Глава 62. Омут болотных глаз

Желтые шторы, словно старые, пожелтевшие от времени и солнца пергаменты древних свитков, еле пропускали свет в комнату, создавая полумрак, густой и тягучий, как мед, наполненный тихим теплом, уютом, и каким-то особенным, почти сакральным спокойствием, словно здесь время текло по своим, только ему понятным законам. Это была келья, простая и аскетичная, как обитель отшельника, но в то же время полна особого очарования, пропитанная духом творчества, уединения и какой-то таинственной внутренней гармонии. На полке, словно на алтаре в старинной часовне, или в потайном уголке старого замка, стояла икона, смотревшая на мир с мудростью и терпением, словно свидетельница многих веков, рядом с ней лежал тоненький, потертый молитвослов, с закладками на самых важных страницах, и нетронутая желтая свеча, словно ждущая своего часа, чтобы озарить эту комнату своим робким пламенем, отгоняя тени и страхи.
Вера лежала на узкой кровати, её тело расслаблено и спокойно, словно после долгого и утомительного путешествия по бескрайним просторам сновидений. Одна нога, нежная, как тающее на весеннем солнце мороженое, свисала с края, едва касаясь прохладного пола, словно белая лилия, тянущаяся к спасительной прохладе. Каждая клетка её тела словно впитывала тепло, которое исходило от Самира, словно она была губкой, жадно поглощающей живительную влагу. Она была одета в легкую бежевую блузку, которая мягко облегала её тело, и кремовые широкие брюки, которые немного помялись от долгого лежания, сохраняя следы её движений. Её глаза были сомкнуты, ресницы, словно крылья бабочки, трепетали, словно готовые вот-вот взлететь, губы слегка приоткрыты, и лицо, как у спящего ангела, выражало полное умиротворение, безмятежность, как будто она была погружена в самые светлые и приятные сны. Её вьющиеся волосы, цвета чая с молоком, когда молока для чая было слишком мало, мягко рассыпались по подушке, словно нежный шелк, создавая вокруг её головы лёгкий, почти невидимый ореол, словно она была нимфой, заблудившейся в этих стенах. “Здесь так хорошо, так спокойно, как будто я дома” – пронеслось у неё в голове. “Я так хочу, чтобы этот момент длился вечно, чтобы это тепло никогда не покидало меня, чтобы я могла вечно оставаться здесь, в этом полумраке, слушая его музыку.”
Самир сидел перед синтезатором, полубоком к Вере, почти спиной, словно погруженный в свой собственный мир, отстраненный от всего, что происходило вокруг. Его спина была напряжена, как струна, словно его тело было всего лишь проводником для музыки, словно он был лишь инструментом в руках самой Музы. Его руки, длинные и сильные, с выступающими венами, похожими на тонкие реки, извилисто бегущим по его коже, казались и грубыми, и нежными одновременно, способными как разрушать, так и творить, как согревать, так и ранить. Медленно взгляд Веры перемещался выше, к его лицу. Длинноватые густые тёмные волосы, словно непокорные волны, спадали на шею, обрамляя его лицо, которое сейчас было сосредоточенным и немного задумчивым, будто он пытался поймать ускользающую мелодию из самого сердца Вселенной. Шея, с выступающими ключицами, казалась одновременно хрупкой и сильной, словно она была границей между его внешним и внутренним миром. Его потрепанная футболка и поношенные штаны сейчас казались частью его образа, неотъемлемой частью его творческой натуры, словно они были свидетелями его бесконечных музыкальных поисков.

Его руки вновь приковывали внимание, длинные, гибкие пальцы, словно послушные кисти художника, уже порхали над клавишами, извлекая первые звуки, словно касаясь струн самой души, словно он призывал к жизни невидимых духов. Он играл, и музыка наполняла комнату, вибрируя в воздухе, словно невидимая ткань, создавая вокруг них свой собственный мир. Его бас, хриплый и прокуренный, напевал мелодии, и это сочетание звуков было таким особенным, таким неповторимым, таким пронзительным, что, казалось, могло разбудить спящего Бога. Его лицо, в этот момент, было полно переживаний, выражающих всю гамму чувств, которые он вкладывал в свою музыку, словно он был открытой книгой, по которой можно было прочитать всю его душу. В его глубоких болотных глазах, словно в бездонном омуте, можно было утонуть, потеряться, раствориться, словно в них были заключены все тайны мира. В них можно было увидеть и радость, и печаль, и надежду, и тоску, словно они были зеркалом, отражающим всю сложность человеческой души. “Он так красив” – подумала Вера, прислушиваясь к его музыке. “Он словно волшебник, создающий из звуков целый мир, и я так счастлива, что могу быть частью этого мира, пусть даже всего лишь на мгновение.”
Вера слушала его музыку, погружаясь в неё целиком и полностью, как будто она ныряла в глубокий океан, где свет постепенно угасал, оставляя только тишину и звуки. Она ощущала, как звуки окутывают её, проникают в каждую клеточку её тела, словно живительный нектар, растворяясь в ней, пробуждая самые сокровенные чувства. Она ощущала тепло, исходящее от него, чувствовала его любовь и страсть, которые он вкладывал в каждую ноту, в каждое прикосновение к клавишам, словно он через музыку передавал ей все свои чувства, которые он не мог выразить словами. Она тонула в его музыке, тонула в его глазах, тонула в этом моменте, словно в бездонном омуте его болотных глаз, в котором она мечтала остаться навсегда. Она чувствовала себя счастливой и безмятежной, словно в объятиях любимого, словно она была маленькой лодочкой, которую несет по волнам его мелодии. Она растворялась и понимала, что здесь она обрела свой дом, место покоя, свою истинную суть. Здесь, в этом полумраке, под звуки его музыки, она ощущала себя целой и наполненной, словно она нашла потерянную часть самой себя. Она хотела запомнить каждый миг, чтобы этот момент остался в её памяти навсегда, как самое яркое воспоминание, как самый ценный бриллиант. 
“Я люблю его, так сильно, что не могу выразить это словами”