Девочка, которая больше не боится грозы

...Мама, если ты это читаешь — значит, письмо всё-таки нашло тебя сквозь дым и сталь. Пишу карандашом, прижав листок к коленям, а земля подо мной стонет от боли и дрожит, будто боится. Здесь пахнет гарью и железом. И кровью. Но я не о ней. Не хочу, чтобы ты плакала... Хотя знаю, что ты заплачешь, как только увидишь мой почерк.

Сейчас над нами повисла странная тишина. Вражеские танки отползли, оставив за собой рваные воронки и тела, которые уже не кричат, не плачут, не зовут… А я... я сижу в холодной грязи, сжимая в кармане твой платок, вышитый васильками. Помнишь, как мы собирали их на поле за рекой и вплетали в венки? Ты говорила, что они похожи на кусочки неба, упавшие в траву. Теперь это небо рвут снаряды, мама. Оно больше не синее. Оно черное от дыма и красное от огня. И васильки... их больше нет. Их выжгли, как выжигают всё живое.

Мои руки трясутся. Не от страха — от того, что в ушах до сих пор стоит грохот танков. Они ползли, как чудовища, давя нашу землю. Кто-то кричал. Кто-то молился. Я же молчала, глотая слезы, и думала о твоих коленях. О том, как в детстве прижималась к ним щекой, когда гроза гремела за окном. Ты гладила мои волосы и пела — тихо, будто боялась спугнуть мелодию. Сейчас вместо твоего голоса — свист. Вместо тепла — холодная сталь винтовки, которая уже не кажется чужой. Она стала частью меня, как и этот окоп, как и эта война.

...Мама, прости, что не приехала тогда, в прошлом году. Говорила: «Война кончится — наверстаем». А теперь понимаю: мы не наверстаем ничего. Здесь, в окопе, время сгорает быстрее пороха. Иногда кажется, будто я уже умерла, а это просто душа моя никак не улетит — цепляется за обрывки воспоминаний. Цепляется за твой смех. За запах ягодных пирогов. За синеву василькового поля, которое теперь перепахано взрывами...

Сквозь дым я вижу закат. Он багровый, как рана. И если это письмо дойдет до тебя -знай, что я ни о чем не жалею. Только боюсь. Очень боюсь, что забуду, как пахнут твои ладони. Как звучит твой голос, когда ты зовешь меня домой. Боюсь, что не услышу больше: «Доченька, всё пройдет».

А если не пройдет, мама? Если это боль никогда не кончится? Если я останусь здесь? Ты верила в ангелов. Помнишь, как рассказывала мне, что они всегда рядом? Может, теперь я стану твоим. Только не плачь, мама. Я не хочу, чтобы ты плакала. Улыбайся, даже сквозь слезы, улыбайся глядя в небо. Может, я буду там — в васильках, в кусочках уцелевшего неба.

Прощай.
Твоя девочка, которая больше не боится грозы.