Senex. Книга 1. Глава 11

Книга 1. Бонна Эксклюзив

Глава 11. Радость жизни

- Кевин подними галстук и дай мне его, пожалуйста.
- Я вам не раб!
Фильм «Кевин и Перри уделывают всех»

          В конце мая Василий Порфирьевич обратил внимание на новую тенденцию в отношениях между Гайдамакой и Королёвой. Диана Ефимовна продолжала каждый день приходить в 8.30, но её уже никто не разыскивал, а Гайдамака теперь по любому вопросу вызывал не её, а Пешкина. Василий Порфирьевич в подобной ситуации сразу почуял бы неладное. И если бы он на самом деле был начальником Королёвой, то заставил бы её соблюдать трудовую дисциплину, как остальные сотрудники. Но Гайдамака вёл себя иначе, своим поведением он давал понять: нет Королёвой - и ладно, не будет «есть его мозг». Как говорит народная мудрость: «Баба с воза — кобыле легче!» Зато Пешкин всегда был под рукой, и Гайдамака давал ему поручения. Пешкин идеально подходил для Гайдамаки на роль, которую ранее исполнял Василий Порфирьевич. Пешкин знал программу DRAKAR и офисные программы, а по жизненному опыту и манерам он и в подмётки не годился Василию Порфирьевичу, ему никак не подходила характеристика «тёртый калач», поэтому никакой опасности для Гайдамаки этот инфантильный вундеркинд не представлял. Это был не просто подчинённый, а мечта начальника!.. Если бы не Королёва. 
          И Гайдамака стал возвышать Пешкина. Он пригласил Пешкина на совещание, на котором они вдвоём отчитывали Отдел снабжения за липовые сроки. Королёву и Василия Порфирьевича начальник не пригласил, хотя служебную записку с претензией достроечного цеха адресовал именно Василию Порфирьевичу, Начальнику БАП. Судя по тому, что Королёва всё утро что-то напевала себе под нос, Василий Порфирьевич понял, что она очень недовольна ситуацией, которую искусственно создал Гайдамака. Она была озадачена…
          Зато Василий Порфирьевич точно знал: Гайдамака сделал из Пешкина противовес для Королёвой, которая брала на себя слишком много… Непозволительно много. Гайдамака испугался той власти, которую сконцентрировала в своих руках Королёва при мощной поддержке заместителя Главного Технолога Слизкина. Интересы Гайдамаки и Королёвой вошли в противоречие, отношения между ними портились, обстановка накалялась. Гайдамака стал жёстко требовать от Королёвой срочно внедрить в программе DRAKAR окно обеспечения работ материалами, а она ему в ответ твердила:
          - Владимир Александрович, Вы в этом ничего не понимаете! Доверьтесь мне! Это окно вообще ничего не решает!
          Вернувшись от начальника, Королёва быстро собралась и побежала уговаривать Слизкина, чтобы тот заступился за неё.
          Перед Василием Порфирьевичем остро встал вопрос: «Как мне вести себя в этой ситуации? - И он решил: - Я не должен обозначать Королёвой свою позицию в этом спорном вопросе, а начальнику должен твердить при каждом удобном случае, что нет никаких препятствий для внедрения окна потребности. Я должен упорно твердить эту идею – даже если это не так! Для меня сейчас, когда на заводе воцарился хаос, совершенно неважно – прав я или нет.Моя задача - лишить власти своего экзистенциального врага, коим является Королёва, лишить её роли вершительницы судьбы завода, низвергнуть её до роли рядового исполнителем воли начальника, обрушить её на самую низшую ступеньку иерархии власти».
          В комнату 220 пришёл сотрудник Отдела технического обслуживания вычислительной техники, чтобы установить дополнительную память в компьютере Пешкина, и Королёва радостно воскликнула:
          - Ой, как хорошо! Я ведь теперь самая главная здесь, а Мишка теперь занимается файлами, и у него тормозит компьютер!
          Потом пришёл знакомый Королёвой программист, Пешкин блеснул перед ним своими знаниями в программировании, и программист сказал Пешкину с восхищением:
          - Тебе с твоими способностями надо заниматься математикой!
          - А с моими способностями надо быть президентом страны! - тут же влезла Королёва, которая восприняла слова программиста как покушение на её амбиции.
          Но на этом покушения на амбиции Королёвой не закончились. Пришёл Начальник бюро оснастки Смирнов и заявил Пешкину:
          - Гайдамака сказал, чтобы я обратился к тебе, потому что ты самый главный в вопросе проработки обеспечения материалами!
          Королёва тут же бросила сочинять свою «концепцию организации планирования», подскочила к Смирнову и стала говорить, не давая Пешкину открыть рот, и говорила она всё о том же «священном долге».
          Прошло несколько дней, и Гайдамака неожиданно изменил своё отношение к опозданиям Королёвой. Едва начался рабочий день, он вызвал к себе Пешкина, а потом позвонил Василию Порфирьевичу:
          - А где эта дама?
          - Ещё не пришла.
          - А почему это она еще не пришла? - строго спросил Гайдамака.
          - Ну-у, не знаю, видимо, у неё свободный режим работы, - сказал Василий Порфирьевич, прекрасно понимая, что такой ответ является провокационным для Гайдамаки.
          - Как это свободный? - возмутился Гайдамака. - Я не давал ей никакого свободного режима! Ладно, я с ней разберусь, а ты зайди-ка ко мне.
          Василий Порфирьевич пришёл к начальнику и принял участие в совещании по вопросу обеспечения материалами вместе с Пешкиным… А «самой главной» не было.
После обеда Гайдамака вызвал Королёву и снова жёстко потребовал от неё, чтобы она заканчивала формировать свою «концепцию организации планирования» и форсировала внедрение в программе DRAKAR окна обеспечения работ материалами и оборудованием. Королёва вернулась от начальника в подавленном состоянии.
          Утром следующего дня Гайдамака вызвал к себе Пешкина и Королёву и снова стал требовать внедрения окна потребностей:
          - Мне уже надоели претензии цехов, которые я получаю вместо Отдела снабжения.
          После совещания Королёва стала кричать на Пешкина, он стал пререкаться с ней, «маму» это возмутило до глубины души, и их «беседа» превратилась в сплошную ругань.
          - Мне не нравится гонор, с каким ты с мной разговариваешь! - кричала Королёва. - Ты почему-то решил, что лучше меня разбираешься в вопросе проработки обеспечения. Ладно, теперь ты будешь всё делать сам, без моей помощи! Так я и доложу Гайдамаке!
          На Пешкина жалко было смотреть, он не мог допустить мысли о том, что ему теперь придётся всё делать самому… А Василий Порфирьевич, глядя на него, был обескуражен тем, насколько была ограничена степень осознанности Пешкина: «Ведь он и так всё делает сам, без Королёвой! Пешкин всё делает сам, а потом лишь объясняет Королёвой, что и как он сделал, потому что она сама ничего этого делать не может».
          После обеда Королёва уже общалась с Пешкиным почти так же, как всегда, даже угостила его конфетами. Когда он был уже растоптан и уничтожен, Королёва строго спросила:
          - Ну, так как, сам будешь дорабатывать информацию?.. Или все-таки вместе?
          - Вместе!  - с радостью согласился Пешкин.
          - Тогда давай общаться нормально, без твоего гонора!
          Василий Порфирьевич понял, что гонором Королёва считала ростки самостоятельности, которые она чутко уловила в своём рабе, посмевшем пойти на доклад к начальнику, не посоветовавшись с ней. Она снова загнала своего ручного птенца в скорлупу, из которой он попытался выбраться с помощью Гайдамаки. Она даже не сочла нужным принять во внимание тот факт, что в то время, когда Пешкина вызвал Гайдамака, она ещё не пришла на работу.
          И тут произошло то, что Василий Порфирьевич классифицировал, как кару небесную. Пришёл пьяный Грохольский и задал Королёвой каверзный вопрос:
          - Диана Ефимовна, ответьте мне, почему произошёл такой казус: работа по установке двигателя на заказе не была выполнена из-за отсутствия самого двигателя, поэтому её, как Вы того требуете, удалили из плана... Но достроечный цех отчитался за эту работу, как за выполненную. Как это могло произойти? Ответьте мне!
          Пешкин начал лихорадочно искать в программе DRAKAR этот двигатель, Королёвой не понравилось, как он это делает, она стала кричать на него и швырять бумаги, но в конечном итоге оказалось, что Пешкин всё делал правильно, а она никак не могла понять, что и как надо делать, чтобы ответить на вопрос Грохольского.
          Наблюдая за Королёвой и Пешкиным, Василий Порфирьевич понял, что технологи не зря обозвали заводоуправление Жёлтым домом. 
          Пешкин в этот день испытал очень сильные эмоции, а в конце дня у него резко улучшилось настроение после примирения с «мамой». Он стал шутить и рассказывать Ильюшину анекдоты из интернета, а, вернувшись из туалета, он громко возмущался:
          - Сволочи! Перестаньте курить в туалете! Дайте дышать нормально!

          * * *
          Василий Порфирьевич тоже испытал эмоции, но не такие сильные, как у Пешкина, и он понял, что его эмоциональный фон постепенно приходит в нормальное состояние, несмотря на сильные эмоции, которые исходили от Королёвой. Василий Порфирьевич исходил из убеждения, что каждому человеку при рождении предназначено определённое количество эмоций. Эмоция - это энергия. Количество эмоций - это потенциал. Чем быстрее человек израсходует этот потенциал, тем короче будет его жизнь. Поездки за границу дают очень много эмоций, они перегружают воображение, и потенциал иссякает быстрее. Другое дело, когда человек имеет возможность какое-то время пожить в понравившемся ему месте, тогда эмоции не истощают потенциал человека, они уходят из ниши, которую занимает воображение, материализуются и становятся частью плоти.
          И ещё Василий Порфирьевич был убеждён в том, что каждый новый день – это новые эмоции, то есть новая энергия, и ни один день не бывает похожим на другой. Каждый день человек получает эмоции, за этими эмоциями не надо гоняться по всему миру, который с каждым годом становится всё более жестоким, и эти эмоции не менее полезны для человека, чем эмоции, получаемые во время путешествия.
Ещё вчера Пешкин радовался, что помирился с «мамой»… Но на следующий день Королёва пришла рано, в 8.20 и, не раздеваясь, сказала Пешкину тихим, вкрадчивым голосом, от которого даже у Василия Порфирьевича похолодело в груди:
          - Миша, я хочу тебе напомнить, что ты существуешь вовсе не для того, чтобы меня расстраивать!
          Пешкин впал в ступор, а Королёва, очень довольная собой, сразу ушла к Слизкину. В её поведении Василий Порфирьевич не увидел намерения выполнять распоряжение Гайдамаки о внедрении окна обеспечения материалами. Она дала понять, в том числе и Василию Порфирьевичу, что будет делать только то, что даёт ей власть над всеми, вплоть до Генерального директора. Василию Порфирьевичу, как человеку исполнительному, законопослушному, было противно всё это наблюдать... Но он снова убедил себя в том, что должен терпеть безобразные выходки этой женщины, чтобы выработать у себя стойкий иммунитет к подобному поведению.
          Вернувшись от Слизкина, Королёва решила, что Пешкин снова что-то сделал не так, и опять начала орать на него. Когда её силы иссякли, она стала говорить более спокойно, но в течение дня постоянно напоминала Пешкину о его истинном месте:
          - А ты, мил человек, чего сидишь такой веселый?  Ты сделал файл по корвету?
          И Пешкин снова сникал. Проходило какое-то время, Пешкин, выполнив задание Королёвой, снова веселел, и Королёва опять ставила его на место, то есть на самое дно социальной иерархии:
          - Миша, почему ты ко мне не придираешься, если я говорю ерунду? Почему я должна сама догадываться о том, что говорю ерунду?
          И весёлое настроение Пешкина улетучивалось. Но Королёва была в ударе, она действовала не только кнутом, но и пряником. Она давала Пешкину задание, он покорно выполнял его, и она его хвалила:
          - Какой же ты всё-таки умный! Вот за это я тебя терплю!
          Стоило только «умному» Пешкину разомлеть от похвалы, как кнут снова безжалостно хлестал его:
          - Послушай, уважаемый! Я могу вообще не читать служебные записки, которые адресует тебе начальник, потому что я мыслю так же, как он!
          Василий Порфирьевич сразу понял, что это реакция Королёвой на новизну в поведении Гайдамаки, который стал адресовать служебные записки по-новому: «Морякову В. П. Пешкину М. А.». Про «самую главную» - ни слова… И формально Гайдамака был прав – Королёва по штатному расписанию являлась сотрудницей бюро Дьячкова.
          Королёва вела себя безобразно… И вскоре наступило возмездие за плохое поведение: проверяя файл, который Пешкин подготовил для Отдела снабжения, она нечаянно «смахнула» часть данных. Но она даже не извинилась перед Пешкиным: перед рабами не извиняются! И Пешкину пришлось восстанавливать утерянную информацию.
          Справедливости ради Василий Порфирьевич вынужден был отметить, что Пешкин очень трудолюбивый и усидчивый, он целый день может сидеть за любимым компьютером. К тому же его постоянно подгонял бдительный голос Королёвой, если у него вдруг возникало желание расслабиться.
          Пешкин, чтобы развлечь «маму», рассказал анекдот из интернета:
          - Два плода в утробе матери, близнецы, спорят, есть ли жизнь после родов… - и он уже приготовился засмеяться, ожидая ответной реакции слушателей… Но Королёва в ответ занялась воспитанием своего «раба»:
          - Миша, у нас так много ещё не сделано, а у тебя такое счастливое лицо! Тебе Бог дал умную голову, так используй её по назначению.
          После таких слов выражение лица Пешкина стало уже не «таким счастливым», как прежде. Королёва своим манипулированием совершала тяжкий грех, и он заключался в том, что она всеми силами поддерживала в Пешкине чувство вины перед ней, чужим человеком. Она держала Пешкина в постоянном напряжении, то есть в стрессовом состоянии, и своим манипулированием она лишала его радости жизни и ввергала в уныние.
          Перед обедом позвонил Гайдамака, Василий Порфирьевич взял трубку, и начальник попросил у него листовой чай для заварки. Василий Порфирьевич сначала хотел сам отнести чай - ведь сам начальник просит! - но вдруг понял, что ему этого делать нельзя, иначе его война с Королёвой за психологическое превосходство пойдёт насмарку. Его выручил Пешкин, у которого безотказно сработала рабская привычка прислуживать, доведённая Королёвой до абсолютно бессознательной черты его характера. Василий Порфирьевич допускал, что Гайдамаке может не понравиться, что чай принёс не он, а Пешкин... Но он решил, что начальнику придётся смириться с этим.

          * * *
          Первый день лета порадовал чудесной погодой. Королёва пришла в ярко-красном летнем платье. На колоннаде, возле двери в комнату 220, она встретила заместителя Главного Технолога по МСЧ, он не смог сдержать своих эмоций и сказал ей комплимент:
          - Вы прекрасно выглядите, Диана Ефимовна!.. Но я где-то читал, что красный цвет - это признак патологии.
          Королёва обиделась на него. Но, как известно, беда не приходит одна. Королёва не утерпела и пожаловалась своим соседям по комнате:
          - Сегодня утром я выбрасывала мусор… Но перепутала мешки и выбросила на помойку французские очки, которые мне подарила дочь. Я до сих пор не могу прийти в себя.
          Слизкин пришёл к Королёвой решать производственные вопросы, а она устроила ему сцену:
          - Я не буду с тобой разговаривать! - категорично заявила она.
          - Почему? - удивился Слизкин.
          - Ты вчера накричал на меня!
          Личные амбиции Королёвой снова вмешались в работу. Слизкин попытался помириться с ней, но Королёва буквально выгнала его из комнаты, а когда он ушёл, она, увидев удивлённые взгляды соседей по комнате, заявила:
          - Я знаю, что Слизкин, как всегда, не выдержит и выполнит всё, что я от него требую!
          А беды Королёвой продолжались. Её компьютер выдал «синий экран смерти», и она не смогла работать. Пешкин, желая развлечь «маму», похвастался, что купил новый рюкзак, но Королёва категорически отвергла покупку:
          - Миша, ты ничего не понимаешь в рюкзаках! Этот рюкзак слишком большой, чтобы с ним ходить каждый день на работу. Рюкзак для работы должен быть меньшего размера, - она посмотрела на рюкзак Морякова и сказала: - Тебе надо купить такой же рюкзак, как у Василия Порфирьевича.
          После работы Королёва поехала с Пешкиным в магазин, и он, под руководством «мамы», купил другой рюкзак - такой же маленький, как у Морякова.
          Ильюшин принёс Королёвой целую пачку книг.
          - Мне не нравится мешок-майка, потому что в нём неудобно носить книги, - капризно заявила Королёва. - Василий Порфирьевич, у Вас найдётся для меня мешок с вырубными ручками?
          У Василия Порфирьевича в рюкзаке всегда имелся такой мешок, на всякий случай, но он ей отказал, потому что Королёва по отношению к нему вела себя отвратительно, безобразно, и не заслуживала такой жертвы от него. А Ильюшин дал ей свой мешок – только бы она читала книги, которые он ей рекомендовал.
          Ильюшин всех старался обратить в свою религию, а его религией была Сахаджа Йога, духовной матерью которой являлась Шри Матаджи. Грохольский всегда откровенно издевался над ним:
          - Харе Кришна! Харе Рама! Харе Харе! - кричал он, кривляясь и громко смеясь.
          Поскольку Ильюшин принёс Королёвой книги о своей религии, она завела с ним беседу о высоких материях:
          - Андрюша, тебе недостаёт брутальности во внешности.
          - Правда? - удивился Ильюшин.
          - Да. Ты должен сделать короткую причёску и отрастить короткую бороду эспаньолку.
          - Ага, - в тон ей ответил Ильюшин - а чтобы стать ещё более брутальным, я с понедельника начну ругаться матом.
          - Я бы уже давно начала ругаться матом на этом заводе, да Заратустра не велит! - сказала Королёва. - А если говорить серьёзно, то я в своё время отучила материться четверых огромных грузчиков: они никак не реагировали на мои просьбы не материться, но после того, как на них сорвался груз, они прекратили материться.
          Ильюшин принёс Королёвой книги, потому что считал, что они должны ей помочь. Но это так же означало, что он пытается управлять Королёвой, а для неё подобное отношение было невыносимо. Это она страстно желала всеми управлять, и ради этого была готова на всё. Василий Порфирьевич впервые видел женщину, которая вела себя так безобразно. Но он видел в этом и положительную сторону: после Королёвой он надеялся уже как-то иначе воспринимать женщин, он чувствовал, что общение с Королёвой - это эффективное лекарство, которое поможет ему воспринимать женщин лучше, чем сейчас.
          В последнее время Королёва уже не заваривала чай изысканных сортов, а пила вместе с соседями по комнате бесплатный растворимый кофе в пакетиках «Nescafe» отвратительного вкуса, который в огромном количестве принёс Ильюшин от знакомых молодых сотрудниц Отдела договоров. Зная Королёву, Василий Порфирьевич предположил: «И книги, которые принёс ей Ильюшин, и отвратительного вкуса кофе «Nescafe» вместо эксклюзивного китайского чая - это её новая тактика в стремлении установить контроль над Ильюшиным». И вскоре его догадка получила подтверждение. Однажды Королёва пожаловалась на своё одиночество:
          - Я давно хотела сварить борщ… Но для одной варить его невыгодно.
          И после этого Королёва стала каждый день приносить из дома какой-нибудь суп и кормить им Ильюшина и Пешкина. Когда наступало время обеда, Ильюшин спрашивал, ни к кому конкретно не обращаясь:
          - Супчик-то будем греть? – и Пешкин вскакивал и бежал греть супчик, а потом они втроём рассаживались вокруг стола Королёвой, дружно уплетали супчик и мило беседовали.
          Василия Порфирьевича Королёва тоже приглашала поесть супчика, но он принципиально не участвовал в их совместном демонстративном приёме пищи, в котором Королёва играла роль заботливой мамы. Он уже убедился в том, что она горазда на всякие выдумки, и, чтобы командовать как можно большим количеством людей, она была готова даже приносить из дома супчики и кормить Ильюшина и Пешкина. В манипулировании людьми Королёвой не было равных. К тому же Василий Порфирьевич, которому до пенсии осталось несколько лет, уже не мог представить себя в роли мальчика, которого кормит заботливая мама… Тем более, что он точно знал: покормив – а на самом деле прикормив свою жертву - эта мама обязательно даст какое-нибудь задание или начнёт унижать.
          Так и происходило. Закончив обедать, Королёва каждый раз начинала назидательным тоном аргументировано убеждать Пешкина в его ничтожности перед ней, и, соответственно, в его полной никчемности. И Пешкин «съедал» аргументы Королёвой точно так же, как только что съел её супчик… Опасное дело — эти супчики...
          Когда у Ильюшина возникало желание пить чай, он спрашивал:
          - Чай-то будем заваривать? – и Пешкин вскакивал и бежал мыть чайник, а Королёва заваривала чай.
          Пешкин принёс из дома кофеварку, и они стали втроём дружно пить и чай, и кофе. Не работа — а мечта!
          Когда Королёва после супчика снова затеяла с Пешкиным свой очередной нескончаемый базар, Ильюшин с сожалением сказал:
          - Как хорошо мне было прошлым летом, когда я был один в комнате!
          - А я в прошлые выходные ездила в Павловск, - призналась Королёва, чтобы сгладить возникшую неловкую паузу. - Стала перелезать через изгородь, зацепилась джинсами и порвала их.
          Ильюшин не преминул воспользоваться возможностью заняться нравоучением:
          - А зачем Вы полезли через забор? – строго спросил он.
          - Чтобы сэкономить на билете.
          - А сколько стоит билет? – допытывался Ильюшин.
          - Для пенсионеров - 100 рублей.
          - А теперь давайте посчитаем, что дешевле. Билет стоит 100 рублей, перелезая через забор, Вы их сэкономили. Зато теперь Вам придётся покупать дорогие джинсы, поскольку, как я понимаю, дешёвые джинсы Вы не носите! Выходит, Вы не только не сэкономили, перелезая через забор, а значительно опустошили свой бюджет!
          - Выходит так, - уныло согласилась Королёва.
          После обеда Пешкин взялся обустраивать свой стол, поэтому кресло, стоявшее напротив его стола, временно отодвинул к столу Ильюшина. Когда он закончил, Ильюшин решил сесть в кресло, поближе к Королёвой, чтобы продолжить беседу о высоких материях, но, увидев, что оно стоит возле его стола, строго спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
          - Кресло-то будем ставить?
          Пешкин вскочил, поставил кресло на прежнее место, Ильюшин сел в него и стал беседовать с Королёвой о Сахаджа Йоге и Шри Матаджи.
          Королёва развесила над своим столом фотографии внука. Она вносила в работу слишком много личного, слишком много эмоций, и фотографии внука на стене были развитием этой тенденции. Поэтому Василий Порфирьевич не сомневался, что все усилия Королёвой обречены на неудачу, ибо работа - это только работа, и ничего личного. Даже корпоративы на работе не должны способствовать развитию личных отношений, это всего лишь средство для снятия эмоционального напряжения, которое неизбежно возникает в производственных отношениях. Работа неизбежно отторгает любого, кто пытается подмять её под себя, сделать её своей собственностью, потому что работа – это общий результат труда огромного количества людей.
          Королёвой позвонила дочь Юля, и из их разговора Василий Порфирьевич понял, что Юля ждёт ребенка… То ли в феврале, то ли в марте. Это он определил из слов Королёвой:
          - Лучше, конечно, если бы был «Водолейчик»…
          Закончив разговаривать с дочерью, Королёва заговорила о ней, о первом внуке, о втором ребёнке, который ещё не родился, а потом заключила:
          - Рождается ребёнок - и ему всё дается!
          - Да, Бог заботится о нём! - подтвердил Ильюшин из своего угла.
          - Моя дочь и её подруги воспитывают детей по японской системе, которая позволяет детям всё. Но я считаю, что это не совсем правильно, потому что не это главное в воспитании. В конечном итоге дети неосознанно впитывают всё, что делают их родители, копируют тот стиль отношений, который установился между ними, и это остаётся у них на всю жизнь. Когда появляются дети, на первый план выходит слово «надо». Хочется погулять, но ты понимаешь, что надо сидеть с ребёнком. Или, наоборот, хочется посидеть дома, но ты понимаешь, что надо гулять с ребёнком.
Слушая Королёву, Василий Порфирьевич не переставал удивляться мудрости её слов. Она была абсолютно права… Но при этом она почему-то вела себя совсем не так, как подсказывали ей накопленные знания и жизненный опыт.

          * * *
          Гайдамака собрал совещание по проработке плана, на которое пригласил Василия Порфирьевича, Королёву, Пешкина и БОП в полном составе. На совещании Гайдамака обращался в основном к Пешкину, как к основному действующему лицу, а Королёва постоянно встревала, поправляя начальника и давая понять, что она «самая главная». Кожемякина, не стесняясь в выражениях, выразила Василию Порфирьевичу своё отношение к Королёвой, но тихо, чтобы никто не слышал:
          - Задушила бы всех, кто это придумал!
          При этом Василий Порфирьевич не сомневался, что его, как Начальника БАП, она тоже задушила бы, и рука у неё не дрогнула.
          После совещания Королёва, придравшись к Пешкину, устроила безобразную сцену, убеждая его в том, что без неё он - полное ничтожество:
          - Ты можешь мне сказать, в чём смысл твоих действий? Как сказал Учредитель фирмы «DRAKAR» Редькин: «Если поймёт Королёва, то поймёт любой». А я не понимаю, в чём смысл твоих действий. Объясни мне! Если ты не можешь объяснить, тогда я отказываюсь с тобой работать! Делай всё сам! Я сейчас пойду к Гайдамаке и всё это скажу ему! - и она побежала к Гайдамаке жаловаться на Пешкина.
          От поведения Королёвой даже Василию Порфирьевичу становилось не по себе, а что творилось в душе Пешкина, он даже не мог вообразить.
          Вернувшись от Гайдамаки, Королёва уже более спокойным тоном сказала Пешкину:
          - Поскольку ты не можешь сказать мне ничего вразумительного, то я побеседовала с Владимиром Александровичем и, наконец, поняла, чего же он хочет от тебя, - сообщила она Пешкину. - А ты впредь без меня ничего не предпринимай, потому что начальник может понять твои действия неправильно, начнёт суетиться и совершать ошибочные действия. Чтобы этого не было, ты всегда должен советоваться со мной, и тогда начальник будет понимать, чего ты хочешь. Ты меня понял?
          - Понял, - покорно ответил Пешкин.
          Гайдамака, как прирождённый интриган, искусно пользовался системой противовесов, чтобы удержаться на вершине власти. Василия Порфирьевича он взял в качестве противовеса профессионалу Грохольскому, который откровенно презирал своего начальника и саботировал его действия. Гайдамака мог себе это позволить, потому что у него была реальная власть. И Грохольский мог позволить себе саботировать действия своего начальника, потому что у него тоже была реальная власть – его профессионализм. Василий Порфирьевич был уверен, что всё ПДО держится именно на нём. И если король Франции Людовик XIV сказал: «Государство - это я!» - то Грохольский с полным основанием мог бы сказать: «ПДО - это я!» А Василий Порфирьевич был вынужден смириться с ролью, на которую его взял Гайдамака, потому что у него не было реальной власти. Гайдамака, пользуясь своей властью, использовал Пешкина в качестве противовеса Королёвой, у которой был мощный ресурс в лице Слизкина и Пешкина. Но у Королёвой не было реальной власти, чтобы сопротивляться начальнику, и всё-таки она судорожно сопротивлялась, и её нисколько не беспокоило, что она уродует характер и, соответственно, судьбу молодого человека, который её обожал и делал для неё всё, что она желала. Покончив с Пешкиным, Королёва заявила:
          - Я назначаю себя комендантом нашей комнаты! - и принялась наводить порядок в холодильнике, заставив мужчин выбросить из него всё ненужное и вымыть грязные тарелки. Покончив с холодильником, «комендант комнаты» убежала к Слизкину «за консультациями», поручив Пешкину обрабатывать файлы.
          Королёва по-прежнему приходила на работу в 8.30, и однажды Ильюшин спросил у неё:
          - Диана Ефимовна, что Вам мешает приходить, как все, вовремя?
          - Я не знаю, что у меня в голове... Но я не могу не опаздывать! – ответила Королёва.
          Зато Василий Порфирьевич точно знал, что в её голове были непомерные амбиции, которые не позволяли ей вести себя, как все. Личное самоутверждение стояло у неё на первом месте. Гайдамака несколько раз делал Королёвой замечания по поводу её опозданий, она, в ответ на его замечания, подняла всех на ноги, несколько раз терроризировала Начальника Отдела кадров, и в результате её усилий вышел приказ Генерального директора о том, что она теперь официально может приходить на работу на восемнадцать минут позже - за счёт обеденного перерыва. Теперь Королёва стала не такая, как все остальные, причём, официально, законно.
          Пока Королёвой не было, Гайдамака вызвал Пешкина и Дениса Петрова и через них передал задание для Королёвой: подсчитать, сколько заводу нужно денег для закупки самых дефицитных материалов. Для болезненного самолюбия Королёвой такая форма выдачи задания от начальника была сильной психологической травмой… Но она старалась не подавать вида, когда выслушивала его из уст Пешкина. Добросовестно передав Королёвой задание от начальника, ничего не подозревающий Пешкин по привычке стал доверительно докладывать Королёвой, как он провёл выходные, сколько километров проехал на велосипеде, а она слабым голосом вяло поддерживала беседу. Глядя на Королёву, Василий Порфирьевич понял, что, благодаря усилиям Гайдамаки, Пешкин уже начал раздражать «маму». Королёва стала выполнять задание Гайдамаки, у неё появились вопросы, и она, сославшись на то, что ей сейчас не до Гайдамаки, поручила Пешкину сходить к Гайдамаки и задать ему возникшие у неё вопросы. Пешкин послушно выполнил её поручение.
          Выяснилось, что Пешкин, несмотря на работу и в Отделе Главного Технолога, и на заводе «Алмаз», и на прекрасное владение программой DRAKAR, совершенно не знал, как формируются планово-учётные единицы, которые, по сути, являлись кодом работ в программе DRAKAR. Он стал разбираться, как формируется структура планово-учётных единиц для разных цехов, для этого ему пришлось задавать вопросы Василию Порфирьевичу, который прекрасно разбирался в этом вопросе... И тут раздался недовольный голос Королёвой:
          - Мишка, прекрати заниматься ерундой! У тебя дел полно! Мы сейчас должны решать нашу главную «священную» задачу, а не отвлекаться на всякую ерунду! - Она говорила красиво, всё в её словах, на первый взгляд, было правильно, и любой некомпетентный человек наверняка заслушался бы. - Мы с тобой, по сути дела, занимаемся мастурбацией, поэтому пора прекращать мучить людей бесконечными проработками обеспечения работ, пора уже вводить в программе DRAKAR окно обеспечения работ материалами!
          Несомненно, она всё говорила правильно… Но главная цель всех этих правильных слов была в том, чтобы вернуть в стойло раба, решившего действовать самостоятельно. Королёва очень зорко следила за ним, и любую ситуацию, в которой она была права, использовала для манипулирования своим рабом Пешкиным:
          - Что бы ты без меня делал? Кто бы тебя гнобил, если бы не я? А я считаю, что тебя обязательно надо гнобить, иначе от тебя не будет толку!
          У Королёвой в очередной раз сломался компьютер, она вызвала инженера-электроника из Отдела технических средств, и, пока он занимался её компьютером, она уселась в кресло, стоявшее напротив стола Пешкина. Она сидела в кресле, положив ногу на ногу, и носок её туфли почти касался стола Пешкина. Когда инженер-электроник встал и направился к выходу, Королёва быстро убрала ногу, давая ему проход, а когда он прошел, Королёва снова положила ногу на ногу.
Василий Порфирьевич решил провести эксперимент: он взял кружку, встал и пошёл заваривать чай... Но теперь Королёва лишь слегка отвела в сторону носок туфли, и ему пришлось протискиваться между столом Пешкина и носком ее туфли. Этот эксперимент показал Василию Порфирьевичу, что в этой комнате все всё понимают, все знают, с какой целью они совершают свои действия, и если кто-то из его соседей по комнате делает что-то такое, что ему не нравится, то с их стороны это происходит умышленно. Это означает, что и Ильюшин, который несколько дней назад в подобной ситуации «не догадался» убрать ногу, чтобы пропустить Василия Порфирьевича, тоже прекрасно понимал, что он делает. А делал он именно то, что понял Василий Порфирьевич: он демонстрировал своё высокомерное отношение к своему старшему сослуживцу. То есть, попросту говоря, Ильюшин испытывал агрессию по отношению к Василию Порфирьевичу. И точно так же повела себя Королёва, не убрав ногу: она продемонстрировала Василию Порфирьевичу своё высокомерное отношение к нему – и, конечно же, свою агрессию к нему из-за того, что он никак не поддавался её манипулированию.
          И злость Ильюшина не шла ни в какое сравнение со злостью Королёвой, она буквально закипала от злости, как пулемёт «Максим», поэтому ей нужно было постоянное охлаждение. Приходя на работу, она сразу, ни с кем не советуясь, открывала настежь окно, а когда Василий Порфирьевич немного прикрывал его, чтобы не было сильного сквозняка, она в ответ открывала настежь дверь. Василий Порфирьевич, в свою очередь, применил новый стиль поведения. Если в комнате был сильный сквозняк, потому что были открыты и окно, и дверь, он молча вставал и, никому ничего не объясняя, закрывал дверь, и никто не пытался снова открыть её. Если в комнате становилось душно, Василий Порфирьевич так же молча вставал и открывал дверь, и никто не пытался тут же её закрыть.

          * * *
          Таня получила новую шикарную мебель, а свой стол отдала Пешкину, который честно заслужил его, таская вместе с Ильюшиным её новую мебель. Этот стол стал самым большим в комнате 220, и Василий Порфирьевич сразу смекнул, что они теперь тоже могут устраивать у себя корпоратив, и им уже нет необходимости гадать, пригласят их сослуживцы на очередной корпоратив или не пригласят. Обитатели комнаты 220 становились более самодостаточными.
          Замена стола Пешкина произошла очень быстро, и когда Королёва, вернувшись от Слизкина, увидела у своего раба огромный новый стол и тумбочку, её охватила зависть. Это Василий Порфирьевич понял совершенно точно, поскольку Королёва стала напряжённо массировать шею электромассажёром, что было явным признаком спазма шейных сосудов. Чтобы хоть как-то восстановить свой статус «коменданта комнаты», который она сама себе присвоила, Королёва взяла процесс в свои руки и установила тумбочку Пешкина так, как она посчитала нужным. После этого ей значительно полегчало.
          Пешкин, не откладывая в долгий ящик, использовал новый стол по назначению - организовал корпоратив по случаю своего дня рождения. В 9 часов весь отдел собрался в комнату 220 поздравлять Пешкина, и Гайдамака в своей речи сказал:
          - Уважаемые коллеги, я должен сказать, что чрезвычайно рад появлению в нашем коллективе Михаила Андроновича, и считаю, что все мы должны помочь ему приобрести необходимый опыт в дополнение к его умной голове. И даже если через год Михаил Андронович решит, что ему нужна более высокая должность и зарплата, и он уйдёт, всё равно мы можем считать, что помогли ему вырасти.
          При этих словах начальника каждый его подчинённый мог придумать своё их толкование, а Василий Порфирьевич отдал должное интуиция Гайдамаки, который безошибочно уловил непомерные амбиции этого «молодого специалиста», и в этом Моряков вполне мог доверять Гайдамаке. Василий Порфирьевич тоже считал, что Пешкин у них не задержится: во-первых, потому что его умная голова не даст ему покоя; во-вторых, потому что он был фанатом компьютера, а не производства, он мечтал стать программистом; в-третьих, потому что была Королёва, которая не могла оставить его в покое. Она без устали твердила ему:
          - Миша, у тебя умная голова, я не думаю, что тебе будет интересно бесконечно заниматься выгрузкой и обработкой файлов. Тебе надо расти.
          Королёва постоянно внушала Пешкину, что знания, которые он получит здесь, должны помочь ему дороже продаться в другом месте. Видя, как Пешкин управляется со сложными программами, Василий Порфирьевич невольно приходил к заключению, что Пешкин - явно не сотрудник ПДО. Зато такие, как Пешкин, призваны удовлетворять непомерные амбиции Гайдамаки, которому очень хотелось, чтобы ему подчинялись академики - и не меньше… Ну, на худой конец крутые программисты… А тут какой-то Василий Порфирьевич Моряков… Который скоро станет пенсионером.
Поскольку организация собственного корпоратива стала новым вызовом для БАП, Василий Порфирьевич, как начальник бюро, взял этот процесс в свои руки. Перед обедом он спросил у Пешкина:
          - Миша, как ты хочешь поставить столы, чтобы поместились все присутствующие?
          Пешкин, повинуясь воле Королёвой, хотел приставить к своему новому столу старый стол, стоявший в стороне, но Василию Порфирьевичу сразу стало понятно, что это неудачная затея: в результате предложения Пешкина стол приобретёт форму буквы «Т», и за этим столом все не поместятся. Он предложил сдвинуть свой стол со столом Пешкина, но тот категорически отверг это предложение и продолжил развивать свою затею. А время неумолимо истекало, скоро начнётся обед…Василий Порфирьевич видел, что Королёва и Пешкин занимаются откровенными глупостями, поэтому решил активировать свою волю. Он заставил Пешкина освободить от компьютера его новый стол, сам освободил от компьютера свой стол, они сдвинули столы торцами - и получился великолепный большой стол! Такого шикарного стола не было даже в БОП.
          - Миша, что у тебя есть из продуктов? - спросил Василий Порфирьевич.
Пешкин перечислил принесённые продукты и выяснилось, что нет овощей.
          - Миша, мы с Дианой Ефимовной начнём накрывать на стол, а ты беги за овощами! – скомандовал Василий Порфирьевич.
          Пешкин побежал в магазин, а Василий Порфирьевич начал накрывать стол вместе с Королёвой. К обеденному перерыву всё было готово. На корпоратив пришли почти все сотрудники отдела, которые раньше участвовали в этих мероприятиях, все пили виски. всем понравился стол, потому что за этим столом поместились все присутствующие, и мероприятие прошло в оживлённом и непринужденном общении, потому что Василий Порфирьевич взял на себя обязанности тамады... Но не шута!
          В итоге получилось так, что именно Василий Порфирьевич всё организовал. Он заставил Королёву собрать деньги на подарок и подписи на открытке, заставил расставить столы так, что всем понравилось и все поместились. Он это сделал, потому что он был Начальником БАП. Именно Василий Порфирьевич был «комендантом комнаты», но не на словах, как Королёва, а на деле.
          Гайдамака зашёл к ним после обеда и, увидев новый стол Пешкина, сказал:
          - У вас теперь можно организовать корпоратив для всего этажа, и никто вас тут не заметит.
          Столы к появлению начальника уже были расставлены на места, и он не мог видеть, что представлял из себя праздничный стол... Значит, начальнику кто-то доложил о том, что был корпоратив, и Василий Порфирьевич предположил, что это была Таня.
          Когда они расставляли мебель после корпоратива, Пешкин посоветовал Василию Порфирьевичу поставить компьютер под стол, чтобы не шумел.
          - Тогда вся пыль с пола будет в компьютере, - возразил Моряков.
          - Шум, как и радиация, имеет свойство накапливаться в организме, - сказал Пешкин.
          Василий Порфирьевич, недолго думая, поставил компьютер под стол. После этих слов Пешкина он понял, что существуют два Пешкина. Один Пешкин – это взрослый молодой человек,который лучше всех в ПДО разбирается в программах и компьютерах. А другой Пешкин - это инфантильный юноша, который совершенно не разбирается в людях, и этой его слабостью пользуется Королёва, чтобы свести к нулю его знания и способности. Из этого следовало, что Пешкин не является гармоничной личностью. Родители допустили сильный перекос в его воспитании, и этим сейчас пользуется Королёва, сделавшая его своим рабом, который каждое утро подробно докладывает ей, чем он занимался дома.

          * * *
          На следующий день Самокуров поинтересовался у Василия Порфирьевича:
          - Как Вы чувствуете себя после вчерашней «пьянки»?
          - Никакой пьянки не было, - ответил Василий Порфирьевич, - всё было очень прилично.
          - Да я знаю, - сказал Самокуров. - А спросил я не просто так. Ваш предшественник Лунёв в последние годы работы не мог никак остановиться, всегда напивался, и я просил Филиппова отвезти его домой.
          - Это для меня новость! - удивился Василий Порфирьевич.
          Василий Порфирьевич считал Главного диспетчера Самокурова интересной личностью, поскольку он всегда был спокойным и рассудительным, а его высказывания часто имели легкий налёт цинизма.
          - Когда три года назад я стал Главным диспетчером, многие стали оказывать на меня давление, - однажды поделился он с Василием Порфирьевичем, - и с тех пор мне приходится бороться за свои права, а одного старшего строителя заказов я даже обещал избить, если он не успокоится.
          Но, как понял Василий Порфирьевич, страх потерять свою должность у Самокурова остался. Однажды, увидев Самокурова в коридоре, Василий Порфирьевич отметил его неважный вид, поэтому спросил:
          - Ну, что - отходите после долгого совещания?
          - Нет, кажется, я заболеваю, - невесело ответил Самокуров.
          - Вы нас не пугайте!
          - Кажется, кто-то метит на моё место... – загадочно ответил Самокуров.
          Чувство юмора у Самокурова тоже было эксклюзивное. Однажды Василий Порфирьевич зашёл в диспетчерскую, увидел, что Самокуров пьёт чай, и сказал:
          - Приятного аппетита!
          - Вы на что намекаете? - насторожился Самокуров.
          Когда Самокуров видел, как утром Василий Порфирьевич с рюкзаком за плечами поднимался по лестнице, он мог издевательски крикнуть сверху:
          - Эй, с парашютом!
          А иногда Самокуров, увидев Василия Порфирьевича на лестнице, мог пошутить и более радикально:
          - Кроссовки, шапочка, пальто - вылитый бандюган!
          Василий Порфирьевич на такие шутки старался не отреагировать. Его наблюдения показали, что Самокуров, при всей его прогрессивности и интеллигентности, был довольно стереотипно мыслящим человеком. Он мог зайти в комнату 220, сделать им замечание, что у них душно, и открыть окно, причём, даже зимой. Василия Порфирьевича всегда удивляло подобное поведение, он даже не мог представить нечто подобное в собственном исполнении: что он входит в диспетчерскую, делает замечание Самокурову и Галине Гордеевне, что у них слишком душно, и самовольно открывает окно. А Самокуров нисколько не сомневался в том, что имеет право делать им подобные замечания. Потом, правда, Василий Порфирьевич вспомнил, что Самокуров несколько лет назад работал в комнате 220, поэтому не мог избавиться от старых привычек, но он всё равно был уверен в том, что это не давало Самокурову права распоряжаться в комнате, где теперь работают другие люди. Но мнение Василия Порфирьевича нисколько не мешало Самокурову предъявлять свои права на комнату 220. Он хранил в их комнате свои материалы, которые приготовил для ремонта в квартире, и он прятал их в шкафах. Самокуров оборудовал у них турник, каждый день приходил к ним, делал небольшой комплекс упражнений, а когда он уходил, в комнате ещё долго оставался запах его пота.
          Самокуров был одиноким человеком – и в душе, и в своём поведении. Его жена умерла восемнадцать лет назад, оставив на его руках маленького сына, который уже стал взрослым и жил в квартире матери. Самокуров жил один, поэтому всё свободное время проводил в велосипедных поездках, плаванию на байдарке и других спортивных мероприятиях. Он был фанатом спорта и путешествий. Однажды Самокуров в воскресенье, в самую жару, поехал на велосипеде в районе деревни Трубников бор, которая находится в районе Тосно. Он заблудился, выбился из сил и едва выбрался из леса. Подобные приключения он находил для себя каждые выходные. Он купил травматический пистолет и, чтобы проверить его, поехал в лес и выстрелил в берёзу, а резиновая пуля отскочила от ствола берёзы и ударила ему в лоб.
Когда Самокуров рассказал про свои спортивные достижения, Василий Порфирьевич вспомнил другую историю. Однажды Василий Порфирьевич и Анна Андреевна отдыхали в санатории «Северная Ривьера», что в Зеленогорске, и женщина, которая сидела с ними за одним столом в столовой, рассказала им о том, как умер её муж. Он был спортсменом, всю жизнь активно занимался спортом, он себя не только не жалел, а просто истязал, и в 74 года он продолжал давать своему организму огромные нагрузки, чтобы не чувствовать себя стариком. И однажды у него лопнули сосуды, не выдержав нагрузки, начались проблемы со снабжением головы кровью, но он продолжал нагружать организм, и его тело стало чернеть от разлившейся под кожей крови, а вскоре он умер, оставив жену вдовой. Василий Порфирьевич сделал для себя вывод, что в преклонном возрасте надо беречь себя, не перегружать организм чрезмерными нагрузками, как это делал Самокуров, который был на несколько лет младше Василия Порфирьевича.

          * * *
          Пешкин и Королёва, окрылённые пользой от нового стола, затеяли перестановку мебели. Длинную банкетку они поставили к окну, рядом с Ильюшиным, на стол Пешкина поставили деревянную ширму, как у Ильюшина. Правда, сначала Королёва предложила поставить ширму Василию Порфирьевичу, но он благородно отказался, и тогда Пешкин поставил её на свой стол. Василий Порфирьевич предупредил их, что при организации очередного корпоратива – а он имел в виду корпоратив по случаю своего грядущего отпуска - им придётся убирать больше мебели, но они уже вошли в раж, и их ничто не могло остановить. Когда Королёва и Пешкин угомонились, он внимательно посмотрел на рабочее место Пешкина и понял, что получилась довольно уютная… Тюремная камера! Как у Ильюшина. А Василий Порфирьевич отказался от тюрьмы… И остался на свободе, и, как свободный человек, он пытался понять мотивы поведения своего молодого соседа по комнате: «Пешкин постоянно жалуется, что ему жарко…А сам всё больше отгораживает своё рабочее место от притока свежего воздуха. Такое поведение выдаёт неудовлетворённость Пешкина своей работой. А может, у него возникло неосознанное желание отгородиться от Королёвой? Ведь в то время, когда он делал выгрузку перечня обеспеченных работ из программы DRAKAR, она с самого утра, не останавливаясь, настойчиво пыталась заставить его читать книгу Экхарта Толле «Новая земля», которую ей порекомендовал Ильюшин. А поскольку Пешкин читать книгу Толле не желает, Королёва принялась убеждать его в том, что он без неё ни на что не способен. А когда у Пешкина что-то не получается, он злится, и Королёва, видя его раздражение, ругает его за злобность. Короче, Пешкину есть от чего отгораживаться». При этом Василию Порфирьевичу, глядя на них, почему-то казалось, что Королёва и Пешкин шутят, настолько смехотворными казались ему их проблемы.
          Ильюшин по привычке сел в кресло напротив стола Пешкина, чтобы побеседовать с ним в свойственном ему высокомерном тоне... И вместо самого Пешкина увидел перед собой стенку ширмы! Увидев удивлённое лицо Ильюшина, Василий Порфирьевич молча позлорадствовал: «Упс! Surprise!»
          Гайдамака вынужден был отвечать на интриги начальника достроечного цеха, открыто обвинившего ПДО в ошибках при планировании. Он приказал проверить цех, потому что у него было подозрение, что достроечный цех представил липовый отчёт. Проверять цех Гайдамака отправил Морякова, Королёву, Кожемякину и Пешкина. Когда они закончили проверку, которая не обнаружила нарушений, Кожемякина пошла к своим знакомым женщинам в ПРБ цеха, Королёва тоже куда-то ушла, и обратно в отдел пошли Василий Порфирьевич и Пешкин. Моряков уже знал, что Пешкин ходит быстро, не обращая внимая на своего спутника, поэтому решил идти так, как он обычно ходит на прогулке, и Пешкин быстро пошёл вперед своей прыгающей походкой, не оглядываясь на Морякова. Василия Порфирьевича этот поступок Пешкина потряс: он воочию наблюдал типичное поведение выскочки. Значит, Пешкин, несмотря на свою инфантильность - вполне сформировавшийся эгоист. Он так же впереди всех бегает и к начальнику, и в этом компоненте он превзошёл даже Королёву. И сама Королёва нужна ему лишь в качестве временного костыля, потому что она, сама того не понимая, ежедневно подпитывает его природный эгоизм. Когда его эгоизм окрепнет, она ему не будет нужна. Если ему предложат больше денег, то он — а Василий Порфирьевич в этом нисколько не сомневался - точно так же, не обращая внимания на своих сослуживцев и свою профессию, напишет заявление и уволится. И сейчас, видя спину быстро удаляющегося Пешкина, Василий Порфирьевич не мог избавиться от ощущения, что этот молодой гений уже побежал продаваться подороже… Как учила его «мама». Интуиция Гайдамаки уже распознала истинную сущность Пешкина, поэтому он и произнёс такую загадочную речь на его дне рождения.

          * * *
          Королёва сообщила новость:
          - Главным Конструктором заводе назначен Калинин!
          - Калинин? - удивился Василий Порфирьевич. - Бывший заместитель Главного Технолога?
          - Да. А заместителем Главного Технолога вместо Калинина назначен Новиков, - подтвердила Королёва, а потом многозначительно добавила: - После этих назначений положение Слизкина на заводе укрепилось, потому что оба назначенца являются его воспитанниками и по всем вопросам советуются с ним.
          Этим сообщением Королёва явно намекала Василию Порфирьевичу на то, что, с укреплением положения на заводе её друга Слизкина, её личное положение тоже укрепилось… Так, на всякий случай… Чтобы боялись те, которые ещё осмеливаются ей перечить.
          При всём негативном отношении Василия Порфирьевича к Королёвой, он вынужден был признать, что у неё есть качество, которое не повредило бы и ему: это её готовность бороться за людей, которые могут быть ей полезны. Для этого она не жалеет ни сил, ни времени. В ПДО она оказалась именно благодаря знакомству со Слизкиным, и вскоре пришло её время оказать Слизкину очень важную услугу. Сын Слизкина решил идти по стопам отца, то есть стать судостроителем. Чтобы гарантированно поступить в Санкт-Петербургский государственный морской технический университет, ему надо было поступить на подготовительный факультет. Королёва свела Слизкина с нужным человеком, но Слизкин был очень ленивым человеком, поэтому благополучно провалил процесс поступления сына на бесплатное обучение: он бездарно растранжирил время, не довёл дело до конца и уехал в отпуск. Королёва поняла, что эта проблема не волнует ни самого Слизкина, ни его сына, ни жену Слизкина, о которой Королёва отозвалась довольно нелицеприятно:
          - Я не встречала в жизни более амбициозного человека! Она уверена в том, что единственное, что ей надо было совершить в своей жизни - это появиться на свет. И теперь она считает, что ей все должны! – и когда она это сказала, Василий Порфирьевич не мог отделаться от ощущения, что Королёва говорит о себе - ведь неспроста она и жена Слизкина не терпели друг друга: одинаково заряженные частицы отталкиваются.
          Королёва дозвонилась отдыхающему в отпуске Слизкину, обвинила его в неспособности решать проблемы собственной семьи, и сама поехала в университет устраивать туда сына Слизкина. Она договорилась о приёме сына Слизкина на платный подготовительный факультет, теперь нужны были деньги и паспорт сына, но Слизкин был в отпуске, его жена не захотела заниматься судьбой сына, самого сына тоже не было в городе, и Королёва силой заставляла их заниматься собственной проблемой. Она дозвонилась до Слизкина и вырвала у него обещание, что завтра дочь Слизкина привезёт ей паспорт сына, и теперь ей надо было найти кучу денег – 20 000 рублей, чтобы заплатить за полгода обучения. Она решила взять эти деньги у бывшего мужа и довела дело до конца: заключила договор на обучение сына Слизкина и заплатила 20 000 рублей.
          Когда Королёва хвасталась, как она помогла Слизкину устроить сына в университет, Василий Порфирьевич с грустью подумал, что Королёва взяла на себя грех ещё за одну молодую судьбу, кроме судьбы Пешкина. Она говорила много красивых и правильных слов, помогала Слизкину решить судьбу сына, а на самом деле у неё не было жалости ни к простуженному Ильюшину, который безуспешно умолял её не открывать окно и не устраивать сквозняк, ни к Пешкину, чью судьбу она растаптывала на глазах у Морякова.