Отшельник с Подкаменной Тунгуски. Книга 4. Гл 26

Глава 26. Тревожное утро.



                То, что случилось дальше с нашим незваным гостем, мы узнали с Юркой лишь когда совсем рассвело. А пока малец в который раз спустился вниз, теперь уже за фонарем, а я, как ни высовывался, так и не смог углядеть – куда пропал косолапый. След, в световом потоке из окна, уводил зверя за угол, и первое, что вдруг взбрело мне в голову - вот бы ещё имелся лаз на чердак, то и лесная сторона сейчас открылась бы. Надо с Юркой завтра обмозговать это дело! И как он сумел сподвигнуть меня на такие действа? Не было бы мальца, то просидел бы весь вечер, да и ночь, с ружьишком у двери в ожиданиях, пока все само собой не рассосется, а так, выходит, что страху поднатерпелись, и повоевали немного. Юрка всё порывался выглянуть во двор, но, вместо напускного геройства, я уговорил его отправляться с собаками сегодня ночевать наверху, и каково же было удивление, когда спустя полдюжины времени наблюдал его спящим в обнимку с Альмой под одной рукой, и Алтаем с другой. Ну, дела, как же уберечь мне такое семейство от всяких невзгод?!
                До утра почти не сомкнул глаз. Пару раз кипятил воду, да заваривал травяной чай, разобрал и почистил карабин, сварил собачатам кашу на оленьем жиру, а Юрке испек большую лепешку. Уже перед самым рассветом спустился вниз Алтай, а за ним и Альма. Полакали чуть воды, и запросились на кормежку. А я же, наконец, взобрался на свою лежанку и закрыл глаза. Что бы сказал Владимир Иванович про такое наше происшествие? Наверное, не одобрил бы, ведь уважал он хозяина тайги, и лишний раз никогда не поднимал на него ружье. Я даже и не помнил – говорил он мне про свои встречи с медведем, или нет? Всякие думы лезли сейчас в голову: от самой жалостливой, до самой невероятной – а вдруг живой мишка, или подранетый, да залег где - нибудь поблизости. Никак нельзя Юрку во двор выпускать! Вот полежу чуток, да разведаю – что к чему.

                Медвежий след от зимовья уходил вдоль стены в ближайший сосняк и там терялся. А моя забота о всём случившемся вдруг перенеслась на реку, ведь не могло же почудиться вчера, а вдруг и второй косолапый где-либо затаился. Альма кружила вокруг дома в поисках неизвестно чего, а я, захватив карабин, отправился вниз по наледи. Почти у самого скончания залитой катушки явно просматривалась вмятина в снегу, и даже моему, неопытному в таких делах, глазу стало понятно, что пара медведей перед тем, как отправиться по гостям, решилась на небольшую передышку. Следов было действительно два: один вел в нашу сторону, второй же уходил вверх по притоку. И был он намного меньше, на что Юрка бы уже прояснил мне, что это полугодовой медвежонок, и он с перепугу удрал куда подальше.  А коль удрал, то почему и мать не последовала за ним в погоню, а озадачилась нашим пребыванием. В таких рассуждениях я и дождался Юрку с Альмой, отправившихся вдруг на поиски запропастившегося невесть где старшего своего сожителя:
                - Дядя Егор, а Альма след взяла, и я медведя видел!
                От таких его слов у меня вдруг образовалась икота, и, с замедлением, но вроде членораздельно, я попытался уточнить про его донесение:
                - Где?
                - Там, за домом валяется, - как ни в чем ни бывало продолжил бравый малец, и я потянулся восвояси.
                Лишь шагах в десяти от дома я обнаружил кровавый след. Видимо, в болевом порыве раненый зверь за несколько секунд преодолел этот путь, а дальше уже шел на издыхании. Громадная туша лежала на животе с раскинутыми по сторонам лапами, а неестественно вывернутая морда с оскалом была повернута в нашу сторону.
                - Холодный уже, я трогал, - донес до моего рассеянного сознания Юркин голос, и я попятился от медведя в его сторону:
                - Выходит, что попали…
                - Ну да, чё – я зря метился! – и Юрка палкой уже ковырял в медвежьей пасти.
                - И что теперь?
                - Да пусть валяется. Дядька заедет, шкуру сдерет, и мяса собакам нарубит.
                На том и порешили. Ни такой шкуры, ни тем более мяса, мне сейчас совсем не требовалось, да и никогда не решился бы разделывать этакую громадину. Оленя, вот, пару раз так оприходовал, да и то с большой недостачей, а на эту и рука не поднялась бы. Юрка враз потерял интерес к нашему времяпровождению, что показалось мне удивительным при его вчерашнем настрое, и, лишь вернувшись к дому, я понял его истинное состояние души. Он отыскал то место, где стоял медведь, да куда мы палили вечером, и теперь рассказывал и показывал собачатам: откуда он стрелял, куда попал, и как мишка удирал в лес. Ну, дела, артист, да и только. А оленеводы объявятся? То и вовсе окошко опять выставлять придется для достоверности. 

                В итоге всей этой катавасии наш несостоявшийся завтрак понемногу переместился в обед, и как только я вывалил собачатам остатки еды из кастрюли, так и засобирался пройтись вверх по притоку. Юрка не горел желанием к такому перемещению, но и оставлять его сейчас одного, или даже с собаками, я не решился. И наобещав ему стрельнуть из карабина, еще раз оглядел окрестности в бинокль. Если судить по оставленным следам на реке, то молодой мишка раза в три поменьше будет своей мамаши, а вот где у них постоянная лежка, то мне было неведомо. Скорее всего на том берегу, за горной грядой, куда уходили они в прошлое свое пришествие, и где Альфа снюхалась с волчьей стаей. По всем раскладам выходило, что в той стороне водится вдоволь всякой живности, и зачем тогда их к нам потянуло? Неужто на собачат позарились? Владимир Иванович как-то говорил мне, что кровный враг для медведя в тайге – это собаки, которые своим лаем и напором выводят его из равновесия, и зачастую обращают в бегство. Вот только не наши неучи, им пока только за Юркой гонять, да стены вокруг дома метить.
                Сразу за мостом через приток медвежий след забирал круто влево, а это значило лишь одно – пошел лесом в нашу сторону. Либо запах родной почуял, либо от безысходности мечется, не зная куда. Юрка опять навел справки, и отрапортовал:
                - Вчера еще прошел, давайте постреляем, и домой пойдем.
                - Ну, руби тогда вон ту березку, на уровне груди что б!
                Сначала не додумал, а когда я начал на кромке сруба вырезать ямку, то и завертел вперед головой – в кого бы стрельнуть. Но, кроме Альмы с Алтаем, никого не наблюдалось, и тогда побежал вперед с обрубленной веткой, и сунул ее в снег в двадцати шагах.
                - Я и то не попаду, - попробовал донести до него всю бесполезность затеи, - стреляй вон в ту сосну, она как на ладони.
               Юрка долго примащивал карабин в выемке, и еще дольше зырил в окуляр, а когда мое терпение начало подходить к скончанию, потянул за крючок. Пуля ударилась в ветку, и завалила ее в снег, а малец уж было собрался бежать и праздновать победу, как со стороны дома дуплетом разнеслись выстрелы.