на землю! Челюсти мои клацнули друг о друга, и я сквозь сомкнутые зубы взвыл от боли! А в груди что-то нехорошо лопнуло, будто струна. Тут набежали люди и давай меня поднимать. Кое-как я поднялся с их помощью и, потирая подбородок, прихрамывая на ободранную ногу и задыхаясь от внезапного приступа кашля, поспешил на подъехавший автобус.

– Опять опаздываешь? – начальник отдела Пал Палыч сурово глянул на меня поверх очков. – Что за вид у тебя? Брюки отряхни. А кашляешь почему?

Я только махнул рукой и прошёл к своему столу. Однако кашель не унимался до самого вечера, вызывая недовольные взгляды коллег. При этом других симптомов простуды или гриппа я не обнаруживал.

Три дня я глотал таблетки, пил молоко с мёдом и травяные чаи – и всё безрезультатно. На четвёртый день, вконец измучившись сам и измучив кашлем окружающих, я случайно встретил на остановке Лену.

– Что с тобой? Заболел? Воспаление лёгких подхватил?

– Да сам не знаю. Вроде не простывал. Никакое лечение не помогает.

– Слушай, давай я тебе устрою протекцию к знакомому пульмонологу, – Лена достала записную книжку и, вырвав листок, стала торопливо записывать. – В общем, сходи в городскую больницу, найди там Альбину Степановну Сон и проконсультируйся. Скажешь, что от меня.

– Она кореянка, что ли?

– Не угадал, – улыбнулась Лена. – Ты её даже сможешь узнать по глазам – таких небесно-голубых глаз нет ни у кого. А фамилия у неё – по мужу…

Альбину Степановну я действительно нашёл довольно быстро. И глаза её в самом деле поразили меня необыкновенной голубизной и молодым блеском. А ещё в них читалось искреннее сострадание к моему состоянию. Словно добрый ангел в белом халате, доктор внимательно меня выслушала и послушала, аккуратными пальчиками с розовыми ноготками прощупала мой пульс, приложила прохладную ладонь ко лбу. И выписала рецепт с красной полосой на какое-то редкое лекарство.

Вечером, придя домой из аптеки, я его выпил и впервые за время болезни почувствовал облегчение. А через неделю кашель прекратился вовсе, и я стал себя чувствовать так, словно за спиной у меня выросли крылья.

На сороковины в дом к Веронике Федотовне я не пошёл.



9. Чёрная фигура


– Слушай, Евгений Николаевич, тут помощь твоя нужна, – под конец очередного рабочего дня подошёл к моему столу Пал Палыч. – Мне надо сочинить проект постановления для коллегии, я уже полдня с ним бьюсь. А ты хорошо излагать умеешь. Задержись сегодня, поколдуй над текстом. А за мной лишний процент к премиальным в этом месяце не заржавеет. Ну как, по рукам?

– Ладно… – без особой охоты согласился я. Как откажешь начальнику отдела? К тому же дел никаких у меня сегодня не намечалось, а лишняя копейка не помешает.

В итоге провозился я часа два сверх рабочего времени. Доехал на автобусе до своей остановки, когда уже почти стемнело. Я шёл по знакомому скверику. Прохладный ветер рябил на дорожке лужицы после недавнего дождя. Фонари рассеивали октябрьский сумрак, их свет осколками дробился в лужах. В воздухе стоял пряный запах мокрой жухлой листвы, усыпавшей толстым слоем пространство между деревьями.

И вдруг вижу на дальней скамейке по ходу моего движения, прямо под фонарём, странный силуэт. Я резко замедляю свой торопливый шаг, пытаясь разглядеть фигуру и понять, почему она показалась мне странной. Да потому что одета во всё чёрное! По мере приближения удаётся разглядеть профиль с длинным, клювообразным носом и блестящую в свете фонаря лаковую сумочку, как у старухи Шапокляк. Больно уж чёткий портрет нарисовала мне Ида, чтобы не узнать знахарку или кто она там… Однако что она делает возле моего дома? И что сейчас делать мне? Дорожка здесь одна, свернуть некуда, не нырять же в мокрые кусты.

Тут старуха повернулась ко мне и уставилась на меня тёмными глазами. Подойдя почти вплотную, я оторопел, разглядев в фонарном свете сходство её лица с посмертной маской лежавшей в гробу Иды. Инстинктивно вжав голову в плечи и скрутив в карманах фиги, я быстрым шагом пронёсся мимо чёрной старухи. Только подойдя к своему подъезду, я выдохнул и обернулся: старуха стояла возле скамейки и исподлобья смотрела на меня тяжёлым взглядом.



10. Новости по телефону


Надо ли говорить, что все эти довольно странные события достали меня до самых печёнок. Я человек далёкий от мистики, но откуда столько совпадений? Что всё это значит, в конце концов?

На эти вопросы мне мог ответить только один человек – Евгений Петрович. Всё-таки родственник этой странной, мягко говоря, семейки. Он меня втянул в эту историю, вот пусть теперь и объясняется. Но как его найти? Номер его телефона я давно потерял, поэтому решил позвонить нашей общей знакомой Алле Максимовне. Пока одно да другое, то работа, то дела, удалось это сделать только ближе к Новому году.

– Добрый вечер, Алла Максимовна! Это Евгений Николаевич. С наступающим вас!

– Узнала, узнала. Спасибо. Куда же вы пропали? Ах, впрочем, я слышала про Иду, такая внезапная смерть… Как же всё это произошло? Вы-то сами как?..

– Я по делу, – решил я с ходу прервать поток ненужных и неприятных мне соболезнований. – Не подскажете телефон Евгения Петровича? Мне надо с ним поговорить.

– Ой, а вы не в курсе, что с ним случилось? Инсульт. Уже месяц практически не встаёт. Телефон его – пожалуйста. Навестите, конечно, и передавайте от меня привет…



11. Тёзка приоткрывает завесу


На звонок по номеру телефона ответил не сам Евгений Петрович, а его жена. Переговорив с мужем, назначила мне встречу. И в ближайшую субботу я отправился на другой конец города, в частный сектор на окраине.

Мой тёзка полулежал на кровати в дальней комнате большого дома, облокотившись на подушки, и выглядел, понятное дело, не очень – похудел, осунулся. И от былой словоохотливости не осталось следа – дикция нарушилась, оттого говорил он медленно, с паузами. Дождавшись, когда его жена оставила нас вдвоём, я сразу взял быка за рога:

– Слушай, Евгений Петрович, что ты знаешь о Веронике Федотовне? Может, слышал о некой знахарке бабке Гале? Прошу тебя, поднапрягись, вспомни!

– Что знаю, что знаю… – пришамкивая, начал тёзка. – Ведьмы они – вот и всё.

– Как – ведьмы? – оторопел я. – В каком смысле?

– Натурально. А я, дурак, ещё сомневался, пока на своей шкуре не испытал. В общем, Вероника – моя двоюродная сестра. Моя мать – родная сестра её отцу, дяде Федоту. Так вот, она с первого взгляда невзлюбила свою сноху Галину и всю жизнь, до самой своей смерти пилила брата: зачем, мол, на этой ведьме женился? Я-то думал, это она для красного словца её ведьмой называла…

– Галину?.. – озадачился я, чувствуя, как в моём мозгу медленно начали вращаться какие-то шестерёнки.

– Ну да, Галину – мать Вероники-то. Когда Вероника с мужем развелась, то приехала с маленькой Идой сюда. Я-то в этом городе давно живу, всё же ей какая-никакая родня, не на пустое же место с ребёнком ехать. К родителям своим она не вернулась, потому что с дядей Федотом была на ножах. Приехали они, значит, сначала у нас пожили, но недолго, потому что Вероника почти сразу купила домишко, сказала. Откуда она деньги взяла – не знаю, не спрашивал. Ну а потом мы почти и не общались, только Ида иногда забегала по-родственному… Этой весной родня из-под Курска написала, что умер дядя Федот. А летом тётка Галя тоже сюда пожаловала.

– А Ида разве не знала свою бабку Галину?

– Нет. Бабка поселилась у знакомых, в деревне за городом. Вероника её к себе в дом не пустила, скрывала от всех её приезд, хотя с матерью общалась. Я же сам только недавно всё узнал. В конце ноября Вероника пригласила меня к себе и говорит: «Тут мамаша моя гостит у знакомых в деревне. У тебя же машина хорошая, отвези её обратно домой, а то я приболела…» Мне это сразу показалось странным – больной она вроде не выглядела, вот сама бы и отвезла родную мать на такси, деньги-то у неё есть. Наверно, Вероника прочитала эти мои мысли и говорит: «Поругались мы, я с ней не то что разговаривать – даже видеть не хочу. А тебя я не обижу, заплачу», – и вытаскивает хорошую такую котлету купюр. Вот тут я и купился, пожадничал… Знал бы, чем дело обернётся, – пропади они пропадом, эти деньги!..

Евгений Петрович прервал рассказ – то ли устал от долгого говорения, то ли не хотел продолжать при жене, которая принесла мне чаю.

– Ну а чем дело обернулось? – спросил я сразу, как только женщина вышла и прикрыла за собой дверь.

– Когда мы с Вероникой приехали в деревню, мать устроила с ней грандиозную ссору. Вероника ей: «Мамаша, собирайтесь, вам ехать надо», а та давай её костерить на чём свет стоит, не стесняясь ни меня, ни знакомых. Кричит: «Избавиться от меня хочешь? Верни сначала украденное! Сбежала от нас, а золото и книгу с собой прихватила! Помогла тебе книга-то? Скольких людей ты попортила? Даже родную дочь не пожалела, ведьма! Отец тебя проклял, и я прокляну!..» Вероника ей: «Сами вы ведьма! Знаю я, чем вы в своей деревне занимались. И тут наследили. Забыли, как за хахалем Зинкиным охотились? Не увези я тогда книгу, неизвестно, сколько людей ещё сжили бы со свету!..» – и всё в таком духе. На шум соседи прибежали, хозяева в шоке… В общем, с трудом мы уладили скандал. Вероника всем сказала: сбрендила мамаша, старческая деменция. Усадили тётку Галю в машину. Так не поверишь, всю дорогу, сколько я её вёз, чувствовал на своём затылке её тяжёлый взгляд. Она мне этим взглядом дыру протёрла до самых мозгов! А когда довёз до места, вместо спасибо тётка плюнула мне под ноги, повернулась и поковыляла в свой дом. Я вернулся домой, а дня через два меня шарахнул инсульт. Я ж говорю тебе – ведьма как есть! На дочь злилась, а заодно и меня прокляла, старая карга. И сестрица тоже хороша – подвела меня под монастырь…

– А Ида?

– А что Ида? Жаль её, не повезло ей – ни с матерью, ни с семейной жизнью. Рано выскочила замуж, родила мальчишку и быстро развелась. И потом у неё не заладилось. Я так надеялся, что хоть с тобой её жизнь к лучшему повернётся, но, видно, не судьба…

– Я имею в виду – за ней ты ничего эдакого не замечал? – спросил я, вспомнив свои странные отношения с Идой. – На фоне всех событий в голову взбредёт и не такое. А что, если она тоже приобщилась к «семейным традициям»? И ещё: зачем ты втравил меня в эту семейку? Я ведь тоже еле ноги унёс.

– Ну что ты, не думай про меня плохо, я ж от чистого сердца! Ида всегда была нормальной. Хотя с такой роднёй – кто знает, кто знает…

Уходил я от тёзки с тяжёлым сердцем. На улице контрастом к моему настроению стояла чудесная зимняя погода: тишина такая, что было слышно, как со звёздного неба медленно, словно белые парашютики, опускались редкие пушистые снежинки. А вдалеке сверкали новогодние гирлянды – город готовился к празднику.


Август 2024 г.