Третья легенда гор. Целиком

ЛЕГЕНДА ТРЕТЬЯ. НЕ ВСЁ КОТАМ «МАСЛЕНИЦА».

1

- Так вот… - сказала старая Айгюль*, когда её сорванцы улеглись вечером по кроватям и затаив дыхание, приготовились слушать прабабушку. И немного помолчав, она начала:

По юности была я ловка да резва: всё успевала сделать быстро и с охотой. Родители мной гордились – не могли нарадоваться. В нашем раздольном краю в Предгорьях Кавказа жилось мне легко да радостно. А как подросла немного, чтоб понять, что красою не особо вышла… не так станом стройна да лицом бела, бровью чернява, глазами волоока да лунолика, как другие наши барышни на выданье – начала разговоры с родными издалека и заводить…

- Какие разговоры? – Перебила нетерпеливая малютка Зайдах.

- А те самые… - поправила одеялко любимой правнучке старушка, - ты молчи да слушай, глядишь что и узнаешь про свою бабулю неожиданного. – И вновь помолчав, продолжила:

Вот значит, как поняла, что никому из местных парней своей смуглявостью да худобой не глянулась – стала я наводить «мосты» к тому, что хочу пойти в услужение в барскую усадьбу, что недалече в долине располагалась. Родные было воспротивились: не пристало, мол, девушке из зажиточного рода на службу идти… Мать-то у меня по молодости знатной красавицей слыла и за отца моего по большой любви сказывали вышла – она сразу-то скумекала, отчего я хочу уехать из нашего села. Из всех сестёр я одна ни в мать, а отца и лицом, и фактурой видать пошла… только в миниатюре. Для мужчины-то он видный был, да и позднее остался орлом. А я… а что и говорить: пародия мелкая.

Вкруг сестёр ухажёры вьются – отбоя нет. А на меня, хоть и старше я некоторых – даже мельком не взглянут. Вот мама и стала меня увещевывать. Дескать, погоди немного: не век же тебе в девках ходить. Может кто и сыщется: не посмотрит, что смугла да мала… Сильна зато, и ловка дюже. А я её вроде и слышу, а про себя всё равно своё мыслю. Что ещё во мне есть такого, что у писаных красавиц-сестёр не сыщется. Умом вот вроде шустра да и поболе многих, да… какому супругу нужна когда шибко умная жена? То – не больно ценный товар, что на базаре-от не залёживается. Что грамоте обучена сызмальства. Сёстры не особо в науках сильны, да и то – на кой им при красоте такой надобно? Помехой только будет. Довольно, что рукодельницы знатные и хозяйство вести умеют… да и будет с них. По всему и выходит, что в семье одна я никчемная, что шелудивая овца.

В общем, не раздумывая боле, переоделась я раз в пастушью одежду, заранее мной для такого случая припрятанную, обрезала косу – не так чтобы длинную – взяла да… и ушла из дома родного в глухую полночь. С одной котомкой за плечами. И пошла куда глаза глядят… А глядели они, зоркие, не куда-нибудь, а в саму столицу – славный город Кизляр. Да только дойти до него непросто. Не одну гору перейти надо, не один каньон обойти да реку пересечь.

А я, хоть и в парня переодета, а всё боязно мне. Как встречу кого в пути, кто мою маскараду высмотрит. Что тогда делать? Потому и шла всё больше дикими тропами да местами нехожими. Ночевала в лесах, больше на деревьях, от лесного зверя хоронясь. Ну и вышла как-то к самому морю… А у моря пристань. У пристани – корабель большой да с парусами тёмными, что ночь безлунная. Я-то сроду кораблей таких не видала и о пиратах слыхом не слыхивала. А как всю еду, что с собой из дому брала – давно доела и по дороге что-ничто из кореньев да ягод сбирала съестного… а всё же не то, чтобы сытно в брюхе. Вот и решила: была-не-была попрошусь на корабель хоть помощником, хоть кем… авось не разгадают мою женску натуру. Я ж за время своих скитаний ещё щуплее да смуглее стала: так что у меня большой шанс за отрока сойти, мыслила.

 

Сказано-сделано: нанялась на шхуну ту юнгой и пошла по волнам на ней бороздить моря. И по душе мне была та работа, а всё ж и боязно: ну, как кто из команды всё ж и подметит мои налившиеся на морском воздухе да более-менее питании – пусть и солонине с капустой квашеной – а всё съестнее, чем ничего… формы. И то сказать: что за малец такой и рому не глотнёт – то ещё полдела – не дорос. А что до картишек и в кости сыграть не падок – это серьёзнее… Ещё и голос мальчиковый ломается-ломается, да всё никак не перекудеет**.

Выяснилось к тому ж, что я морскою белезнею – как называется оказывается немощь от качки – не страдаю. Это я потом уже узнала, что попала к пиратам, да не просто каким, а самым лихим… а в ту пору. В ту пору я жила-печали не ведала, на жизнь не сетуя, да и не больно-то о доме оставленном томясь. Пока не пошла однажды команда моих гм… «сотоварищей» на абордаж одной каравеллы. Ох, и натерпелась я в тот день страху… А что поделаешь? Кругом море-окиян: и захочешь не сойдёшь на берег да в бега по новой не пустишься… Так о чём это я? А да – абордаж. Как забрали «мои» разбойнички добычу ценную: сундуки с серебром да девушек лицом, как и я смуглявых, в платки только закутанных, а всю команду каравеллы и сам корабль пустили рыбам на обед... я и призадумалась крепко. Как спасти захваченных в жарком бою красавиц, помочь им освободиться, себя не выдав. И вызвалась самолично носить пленницам еду.

 
-------------------------------------

Айгюль* – персонаж предыдущей легенды

Перекудеть* (устаревш.) – в просторечье измениться, перековать, перелицевать.

 

2

 

День за днём, носила я девушкам питьё да пищу и сама не заметила, как прикипела к одной самой тоненькой, востроглазой и гибкой, словно лиана – почти как я раньше: Мириам… А ещё разведала я, что идём мы ни куда-нибудь а в столицу Ханства Крымского – славный град Бахчисарай. А все наши пленницы – самому хану предназначены. Не прошло и нескольких дней, как пришлось мне открыться своей любимице: вообще то случайно вышло, а получается будто бы и нарочно. Ну, а впрочем, судите сами: принесла я раз девицам большой котелок с рыбным варевом, а как по мискам разлила, корабль покачнуло да к борту правому резко и накренило. Тут я и завалилась да грудью на колени Мириам и приземлилась. Глаза девушки округлились, моргнула она и рот приоткрыла, словно сказать что хотела. Но, поймав мой заполошный взгляд, передумала, помогла мне подняться и за собой в уголок поманила. Что тут скажешь… попала я словно кур в ощип. А и ладно, думаю: будь что будет и повинилась перед красавицей, что я не тот за кого себя выдавала… точнее та. Тьфу… девка в шароварах, в общем. Ну и рассказала вкратце, откуда и кто родом. Выслушала внимательно мои сбивчивые речи Мириам и пообещала сохранить эту историю в тайне. И моё инкогнито соответственно.

Как бы там ни было, но оставаться на борту среди команды отчаянных головорезов теперь мне совсем невмоготу стало. И потому решила во что бы то ни стало сойти на берег, затесавшись среди пленниц. Знала бы чем мне это грозит… как говорится: из огня да в полымя. Но, давайте по порядку.

И вот, сговорившись с Мириам, которая нашла мне какую-никакую женскую одёжку: не по размеру платье в пол с длинющими рукавами неопределённой расцветки да замызганный непривлекающий внимания палантин… я, сославшись на хворь – для команды осталась отлёживаться на тюках за корабельным канатом – сама же быстро облачившись в этот наряд с чужого «уплотного» плеча и прикрыв накидкой своё, обветренное всеми ветрами лицо и стриженные волосы, втихаря прибилась к девушкам, которых уже стали сводить по трапу на берег. Да и затерялась между ними. Тем временем, вижу уж подогнали большую повозку к самому причалу и начали погрузку «живого товара» в неё. Из всей команды с пленницами отправились только двое провожатых из нашей «артели». Вот еду я, значит, в повозке с красавицами, трясусь вместе с ними на кочках да ухабах, а дорога всё в гору идёт. Сижу, держу за руку испуганную Мириам, что совсем расклеилась не от от плохой кормёжки, не то от судьбы неведанной. А сама по сторонам посматриваю, думая улучить момент да и выскочить где-нибудь по дороге незаметно… ещё лучше бы и вдвоём с подругой моей неожиданной.

Да не тут-то было. Помимо «наших» двоих сопровождающих-то ещё четверо верховых повозку охраняют, зорко следя по всему периметру, чтобы никто не приблизился к ней да тем более – не покинул дребезжащий на каждой колдобине «рыдван». Так и въехали всей страдающей женской компанией в ханскую резиденцию. Ох и красота там я вам скажу… Двор огромедный: величиной со всё наше село! Правда-правда, а то и поболе. Вокруг множество построек разных – и побольше и совсем низеньких по типу сараюшек. И все-то затейливой резьбой да орнаментом разукрашены непонятных узоров… А посередине большое строение с башенками по сторонам тоненькими, что твой кол да только высо-о-окими. Шпили чуть ни до облаков подымаются острыми мысами, будто спицы, в небо устремлённые. Голову коли поднять так, чтобы взор в самые облака устремился – всё не разглядеть верхушки.

И вокруг сад разбит да такой: что и в цветущую весну на горных склонах моей родины, хоть всю сразу взглядом охвати – не увидешь. Чего там только нет! И розы чайные, и пионы махровые, и такие, коим и названия не ведаю. И деревца, да кустарники, но не просто сами растут как придётся: а словно специально стриженные да обихоженные. А ещё фонтаны кругом да бассейны самых разных форм и размеров. Даже – как их – каскадного типа. И меж всего этого великолепия – беседки резные-перегородчатые, а какие будто и позолочены даже…

Это я потом уже узнала, что дворец не только садами пышными да архитектурой славится, а тогда открыв рот по сторонам смотрела с изумлением невиданным, да и не только я: девицы все как одна примолкли и тоже рты пооткрывали в немом восхищении.

3


И вот завозят нас, совсем ошалевших от таких красот во внутреннюю часть дворца и… отправляют всем гуртом – я сперва решила, что на конюшни. Но нет, оказалось гм… что-то типа «чистилища». Ну, это наподобие нашего предбанника, но побольше в разы и светлее. А чем конкретно освещено – непонятно. То ли с потолка куполообразного, что под открытое небо сводится, проникает дневной свет; то ли из плошек с маслом, что больше чадят, чем освещают помещение – а только светло как днём. Хоть и без окон совсем. Из соседней же двери – даже и не двери – арки, прикрытой тканью плотной, или даже шкурой какой пробивается жаркий пар, как у нас из баньки хорошо растопленной. Оказалось это хамам и предхамамник – так как-то у них называется место, куда в первую очередь приводят всех новоприбывших. А за главную там какая-то оченно важная ханум… я так и не разобралась, за чистоту ли тел отвечает девушек, али за чистоту и помыслов оных…

Вот после посещения этой душегубки, что хамамом прозывается, в которой нам всем ох, и крепенько досталось – что щётками, что губками, что мыловым варом – и начали отбирать: кого налево, кого направо. Направо – постатнее да красивше… ещё и зубы чтобы крепкие. У этих девушек шанс, хоть малюсенький, а – как я потом узнала – на глаза самому хану да отпрыскам его когда-нибудь и попасться, а там… уже от них самих зависит, как этаким шансом кто как распорядиться сумеет. А кого налево… тут не взыщи: быть тебе прислугой: либо обычной при кухне али прачечной, либо если повезёт или сама смекалку да рвение проявишь – может попадёшь на женскую половину, состоящую из четырёх гаремных корпусов, что сералем кличут. Под полное владычество анабеим* да двух кизляр-ага**. Прислуживать ханским жёнам намного почётнее, чем там на кухне, к примеру…

Ну, мою-то Мириам – ту, самую первую направо и увели под белы рученьки. Меня со многими другими – в левое крыло определили… так и попала я в услужение в ханский дворец. А потом и в сам сераль к Мириамушке. Милая девушка и по прошествии времени не забыла моей доброты и вот… однажды оказавшись благодаря не только своей необычной красоте, но и достойному образованию и незаурядному уму избранницей первого сына хана от старшей жены – самого наследника – призвала меня в свои покои. И хоть татарскому владыке не пристало брать в супруги невольницу из матушкиного сераля, а и тоже порой случаются чудеса… но не станем забегать вперёд.

Меня перво-наперво приставили в помощь к кухарке таскать воду из арыка да котлы мыть-переставлять. Дело в том, что на женской половине-то у них – поварихи тоже только женщины, а я… ну вы же помните? Крепка да ловка, с юности несмотря на внешнюю неказистость. Ещё и после пиратской «службушки» понабралась силы-от да ловкости – вообще словно двужильная стала. Вот меня и направили к самому для такой как я подходящему, посулив возможности дорасти однажды – при должном усердии разумеется да прилежании – до ферадже-ханум***. Однако в мои планы такое вовсе не входило.

-----------------------------

Анабеим* – старшая женщина в крымском гареме (не имеется ввиду возраст). По типу валидэ в турецком султанате. Как правило мать или первая жена правящего хана.

Кизляр-ага** – помощник при гареме. В крымском серале как правило двое (правая и левая рука анабеим, главной ханши)

Ферадже-ханум*** – главная распорядительница на женской половине сераля, не являющаяся членом ханской семьи. По положению выше, чем кизляр-ага.

 

4

 

Как попала я на кухню в «тяжелогужевые» работы, как потаскала день-другой и третий даже для меня неподъёмные казаны да чаны… вёдра и то уж полегче будут, да пойди и их поноси с два десятка за день… так и решила искать в срочном порядке пути избавления от такой непосильной каторги. А то думаю: недолго и сгинуть на такой службе, даже не смотря на «обильное» да разнообразное питание. Ещё бы! Почитай, все отходы с ханского стола через нас идут, а женщины-то тьфу, что там едают? Фигуру блюдут, дескать… Так почти нетронутой пища на кухню обратно и поступает. Но я девушка, может и не дюже хороша статью – зато вольнолюбивая да гордая: не пристало мне пищу с барского стола вкушать. Не так я сызмальства воспитана. Вот я и ворочу нос от «подачек» ханских. Что ворочу-то – оно наверное и правильно… да как бы с этакой гордости ног не протянуть.

 

А путей отхода, понимаю у меня два… нет – если отход в мир иной не исключать – так оно и три будет… Первый – чисто побег. Это бы конечно самое то, однако… как такой план осуществить? Стены крепкие, охрана по всему периметру. Да и куда я пойду-то, если мне даже и удастся перебраться через двойное ограждение и миновать охрану незамеченной… Нет, это не лучший вариант. Второй: постараться понравиться кому-то из хм… скажем других подразделений и «переметнуться» с их помощью на службу – полегче. Этот вариант, думаю, как раз мне по силам. А там, кто знает? Может и сбежать оттуда окажется проще. И не откладывая вдолгую я приступила к выполнению плана под кодовым названием: «покрасуйся-покажи себя».

План и на самом деле оказался прекрасным – не прошло и пары дней, когда я начала не просто замученной неволей тягловой лошадью с потухшим взором таскать от колодца до кухни вёдра с водой, а грациозно покачивая бёдрами, плыть аки пава… ну, насколько позволяла ноша. Так вот, не прошло и нескольких дней, как гляжу меня заприметил молодой стражник. И стал оказывать знаки внимания. То подержит колодезный ворот, пока я ведро с водой из колодца достаю, то и вовсе поможет его донести. Это было не совсем то, на что я рассчитывала – а всё равно полегче стало: и физически, и на душе. Дальше больше – я ему кивну да улыбнусь благодарно за помощь, а он и приосанится довольный. Чувствую, вот прямо нравлюсь я парню, а признаться не решается. А собой хорош на загляденье: и высок, и статен, волос что вороново крыло – чёрен да блестящ, брови смоляные, глаза ясные цвета неба летнего знойного. Одно слово сокол! Ну, и я молчу: шага первого к сближению сама не делаю. Девица-то я правильного воспитания, пусть и не красавица – с облупленным носом и обгоревшей чуть не до цвета кофе кожей да косой ещё не больно-то отросшей – а вдруг начала себя ощущать почти королевой… пусть и в невольницах которая временно. И вот когда мой воздыхатель почти решился поговорить со мной по душам: не то, чтобы сам сказал – а сердце девичье к таким вещам зорко – тут меня и отослали с глаз его долой. На женскую, от любых мужских взглядов укрытую, половину. Не специально: кто ж мог знать о любви нашей зарождающейся? Мы с Дилявером – так звали моего несостоявшегося ухажёра, что на крымско-татарском означает храбрый сердцем – не то чтобы таились: сами толком ещё не ведали о наших чувствах … А словно и нарочно вышло.


5

 
Так вот: в один ясный солнечный день – какие в основном только и бывают в светлом Бахчисарае – прибежала к нам на кухню запыхавшаяся служанка. Я как раз очередное ведро со двора вносила и сразу подметила, что такая тоненькая, изящно одетая девушка явно не из дворни: она бы у нас долго не протянула… да и в лицо я всех наших, почитай, уж знала. Так и вышло: оказалась она с закрытой части сераля. И, что удивительно, по мою душу…

Слухи-то по дворцу летят, что твои ласточки-касатки: и у нас на кухне тоже проведали, что моя Мириамушка в гареме в самую силу входит. Я от души тогда, помнится, порадовалась за славную девушку, мысленно пожелав ей удачи в нелёгком деле завоевания ценного приза: руки и сердца ханского наследника, да и думать забыла… а получается – напрасно. Только что вселившаяся в новые просторные покои с окнами на восток и получившая право на личную служанку, Мириам сразу велела найти и прислать к ней Айгюль – меня, то есть. Полагая, что оказывает мне услугу. В общем-то так оно и было… бы до недавнего времени.

Но что поделать: как сложилось, так и сгодилось… или как там говорится? Увидев мою любезную Мириамушку в наряды-парчу разодетую да довольную, словно кошечка сметаны откушавшая, гордо восседающую на тапчане среди подушек, затейливо расшитых шелками да бисером, я невольно заробела. Несмело приблизилась и замерла в низком поклоне. На прекрасном лице моей недавней подруги не дрогнул ни единый мускул: пока не опустилась драпировка, которой был занавешен проём в её новые покои, она сохраняла неприступный вид. Но стоило приведшей меня служанке удалиться, Мириам резво вскочила со своего «трона» и сердечно обняла меня, нежно прижав к груди, украшенной жемчужным ожерельем – подарком ханыча. Мои глаза невольно увлажнились, и я в свою очередь сжала девушку в объятиях.

Так я и попала в разряд слуг «белой кости». Обязанностей у меня хоть прибавилось, но на деле выполнять их стало не просто легче – вообще спокойно и приятно. То сбегать в мужскую часть дворца и передать письмецо от Мириамушки… понимаете кому – не лично, конечно: нас на мужскую половину не допускали – через «доверенного» Мустафу, денно-нощно державшего вахту в переходе между… нашими мирами. То ответ у него получить да и передать адресату. То велеть хамам приготовить для моей госпожи – а именно, разогнать постоянно находящихся там других девушек. Да-да, не удивляйтесь: у нас в серале одно из любимых удовольствий, несмотря на мягкий климат, зимой и летом в «термах» париться… а коли светлейшая – как с лёгкой руки ханыча стали именовать мою бывшую подопечную – собралась попариться, так и неча простым «смертным» там делать. А то и на свою бывшую территорию, в смысле кухню, вплыть походкой величавой… а как вы хотели? Теперь я вам ни кто-нибудь: самая что ни на есть важная дама – помощница третьей по величине женщины гарема… и передать повеление от моей Мириам приготовить... Ну, что ей там вздумалось попросить: шербета малинового ли, миндаля в сахаре, а то и фруктов вазу. Вот и вся моя работа вне покоев госпожи. Что же касается нашего внутреннего с ней пространства: так и вообще одно удовольствие! Почитать вслух Мириам какую книжку, рассказать историю, на кои я оказалась мастерица… или за рукоделием вместе сиживая, погутарить по-девичьи. Ещё в сад когда вместе с ней выйти на прогулку. Ни жизнь, а сплошное раздолье, в общем. Ещё и одежду справную мне подобрали. И кормиться я стала… хм, не объедками, пусть и почти нетронутыми с ханского стола.

Тут бы мне возрадоваться – не сама ли недавно и мечтать о подобном не смела, ан нет… сердце девичье теперь замирало от малейшего шума, доносящегося со двора: как там мой ненаглядный? Знает ли о том, куда я запропала, или томится в неведении. А может и думать забыл о своей недавней симпатии… На двор, где колодец да подсобные постройки, мне теперь вход был заказан. Так что оставалось только терзаться в полной неизвестности. И как-то раз, когда сидели мы с моей сударушкой ввечеру за рукоделием, у нас с ней сам по себе зашёл разговор по душам.


6

- А что, Айгюль, - начала моя сударушка-голубушка, лукаво улыбаясь, - как стану я первой женой нашего ханыча и войду в самый главный круг сераля, так и тебе подыщу жениха. Да ни абы-какого: самого что ни на есть справного. Что скажешь? Согласна ли…

- Не надо самого… - Опустила я глаза на вышивку, которой уж который вечер усердно занималась. - Мне один люб. Другого не надобно.

И смолкла, запылав жарко ланитами не то от смущения, не то от собственной смелости. Мириам удивлённо подняла изящно очерченные, подведённые сурьмой, брови:

- Как так? Кто же это? Да когда ж ты успела-то… - Она всплеснула холеными белыми руками, в звонких браслетах, уронив с коленей на пол свою работу: изящное шитьё по шёлку бисером. Её изумлению не было предела.

Я кинулась поднимать вышивку моей госпожи, украдкой смахивая слезинки, выступившие от стыда за собственную несдержанность. И то: слыханное ли дело, чтобы девица кому призналась в своих чувствах… пусть даже и будучи в услужении. Не по законам это моего гордого народа. Не по исконным заветам праматерей.

К моему крайнему изумлению, Мириам не пристыдила и не одёрнула меня. На мою импульсивную откровенность невеста крымского ханыча ответила взаимным откровением, доверив мне собственные надежды и чаяния.

Слово за слово рассказала я своей любушке всю недолгую историю моего «романа». Под конец с грустной улыбкой посетовав: не придумала ль больше того, чем есть на самом деле… Тогда Мириамушка и говорит мне:

- Знаешь что, милая моя ясенка – так в порыве нежности называла меня порой госпожа – мы с тобой должны проверить чувства твоего... как его?

- Дилявера.

- Да.

- Это какие же?

- Ох, какая ты непонятливая! – И Мириам снова всплеснула руками, едва не уронив золотой нап;рсток с тонкого пальчика.

Я обиженно всхлипнула. Не позволив мне снова сникнуть, красавица порывисто обняла меня, прижав к сердцу, и зашептала в самое ухо:

- К тебе. Чувства, которые он питает к тебе, моя голубушка. И тогда уже будем решать, что нам делать дальше.

- Это конечно бы самое-самое… - Отвечаю я в раздумье. – Да как же то сделать? Мне теперь проход на задний двор через кухню закрыт. Да и Дилявера навряд кто на женскую половину дворца пустит.

- Эх, душенька. А грамота нам с тобой на что? Ты ж у нас не только читать – и писать сколь-нибудь, я полагаю, обучена?

Я кивнула, всё ещё не понимая, куда клонит Мириам.

- Во-о-от. – Продолжила между тем она, озорно сверкая своими прекрасными ясными, как звёзды очами. – Ты и черкани записочку своему милому. Надеюсь читать он тоже худо-бедно умеет?

- Я.. я н-не знаю. – Пробормотала, начиная догадываться о задуманном моей госпожой.

- Вот заодно и это узнаем. – Беззаботно махнула рукой девушка.

- Но… как мы передадим записку?

- Это уже моё дело. – Весело подмигнула Мириам. – Ты давай садись и пиши.

- А-а-а…

- Ну что опять? – Вскинула в напускном гневе руки красавица, закатив для наглядности глаза и покачав из стороны в сторону своей изящной головкой с витой диадемой на пышных вьющихся волосах, заплетённых в две тугие косы.  – Что?

- Что мне ему написать-то?


7


Кое-как с помощью Мириам мне удалось-таки составить первое в моей жизни письмо. Выглядело оно примерно так:

«Уважаемый Дилявер, известная с недавнего времени особа просит Вас явиться в ближайшую полночь во внутренний сад женской половины сераля под центральный кипарис на важную для неё встречу. Ответ передать подателю сего письма по возможности письменно». Вот такое незамысловатое послание у меня получилось… Как позднее рассказывал мне будущий муж, получив записку, он практически не удивился: успев немного меня узнать, Дилявер не сомневался, что девушка я образованная. Сам, едва умевший читать, сын крымского рыбака, призванный с юности на службу, а со временем отобранный за силу и доблесть в почётные ряды дворцовой стражи – мужчина тем не менее ответ отправил, как было велено. С молодости привычный к дисциплине, Дилявер нацарапал на обратной стороне политой мной (с молчаливого одобрения госпожи) благовониями записке, одно слово: «буду».

Не стану вдаваться в подробности как Мириам удалось провернуть передачу писем под носом всех ханум и самой анабеим, оставшись не пойманной… но уже к вечеру следующего дня, я с бьющимся сердцем и зажатой в руке измятой и размокшей от увлажнившейся ладони записки с ответом, в условленном месте таилась в волнительном ожидании скорой встречи. Не имея представления откуда может появиться Дилявер, я вертела головой по сторонам, сидя в кустах высокого можжевельника неподалёку от центрального кипариса.

Незадолго до наступления полуночи заскрипела, открываясь всегда запертая калитка в дальнем конце сада, и я повернулась на звук. В открывшуюся дверь проскользнул мужской силуэт и, не особо скрываясь, направился в мою сторону. Догадываясь, что это может быть тот, кого жду, я всё же не торопилась выйти из своего укрытия, продолжая в свете неярких июньских звёзд всматриваться в фигуру мужчины. Тут луч, проглянувшей из-за облака луны, залил серебристым светом аллею, и я с облегчением узнала в приближающейся фигуре Дилявера. Правда особо спокойнее я себя не почувствовала: предстояло ведь ещё с ним как-то объясниться…

Немного поколебавшись, я всё же скользнула навстречу неизвестности. Увидев и узнав меня, Дилявер сделал шаг навстречу и… молча заключил меня в крепкие объятия. Это потом уже были и расспросы о том, куда я неожиданно пропала… и нежные объяснения во взаимных чувствах, отчего моё сердце таяло и млело, словно суфле под ярким солнцем. Потом были и горячие – ещё горячее – поцелуи любимого, пробуждавшие в моей крови сладкую негу, а не привыкшие к ласке кожа и губы откликались пленительной дрожью… и жаркие споры о том, как нам лучше и надёжнее соединиться в законном союзе: я предлагала упасть в ноги главной ханше и просить её о милости сочетать нас браком, мой суженный – не будучи уверенным в положительном решении вопроса и не собирающийся становиться заложником настроения матери хана – уговаривал прямо сейчас бежать вместе.

На мой вопрос, как ему удалось пробраться незамеченным на территорию, Дилявер пояснил, что руководствуясь здравым смыслом, он не стал изобретать дополнительных сложностей, а просто подкупил садовника, позаимствовав на время ключ от калитки в «запретный» – как он с улыбкой выразился – сад. И заодно, облачившись в его одежды, чтобы наверняка не быть пойманным с поличным. Выслушав милого, я поняла, что такому мудрому и рассудительному мужчине, могу доверить не только жизнь – и саму честь девичью… хотя особых охотников до оной не наблюдалось на горизонте… тем не менее, я воспитывалась на законах гор и выросла с чётким пониманием, честь женская – ценнее золота и любых драгоценностей. Так-то!

Осталось рассказать совсем немного. Не раздумывая больше над вариантом побега, предложенным возлюбленным, я очертя голову, отправилась с Дилявером на его родину. План мы успешно реализовали и, обменявшись зароками в любви и верности, не без некоторых приключений прибыли наконец в его рыбачью деревушку – сюда. Приняли меня здесь, как и уверял мой супруг словно родную. И зажили в ладу и согласии. Что ещё сказать? Своей благодетельнице я написала несколько писем с изъявлением благодарности за оказанную ею поддержку и помощь. Также в одном из писем повинилась, что убежала, не попрощавшись, однако, сколь не ждала, ответа от Мириам так и не получила. Возможно, жене старшего ханского сына, в скором времени ставшего самим ханом, не пристало отвечать какой-то сбежавшей служанке. А может быть, просто мои письма не передали ей в руки. Кто знает? Слухи о событиях во дворце доходили до нашей отдалённой местности самые разные… Но мы с Дилявером не особо-то им доверяли. Главное, в одночасье пропавшего стражника да личную прислужницу госпожи никто не искал. И на том спасибо.