Кукла

Данная повесть входит в цикл "Город Дождей", объединенный общими героями и событиями, расположенными в хронологическом порядке. Повести "Город Дождей" и "Братец Апрель" здесь опубликованы. Данный роман - продолжение "Братца Апреля".
По жанру это ближе всего к триллерам. (И дальше всего от "современного любовного романа").

“Что мне было нужно, это то, что за деньги нельзя купить” (с)

 Джон Фаузл, “Коллекционер”

 

 







 ...Почему-то в крупные города Весна не вступает, а врывается - поистине с буйством пьяной бабы. Обнажает всюду кучи мусора, до поры до времени дремавшие под снегом, расшевеливает скромных городских птах и нескромных городских котов и вносит в хмурые, измотанные зимними холодами души горожан призрачные надежды на перемены к лучшему (надежды, как правило, несбыточные...)

 Природа живет по своим законам, люди выдумывают себе свои, а в действительности подчиняются тем же - данным свыше. По городским “джунглям” бродят свои хищники и их потенциальные жертвы.

 Игорь Громов по прозвищу “Громобой”, о котором речь пойдет ниже, принадлежал к породе хищников. В былые времена Громов, возможно, сделал бы карьеру на спортивном поприще, но времена изменились, и “Громобой” успешно завоевывал авторитет на поприще рэкета.

 Причем, в отличие от утрированно-дебильных “рэкетиров” из низкопробных отечественных сериалов, Громов дураком отнюдь не был. Возможно, блестящей образованностью он похвастаться не мог, однако, образованность и природные хватка и смекалка разнятся так же, как разнятся теории с реальной жизнью.

 К своим двадцати семи годам “Громобой” успел пройти и крещение огнем, и крещение неволей. Ему прекрасно был известен отлаженный механизм мира организованной преступности - механизм примитивный, однако, надежный и эффективный.

 Пока крутились шестерни этого механизма, такие как Гоша Громов, могли чувствовать себя вполне комфортно и даже процветать - ведь в этом мире выживал действительно сильнейший и всё продавалось.

 “Громобой” считал - не только всё, но и все.

 И был прав. Почти на сто процентов. Почти. 

 * * *

 



 

 

    ГЛАВА ПЕРВАЯ. "Цветочки... и ягодки"            

 

 

1.

 День, который “Громобой” впоследствии всячески проклинал, начался для него вполне обыденно - со сбора дани. Парочку подопечных, как водится, поставили на счетчик (с одним, считал Гоша, придется все-таки разобраться - в назидание прочим, недостаточно серьезно относящимся к выплате долгов). Назревала “стрелка” с одной из конкурирующих группировок в связи с переразделом территории.

 Ну, и прочие специфические мелочи - улаживание спорных вопросов, поддержание строгой дисциплины среди вверенных “Громобою” “бычков” и тому подобное.

 Неприятность, а точнее конфуз случился, когда Громов проезжал мимо университетского корпуса, направляясь к одной из торговых точек, находящейся под “крышей” группировки, в иерархии которой Гоша занимал второе место, являясь “правой рукой” Юры Гвоздева (а проще - “Гвоздя”).

 Ну как тут не поверить в предчувствия? Не успел “Громобой” раздраженно подумать, что “эти хреновы студенты” так и лезут под колеса, как перед ним (ну прямо-таки как из-под земли!) возник щупленький рыжий шкет. Гоша со злостью подумал, что имел полное право его переехать - до “зебры” оставалось метров пятьдесят.

 К счастью, Громов не разогнался до привычных восьмидесяти. К счастью, успел вовремя затормозить. И лишь задел рыжего мерзавца правым крылом машины.

 Парень, конечно, плюхнулся на асфальт, а рядом с ним рассыпались его книги и тетради.

 “Ну, всё! - “Громобой”, кипя от ярости, выскочил из своего БМВ, - Сейчас, шкет, ты узнаешь, как выглядит клочок неба размером с овчинку...”

 Рыжий не успел подняться на ноги, но, увидев неотвратимо надвигающуюся на него мышечную массу “Громобоя” (очень внушительную), стал задом, пятясь по-крабьи, отползать на тротуар.

 Но Гоша не намеревался позволять шкету безнаказанно отползти. Отнюдь не намеревался!

 Нагнувшись, он резко схватил рыжего за ворот рубашки (с некоторым удовлетворением услышав треск рвущейся ткани) и выдал потрясающую по своей силе и выразительности матерную тираду (вряд ли в этой тираде хоть одно слово являлось цензурным).

 Еще большее удовольствие “Громобою” доставил неподдельный ужас, выплеснувшийся из голубых, едва не вылезших из орбит глазенок рыжего.

 Гоша уже занес над парнем ладонь, намереваясь свое внушение сделать более веским, как вдруг, совершенно неожиданно, на его запястье сомкнулись тонкие, но довольно сильные пальцы, и “Громобой” услышал над ухом пронзительное:

 -Прекратите! Что вы делаете?!

 От абсолютной неожиданности Гоша даже отпустил рыжего. Это кто ж ему, хозяину жизни, посмел помешать? Какая-то малолетка, паршивая студенточка? Не соображает, кто перед ней?

 Что ж, придется проучить не только рыжего...

 Гоша не успел развернуться, как она сама возникла перед ним - действительно тонюсенькая пигалица в узких джинсиках. Определенно, намереваясь встать грудью на защиту рыжего недоумка.

 “Тоненькая... а грудь хоть куда”, успел машинально отметить “Громобой” перед тем, как его глаза встретились с глазами девчонки.

 После этого Гоша испытал нечто... странное. Сравнимое с легким электрическим разрядом. Или мини-землетрясением.

 Словно качнулся асфальт под ним, дома и деревья сместились... а через секунду - все опять на месте.

 И перед ним, “Громобоем”, стоит самая потрясающая девочка, какую ему доводилось видеть вживую.

 Вот такие дела. Ему даже захотелось глаза протереть - может, мерещится?

 Как бы не так. Не мерещится.

 Глазищи - в пол-лица (поначалу он их цвет определить не мог - то ли голубые, то ли зеленые... лишь впоследствии убедился - серые, но какие серые!)

 Лицо разрумянилось, тонкие ноздри маленького носика гневно трепещут, нежные губки чуть приоткрыты (словно она вознамерилась свои белоснежные зубки оскалить), но главное - не боится! Ни черта не боится! Хотя прекрасно видит, кто перед ней...

 Студентка паршивая, пигалица, наверное, двадцати еще нет... но та-акая прехорошенькая! Он даже невольно сглотнул слюну. И, пожалуй, впервые за десяток лет, пока наращивал свои авторитет и мышечную массу, не нашелся, что сказать.

 ...Рыжий, тем временем, воспользовавшись его замешательством, успел подняться на ноги и даже собрать часть своих книжек.

 “Громобой”, собрав волю в кулак, отвел, наконец, глаза от личика, любоваться которым, казалось, можно бесконечно, и шагнул к рыжему.

 И девчонка шагнула. Опять заслонив собой шкета.

 - Я сказала, не трогайте его!

 Пожалуй, дерзость этой пигалицы повергла Гошу даже в больший шок, чем ее красота.

 - Да ты... - только и сумел просипеть “Громобой”, - Ты видела, что он сам под колеса бросился?!

 Вот так дела! Он теперь еще и оправдывается! Может, солнечный удар?

 А сумасшедшая девица тем временем полезла в свою сумочку, извлекла из нее бумажник, а из бумажника - пачку купюр.

 - Этого вам будет достаточно в качестве компенсации за моральный ущерб? Если нет, скажите, сколько вам нужно, чтобы вы оставили моего друга в покое.

 Друга?! Гоша, похоже, просто лишился дара речи. Да этот шкет ей - по плечо! Ну, надо такое отмочить - “друга”!

 ...И неожиданно вместо того, чтобы объяснить девчонке, где самое место ее засаленным бумажкам, Гоша... расхохотался.

 Это было определенно нервное. Гоша знал - случается подобное. Обычно - в экстремальных ситуациях.

 А девочка, однако, молодец! Дерзкая!

 Она тоже улыбнулась. Правда, не слишком уверенно.

 - Ладно, проехали, - едва не ошалев от собственного великодушия, изрек “Громобой”. К рыжему он уже не испытывал злости (не иначе, вся злость испарилась вместе с хохотом) и готов был его отпустить... но вот девушка... с ней определенно знакомство хотелось продолжить.

 Она словно бы замялась. Потом деньги сунула назад в сумку. Не глядя.

 -В таком случае...

 - В таком случа’е, -сейчас “Громобой” испытывал истинный кайф от абсолютно для него не характерной ипостаси едва ли не Робин Гуда, - Увидимся сегодня вечером, в семь. У “Полета”, - и, как самому ему казалось, элегантно извлек из кармана своего пиджака “визитку”.

 Девушка опять как будто испытала замешательство, собралась что-то сказать, но передумала. Гоша, тем временем, с удовольствием рассматривал лакомый кусочек, который, он был уверен, сегодня непременно продегустирует. И впрямь куколка - высший класс... Фигурка точеная; длинные, темные, но с рыжиной локоны (то, что Гоше особенно нравилось), а уж глазищи... посмотришь - утонешь.

 Да, жизнь полна приятных сюрпризов...

 Девчонка, тем временем, “визитку” взяла и одарила “Громобоя” улыбкой, от которой и айсберг бы растаял.

 - Прекрасно. В семь. Я буду.

 После чего подхватила рыжего под локоток и скоренько так прочь.

 - Стой! - спохватился Гоша. Вот идиот, даже именем не поинтересовался!

 Ну, ладно. Уже сегодня вечером узнает...

 Он посмотрел вслед девушке. Рыжий, семенящий рядом и чуть прихрамывающий, пугливо оглянулся через плечо. “Громобой” в шутку скорчил ему свирепую рожу - и шкет покраснел, шаг ускорил... Гоша подумал: если б не красотка рядом, чего доброго и побежал бы... “друг”, ха!

 Гоша снова сел в свой черный БМВ, включил магнитолу и даже стал тихонько мурлыкать себе под нос.

 Настроение у него сейчас было самым превосходным...

 

 * * *

 

2.

 - Ты соображаешь, что наделала?! - Рыжик чуть не плакал, - Это же самый настоящий бандит! Из братвы! Он же...

 - Заткнись, - отрезала Ольга, хоть на душе - что греха таить? - было слегка муторно, - День-два, и он обо всем забудет.

 - Забудет, забудет... - продолжал бубнить рыжий, - А если не забудет? Такие не любят, когда их кидают!

 - Никто не любит, когда кидают, - сухо ответила Ольга, ловя себя на сильном желании слегка потаскать Рыжика за его нестриженные рыжие вихры. Паникер несчастный, трусишка... Боится, что тот бандит их разыщет. Ну, не ерунда? Дел у него других нет, что ли?

 И вообще, чья бы корова мычала, только не рыжего. Пусть благодарит ее за то, что она его выручила, иначе тот “кабан” попросту размазал бы его по асфальту...

 Или Рыжик считает, что ей следовало этак корректно отказаться от приглашения братка в кабак? Но в этом случае неизвестно, какова была бы его реакция...

 Ну, хорошо, поймет этот светловолосый “кабанчик”, что она согласилась пойти к нему на свидание, чтобы он только от них с Рыжиком отвязался, возможно, разозлится... ненадолго.

 А потом найдет сотню-другую девочек, готовых броситься ему на шею - и все. Разве такие испытывают недостаток в девочках? Это девочки спят и видят, чтобы заполучить подобное толстомордое “сокровище”, разъезжающее на БМВ последней модели...

 …- Абсолютно бешеный взгляд! - продолжал распинаться рыжий, - Он же псих! А когда до него дойдет...

 - И что? - резко парировала она, - Мне следует расплатиться натурой с тем “кабаном” за то, что он тебя на месте не прибил?

 Лицо рыжего приобрело почти морковный оттенок - даже веснушки пропали.

 - Ладно, прости. Но я же за тебя волнуюсь! Я же видел, какими глазами он на тебя смотрел!

 Ольга чуть презрительно усмехнулась. “Такими глазами” на нее смотрят с самого нежного возраста - и что? Если на всех обращать внимание...

 Рыжик насупился.

 - Никогда себе не прощу, если у тебя будут проблемы из-за меня...

 Ольга фыркнула и взъерошила его рыжие вихры. Ну, чтоб она делала без своего милого Рыжика? Он ведь даже больше, чем друг, почти... брат!

 - Не будет неприятностей. Неприятности будут, если французский с тобой завалим. Так что гони конспекты, по твоим легче заниматься, у тебя почерк разборчивей...

 

 * * *

3.

 Крайне редко такое случалось - чтобы “Громобоя” кто-то кидал. А те, кто кидал, очень дорого за это платили... порой и жизнями.

 А бабы его не кидали вообще. Одна попробовала... до сих пор, небось, просыпается в холодном поту, когда видит его, Гошу Громова, во сне...

 И вот кинула его эта пигалица. Студенточка паршивая... Два часа он, как последний идиот, на улице торчал, ждал, когда она появится...

 Пока в полной мере не дошло - не появится девочка.

 Сразу стало понятным, отчего она так скоренько от него улизнула. Вот нахалка, а? Улыбочку состроила - мол, да, ждите-ждите, а сама... ну, правильно. То-то ему немного странным показалось, отчего она так легко согласилась с ним увидеться. Как самая заурядная шлюшка. Такая красавица могла бы и поломаться - хотя бы для вида...

 Значит, изначально знала, что кинет его, дрянь такая. А он ведь даже имени ее не знает! И то, что она студентка, тоже не факт. Похожа на студенточку, однако, не факт, не факт...

 Тем же вечером “Громобой” в утешение снял парочку довольно хорошеньких профессионалок, однако, неожиданно понял - не катит! Ну не катит, и все тут!

 Конечно, если годами довольствоваться одними шлюхами... и всем от него что-то нужно! (Как что? Бабки, ясно, что ж еще...) Эти стервы, едва завидев его, “Громобоя”, всего такого навороченного, шикарно прикинутого, с “Ролексом” на волосатом запястье, французским парфюмом благоухающего, на новенькой БМВшке разъезжающего, да и живущего в уютном коттеджике из красного кирпича, тут же с горящими глазами на шею бросаются... Некоторым, правда, достаточно одних тряпок, а другие - с далеко идущими целями... Была у него одна подруга, три года назад. Почти отволокла его в ЗАГС... хорошо, что его осенило в последний момент поподробнее справки о ней навести. Оказалось, у девочки уже “короед” имеется, живущий в деревне, у ее предков. Причем, родила она мальчонку лет в пятнадцать и, похоже, сама не знала, от кого...

 Вот на такой шлюхе прожженной он чуть не женился. Страшно подумать, какими рогами она наградила бы его... может быть.

 Сейчас и не вспомнить, когда он женщину по-настоящему завоевывал. Да нет. Никого он не завоевывал. Покупал - да. Регулярно. Хотя сейчас и покупать-то не нужно - сами лезут...

 И вот вам, пожалуйста - кинули...

 Хотя, может, и нет? Может, обстоятельства у нее изменились, потому и не пришла? Приступ аппендицита, к примеру. Или еще что-нибудь...

 Выставил шлюх из дома, ни копья не заплатив, как те ни верещали, вернулся в комнату, кулаком шарахнул по алюминиевой банке пива (пустой) - в лепешку раздавил.

 Душу отвел и решил - в такую же лепешку разобьется, а наглую девчонку разыщет. И убедится, что и эта ничуть не лучше других. Может, разве что, подороже...

 

 ...В ближайшие три дня “Громобой” ничего предпринять не мог - рутина повседневная не отпускала (а что? Попробуй только тем, кого доишь, послабление дать - тут же на шею сядут и поедут!), но на четвертый день решился.

 Одолжил о приятеля “Мерс” (не шестисотый, конечно. Трехсотый, с тонированными стеклами - чтоб лишний раз не светиться) и снова к университету поехал.

 В то же время, что и три дня назад.

 Остановился напротив ворот университетского скверика. Интересно, когда же у студентов (и студенточек) занятия заканчиваются?

 Ладно, приготовился ждать. На этот случай даже свежий номерок “Плейбоя” захватил... но сосредоточиться на журнальчике не удавалось - постоянно приходилось отвлекаться, смотреть на вход...

 Что ж, студенточек хорошеньких много, то той девочки не было. Закон подлости, что поделаешь?

 За пятьдесят минут ожидания Гоша совсем скис. В конце концов, решил плюнуть на все и уехать (и черт с ней, этой пигалицей, может, она вовсе не так и хороша, как ему поначалу, из-за прилива адреналина, показалось?), уже повернул ключ в замке зажигания...

 И тут удача ему улыбнулась (нет, не зря все-таки он себя удачливым считал) - увидел он ее... долгожданную.

 И хоть на сей раз на ней были не джинсы с водолазкой, а легкое платьице (установилась по-настоящему теплая погода), и волосы не были распущены по плечам, а заплетены в трогательную, начинающуюся с макушки, косичку, узнал “Громобой” ее сразу.

 Потому, что невозможно было ее не узнать. Как только он ее увидел, сердце его вдруг бешено подпрыгнуло... и заколотилось чаще раза в три.

 И ладони, вдобавок, вспотели. Да не только ладони... Черт, да его просто в жар бросило - как бросало лишь в те моменты, когда жизни что-то непосредственно угрожало (как на “стрелке” с членами враждебной группировки, к примеру).

 Но сейчас-то что угрожало? Ничего, ровным счетом... Сейчас он просто сидел за рулем в тачке своего корешка и, не отрываясь, смотрел на девчонку в светлом летнем платье, о чем-то непринужденно болтающую со своей подружкой. “Ну, страшила”, подумал Гоша, хотя, может она так выглядела на фоне кинувшей его красавицы?

 Нет, ничего ему, Громобою, в прошлый раз (когда он “куколку” увидел впервые) не померещилось. Она действительно чертовски хороша. Даже сердце сжималось - до чего же хороша...

 Такое нежное, ангельски нежное лицо... и фигурка безупречная, и походка... такая легкая... как в старой песне “Летящей походкой ты вышла из мая и скрылась из глаз...”

 Черт!!! Она же сейчас действительно из глаз скроется, пока он тут сидит, как китайский болванчик, и млеет, созерцая куколку...

 Гоша отцепил от руля потные ладони и вылез из машины, когда девочка находилась от нее уже в паре шагов. Вылез... и неожиданно понял - не знает, что и сказать ей, кроме “Здрасьте”! То есть, знал, но сейчас, увидев ее, с ужасом осознал - не знает, с чего и начать...

 Так. Она тоже его, наконец, заметила. Узнала. И... побледнела. Улыбка моментально сошла с лица, а глазищи потемнели. Из серых почти черными сделались...

 “Боится”, - подумал Громов и даже испытал легкое разочарование. Такая не должна бояться! В прошлый-то раз не боялась... неужто он выглядит так устрашающе? Да он уже готов ей простить то, что она его кинула! Именно! Простить!

 “Громобой” раздвинул губы в улыбке. В отличие от большинства братков, он не считал, что золотые коронки на осколках выбитых зубов - это красиво. Коронки у “Громобоя” были безупречно белые. Фарфоровые.

 Посему улыбку свою он считал едва ли не по-голливудски неотразимой.

...Однако, разыскиваемая им красавица, видимо, считала иначе. Ответной улыбки он не дождался.

 - Ну что ж ты? - спросил Громов настолько мягко, насколько умел (отметив не без удовольствия, что подружка красавицы пялится на него, едва не разинув рот. Что ж, мужчина он, конечно, видный...), - Я тебя ждал, ждал... заказал столик... а ты?

 Наконец-то румянец стал возвращаться на прехорошенькое личико. А когда приоткрылись прехорошенькие губки, и девушка заговорила, сказанное ею явилось для Гоши такой неожиданностью, что он сам, похоже, замер... с отвисшей челюстью.

 Нет. Ни черта девчонка его не боялась. Если она и побледнела, то... от злости.

 - С каких пор мы с вами на ты? - абсолютно ледяным тоном изрекла красавица, - Ваш контингент, - легкая усмешка, - На Тверской работает. По ночам.

 Да она откровенно ему... хамит? “Громобой” не столько разозлился, сколько... удивился. И пока он удивлялся, девчонка уже повернулась, чтобы уйти - и ушла бы! Так и ушла! - если б “Громобой”, обладающий неплохой реакцией, наконец, не вышел из оцепенения и не схватил ее за предплечье.

 - Нет, погоди, - поначалу голос еще звучал сипловато, но потом, Слава Богу, выправился, - Ты мне обещала прийти и не пришла. Объясни, почему.

 Она слегка поморщилась. Но испуга во взгляде не было. Не видел “Громобой” в ее взгляде испуга!

 Более того, у него самого от ее взгляда решимость и уверенность начали уходить... Словно он уже не хозяин жизни, а кто-то вроде прыщавого узкоплечего подростка, жутко смущающегося рядом с первой красавицей школы...

 - Пожалуйста, отпустите мою руку, - негромко сказала она. Негромко и спокойно.

 И пальцы “Громобоя” разжались. Словно сами собой. Как по мановению волшебной палочки.

 - Прошу меня извинить, что заставила вас ждать, - продолжила она так же ровно и подчеркнуто вежливо. - У меня действительно так сложились обстоятельства, что я не смогла прийти.

 И отвела от него глаза. С таким видом, словно ей невыносимо скучно было смотреть на него. На него, на его “тачку”... на всё, с ним связанное.

 Просто скучно.

 “Громобой” молчал. Молчал и потел. Ощущая одновременно и жар в животе, и лед.

 А еще - тоску. Тоску в сердце. Ибо девочка-то была не его... И надежда на то, что она охотно прыгнет в его постель, стОит потрясти перед ее точеным носиком толстой пачкой “зелени”, стремительно таяла... как мороженое на тридцатиградусной жаре.

 Не интересовал он ее, похоже. Ни черта не интересовал.

 Она взяла подругу под локоток.

 - Всего доброго, Игорь.

 “Громобой” дернулся как от удара током - его ж по имени, вот так, сто лет никто не называл! А она, значит, заглянула все-таки в его “визитку” и даже имя запомнила...

 - Всего доброго, - пробормотал он, стоя как дурак и наблюдая, как она уходит. Уходит его мечта... уходит...

 Все же взял себя в руки. Снова сел за руль “Мерина”, но не погнал. Ехал медленно следом за девчонками (подружка красавицы чуть шею не свернула, озираясь на него).

 Наконец, у перекрестка девушки разделились. Красотка тормознула “маршрутку”. “Громобой” прикинул - ехать следом за такси или...

 Выбрал вариант “или” (сейчас это вернее, учитывая, как подружка на него пялилась). Затормозил рядом с ней. Девушка тут же зарделась. Еще бы... вряд ли напротив нее “Мерсы” останавливаются...

 При желании “Громобой” умел быть и вежливым. Одарил дурочку “фарфоровой” улыбкой.

 - Постойте, пожалуйста... (да она и так стоит столбом, каланча пожарная, да еще и плоская как доска), - Ваша подруга сегодня не в духе, так, может, вы мне компанию составите? Тут недалеко очень уютное кафе. Вы позволите угостить вас чашечкой кофе? (Да я тебе, дуре, и бабок готов подкинуть, лишь бы информацию получить!)

 Порой Громов, как ни странно, бывал весьма обаятелен...

 ...Да, в подружке красавицы он не ошибся. В его “тачку” она села охотно (“Громобой” подумал презрительно, что и в его постель она столь же охотно прыгнула бы... если б он попросил или приказал), а уже через пятнадцать минут, сидя с девчонкой в бистро, он жадно впитывал информацию о красавице - и ее имя, и на каком курсе учится (да на каком факультете), и кто ее родители... и даже то, что сейчас она, вроде, ни с кем из парней не встречается.

 - А как же тот рыжий шкет? - полюбопытствовал Гоша.

 Подружка Галя даже поморщилась.

 - Да ну... они просто дружат. С первого курса.

 ...Что ж, информация обнадеживала...

 Вечером в своем коттедже, попивая у камина контрабандное шотландское виски, “Громобой” все основательно обдумал. А, может, куколка просто набивает себе цену? Ладно, в этом случае он ей подыграет... есть за что бороться, черт возьми!

 Настроение опять поднялось. “Громобой” понял, что просто брался не с того конца.

 Ну, теперь-то возьмется с нужного...

 * * *

 

4.

 - Знаешь, - искренне сказала Ольга, - Вот сейчас я с удовольствием завершила бы то, что тот “кабан” не закончил в отношении тебя.

 Рыжик подавленно молчал (а также краснел, сопел, пыхтел - словом, переживал, бедолага).

 Она залезла на диван с ногами (разговор происходил в квартире ее родителей), машинально вертя в пальцах материнскую зажигалку. Черт! Тут от психоза, пожалуй, даже закуришь...

 А она-то надеялась - сработал испытанный прием, пока не позвонила Галка (ну, стерва! И она еще эту стерву подругой считала?)

 -Ну, и что мне теперь делать? Оттого, что мама тебя в детстве не научила переходить дорогу, меня преследует этот урод! И я не знаю, чего от него еще ожидать - теперь, когда ему обо мне известно... Чего ожидать от бандита, а?

 - Может, ты все преувеличиваешь? - неуверенно (и неискренне) возразил рыжий, - Ты же ясно дала ему понять, что он тебя не интересует...

 Она прищурилась.

 - А если он это расценил как кокетство? И какого черта ему понадобилось справки обо мне наводить?

 Рыжик с деланно равнодушным видом пожал плечами.

 - Может, ему просто... интересно.

 - Что интересно? - взвилась Ольга, - Я не кинозвезда! Даже не модель!

Она помолчала.

 -Может, он озабоченный, а, рыженький? Неужто шлюх ему мало?

 - Со шлюхами все по-другому, - тихо возразил Рыжик, - А ты вот красивая и не шлюха... Может, он просто в тебя... влюбился, - и покраснел как вареный рак.

 -Спасибо, - язвительно поблагодарила Ольга, - Чего ожидать от поэта-романтика? Да такие кабаны живут по принципу “что не куплю, то украду”! Или силой отберу...

 Ох, сволочь ты рыжая, - простонала она, - Не зря говорят, что от вас, рыжих, одни несчастья...

 Рыжий насупился.

 - Ладно, хочешь совет? Вот сессия закончится - и поезжай куда-нибудь подальше. Ты ж говорила, предки твои на море собираются?

 - А ты мою поездку оплатишь? - ласковым голоском прирожденной стервы проворковала Ольга, - Ибо началось-то с тебя... если б не ты, рассеянный гений...

 - Ты сама вмешалась, - буркнул Рыжик, - Я тебя не просил.

 - Ах ты дрянь! - на щеке рыжего заалел отпечаток ее ладони, впрочем, через минуту она опомнилась и, догнав рыжего уже у входной двери, обняла и чмокнула в лоб (бедолага был готов расплакаться).

 - Ладно, прости. Ну, прости... Ну, не сдержалась! Пойми, наконец, в каком я сейчас состоянии...

 Лицо рыжего стало покрываться морковным румянцем.

 - А со своим “Рэмбо” ты окончательно расплевалась?

 Тут уж она сама почувствовала, что начинает краснеть.

 - Он мальчик по вызову, по-твоему? - прошипела Ольга, - И сколько раз я должна напоминать, чтоб ты не называл его “Рэмбо”? Какой он тебе Рэмбо?

 - Ну, - рыжий пожал плечами, - Все-таки Погребельского в свое время уделал конкретно...

 Неожиданно ее разобрал почти истерический смех.

 - Ты себя послушай, филолог без пяти минут! Выражаешься, как “чисто конкретный” браток!

 Рыжик слабо улыбнулся.

 - Ладно, прощаю, - великодушно изрекла Ольга, - Почитай что-нибудь из новенького, а, Рыжичек?

 Тот вздохнул.

 - Не пишется. Творческий застой... от переживаний.

 - Разве? - насмешливо удивилась она, - А я думала, у вас, поэтов, переживания вызывают прилив вдохновения...

 Рыжий бросил на нее короткий взгляд, означающий сакраментальное “художника любой обидеть может”, и она, мгновенно устыдившись, ласково взъерошила рыжую шевелюру своего “мальчика-пажа”.

 

 * * *

 

 Следующий день являлся выходным, и она надеялась отоспаться, однако, отоспаться не удалось - ее довольно рано разбудил продолжительный звонок в дверь.

 Затем раздались шаги матери в прихожей, приглушенные голоса и, наконец, оклик:

 -Оля, поди-ка сюда!

 Предчувствие ее - что греха таить? - кольнуло. Противненькое такое предчувствие - все ее основные неприятности - впереди... то, что было - это цветочки...

 Она наспех накинула халат, вышла в прихожую...

 Точно. Цветочки. Точнее, корзина роскошных темно-бордовых роз, которую мать отчего-то держала немного брезгливо - на вытянутой руке. Как пойманную мышь за хвост.

 - Это тебе, - сообщила Оксана несколько одеревеневшим голосом, - Может, объяснишь, от кого?

 Ольга прислонилась к стенке прихожей. Пожалуй, это было впервые, когда чудесные цветы не вызывали у нее ни малейшего восторга...

 Слишком кичливо и дорого выглядел этот букет, чтобы еще оставались какие-то сомнения в том, кто его ей прислал...

 Тем временем Оксана извлекла из корзины визитную карточку.

 - Громов Игорь Анатольевич, ИЧП “Альянс”...

 - Индивидуальная частная прачечная, - пробормотала Ольга, - По отмыву грязных денег.

 Мать, наконец, заметила, что дочь, похоже, совсем не в восторге от презента, и смягчила тон.

 - Кто этот Громов?

 Ольга пожала плечами.

 - Думаю, член преступной группировки. Рэкет или наркомафия... что-то в этом роде.

 Слегка увядающее, но все еще красивое лицо матери сделалось пепельно-серым.

 - Шутка крайне неостроумна...

 - А это не шутка! - Ольга выхватила из рук матери корзину с цветами, распахнула входную дверь и, пройдя к мусоропроводу, отправила роскошные розы прямиком в отходы.

 Потом вернулась в квартиру и, зайдя в ванную комнату, стала тщательно мыть руки.

 Оксана остановилась у косяка приоткрытой двери в ванную. Теперь выражение ее лица стало растерянным.

 - Ты все это серьезно?

 - Серьезнее некуда, - Ольга взглянула в зеркало и отметила, что тоже бледна, не считая двух ярких пятен румянца на скулах.

 - О, Господи, этого только не хватало, - выдохнула Оксана, - Где тебя угораздило с ним познакомиться?

 - Я с ним не знакомилась, - безжизненным голосом ответила она, - Сам привязался.

 Оксана нахмурилась.

 - Но, видимо, какой-то повод ты ему все же дала так себя вести?

Ольга сухо и зло засмеялась.

 - А что тебя не устраивает? Во всяком случае, за твоей дочерью ухаживает не какая-то “голь перекатная”, а состоятельный господин! Директор целого ИЧП!

 Оксана поджала губы, молча развернулась и ушла на кухню.

 Ольга подумала - уж не звякнуть ли Рыжику? (А толку-то? Что этот слабак посоветует?)

 Потом все же чуть успокоилась. Ну, прислал этот толстомордый детина цветы - что тут крамольного? Если наворованные “бабки” некуда девать, пусть развлекается...

 Это же только цветочки...

...Ягодки прибыли через день.

 На сей раз дверь открыла она сама. И увидела стоящего на пороге накаченного молодчика с настолько короткой стрижкой, что он казался почти обритым наголо. Молодчик оскалил в улыбке золотые коронки.

 - Ольга Петровна СнЕгирева? Это вам. От кого, - ухмылка, - Сами знаете. Распишитесь. Вот тут.

 - СнИгирева, - машинально поправила она. Удивительно, но ей еще предъявили какой-то сомнительный квиток, на котором она поставила столь же сомнительную загогулину, не имеющую ничего общего с ее витиеватой, изящной подписью.

 Правильно, ведь стоял июнь месяц - и влюбленный бандит прислал корзину черешни. Отборной, спелой... “Надо бы скормить ее рыжему, - зло подумала Ольга, - Всю. С косточками. Чтоб... подавился”.

 Но слаба человеческая натура. Сплавить такое лакомство в мусоропровод рука у нее не поднялась (полностью, во всяком случае).

 Разумеется, и в эту корзину была вложена знакомая визитная карточка. Уж ее-то Ольга выбросила без малейших угрызений совести.

 А ближе к обеду раздался телефонный звонок, и поднявшая трубку Оксана, зажав мембрану ладонью, вполголоса позвала дочь:

 - Мужчина. Ты дома или...

 - Или,- буркнула Ольга, - Исключительно “или”!

 

...Третьи презентом явилась корзина спелых абрикосов.

 - Для рэкетира у него неплохие манеры, - иронично заметила Оксана.

 Ольга расхохоталась. До слез. Этот истерический смех Оксану насторожил.

 - Что с тобой?

 Она отсмеялась, наконец, и аккуратно вытерла уголки глаз, в которых выступили слезы.

 - Разве не весело, когда тебя добросовестно покупают? При этом выплачивая столь щедрый аванс...

 После чего ее снова разобрал смех и прекратился лишь тогда, когда слезы уже покатились градом, и началась икота.

 

 * * *

 

5.

 - Босс, ну, а че я должен был делать? - скулил “Груздь”, - На лестнице его, что ль, конкретно оставить? Эта дрянь мне дверь открыла, а цепочки не сняла... Я ей, типа, вот, киска, тебе это, типа, презент... А она - это, мол, типа, не ко мне, и пошел, мол, к хозяину и, типа, ни фига мне от него не надо, надо, типа, чтоб только отвязался...

 Дальше он слушать не стал. Просто отделал “Груздя” - да так, что тот самостоятельно подняться не мог (братва ему после этой экзекуции доктора вызвала).

 Вот он, ешь твою мать, браслетик золотой... И что б вы думали? Дрянь его просто... швырнула. Швырнула на лестничную площадку.

 Вот так его, “Громобоя”, эта тварь опустила. Перед всей братвой! За все хорошее, а? За то, что кровно заработанные “бабки” на нее тратил, цветы присылал, лакомства... И вот так опустить его, “Громобоя”!

 Ну нет. Всему, в конце концов, имеется свой предел. Всему! И такого унижения (от бабы!) он, “Громобой”, терпеть не намерен. Нет, не намерен. 

...Какие только планы изощренной мести этой курве не приходили ему в голову, пока он, уединившись в своем коттедже, успокаивал себя литровой бутылью смородинового “Абсолюта”...

 А закончилось все чем? Наутро братки, охраняющие его, босса, по его требованию признались-таки - наклюкавшись в хлам, он раз пятьдесят прокрутил душевную песню о том, что “нельзя быть на свете красивой такой”, причем, сам тоскливо подпевал (точнее, учитывая отсутствие у него, “Громобоя”, слуха и голоса, подвывал), вдобавок, со слезами на глазах...

 Вот ведь как его припекло, а? Впору к какому-нибудь колдуну идти, чтобы снял порчу, что навела на него эта юная ведьма...

 Но, опохмелившись, он все же сумел взять себя в руки, привести мысли в порядок и разработать четкий план действий.

 Прежде всего, направился уже к своему боссу, “Гвоздю”. Заявил, что заработался. Срочно нужен отдых, хотя бы двухнедельный. Иначе сорвется и греха не оберешься...

 - Слышал, сорвался уже, - проворчал “Гвоздь”, - Башню, слышал, снесло у тебя из-за какой-то студенточки... Гляди, доиграешься!

 “Громобой” твердо выдержал колючий взгляд шефа. Сказал, что это все - исключительно его проблемы. А “Груздя” он повоспитывал в целях поддержания дисциплины, а то совсем ведь разболталась братва... А в их деле без строгой дисциплины - никуда.

 “Гвоздь” его материл долго и нудно. Наконец, пообещал - если он, Гоша, через две запрошенных недели проблемы свои не решит - пусть пеняет на себя. И заранее заказывает молебен по своей грешной душе.

 “Громобой” мысленно послал босса в одно не слишком уютное отверстие, вслух же сердечно поблагодарил за предоставленный отпуск.

 После чего решил еще парочку технических вопросов и, наконец, поехал к курве. Для решающей беседы.

 Дверь ему открыла блондинка. Не юная, но еще стройненькая и вообще для своего возраста - хоть куда. Открыла, правда, лишь на длину цепочки (Гоша мысленно усмехнулся - наивная женщина!) Да эту цепочку для него сорвать - все равно, что для нее оборвать ниточку... Впрочем, никаких дебошей он учинять не собирался. Все будет культурно...

 Вежливо поздоровался. Попросил позвать Олю. Блондинка смотрела на него с явным подозрением. “Громобой” уже, грешным делом, решил, что опять соврет, что дочки нет дома, как регулярно врала ему по телефону, но тут куколка появилась сама. Маму отважно отстранила...

...и опять “Громобой” ощутил слабость в ногах при виде нее. Даже мелькнула мысль отказаться от своего плана!

 В самом деле - такая красота... Пусть спокойно живет! А он... так, просто будет ею любоваться - время от времени. К примеру, на выставки ходить вместе будут...

 Да уж, бред. Это когда ж он ходил на выставки? Школьником последний раз, когда им устраивались плановые экскурсии в музеи...

 А унижение он что же, вот так ей простит?

 - Что вам нужно, Игорь? - не голос у этой девчонки, а лед. Просто лед.

 - Поговорить, - выдавил он из себя, - Всего лишь поговорить... И тут, конечно, можно, только через цепочку неудобно...

 Холодный взгляд, от которого “Громобою” захотелось застонать. Ну, где справедливость, а? Хороводится с однокурсником, у которого средств - только в “Макдональдс” ее сводить раз в неделю, а с ним, “Громобоем”, способным ее, если на то пошло, и в Париж на экскурсию свозить - не хочет! Ну не хочет, хоть в лепешку разбейся!

 И все потому, что он - не красавчик? Не красавчик, однако, и не урод же!

 Или ненормальная она просто? Блаженная, а?

 Но если это все - только еще большее набивание цены, то... нет уж. Всему - свой предел.

 - Ладно, - наконец, спокойно сказала Ольга, - Подождите меня во дворе, я сейчас спущусь.

 Вот так. Значит, он, “черная кость”, и права не имеет переступить порога квартиры ее папочки-производственника? Интересно, к слову, узнать, сколько ее папаша, замдиректора трикотажного комбината, успел наворовать за время работы в этой должности...

 Впрочем, все к лучшему. Тот разговор, который он намеревался вести с Ольгой, лучше вести без свидетелей (тем более без ее излишне заботливой мамаши...)

 Послушно вышел во двор, сел под детский “грибок”. Моросил мелкий дождичек, и короеды разбежались по домам. Гоша вдруг подумал - а почему он сам никогда не ощущал потребности завести ребенка? Может, потому что с младых ногтей познал - мир жесток. Очень жесток. Кое-кто и не подозревает, насколько...

 Наконец, появилась и Ольга. Он уже не удивился тому, как заныло у него сердце при виде нее. Из-за нее, курвы, оно у него теперь регулярно ныло. Регулярно.

 Она уселась рядом с ним. Так близко, что у “Громобоя” мелькнула мысль - попросту сграбастать ее - и в “тачку”. И в свой коттедж...

 Но... нет. Так он не хотел. Она пойдет (или поедет) с ним добровольно (ну... почти добровольно).

 Он достал из нагрудного кармана куртки красочные буклеты и аккуратно положил их рядом с Ольгой.

 -Что это? - довольно вяло поинтересовалась она.

 “Громобой” вздохнул. Надо собраться. Собраться... с духом.

 - Две путевки в Анталию, - сипло ответил Гоша, стараясь сейчас не смотреть на ее тонкий профиль (иначе решимость может попросту испариться), - На две недели. Улетаем через три дня.

 Она приподняла брови и бросила на него короткий взгляд. Не добрый и не злой. Спокойный.

 - Всё это прекрасно, но почему вы так уверены, что я соглашусь с вами ехать?

 - Согласишься, - он отвернулся и извлек из другого кармана пробирку с притертой пробкой, а заодно и свой носовой платок, - Согласишься, если не хочешь этого... - голос окончательно сел, - Внимательно смотри, Оля... только не хлопайся в обморок - сейчас тебе не грозит ничего... Просто смотри внимательно...

 * * *

 

6.

...Он мог и не мочить свой платок кислотой - достаточно было продемонстрировать пробирку. Но все-таки намочил. Видимо, хотел насладиться ее паникой...

 А вот подобного удовольствия доставлять ему она не собиралась. Не завизжала и в обморок не хлопнулась.

 Ну, кислота... серная или соляная, и что? Сейчас он, конечно, пообещает “умыть” ее этой кислотой, если она хоть на пару недель не согласится стать его наложницей...

 Да уж, глубоко ты, мальчик, увяз... Значит, такая “любовь” тебе нужна, несчастный? И впрямь несчастный...

 …-И тебя умоем, и твою маму...

 Она заставила себя остаться спокойной. Если и был у него микроскопический шанс остаться в ее памяти всего лишь чудаком, а не омерзительной тварью, он его упустил сейчас. Упомянув о ее маме.

 - Ладно, - она вздохнула и встала с лавчонки. - Три дня, значит, у меня на сборы? Хорошо. Я... согласна.

Он тоже поднялся и на секунду ужасная смесь стыда и вины очень явственно проступила в выражении его побагровевшего лица.

 - Оля... - она внутренне содрогнулась, когда его толстые пальцы коснулись ее волос, шеи... “Вот так ты любишь? - хотелось спросить ей, - Так, да? Убогий и опасный извращенец...”

 Она заставила себя растянуть губы в улыбке.

 - Полагаю, мне уже пора приступать к сборам? Вы не беспокойтесь - я поеду. Поеду с вами, полечу, поплыву... куда угодно.

 А сейчас, девочка, домой - чтобы не разреветься в присутствии этого дегенерата... Что он там бормочет? Мол, если она обратится в ментовку, он все будет отрицать и даже ее, Ольгу, обвинит в краже того браслета?

 Да, Снигирева, на сей раз ты конкретно попала... Не иначе, все это плата за твою непомерную гордыню... 

 Плата... но не слишком ли завышенная?..

 

 * * *
ГЛАВА ВТОРАЯ. "Псы" "Ржевского"

 1.

 Он ремонтировал теплицу, поврежденную недавним ураганным ветром, когда его посетило сильнейшее желание позвонить Ольге - настолько сильное, что впору бросить инструмент и схватиться за мобильник...

 Разумеется, Кирилл себя осадил, посильнее стиснул зубы и просто дал себе слово - как только закончит работу, тут же... нет, не схватится за мобильный телефон, а сядет за руль Валеркиного “Жигуля” (на котором они и прибыли сегодня на дачу), да уедет в город. Не то, чтобы его часто посещали интуитивные озарения, но сейчас Кирилл определенно почувствовал что-то смутное и нехорошее.

 Хотя, с чего он решил, что эти дурные предчувствия связаны с Ольгой? Может, он настолько по ней соскучился и так сильно хочет ее видеть (несмотря на последний, не слишком приятный, разговор, состоявшийся чуть больше месяца назад), что просто-напросто внушил себе нечто, похожее на предчувствие?

 В любом случае он планировал с ней увидеться, причем, еще позавчера, ибо, по его прикидкам, сессия у нее как раз должна была закончиться, но... закон подлости. Он обнаружил, что его мотоцикл - подержанная “Ямаха” - требует куда более серьезного ремонта, чем представлялось поначалу...

 А сегодня он обещал матери, наконец, помочь с теплицей, ибо Валерке, старшему брату, человеку семейному, уже недосуг на даче у мамы вкалывать... Что ж, спасибо, что хоть свою “консервную банку” одолжил... хоть до дачного поселка и на электричке можно доехать (что, правда, гораздо муторнее).

 - Ки-ир! - это Ирка, младшая сестрица, выскочила из дачной времянки и мчится прямиком к нему, перепрыгивая через грядки с клубникой, луком и огурцами с грацией газели (видела бы мама - досталось бы “козе”!)

 Кирилл чуть поморщился (ибо отвлекся и едва не угодил себе по пальцам молотком), отбросил со лба немного влажные от пота волосы и тут увидел в руках у Ирины мобильник. Свой мобильник.

 Разумеется, как он мог услышать звонок, если телефон лежал в доме, а он, Кирилл, тут как дятел молотком стучал... Но вот молоток отложен в сторону и заколотилось сердце...

 И когда, наконец, разрумянившаяся Ирка, сверкая своими лукавыми черными глазами, (от которых половина ее одноклассников-мальчишек уже млеет), заговорщическим голосом объявила:

 - Тебя. Девушка...

 Кирилл уже знал (то есть, почти знал), чей голос услышит в трубке.

(Да и какая еще девушка могла ему звонить? Разве что секретарша шефа Валентина (по поручению “Ржевского”, конечно) или та белобрысенькая, но довольно милая, с которой две недели назад познакомил его “гюрза”. Впрочем, той девице Кирилл ясно дал понять, что не горит желанием заводить флирт...)

 Тут Ирка подтвердила его догадку, пока он наспех вытирал руки о рабочие штаны, чтобы взяться за трубку (номер на дисплее не определился, следовательно, звонила с домашнего).

 - Может, я и ошибаюсь, - прошептала сестрица, - Но, по-моему, это твоя Оля...

 “Твоя”... Ну, Ирке виднее. Что можно скрыть от четырнадцатилетней плутовки, у которой сейчас на уме как раз одни “амуры”?

 Он чуть откашлялся (ох, как порой раздражал собственный, еще в детстве напрочь сорванный голос - глуховатый и порой даже переходящий в хрипотцу!)

 - Слушаю?

 - Кир? - не слишком уверенное. Он перевел дыхание. Она. Ольга. Ее голоса он не мог не узнать. Вот только охватившее его мимолетное ликование тут же сменилось тревогой - не нужно было являться экстрасенсом, чтобы понять по интонациям ее голоса - Ольга еле сдерживается, чтобы не сорваться на истерику.

 - Кир, прости, если отрываю тебя от дел... но мы сможем увидеться? Мне... - тут ее голос действительно сорвался, и продолжить она сумела лишь через несколько секунд, - Мне очень нужно поговорить с тобой...

 - Я сейчас на даче, - сказал Кирилл, постаравшись придать голосу максимально ровные и уверенные интонации (ибо Ольге, определенно находящейся на грани паники, необходима хоть толика уверенности. В том, что ей нужна помощь, Кирилл уже не сомневался), - В городе буду минут через сорок-сорок пять. Сможешь подождать?

 Опять - слишком долгая пауза. То ли переводит дыхание, то ли сдерживает слезы. Что же все-таки случилось? “А тебе нужно было дождаться, чтобы с ней что-то случилось?” - ехидно шепнул внутренний голос. Пожалуй, “гюрза” со своим подколами был абсолютно прав: “Чудные вы все же, ребята... Неужели любовь на расстоянии романтичнее?”

 И- совсем тихо:

 - Д... да. Только... я сейчас продиктую тебе адрес, Кир. Адрес Рыжика. Подъезжай туда, ладно? Я тебе все объясню... на месте.

 - Хорошо. Уже еду.

 И по примеру Ирки (только не перепрыгивая, а просто перешагивая через грядки) направился к дачному домику.

 Мать, конечно же, посмотрела с беспокойством.

 - Что-то случилось, сынок?

 - Не знаю, - честно ответил Кирилл, стягивая свой старый десантный “тельник”, в котором обычно работал на даче или в гараже, и надевая футболку, - Но я должен срочно уехать в город.

 Лишних вопросов мать, как обычно, задавать не стала. Кивнула.

 - Только, пожалуйста, будь поосторожнее на дороге. Я знаю, как ты обычно гонишь.

 Кирилл невольно улыбнулся (вместо рабочих - опять же, старых, армейских - штанов натягивая привычные джинсы).

 -Не буду гнать, обещаю. В городе я должен быть в целости и сохранности...

 Конечно, гнать он будет - по мере возможности и в пределах допустимого - но к чему заставлять маму лишний раз волноваться?

 - Я там с теплицей закончил почти. В ближайшее время доделаю, - чмокнул маму в щеку, - В общем, за меня не беспокойся, все будет в порядке.

 Мать кивнула. Понимающая у него мама - Полина Вахтанговна Смирнова, в девичестве Маладзе. И не паникует зря, и знает, когда к мужчине лучше с вопросами не лезть... настоящая “дочь горца”.

 ...По дороге ему пришло в голову связаться с Орловым (“гюрзой”). Тот, по счастью, оказался дома.

 - Что-то случилось? - осторожно спросил Дмитрий.

 - Боюсь, да, - с “гюрзой” можно и откровенно - это ж не пятидесятилетняя мама... - И, думаю, я с тобой еще свяжусь.

 -Ну, ни пуха, - пожелал Дмитрий - тоже очень понятливый парень...

 * * *

 

2.

 

 Разумеется, матери она об угрозах Громова рассказывать не стала - только разволнуется зря, захочет пойти в милицию (примечание автора: действие повести происходит в начале “нулевых”, милицию в полицию еще не переименовали), а чем там помогут? Да только рассмеются в лицо! (Покажите нам вашу честную и неподкупную дочь, пуще всего пекущуюся о сохранении девичьей чести...)

 Рыжику, впрочем, тоже знать ничего не надо - помочь-то он все равно не сможет (разве что посочувствует).

 -Приехали, - сказал таксист, подвезший ее к дому рыжего. Она машинально достала деньги, расплатилась с водителем. Так, сейчас Рыжик ее увидит и моментально прочтет по ее лицу - случилось что-то дурное...

...ну даже если и прочтет? В любом случае ничего объяснять ему она не обязана...

...Она стояла у окна в комнате рыжего (это окно как раз выходило во двор) и напряженно наблюдала за движением у подъезда. Дважды подъезжали мотоциклисты, но только не те. Один на стареньком “Иже”, другой - на каком-то роскошном, сверкающем хромом мотоцикле (Кир, конечно, определил бы его марку, она же, Ольга, куда лучше разбиралась в марках машин...)

 Стоп! Зеленый “жигуленок”... кажется, знакомый... Сердце бешено подпрыгнуло, когда “Жигули” остановились как раз под окнами квартиры Рыжовых, а потом из машины вышел водитель - долговязый темноволосый парень в простеньких джинсах и наброшенной поверх футболки куртке-ветровке.

 Кирилл посмотрел наверх, и хоть она абсолютно была не уверена в том, что он ее увидел, все же подняла руку в знак приветствия. Потом коротко бросила встревоженному Рыжику:

 - Ну все, спасибо за помощь, (вряд ли он понял, что за помощь ей оказал, да это и неважно), я пошла, - и, выскочив в подъезд, успела спуститься только на один лестничный пролет (Рыжий проживал на третьем этаже), как просто-напросто столкнулась с Кириллом. Лицом к лицу.

 ...Он первым слегка улыбнулся.

 - Ну, привет. Кажется, я успел отвыкнуть от того, какая ты красивая...

 “А я от того, какой красивый ты...”

На несколько секунд все тревоги вообще пропали. Осталось лишь желание не отстраняться друг от друга. Не разжимать рук. И не сводить дымчато-серых глаз с ярких темно-карих (и темно-карих с дымчато-серых)…

 -Можешь не верить, но если б ты не позвонила, это сделал бы я, - Кирилл снова мягко улыбнулся. - Если б “Ямаха” опять не сломалась, я приехал бы к тебе еще позавчера... Так что случилось?

 Да. Этот вопрос … нет, не вернул ее “на землю” окончательно, но значительно к земле приблизил. Хотя сейчас, в объятиях Кирилла, все угрозы Громова казались не страшнее тявканья злобной собачонки, сидящей на цепи в своей будке.

 Тем не менее, угрозы-то были... и вполне реальные.

 - Ладно, - она не без сожаления отстранилась от Кирилла, - Если честно, мне не только рассказывать, а думать об этом тошно, - она попыталась улыбнуться, но на сей раз улыбка определенно вышла жалкой, ибо во взгляде Кирилла очень явственно проступило беспокойство, - Только... давай отъедем отсюда.

 - Можем поехать к Орлову, - предложил Кирилл, - Он сейчас дома. Или то, что ты собираешься рассказать, не предназначено для посторонних ушей?

 Она отрицательно мотнула головой.

 - Если и не предназначено, твоих друзей из “Феникса” это не касается, - она ощутила, что начинает краснеть, - Мне, наверное, следовало пойти прямиком к Ручьёву и обо всем рассказать ему... и просить у вашего агентства защиты...

 Лицо Кирилла моментально стало очень серьезным.

 - Даже так?

 “Но я почему-то сразу подумала о тебе. Может оттого, что подсознательно искала предлог к сближению?”

 - Кир, - она заставила себя посмотреть на него прямо и несильно сжала его руку, - Я лучше обо всем тебе расскажу... а ты потом решишь, что делать. Ладно?

 - Идет, - он кивнул, а она вдруг поймала себя на сильнейшем желании провести кончиками пальцев по его волосам - с виду жестким, но на ощупь - удивительно мягким...

 Еле удержалась.

 * * *

 

 … Заехав в какой-то тупиковый дворик, Кирилл остановил машину и повернул зеркальце над лобовым стеклом так, чтобы иметь возможность наблюдать и за тем, что происходит позади “жигуленка”.

 Потом посмотрел на нее. Снова чуть улыбнулся. Словно желая ее ободрить своей улыбкой.

 - Давай вываливай. Во что на сей раз ты влипла?

 - В дерьмо, - призналась Ольга честно и обреченно, - Причем, большое... и очень вонючее.

 ...Кирилл выслушал ее, не перебивая. Только время от времени отводил глаза и, похоже, сильнее стискивал челюсти - отчего на скулах проступали желваки.

 - Понимаешь, если б он еще не демонстрировал этих “фокусов” с кислотой...

 - Да уж, - Кирилл бросил на нее короткий взгляд, - Значит, сначала ты с ним согласилась встретиться?

 - Да только чтоб отстал! - она ощутила, что лицо опять начинает пылать, - У меня сложилось впечатление, что он попросту прибьет рыжего...

 Кирилл коротко усмехнулся.

 - А у этого дегенерата сложилось впечатление, что ты его намеренно кинула, что ты его дразнишь... И потом, браслет тот... не следовало тебе его так демонстративно швырять.

 - Ну, знаешь, - она ощутила мимолетную обиду, - Нас не обучают правилам поведения с психами. Может, мне еще перед этим Громовым извиниться? За некорректное поведение...

 -Постой, - напряженно сказал Кирилл, - Громов, говоришь? Он сам тебе так назвался?

 Она молча пожала плечами, потом вспомнила, что специально захватила с собой “визитку”, чтобы продемонстрировать ее Кириллу, и извлекла ее из сумочки.

 -Может, тебе его еще и описать? Выглядит как типичный “браток”. На пальцах печатки, на шее цепь толстенная... - невольно поморщилась, - Довольно молодой, думаю, не старше тридцати. Светловолосый, голубоглазый. Нос как у боксера - думаю, ему его когда-то ломали, может, не один раз... в общем, кабан откормленный.

 - И ездит на черном БМВ, - негромко добавил Кирилл.

 Она похолодела.

 - Откуда ты его знаешь?

 Кирилл усмехнулся, но как-то холодновато.

 - Да кто ж не знает Гошу “Громобоя”, “правую руку” Юры “Гвоздя”? Отчаянный, между прочим, паренек... - опять бросил на Ольгу короткий взгляд, - Успокойся, лично я с ним не знаком. Просто персона этот “Громобой” довольно известная... в узких кругах.

 - Прекрасно, - пробормотала она, - Значит, я должна быть польщена, что на меня обратила внимание такая “известная в узких кругах персона”?

 Кирилл притянул ее к себе и коротко поцеловал в губы.

 -Не обижайся... но твоя способность попадать в истории поистине уникальна.

 Ольга отвернулась к окну, все-таки слегка обидевшись.

 - Повторяю, ты мне вовсе не обязан помогать. Папа заключит с вашим агентством договор по всей форме...

 - Посмотрим, - уже без улыбки сказал Кирилл, - А сейчас едем к “гюрзе”, надо его ввести в курс. К тому же, у него есть номер телефона Ручьёва, по которому с ним можно связаться в любое время... а без санкции шефа лучше не действовать. Разве что в самом крайнем случае.

-А моя мама? - тоскливо спросила она, глядя на четкий профиль Кирилла.

 - Вряд ли твоей маме что-то реально угрожает. Но на всякий случай позвони ей, -Кирилл протянул ей мобильник, - Пусть без надобности пока из дома не выходит и дверь подозрительным личностям не открывает.

 А вот тебе сейчас домой возвращаться нельзя.

 

 * * *

 

 ...Орлов, по обыкновению, был само обаяние и сама приветливость.

 - Черт возьми, ребята! Как я рад снова видеть вас вместе!

 Ольга не могла не улыбнуться в ответ (наверное, на белом свете не существовало человека, который остался бы равнодушен к такой улыбке “гюрзы”) и даже позволила Дмитрию вполне галантно (и невинно) чмокнуть себя в щеку.

 -Мы тоже почти счастливы, “гюрза”, - улыбка Кирилла, увы, была несколько натянутой, - Если б не один крошечный нюанс...

 Дмитрий моментально посерьезнел.

 - Я все понимаю. Так просто вы бы не пришли... Но проходите, - широким жестом гостеприимного хозяина указал в сторону единственной комнаты своей “хрущобы”, - Сейчас организуем чайку и все обсудим, так?

 Ясный, чуть смешливый взгляд светло-шоколадных глаз остановился на ее лице, и она опять не сумела сдержать легкой улыбки - из всех друзей Кирилла Орлов был, пожалуй, самым обаятельным.

 Наконец, все втроем устроились за столом в обставленной скромно, тем не менее очень уютной комнате, и Орлов снова - уже без улыбки - посмотрел на Кирилла.

 - Ну валяйте. Нагружайте верного друга своими проблемами.

 Кирилл слегка усмехнулся.

 - Давно не участвовал в разборках с братвой, Димон?

 Взгляд Дмитрия стал более пристальным.

 - А что, предоставился шанс поучаствовать?

 - Предоставился шанс разобраться, - спокойно ответил Кирилл, - С одним авторитетом. О “Громобое”, думаю, слышал?

 Теперь усмехнулся Дмитрий. И тоже довольно холодно.

 - Больше, чем вы, ребята, думаете. Не только слышал, но и баланду с ним хлебал... недолгое время, - он бросил на Ольгу короткий взгляд. Она еле заметно кивнула - от Кирилла ей было известно, что “гюрза” год провел в местах, не столь отдаленных, по обвинению в превышении пределов необходимой обороны и неосторожном убийстве. Позже обвинения с Дмитрия по протесту, вынесенному прокуратурой, сняли... да кто еще снял бы горькую накипь с его души? - Так вот, Гоша Громов одно время парился в СИЗО. По пяти или шести, точно не помню, пунктам обвинения. Контрабанда, вымогательство, тяжкие телесные... вроде даже, пардон, Оленька, изнасилование (она почувствовала, как Кирилл сильнее стиснул ее ладонь). В результате же, ребята, не смейтесь, осталось одно обвинение - в незаконном хранении огнестрельного оружия. Заметьте - не ношении даже, а всего лишь хранении!

 Кирилл согласно кивнул.

 - “Условкой” отделался?

 - И тут же под амнистию попал, - “гюрза” невесело усмехнулся, - В связи с чем и судимость с него сняли... Ну, ладно, - он взъерошил пятерней свою густую соломенную шевелюру, - Дела это прошлые... Сейчас “Громобой”, вроде, у “Гвоздя” на подхвате... Кто-то вроде его первого зама. И что, на кого-то он наехал?

 - Именно. На нее, - подтвердил Кирилл.

 - На тебя?! - лицо Дмитрия, повернувшегося к Ольге, выражало неподдельное изумление, - И в связи с чем же? Неужто и тебя, красавица, потянуло в коммерцию?

 Теперь уж и она не могла сдержать смешка.

 - Из меня такой же коммерсант, как из вас, ребята, солисты балета.

 Кирилл фыркнул и едва не расплескал чай из кружки, поднесенной к губам.

 - Да уж, - удрученно заметил Орлов (в его глазах опять замелькали смешинки), - Бились, бились со мной лучшие хореографы страны, да так ничего и не добились... Плохой из меня танцор...

 -Брось, “гюрза”, -сдавленно, еле сдерживая смех, попросил Кирилл, - Все, между прочим, гораздо серьезней...

 И Дмитрий мгновенно посерьезнел (хотя Ольга подозревала - все же не до конца).

 - Тогда в чем дело?

 - Не в “чем”, а в “ком”, - Кирилл поставил чашку с недопитым чаем на стол и, ненадолго повернувшись к Ольге лицом, опять посмотрел на Орлова, - В ней самой.

 - Ясно,- вздохнул Дима, - Значит, все, как в песне поется - нельзя, мол, быть на свете красивой такой и при этом не лежать в постели нашего мордатого казановы... все так?

 Она ощутила, что краснеет, и краем глаза уловила, что и щеки Кирилла (по-юношески бархатистые) покрыл легкий румянец.

 - Понятно, - Орлов скрестил руки на груди, - И насколько далеко все зашло? По-видимому, далеко?

 - Он...угрожал мне сегодня, - неохотно выдавила она из себя, - Кислотой.

 - Чем? - Дмитрий вскинул брови.

 -Угрожал, что “умоет” ее кислотой, - негромко пояснил Кирилл, - И не только ее, но и ее маму...

 - Если я с ним... в общем, не полечу в Турцию. На отдых.

 - Все ясно, - вздохнул “гюрза”, - Случай тяжелый, налицо явная патология... хотя, - с прищуром посмотрел на нее, - Отчасти я бедолагу понимаю...

 “Но у тебя на его месте было бы куда больше шансов, несмотря на отсутствие толстой золотой цепи на шее и черного БМВ”, мелькнула у Ольги “крамольная” мысль, и, похоже, она снова чуточку покраснела.

 - Только одно неясно, - добавил Дмитрий, - Как ты с ним ухитрилась пересечься, а? Через кого-то из подруг?

 - Да через этого рыжего недотепу, - с досадой сказал Кирилл, - Он ухитрился влезть аккурат под колеса громовской “тачки”...

 - Громов бы его просто... убил, по крайней мере складывалось именно такое впечатление, - тихо сказала Ольга, не глядя ни на Дмитрия, ни на Кирилла, - Ну я и вступилась...

 - И пообещала с ним поужинать, - “невинно” заметил Кирилл.

 Она бросила на него сердитый взгляд.

 - Я же тебе говорила - только чтоб отстал!

 - Все понятно, - усмехнулся Орлов, - Вот еще один человек, познавший на своей шкуре, куда ведут благие намерения и что ни одно доброе дело безнаказанным не остается...

 -Ладно, - Кирилл легонько приобнял ее за талию и опять посмотрел на Орлова, - Давай по существу. “Ржевский” нам поможет или своим силами придется?

 Орлов пожал плечами.

 - Кто способен предугадать мысли шефа? Но, что бы он ни решил, - ей опять была подарена супер-обаятельная улыбка, - Ты, детка, не волнуйся. Двое защитников - Студент и я - уже на твоей стороне.

 - И это, между прочим, немало, - добавил Кирилл вполне серьезно.

 

 * * *

 

 3.

 ...Проснулся он с дикой головной болью, сухостью во рту, дискомфортом в желудке и прочими “прелестями” похмельного состояния. Причем, лежащим поперек кровати, да еще и в верхней одежде - рубашке от Кардена (шелковой) и брюках от своего французского костюма.

 Однако, ботинки аккуратно стояли в уголочке. В том состоянии, в каком он, “Громобой”, вернулся из турне по ночным заведениям, вряд ли он был способен даже шнурки на своих ботинках развязать.

 Следовательно, братва, доставившая его до дома, помогла. Надо ребятишкам премию выдать за заботу...

 ...Шаги. Светка, домработница. Ладненькая такая, аккуратная симпампушечка.

 - Доброе утро, Игорь Анатольич, - на румяном личике приветливая улыбка.

 Он бросил взгляд на свой “Ролекс” (опять же, лежащий на месте, на прикроватном столике).

 - Скорее день, - сел на кровати.

 Светуля, добрая душа, понятливая и расторопная, уже вкатывает в спальню столик на колесиках, а на столике - кофейник, плюс просто стакан с холодной водой и пара таблеток “Алка-Зельцера” (наивная душа! Пусть этой химией немцы или кто там еще травятся, а у русских, как водится, клин клином вышибают... В баре обязательно на такой случай стоит “пузырь”...

 - Спасибо, лапочка, - буркнул Гоша, - Свободна покуда... но будь неподалеку!

 Кивнула понимающе и бесшумно удалилась.

 До туалета он добрел с трудом, потом направился к бару... после этого жизнь уже не казалась такой беспросветной.

 Даже аппетит появился.

 Вызвал опять Светку. Ну, у той уже все горячее, с пылу, с жару...плюс ледяная бутылочка “Kozel”.

 Черт, что-то он, Гоша Громов, в последнее время частенько надирается... А все почему? Нет, точно порчу на него навели... Когда это было, чтобы он из-за бабы (да нет, девчонки почти!) так мучился? Вот и вчера почему нажрался? Как вспомнил ее взгляд, которым она его окинула, уходя... прямо хоть в петлю!

 И не нашел ничего умнее, кроме как совесть свою нечистую водкой заливать (или виски он вчера херачил? Точно... то-то во рту омерзительный привкус самогонки...) Да потом еще и дозу нюхнул, шлюха какая-то предложила. Эта же шлюха ему долго и подробно объясняла, что на него, “Громобоя”, и впрямь навели порчу... враги, конечно.

 А он в этот бред поверил? Черт, тут и не в такой бред поверишь! Шеф заявил, что у него, “Громобоя”, башню снесло, но шеф даже сам не догадывается, до какой степени... (А узнал бы - пожалуй, от дел бы своего первого зама отстранил, в санаторий бы отправил для нервных психов...)

 Хотя, может, все еще образуется? Девчонка-то, в конце концов, дала согласие с ним уехать - к морю, к солнышку, в почти райское местечко... Поумнела, выходит. Или это оттого, что он, фигурально выражаясь, нож ей к горлу приставил?

 Да ладно! Есть, мягко говоря, чудаки, попросту не понимающие своего счастья. Вот и девочка эта... Уж он-то, “Громобой”, ей сумеет доказать, как правильно она поступила, согласившись на его предложение.

 Он ведь куколку не на одну-две ночки хотел. Он хочет ее уже пока не надоест. Да, именно. Чтоб вся братва полюбовалась, чтоб все слюной изошли... Он ее и разоденет, и личного стилиста с личным массажистом ей наймет, цацками увешает, он...

 Стоп. А что он, собственно, размечтался? Кто даст гарантию, что сучка вчера, наплевав на его угрозы, не помчалась-таки в милицию? Ну, кто?..

 Да сами ж менты, мать их ети! Если б она на него, “Громобоя”, заявила, то первой же звоночек сделали бы... кому?

 Верно. Ему. Ему им же прикормленные собачки ментовские и позвонили бы...

 ...Услышав трель мобильника, “Громобой” даже, похоже, чуть не вздрогнул (вот до какой степени себя накрутил, а?) Нервы абсолютно ни к черту. Хотя с похмелья обычно так и бывает...

 Громов неверными пальцами ухватил телефонную трубку (даже не взглянув на определитель номера), пробубнил: “Але-у”,

 ...а в следующую секунду едва не подскочил в кресле, где устроился, словно получил этакий бодрящий душ. Холодный.

 - Игорь? - мелодичный и мягкий женский голос. В последнее время лишь один человек (одна девушка, так точнее) называл его Игорем. Но как она узнала номер?

 В следующую секунду “Громобой” облегченно перевел дух - ну, точно, с похмелья “крыша” у него слегка сдвинулась - он ведь в каждой своей визитке, что прикладывал к подаркам, этот номерок специально красным маркером помечал! Правда, уж и разуверился, что она позвонит...

 Однако позвонила куколка. Как говаривал один бывший Гошин кореш, “мир полон чудес”.

 Хотя при ближайшем рассмотрении никаких особенных чудес-то и нет. И звонок Оленьки Снигиревой есть лишь результат вчерашнего внушения, сделанного Гошей распрекрасной, опять же, Оленьке...

 Хотя, что греха таить? Приятно... весьма, весьма... сознавать, что эта красотка все-таки не совсем дура...

 -Игорь? - уже менее уверенное, - Вы меня слышите? Это Ольга... Ольга Снигирева.

 - Да-да, конечно, - пробормотал “Громобой” поспешно - черт, размечтался! - Да, Оля, прекрасно слышу...

 - Ваше предложение... оно, думаю, остается в силе?

 Его... предложение? А, ну конечно, поездка к морю... Она еще спрашивает? Вопрос в другом - не передумала ли девочка?

 -Конечно, в силе, - уверенно ответил Гоша, - Между прочим, чем быстрее мы уладим формальности, тем быстрее улетим.

 - Как раз насчет формальностей я и звоню, - ее голос повеселел или это ему только показалось? - От меня требуется загранпаспорт или что-то еще?

 Неожиданно Гоша проникся глубокой нежностью к этой святой простоте. Какие, на фиг, паспорта? Фигня эти формальности, когда есть “бабки”... она ему нужна! Только она! Собственной персоной, только и всего...

 Так нужна... ну, мочи нет! Просто необходима!

Но... ладно. Он согласен потерпеть. День или даже два. Что, теперь это играет значение, что ли? Ни малейшего!

 А вообще девочка кое в чем права. Кое-что оформлять придется - к примеру, билеты на самолет (первым классом, разумеется. Иным “Громобой” в течение последнего времени и не летал...)

 Он опять взглянул на часы. Что ж, права лапочка - улаживанием всей этой бюрократической тягомотины можно начать заниматься прямо сейчас...

 А после... “Громобой” даже мечтательно прикрыл глаза. После... она уж наверняка ломаться не станет, когда он ей предложит пообедать тут. У себя. Да, именно здесь.

 Его Светулик расстарается - за дополнительное вознаграждение она способна чудеса творить! По этой причине Гоша даже относился к ней с уважением, и хоть бабенка она еще не старая (всего-то тридцать три) и очень аппетитная, ни на каких интимных услугах не настаивал, ибо шлюх-то кругом полно (в последние годы их, пожалуй, даже избыток), а вы вот найдите такую домработницу - шуструю, расторопную, работящую, да еще чтоб готовила лучше всех этих хваленых дорогостоящих поваров с дипломами! И при этом с первого взгляда предугадывала желания хозяина, и нос не совала, куда не следует, и языком не трепала...

 Сокровище, словом. Истинный клад - его Света. Он бы, наверное, даже женился бы на ней, если б не знал, как бабы меняются в худшую сторону после замужества (у “Громобоя” имелся, увы, горький опыт - как-никак почти пацаном (двадцати одного тогда даже не исполнилось) охомутала его одна курва, о которой он иначе, как с зубовным скрежетом сейчас и не вспоминал).

 К тому же Светка была замужем. Причем, за человеком, абсолютно никакого отношения не имеющим к братве. “Ботаником” очкастеньким, инженером-конструктором...

 “Громобой” порой удивлялся - ну, что такая во всех отношениях славная бабенка нашла в щуплом инженеришке с грошовой зарплатой? Ладно, был бы ее муж адвокатом, к примеру... Громов отнюдь не питал предубеждения к этой братии - в свое время его адвокатишка оказал ему поистине неоценимую услугу -когда Гоша был еще слишком молодой и глупый и не понимал - выскочек оч-чень быстро пожирают...

 Конечно, за свою услугу тот адвокат (по фамилии Иванов, а по имени-отчеству Семен Абрамович) ободрал “Громобоя” как липку, но... деньги, в конце концов, дело наживное. Да ведь скольких ментов (похеривших вещдоки), прокурорских следователей (несколько изменивших протоколы допросов свидетелей) и, наконец, судейских крыс (попросту не принявших во внимание в качестве доказательств его, Громова, вины определенных обстоятельств дела) пришлось этому Абрамычу подмазать!

 То-то.

 Деньги, в конце концов, что? Правильно, дело наживное. А вот свобода - это штука, как выяснилось, дорогая...

 За решеткой находясь, много “бабок” не наваришь. Конечно, есть авторитеты, которые своими бригадами (или группировками) и из-за решетки ухитряются управлять, но таких единицы. Он, “Громобой”, подобного авторитета пока не заработал.

 -Так мы увидимся сегодня? - это опять его пассия. И снова в голосе - легкая неуверенность.

 Ладно, сделаем скидку и на возраст (по словам подружки Гали, девочке лишь недавно исполнилось двадцать) и на наивность ее - имевшей дело до него, “Громобоя”, лишь со студентиками...

 Громов опять посмотрел на часы, прикинул, сколько времени у него уйдет на то, чтобы привести себя в порядок и предстать перед куколкой если не в отличной, то хотя бы сносной форме... наконец, принял решение.

 - Через два часа, Оля. Встретимся через два часа.

 Короткая пауза. У нее что, другие какие-то неотложные дела? Да что может быть неотложнее встречи с ним, “Громобоем”? Нет, девочке еще учиться, учиться и учиться...

 Впрочем, что научится она быстро, Гоша понял, услышав:

 -Хорошо, Игорь, - черт, умеет же, стерва, нежным голоском ворковать, когда захочет! - Через два часа я вас буду ждать на Кленовом бульваре, знаете, рядом с каменной скульптурой дельфина?

 Он чуть напрягся. Да там, на этом бульваре, такие скульптуры, что хрен поймешь, что они изображают! То ли гномов, то ли жаб, то ли беременных баб. Авангард хренов! Впрочем, дельфин или что там еще за фигня - это уже не так важно. Ольгу-то он с жабой или рыбой не спутает...

 -Значит, договорились, - покладисто ответил “Громобой”, ибо, не являясь законченным идиотом, прекрасно знал - порой бабам (если хочешь чего-то от них добиться) надо подыгрывать. Да и какая разница, куда он подъедет на своей БМВшке, чтобы Ольгу забрать с собой (от этой мысли даже сердце заныло, так сладко-сладко заныло...)

 Закончив разговор с Ольгой, он немедленно набрал номер Ирунчика - тоже мастерицы на все руки. Та в своей области не менее искусная умелица, чем Светик в своей - и массаж прекрасно делает, и маникюр с педикюром, и стрижет отлично, и бреет... А сейчас ему самому лучше за бритвенный станок не хвататься - почти наверняка порежется. К тому же, Ирка и компрессы на лицо умеет накладывать, чтобы исчезли характерная похмельная одутловатость и мешки под глазами.

 Заодно его прическу подправит, ногти (и на руках, и на ногах) приведет в порядок... и даже сделает легкий, щадящий массаж.

 Переговорив с массажисткой, Гоша снова позвал домработницу, сделал несколько распоряжений насчет сегодняшнего обеда (намекнув, что, возможно, будет не один, а с дамой). Светуля понимающе улыбнулась:

 - Не сомневайтесь, Игорь Анатольич, все будет на уровне.

 - Надеюсь, солнышко, - он тоже изобразил улыбку, этак ласково похлопал симпампушку по упругой щечке и направился в джакузи - отмокать перед приходом Иришки - к слову, тоже ведь довольно привлекательной и еще молодой бабенки...

 

 * * *

 

4.

 Положив трубку, она, наконец, перевела дыхание (щеки пылали) и посмотрела на находящихся в квартире Димы Орлова мужчин.

 Первым ей ободряюще улыбнулся Ручьёв.

 - Отлично, Оля. Ты держалась превосходно.

 - Явный драматический талант, - пробасил Смоленцев.

 Дима Орлов ей озорно подмигнул и поднял вверх сложенные колечком пальцы - мол, все о’кей.

 Давидов по обыкновению тонко и таинственно улыбался.

 Кирилл мрачно изучал коротко остриженные ногти на руках, наконец, вскинул голову, но обратился не к ней, Ольге, а к своему шефу.

 - Может, на этом и закончим, Сергей Саныч? Я имею в виду, что Ольге совсем не обязательно непосредственно участвовать в задержании “Громобоя”, мы прекрасно можем взять его и без нее!

 Сейчас он выглядел очень серьезным. Она приблизилась к нему, положила руки ему на торс. Кирилл, в свою очередь, обнял ее за плечи и несильно прижал к себе.

 - Но меня же будут страховать, - возразила она не слишком уверенно. - И потом Громов, судя по всему, ни о чем не подозревает...

 Кирилл чуть поморщился.

 -Такие подозревают постоянно, как ты не понимаешь? И отовсюду ждут подвоха! Или ты наивно думаешь, что он будет безоружен?

 - Ну... - она отстранилась от Кирилла, отошла к дивану и присела рядом с Дмитрием. Тот коротко глянул на нее, после чего тоже обратился к Ручьёву:

 - В самом деле, Сергей Саныч... Студент, может, прав?

 Ручьёв пожал плечами, потом взгляд его пронзительных серых глаз остановился на ее лице.

 - Кирилл абсолютно прав только в одном - рисковать собой ты совершенно не обязана... даже если этот риск мы сведем к минимуму.

 - Но не к нулю! - жестко возразил Кирилл, а она вновь почувствовала, что начинает краснеть.

 Разумеется, понять его можно - особенно, после сегодняшней ночи в квартире Орлова (деликатный “гюрза” (настоящий друг) ушел ночевать к Смоленцеву),

...однако, как только она вспоминала, какому унижению подвергнул ее вчера “Громобой”,

...и думала о том унижении, которому он мог бы ее подвергать, подвергать и подвергать...

 -Так, - негромко сказал Ручьёв, - Твои чувства, Кирилл, мне прекрасно понятны...- мельком посмотрел на Кирилла, отошедшего к окну.

 - Да всем понятны, - буркнул Смоленцев, - Только по мне ты, Студент, обжегшись на молочке, дуешь на воду. Этого авторитета мы возьмем очень аккуратно и быстро...

 - Не сомневаюсь, - Кирилл опять вскинул голову и обвел взглядом находящихся в комнате, - И без моей девушки!

 Ольга вдруг подумала, что Кирилл ведь самый молодой из штатных сотрудников охранно-сыскного агентства “Феникс”, самый молодой и самый... милый,

 ...и поймала себя на сильном желании подойти к нему, обнять и попросить остальных … попросту уйти. Пусть играют в свои мужские игры, ей же нет никакого дела до зарвавшегося, ошалевшего от вседозволенности и безнаказанности авторитета...

 Она так соскучилась по своему славному кареглазому “горцу”... и плевать на остальное!

 - Кир, - тихо сказала она, не глядя сейчас ни на кого, кроме Кирилла. - Ты же будешь рядом со мной!

 Он не слишком весело усмехнулся.

 - И в крайнем случае заслоню тебя своим телом, конечно...

 - Дан приказ ему на Запад, - меланхолично пропел Орлов, и Олег Давидов слегка засмеялся.

 Ручьёв закурил свой неизменный “Данхилл”, выпустил струйку дыма в сторону открытой форточки, после чего демонстративно посмотрел на свои часы-браслет.

 - Ну, так... господа и дама. Тебе, Оля, придется принять решение и побыстрее. Ибо, какой бы вариант мы не использовали, нам нужно еще время на подготовку. А времени - в обрез... Или звони Громову снова, говори, что у тебя изменились обстоятельства и сегодня ты с ним увидеться не сможешь. Правда, не знаю, что “Громобой” в этом случае может выкинуть...

 - Вот только давить на нее не нужно, Сергей Александрович! - щеки Кирилла снова заалели, и она, приблизившись к нему, мягко взяла его за обе руки. И, обернувшись, кивнула Ручьёву.

 - Я за первый вариант, - после чего, привстав на цыпочки, чмокнула своего высокого возлюбленного в щеку, - А ты меня страховать будешь... абитуриент.

 * * *

 

5.

 Да, его девочки поистине творили чудеса... Через пару часов он не только выглядел именно так, как, по его мнению, и подобает выглядеть хозяину жизни, но и ощущал себя значительно более бодрым и посвежевшим.

 Надев свежую сорочку (к счастью, ворот этой сорочки не предусматривал нелюбимого “Громобоем” галстука-”удавки”), он уже собрался набросить пиджак... но неожиданно взгляд упал на знакомую портупею с уютно устроившейся в кобуре “Береттой”, и “Громобой” испытал легкое замешательство.

 Конечно, следовало “пушку” оставить дома - девочку, с которой он собирается встретиться, эта игрушка, по меньшей мере, может смутить (а то и просто испугать... хотя девчонка-то, похоже, не из пугливых, учитывая то, как спокойно она вчера держалась, когда он демонстрировал ей “опыт” с кислотой), однако...

 Черт, он же без своей “Беретты” ощущает себя почти голым и, что хуже, едва ли не беззащитным!

 Или взять с собой “Черныша” (Валерку Чернова), исполняющего функции и извозчика, и охранника?

 И от кого ж он станет его, Гошу, охранять? От хрупкой студенточки? Да это уже самая настоящая паранойя!

 Некоторое время “Громобой” просто стоял в задумчивости. Он что, покушения на свою драгоценную жизнь боится? В этом случае, пожалуй, следует и бронежилет нацепить... Да что это с ним, в самом деле? Никто, насколько ему известно, ни из знакомых группировок, ни из собственной (из тех, кто, “Громобой” знал, мечтает занять его место) не собирается на него покушаться... в данный момент, по крайней мере.

 А если его захотят задержать бравые молодчики из РУБОПа или ГБ, никакая “Беретта” не поможет - навалятся толпой, ублюдки с автоматами, маски, понимаешь, шоу устроят, затейники...

 Что ж, с их братией (то бишь, братвой) время от времени подобные неприятности случаются. Приходит на смену окончательно зарвавшемуся коррумпированному генералу другой - менее коррумпированный (поначалу, разумеется) и более рьяный и, созвав совещание, начинает грохотать кулаком по столу, вращать выпученными глазами и трубить, как самец оленя в брачный период, что пора, наконец, покончить с организованной преступностью...

 Ну, а подчиненные, взяв под козырек, рысью трусЯт искать козла отпущения. И, безусловно, находят. И даже ненадолго водворяют за решетку... Потом, разумеется, подавляющее большинство таких “козлов” выпускается на свободу, однако, “Громобою”, в свое время попробовавшему тюремной баланды, очень не хотелось дегустировать ее снова...

 Он тяжело вздохнул (от таких мыслей приподнятое настроение, конечно же, чуток упало), уже без колебаний надел кобуру с пистолетом (предварительно, разумеется, проверив, полна ли обойма) и, наконец, набросил пиджак.

 После чего, прихватив ключи от “тачки”, легко сбежал по ступеням, ведущим в холл его уютного коттеджа из красного кирпича...

 

 * * *

 

 Подъезжая к Кленовому бульвару, Гоша бросил взгляд на часы. Кажется, он поспешил, наверняка куколка еще не подошла...

 Припарковавшись (по всем правилам, там, где парковка разрешена), он вышел из БМВ и направился к аллее. Так, и где же этот пресловутый дельфин? Ага... похоже, вон какая-то уродливая гранитная глыба с хвостом, а неподалеку скамеечка, и на скамейке...

 Она. Прелестная и юная, облаченная в летний комплект, состоящий из маечки-топ и штанишек до колен... Комплектик-то фигня, копеечный, но вот фигурка... куда там до нее “вешалкам” с подиума!

 Снова его бросило в жар. Он даже вспотел слегка, пока подходил к той хлипкой лавчонке, на которой устроилась Ольга с глянцевым журнальчиком в руках, который рассеянно (сразу ясно - от скуки) пролистывала.

 Решительно не обращая внимания на какого-то грязноватого хиппи, сидящего на некотором расстоянии от нее. При взгляде на паренька “Громобой” даже поморщился - драные, прорезанные на коленях, джинсы, майка с физиономией ублюдочной - волосатой и бородатой - рок-звезды... На ногах - немыслимые стоптанные сандалии, на длинном носу - кошмарные розовые очки, а патлы до плеч этак педантично заплетены во множество косичек.

 Похоже, мальчик уже конкретно обдолбался - непрерывно жует резинку и этак меланхолично сворачивает косяк из клочка газеты. На красотку, сидящую в метре от него, чуваку, похоже, просто плевать - ясно, готовится выйти в астрал...

 “Громобой” даже тяжело вздохнул - и это наша молодежь? (как любил порой удрученно ввернуть его шеф, “Гвоздь”, если кто-то из молодого поколения братков выкидывал фортель).

 - Здравствуй, Оля, - вот так. С широкой улыбкой. И даже букетом роз, который- не удержался, купил по дороге.

 Она тут же отложила журнал, подняла голову, улыбнулась в ответ - правда, не столь широко. Пацан (а на вид ему было... ну, не больше двадцати) тоже немытую свою башку вскинул, с видом деревенского идиота пялясь на него, “Громобоя”, даже рот чуть приоткрыл, а в уголке рта - слюна... Кошмар! Гоша испытал мимолетное, но сильнейшее желание врезать-таки этому обдолбанному хиппи по морде, чтоб чуток привести в сознание...

 Но, разумеется, сдержался. Ольга бросила на парня короткий взгляд (не брезгливый, а какой-то опасливый) и встала с лавчонки. Взяла цветы, даже слегка зарделась...

 “Громобой” подумал, что сейчас сам, похоже, улетит в свой “астрал”, глядя на эту неземную красоту... Волосы Ольга на сей раз распустила по плечам - какими чудесными, отливающими темным золотом волнами они струились... А уж глазищи ее, оттенка грозовых туч, огромные, с поволокой, чуть затененные длиннющими ресницами... Нет, они просто сводили его с ума!

 Тем временем Ольга очень непринужденно (и для Гоши, признаться, неожиданно) взяла его под руку. Снова улыбнулась.

 - Ну, Игорь, куда направимся?

 - Начнем... улаживать формальности, - ответил он немного сипло, ибо голос от волнения (абсолютно для него, “Громобоя”, нехарактерного волнения) подсел.

 И повел Ольгу к своей сверкающей черной БМВшке (сегодня отмытой и отполированной особенно тщательно).

 Попавшиеся им навстречу двое явно не совсем трезвых работяг в замызганных спецовках, едва завидев Ольгу, тут же прекратили базарить. Один - патлатый - даже языком нагло поцокал- ну что, мол, за девочка! Ему б такую кралю!

 “Не про вашу честь”, высокомерно подумал “Громобой” и уже нащупал в кармане ключи от тачки, до которой оставалась какая-то пара шагов, как вдруг абсолютно неожиданно услышал за спиной:

 - Гоша! Блин, чувак, ты что ли?

 “Громобой” машинально обернулся и увидел, что тот самый патлатый молодой мужик спешит прямиком к нему. Даже руки расставил - похоже, от избытка чувств намереваясь его, Гошу Громова, обнять...

 - Это ваш знакомый? - удивленно спросила Ольга.

 “Громобой” невольно поморщился. Лицо парня показалось ему действительно уже где-то виденным, однако, где и когда? Громов поднапрягся...

 … и похолодел. Точно. Видел, видел он этого подонка. Видел несколько лет назад. На нарах, мать его ети, видел! Вот только сейчас, в присутствии ангельски красивой девочки, с которой Гоша уже планировал провести остаток дня, причем провести приятно, такой встречи ему и не хватало. Так сказать, для полного счастья.

 Он резко отвернулся и уже сам взял Ольгу за предплечье.

 - Идем. Этот пьяный придурок наверняка обознался.

 Ольга приподняла свои изящные бровки, но промолчала.

 Гоша, наконец, приблизился к “тачке” и уже вознамерился открыть дверцу, как по его плечу весьма бесцеремонно постучали.

 “Громобой” резко обернулся. Господи! Этот патлатый придурок, этот дебил стоит, как ни в чем не бывало, и скалится в ухмылке.

 - Не узнал, кореш? Ну неужто не узнал, а? Димон я! Димон! Ну ты даешь, чу...

 Громов, не смотря на то, что в полушаге от идиота маячил его собутыльник с крайне непрезентабельным пакетом в руках, сгреб слишком дружественно настроенного придурка за грудки и приблизил свое холеное лицо к небритой морде.

 - Я. Тебя. Не знаю, - прошипел “Громобой”, - Не знаю и знать не хочу. Так что исчезни немедленно, если не хочешь проблем...

 Физиономия работяги разочарованно вытянулась.

 - Вот так, да? Так? Когда-то вместе хлебами баланду...

 - Девушка! - раздался еще один мужской голос. Молодой, чуть глуховатый. Гоша на секунду отвлекся от патлатого, обернулся и увидел спешащего к его БМВ “хиппи”, в руке которого был глянцевый журнал, оставленный Ольгой на скамье.

 - Девушка, журнальчик-то свой вы забыли! На лавке...

 На носу парня розовых очков уже не было. И внезапно “Громобой”, холодея, понял, что его лицо - открытое, чистое - отнюдь не физиономия “обдолбанного хиппи”...

 “Обложили... Подставила -таки, сука”, - это была последняя мысль “Громобоя” перед тем, как его правую руку, уже потянувшуюся к “Беретте”, словно жесткие клещи перехватили, а в шею Гоше уперлась отвратительно твердая и холодная сталь.

 - Только дернись - выстрелю, - услышал “Громобой” негромкое. Голос-то был тот же, принадлежащий некоему “Димону”, вот только развязные, пьяноватые интонации из него напрочь исчезли.

 Тем временем перед “Громобоем” возник товарищ “алкаша” - с браслетами в руках.

 - Лапы на капот! - металлическим голосом скомандовал мужик, и тут Громов наконец вышел из оцепенения и, резко выбросив вперед ногу, сумел врезать тому, кто намеревался надеть на него наручники, в низ живота. После чего стремительно присел, рванулся и бросился прочь от своего БМВ (черт с ней, тачкой, собственная шкура дороже!) прямиком к припаркованному неподалеку паршивому “Москвичу”, из которого как раз вылезал какой-то толстяк, по пути лихорадочно расстегивая кобуру под мышкой, чтобы все-таки извлечь свою “Беретту”...

 Сзади раздался топот ног, стремительно приближающийся. И именно в тот момент, когда пистолет уже оказался у “Громобоя” в руке, Гоше была сделана умелая подсечка, и он упал на асфальт всего лишь в метре от вожделенного “Москвича”, водитель которого, явный “тормоз” (каким чудом такие “тормоза” еще выживают в наше время?) застыл с разинутым ртом, наблюдая за разыгрываемой на улице драмой...

 Громов зарычал от ярости, когда парень, являвшийся таким же “хиппи”, как и сам Гоша, с маху прыгнул на тушу “Громобоя”, от чего у него на несколько секунд потемнело в глазах, и этих секунд как раз хватило на то, чтобы его правое запястье хрустнуло под тяжелым армейским ботинком патлатого подонка, тоже подоспевшего вовремя.

 Тут уж Гоша просто взвыл. “Хиппи” отошел в сторону, а патлатый - уже с “Береттой” “Громобоя” в руках (пистолет он разрядил на глазах у Гоши и весьма умело) спокойно скомандовал:

 - Вставай, казанова. Закончились твои любовные, - ухмылка, - Похождения...

 Громов перевел взгляд на хипповатого мальчишку и увидел, как тот с явным облегчением стянул с головы нелепый парик с косичками, после чего извлек из-за пояса своих драных джинсов ТТ и направил дуло “Громобою” в грудь, глядя на Гошу спокойно и невозмутимо. И столь же невозмутимо он нажмет на спусковой крючок, понял Громов, стОит ему снова чуть дернуться.

 “Клоуны,- вяло подумал Гоша, пока патлатый надевал на его волосатые запястья наручники, - Целый спектакль, подонки, разыграли... А где ж свой “цементовоз” оставили? Спрятали где-нибудь в переулке?”

 - Поднимайся, - сказал патлатый жестко, Взгляд у него был абсолютно трезвым - еще один прокол, допущенный Гошей, почему он сразу этого не заметил? - Карета ждет. Или (опять - усмешка. Имей “Громобой” такую возможность, собственноручно удавил бы стервеца за одни его усмешки), ты ее нам подарить намерен?

 - А что? Пришлась бы очень кстати, - спокойно подтвердил кареглазый, вызывающе смазливый стервец, опять засовывая “пушку” за пояс и обнимая приблизившуюся к нему Ольгу за плечи.

 При виде сей сладкой парочки у “Громобоя” снова потемнело в глазах. А когда прояснилось - и он встретился взглядом с Ольгой, - ни торжества, ни насмешки в прекрасных глазах ее не уловил. Только легкое сожаление.

 Потом кареглазый что-то шепнул ей на ушко, сверкнув мимолетной улыбкой (Громов подумал, что наглее улыбки в жизни не видел), и оба направились в сторону, противоположную той, куда увлек “Громобоя” патлатый.

 Когда шустрые ребята запихивали Громова в его же БМВ, тот, кому Гоша пару минут назад врезал по яйцам, весьма эффективно отыгрался на его почках.

 Впрочем, “Громобоя” это не удивило. Удивляться пришлось чуть позже. Да еще как...

 

 * * *

 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. "Клоуны остались..."


 1.

 - Цирк уехал, а клоуны остались? - буркнул Кравченко и тяжело засопел, что являлось вернейшим признаком того, что “правая рука” “Ржевского” злится.

 -Брось, Игорь, - устало сказал Ручьёв, закуривая свой излюбленный “Данхилл”, - У нас был иной выход, по-твоему?

 Кравченко аж закрутил головой.

 -И это я слышу от тебя? Ладно, наехали б на какую-нибудь “шестерку” из братвы, но “Громобой”?

 - А что - “Громобой”? - подал свой, по обыкновению, чуть насмешливый, голос Дима Орлов, - Аль Капоне местного масштаба, что ли? Не “шестерка”, но и далеко не козырный туз. Так, валет паршивый...

 - Помолчи, - негромко бросил Ручьёв, метнув на “гюрзу” не слишком приветливый взгляд своих пронзительных серых глаз, - Вам было дано указание взять Громова тихо, а вы? Едва до перестрелки не дошло!

 - Да бросьте, Сергей Саныч, - прогудел стоящий у окна, закрытого жалюзи, Смоленцев, - Ну, погорячился Студент... так мальчишка фактически! А этот ваш “Громобой” мчался прямиком в мои теплые объятия...

 Орлов издал легкий смешок.

 - Объятия? - Ручьёв нехорошо сверкнул глазами, - С “Береттой”, причем заряженной?

 - Да уж, - проворчал Кравченко, - Студент, может, и пацан... хоть, на мой взгляд, двадцать два - возраст уже не пацанский, но действовал как раз грамотно...

 -Правда, чуть не подставился под пулю, - небрежно заметил Давидов.

 Обсуждаемой персоны на совещании в кабинете главы “Феникса” не наличествовало, посему возражений не последовало.

 - Ладно, - подвел итог Ручьёв, - Со Студентом все ясно, в присутствии своей девчонки он по-иному себя вести и не мог. Вопрос в другом - что нам делать с “клиентом”? Есть соображения?

 Все четверо (не считая “Ржевского”) присутствующих в кабинете мужчин прекрасно знали - у шефа уже имелись собственные соображения...

 Однако, как известно, ум хорошо, а несколько умов - еще лучше.

 - Соображения? - Смоленцев этак небрежно (похоже, неосознанно) почесал кончик своего мясистого носа, - А какие тут могут быть особые соображения? Побеседуем с пареньком убедительно, так, что на месяц как минимум о девочках и думать забудет, да под зад коленом...

 - Неплохая идея, - иронично заметил Олег Давидов, - А за месяц наш паренек оклемается, соберет братву...

 - И объявит “джихад”, - тихо заметил Орлов, причем, без обычной насмешки в голосе, - И не говорите мне, что в душе Гоша Громов - весь такой нежный, пушистый и белый... Эта тварь не даст себя безнаказанно отшлепать! Смешно, честное слово... Или, по-вашему, его угрозы в отношении девочки - пустой звук? Да нанял бы какую-нибудь безликую “шестерку”, наркомана обдолбанного -поди потом докажи, что это сделано по его указке...

 Ручьёв несильно хлопнул ладонью по столу.

 -Тихо, Митя, тихо... Лирические отступления оставим... пока. Твое явное неравнодушие к Оленьке Снигиревой очевидно для всех...

 -А я и не скрываю, - ухмыльнулся Орлов, правда, чуточку покраснев, - Так же вы можете говорить и о моем неравнодушии к Студенту...

 - Браво! - Давидов иронично зааплодировал, - И давно ты ориентацию сменил, Митек?

 - Хватит! - вдруг рявкнул Кравченко, и ухмылки с лиц парней сошли мгновенно - толстяк редко повышал голос, и причины для этого обычно находились веские. После чего взгляд небольших и колючих карих глаз уперся в деланно спокойное лицо Ручьёва, - Всё ты, мать твою, романтик! И прочие... с большой дороги рыцари. “Громобой” не даст себя безнаказанно отшлепать! - ернически передразнил он, - Если б дело упиралось только в этого отмороженного бандита, я первым приветствовал бы, если б Студент собственноручно открутил ему башку за свою девчонку, которую угораздило родиться не в меру сексапильной... (По лицу Давидова опять скользнула мимолетная улыбка) Но мы же пересеклись, хочешь, не хочешь, с группировкой, где ваш “Громобой” - в верхушке! Может, действительно, какую-нибудь “шестерку” они нам невозбранно отдали бы, но авторитета?..

 - Довольно, - прервал тираду своего зама Ручьёв, - Что, по-твоему, мы должны сделать? Отпустить “Громобоя”, да еще и извиниться перед ним? Эта плесень окончательно оборзеет, если мы начнем отдавать им все, чего они не пожелают...

 - И девочек наших ведут в кабинет... - пробормотал Смоленцев.

 -Примерно так, - Ручьёв коротко вздохнул, - Если уж мы взялись преподать урок этим тварям, то преподадим. Такой урок, чтоб его надолго запомнили. И “Громобоя” нам отдадут. Как миленькие отдадут.

 Лицо Кравченки начало багроветь, приобрело почти свекольный оттенок, но тут опять подал голос Смоленцев.

 - А с чего мы вообще решили, что его исчезновение свяжут с нами? Мало ли что могло случиться...

 Давидов поморщился. 

 - Вспомни, Вадик, сколько свидетелей наблюдало, разинув рты, за спектаклем, что мы разыграли? Живем-то, чай, не в тайге...

 - Господа, - почти устало сказал Ручьёв, - Давайте не забывать о субординации... - обвел взглядом подчиненных, двое из которых являлись молодыми, подтянутыми, красивыми парнями (возраст и Давидова, и Орлова приближался к тридцати), громилу - больше смахивающего на Кинг Конга, и толстяка лет сорока, - По-вашему, я бы сунулся в эту авантюру, предварительно...

 - Не имея козыря в рукаве, - пробубнил Кравченко, - Ясное дело...

 Ручьёв тонко усмехнулся.

 -Прошлогоднее дело о крупной партии контрабандного спиртного помните? Оно до сих пор у Конторы как кость в горле...

 Давидов от избытка чувств даже хлопнул себя ладонями по коленям.

 - Точно! И я о том же...

 - Значит, торг? - набычился Кравченко, - Ты, “Ржевский”, забиваешь ”стрелку” “Гвоздю”, выкладываешь свои козыри, а взамен...

 Ручьёв отрицательно покачал головой.

 - Никакого торга, Игорек. Если Гвоздев настолько туп, что попытается на нас наехать, все, что мы не так давно накопали, отправится в соответствующие инстанции. Но станет ли он так рисковать? - “Ржевский” тонко усмехнулся, - “Громобой” ведь фактически с катушек слетел... На месте “Гвоздя” я был бы только счастлив от этой обузы избавиться...

 - Вопрос - нам как от обузы в лице Гоши Громова избавиться? - проворчал Кравченко.

 - Применим проверенные методы и скачаем необходимую информацию, - скучным голосом начал Давидов.

 - Плюс заставим оплатить издержки, - усмешливо продолжил Орлов, - Да и распрощаемся...

 - Ну, - Ручьёв откинулся на спинку своего рабочего кресла, - Раз вам и объяснять ничего не требуется, так и флаг вам, ребятушки, в руки. Кстати, на обработку Гоши Громова время есть - две недели. Ибо на такой срок он взял отпуск у своего шефа.

 - Ну. “Ржевский”, - Кравченко изумленно покрутил головой, - Стервец... Не зря говорят, что ты водишься с Сатаной...

 - Я - с сатаной? - Ручьёв вскинул брови и негромко рассмеялся, - Ошибаешься, Игорек, это сатана имеет честь со мной водиться...

 

 * * *

2.

 - Ладно, успокойся, слышишь? - он попытался обнять Ольгу, но добился лишь того, что твердые ладошки с неожиданной силой ударили его в грудь. Лицо его любимой было сейчас алебастрово-бледным, а серые глаза приобрели оттенок грозовых туч. Это и была настоящая гроза. С громом и молниями.

 - Псих! Камикадзе ненормальный! А если б он тебя опередил на долю секунды? Думаешь, не нажал бы на курок?

 Кирилл подавил тяжкий вздох. Господи, ну что с нее взять? Девчонка... Если следовать ее дурацкой логике, то он, Кирилл, должен был спокойно наблюдать, как явно спятивший “Громобой” несся с “пушкой” в руке прямиком к “Москвичу”, из которого вылезал Смоленцев? И кто кого вырубил бы первым? У Гоши Громова реакция-то, как выяснилось, ого-го...

 - Ты... ты просто... ты...

 - Ну я, - он вновь тихонько обнял Ольгу за плечи, притянул к себе и ощутил, что она мелко-мелко дрожит... как напуганный котишка.

 Внезапно волной накатило прошлое - поздний вечер, загородный коттедж, Ольга, отрешенно сидящая на полу, прислонившись к стене, с опустевшим взглядом и огромным багровым кровоподтеком на щеке... (подробно об этом - в “Братце Апреле” - примечание автора)

 Он даже ощутил легкую тошноту. Осторожно погладил ее по волосам, не знающим еще никаких химобработок, а потому шелковистым, мягким... пахнувшим луговыми травами.

 - Перестань, слышишь? - тихонько коснулся губами ее макушки, - На нас уже люди смотрят...

 - Плевать, - пробормотала Ольга, прижимаясь лицом к застиранной майке, которую - наряду с джинсами, прорезанными на коленях, стоптанными сандалиями и кошмарными розовыми очками - одолжил ему “гюрза”, объяснив, что таким в свое время был его студенческий прикид. Но больше всего Ольгу потешил парик с косичками, над которым она минут пятнадцать всячески прикалывалась...

 ...пока не появился “Громобой”. С букетом роз, лощеный и холеный, просто-таки молодой Де Ниро! И взгляд такой же - наглый и циничный...

 Да, это были нелегкие минуты - приходилось изо-всех сил сдерживаться, дожидаясь своего “выхода на сцену”... Как бы Ольге еще объяснить, что за наслаждение ему, Кириллу, доставило сбить холеного кабана с ног, да еще и прыгнуть на его тушу...

 Жаль, недолго длилось прекрасное мгновение...

...Черт, что это? Плачет? Этого только не хватало...

 - Ты что? Перестань, слышишь? - он слегка отстранился, и Ольга тут же отвернула от него покрасневшее лицо, начала сосредоточенно рыться в сумочке в поисках платка. Наконец, обнаружила. Извлекла. Тихонечко высморкалась.

 Он вздохнул и опять ненадолго ее обнял. Потом встал со скамьи, подал ей руку.

 -Идем отсюда.

 - Куда? - вяло спросила она, но с лавки послушно поднялась.

 - Ну, сначала к “гюрзе”, надо же мне переодеться... (она молча кинула) А потом, - он обеими ладонями осторожно провел по ее разгоряченным, немного влажным щекам, -Потом к нам, мама нас накормит отличным борщом...

 Ольга чуть сморщила носик... и фыркнула.

 - Мужчины! Думают если не о войне, то... о еде!

 Он тоже улыбнулся (похоже, гроза миновала). Чмокнул ее в щеку.

 - И еще... кое о чем.

 - Знаю, - проворчала Ольга, но уже беззлобно, - Только об этом и думают...

 Он одной рукой обнял ее за плечи и снова поцеловал - уже в губы.

 - Никому тебя не отдам. Никаким... громоотводам.

 

 * * *

 

3.

 ...Снова - жуткая головная боль и сухость во рту... Громов разлепил опухшие веки и едва не застонал.

 Грязно-белый потолок (под потолком - лампочка без абажура), голые, покрашенные масляной краской стены - неопределенного какого-то цвета, то ли серо-голубые, то ли серо-зеленые... Стол. Грубый, дощатый. На нем - графин с прозрачной жидкостью (похоже на воду. Ну, не водка же?), рядом стакан (все, слава Богу, чистое).

 Табуретка.

 И всё. Не считая окна с решетками - фигурными, металлическими - но с обеих сторон, и внутренней, и наружной.

 Да, еще дверь. Серьезная дверка. Обита листовым железом. С глазком.

 Что, опять сон?

 “Громобой” со стоном приподнялся с жесткого топчана, на котором лежал. Сон? Какое там... А вообще, что, черт побери, происходит?

 Итак, он, Громов, как последний дурак (да нет, как дебил!), ни о чем дурном не подозревая, двинулся на встречу с девочкой - не только красоты редкой, как выяснилось, но и коварства поистине змеиного...

 Ах, гадючка... Ах, стерва... сте-ерва...

 “Громобой” поднапрягся. Последним, что он помнил, было то, что его запихнули в его же БМВ, за руль уселся мощный детина...

 ...так он же, вроде, вылезал из “Москвича”? Или это уже - фрагмент сна, где все путается? Впрочем, это уже детали, это неважно...

 Значит, за рулем детина, а по бокам от него, Гоши Громова, пристроились двое “работяг” и “пьянчуг”, спиртным от которых, разумеется, и не пахло.

 Точно! Патлатый еще называл себя Димоном, и его Громов видел некогда в СИЗО №2... Выходит, парень являлся “подсадной уткой”? Ну, стервец, ментяра поганый...

 Стоп. Ментяра ли? Ведь Гоше с самого начала странным показалось, отчего его запихивают в его же тачку? И отчего не видно ментовского “воронка”?

 И, если на то пошло, почему задержавшие его ряженые не предъявили своих ксив?

 Черт, так это...похищение???

 Громов снова тихо застонал, схватившись за голову. А он ведь просек это быстро, еще в тачке, однако, ему и дернуться не позволили, товарищ патлатого ловко вонзил ему в шею иглу шприца... и все. Вырубился Гоша Громов. Улетел в астрал, как наркоши выражаются...

 А очнулся вот тут. И это уже не сон... Нет, это куда хуже!

 Громов двинулся к столу, по пути заметив еще одну деталь - ведерко оцинкованное, скромненько так стоящее в уголочке, на полу дощатом, не покрытым, конечно же, и захудалым ковриком...

 Хотя, какие ковры? Сейчас самое время о сохранности своей шкуры, а лучше - души задуматься...

 Гоша подергал табуретку. Ну, ясно. Так и знал - прибита к полу. Намертво. Чтоб, значит, не бузил...

 Отметив мельком упущенную деталь - умывальник в углу, противоположном тому, где стояло ведерко, “Громобой” перевел взгляд на окно.

 Пейзаж за окном не обнадеживал - частокол леса. Нет, сначала задний дворик, заросший травкой, которую, видимо, регулярно скашивали, затем - бетонное ограждение, а за ним - лес. Серьезный такой лес. Конкретный. В основном - елки. Сплошной темно-зеленой стеной...

 Так, ясно. Громов опять обвел взглядом комнату, на сей раз обратив внимание на верхние углы. Нет. Никаких видеокамер или телеглазков.

 Впрочем, достаточно наверняка и глазка на двери...

 Из графина Гоша пить все же не стал - хрен их знает, этих ублюдков, что за отрава там может быть намешена? Налил себе воды из-под крана. Выпил, перевел дыхание. Потом и на лицо себе водичкой холодной плеснул. Полегчало... правда, совсем чуток.

 Затем снова вернулся к топчану (белье постельное, как ни странно, имелось. И даже чистое) и начал размышлять.

 Кто ж его схватил? Ну, менты сразу отпадают... однако, на типичных братков, блатных ребятишки тоже не тянут... Да и не стала бы дочка замдиректора крупного комбината с блатными связываться, достаточно вспомнить, как ее мамаша с откровенной брезгливостью на него, “Громобоя”, смотрела (он даже непроизвольно скрипнул зубами).

 Значит, одно остается - менты, но... бывшие.

 Иными словами, ребятки, скорее всего (даже наверняка) из частного охранного агентства.

 Что ж... у папочки куклы, на которую Гошу бес попутал запасть, денег, может, и не миллионы, но вполне достаточно, чтобы нанять для защиты единственного “сокровища” симпатяг из какого-нибудь охранного агентства...

 Но... похищать его, “Громобоя”? Зачем? С целью выкупа? Но это же смешно! Да братве уже наверняка известно, что он пропал (Светка-то, домработница, его на обед ждала... не дождалась, бедная), и они уже полгорода должны на уши поставить в поисках его, “Громобоя”... Так что эти похитители хреновы только рискуют себе головную боль нажить этим похищением...

 Громов даже взбодрился от таких мыслей. А, взбодрившись, и голод ощутил. Его что же, тут решили голодом уморить? Ну нет, не выйдет... Не выйдет!

 Он приблизился к двери и начал в нее дубасить (ох, жаль, нельзя табуретку в руки взять, да и обломать об эту дверцу...)

 ...Он едва не отбил кулак (при этом в перерывах между ударами “Громобой” напряженно прислушивался, однако, увы, ни малейшего шороха за дверью не уловил), но никто так и не появился.

 Гоша вновь ощутил неуверенность. Его что же, оставили тут... одного? Чтоб он здесь в одиночестве спятил?

 Ну, твари... Ладно, Бог даст, за все ответят... и, может, очень скоро!

 Не успел “Громобой” вернуться к своему топчану и уныло на него опуститься, как услышал лязг засовов.

 Сердце, конечно, замерло. “Громобой” напрягся. Даже мелькнула надежда (явно сумасшедшая) - а может, и прорваться удастся? Прямо сейчас, а? Пусть он, Гоша, и безоружен, однако, силушкой Господь Бог не обидел... и если...

 Наконец, дверь открылась, и надежда “Громобоя” прорваться стала, увы, стремительно улетучиваться - на пороге возник уже знакомый детина (сильно смахивающий на Кинг Конга - поди, управься с таким!) и второй - высокий, жилистый, худощавый... с безобразным шрамом, пересекающим все лицо.

 Только встретившись глазами с этим мужиком, Гоша поспешно свои глаза опустил. Не оттого, что морда была у него слишком страшная (хотя достаточно страшная), но взгляд...

 Такие взгляды бывают лишь у профессиональных убийц. Холодные, равнодушные... мертвые. Словно тот, на кого такой взгляд устремлен, всего лишь кусок живой плоти, который очень скоро может стать мертвой плотью. Вот так. Ни больше, ни меньше.

 Оба охранника были облачены в камуфляж. И оба вооружены. Причем, если у Кинг Конга кобура была расстегнута (чтоб сподручней было выдернуть, в случае чего, “пушку”), то урод со шрамом просто держал свой ТТ в руке.

 Этак... привычно. “Громобоя” даже стало чуть подташнивать.

 - Ну, чего бузим? - вполне доброжелательно поинтересовался Кинг Конг (несмотря на внешность гориллы, во взгляде его проскальзывал ум, что тоже, безусловно, для “Громобоя” было плохо), - Чего двери ломаем?

 Громов посмотрел на него исподлобья.

 - Кто вы такие?

 Детина хмыкнул.

 - Кто мы? Ну, право, наивный вопрос... Да охранники мы! - он улыбнулся - вроде широко, простодушно, однако, взгляд не улыбался.

 Взгляд был цепок. И ловил каждое движение “Громобоя”.

 Да и слегка расслабленная поза урода со шрамом Гошу обмануть не могла - у мужика были глаза стрелка. Снайпера. Того, кто бьет навскидку и если промахивается, то... намеренно. В девяноста девяти случаях из ста.

 - Охраняем, значит, тебя, - столь же приветливо продолжал громила, -Жалоб, надеюсь, нет?

 Громов подумал, что в его положении жаловаться по меньшей мере неразумно. Однако, ругательства сдержать не сумел. Правда, выругался тихо. Сквозь зубы.

 Убийца со шрамом прикинулся глухим. Кинг Конг укоризненно покачал головой.

 - Некрасиво, дорогой, выражаешься... Конечно, понять тебя можно, но, с другой стороны, где же человеческое достоинство?

 Гоша уже собрался ответить, где находится достоинство таких, как этот громила (а от мужика за версту несло бывшим ментярой), однако благоразумно решил промолчать. А то еще вспомнит старые ментовские привычки...

 - Где ваш главный? - процедил сквозь зубы Гоша, - С вами базарить - из пустого в порожнее переливать.

 - Главный, значит, нужен, - Кинг Конг отчего-то вздохнул, - Что ж, придет время - будет и главный... А пока, раз претензий нет, - он обвел взглядом импровизированную камеру “Громобоя”, - То мы пошли. А ты уж не бузи больше. Мы ребята мирные, однако, и нас можно из себя вывести... - уже повернулся к двери, но спохватился. Обернулся, - Сейчас харч тебе принесем. Проголодался, небось, за сутки-то?

 Громов похолодел. Как? Что за дрянь ему вкололи, если он спал целые сутки? Ну, мерзавцы...

 Ничего-ничего, скоро его отыщет братва и...

 Вопрос только -насколько скоро?

 И что похитителям от него все-таки надо?

 “Ладно, - решил “Громобой” философски, - Проблемы станем решать в порядке поступления”.

 То, что его все-таки не убили, уже обнадеживало (только кто даст гарантию, что этого не произойдет в ближайшее время?)

 Харч оказался, конечно, не ресторанным, но вполне сносным. Похоже, домашняя еда. Конечно, со Светкиными изысканными разносолами не сравнишь, но и не тюремная баланда.

 После еды настроение у “Громобоя” даже чуток поднялось. Он попросил у Кинг Конга сигарету.

 Тот насупился.

 - Вообще-то, ни спичек, ни зажигалок тебе не положено - а то еще невзначай решишь костерок развести, но, в виде исключения... - сунул Гоше в зубы сигарету (паршивую “Яву”, но на безрыбье...) и поднес к ней зажигалку (разумеется, за этими действиями внимательно наблюдал холодными глазами парень со шрамами и ТТ в правой руке), - Кури, - вздохнул Кинг Конг, - Травись никотином, коль здоровья не жалко... - и вышел из комнаты.

 А парень со шрамами остался. Но с ним беседовать у “Громобоя” отчего-то желания не возникало...

 ...Так продолжалось двое суток. Гоша снова начал нервничать, хотя ничего ужасного с ним не происходило (не считая заточения в комнате-одиночке). Ему регулярно приносили еду (незамысловатую, но весьма обильную), пару раз в день (после обеда и ужина) разрешали курить (при этом, конечно, качок сам подносил к сигарете “Громобоя” зажигалку). Даже притащили газеты - просвещайся, мол, дорогой, не то со скуки загнешься...

 Гоша иронично подумал, уж не попросить ли телевизор... но решил - юмора его не поймут.

 * * *

 

4.

 На третий день громила Кинг Конг после того, как “Громобой” отзавтракал, унес, как водится, грязную посуду, и Гоша уже приготовился скучать (правда, мысли в голову закрадывались одна тревожнее другой и все чаще), но...

 ...вот тут скука и закончилась, ибо Кинг Конг вернулся на удивление скоро.

 Вернулся с наручниками.

 - Руки за спину заведи, - вполне доброжелательно предложил громила, рядом с которым, разумеется, маячил невозмутимый и, как обычно, хранящий железное спокойствие и молчание боевик со шрамами.

 У “Громобоя” ослабли ноги. Вдобавок, во рту пересохло.

 - З... зачем? - глупо спросил он.

 Кинг Конг снисходительно вздохнул.

 - Ну как зачем? Чтоб не баловал... Да не волнуйся ты так, милый, - добавил он с фальшивой ласковостью родителя, уговаривающего ребенка присесть в кресло стоматолога, - Пытать тебя никто не собирается... мы ж, чай, не гестапо!

 Тут “Громобою” очень сильно захотелось закатить истерику. Наброситься, к примеру, на этого “антифашиста” (явно задумавшего в отношении него, еще пару-тройку дней назад авторитетного, Гоши Громова какую-то ужасную пакость), сжать своим неслабыми руками его толстую шею...

...и сжимать, сжимать, сжимать...

 -Не дергайся, - услышал “Громобой” бархатный баритон и даже не сразу понял, что этот красивый, даже где-то сексапильный, голос принадлежит боевику со шрамами и ледяным взглядом. После чего над ухом Гоши тоненько и противно просвистело, и с оглушительным грохотом разорвался на осколки стоящий на дощатом столе графин с водой (из которого “Громобой” так и не сделал ни глотка, как его Кинг Конг ни уверял, что вода, мол, идеально чистая, пропущена через фильтр)…

 “Громобой”, чье самообладание за последние сутки значительно было утрачено, слегка вздрогнул.

 Боевик со шрамами ухмыльнулся и повел дулом ТТ в сторону Громова.

 Ситуацию чуть разрядил громила.

 - Ну зачем так, Леш? - укоризненно обратился он к напарнику, - Вот вещь попортил... А клиент у нас и так тихий, он и так слушаться станет, не нужно ему отстреливать ни ушей, ни пальцев... (Громова бросило в холодный пот. Если мужик шутит, то отчего так обыденно?)

...Он и так повернется ко мне спиной... - взяв абсолютно деморализованного “Громобоя” за плечо, Кинг Конг развернул его на сто восемьдесят градусов.

 После чего на запястьях Гоши наконец сомкнулись браслеты наручников, а мужики из его комнаты вышли (громила не забыл напоследок панибратски похлопать “Громобоя” по плечу - мол, ничего, браток, прорвемся!) Гоша злобно подумал - представится случай, припомнит своему тюремщику и эти похлопывания...

 Приблизившись к топчану, он снова сел на него, ощущая изрядный дискомфорт из-за браслетов на руках. С чем же все это связано? Одно из двух - либо сегодня явится сам шеф и, наконец, изложит свои требования, либо... его, “Громобоя”, станут пытать (но зачем? Что выпытать-то хотят? Может, лучше просто спросить? По-хорошему? В присутствии киллера со шрамами?)

 Непонятки разъяснились скоро. Минут через десять (“Ролекс” гуманные похитители у Гоши не отобрали, и во времени он ориентировался не только по расположению солнца) “Громобой” услышал за дверью шаги (явно нескольких человек) и даже приглушенные мужские голоса.

 Громов вскочил с топчана...

 ...и чуть снова не плюхнулся на него, ибо увидел входящих в его комнату-камеру уже знакомых персон - патлатого и парня помоложе, того, что с истинно артистическим талантом изображал обкуренного хиппи.

 Да, сейчас-то ребятишки смотрелись несравненно лучше... Патлы у патлатого были чисто вымыты и вообще производили впечатление не патл как таковых, а стильной прически, да и выбрит был парень чисто и в чистое же одет (хоть и простенько - джинсы, рубашка с короткими рукавами и расстегнутым воротом). Словом, симпатяга.

 Парень помоложе был облачен в спортивный костюм, в котором выглядел гораздо выигрышнее, нежели обносках столетней давности.

 Впрочем, дело было даже не одежде - парнишка и в лохмотьях бы обратил на себя внимание. Несмотря на черные волосы и большие темно-карие глаза, на коренного кавказца он не походил - лицо было светлым, открытым, европейским. Словом, явно не “по пьяни деланный” паренек. Этакий чистокровка.

Ну, впрочем, и патлатый был отнюдь не обижен ни ростом, ни обаянием.

 Однако, это обаяние Громова в заблуждение не ввело. Сейчас его, определенно, ничего приятного не ожидало...

 - Ну здравствуй, Гоша! - бодро приветствовал “Громобоя” патлатый, - Не забыл еще нас? Ну, представляться не стану, думаю, помнишь ты мое имя... А это, - повернулся к спортивному юноше, спокойно остановившемуся у окна и так же спокойно и прямо смотревшему Гоше в лицо (отчего “Громобою” еще больше сделалось не по себе, хотя взгляд у парня вовсе не был таким же жутким, как у голубоглазого боевика), - Это просто... Студент.

 Губы парня тронула легкая усмешка. Глаз усмешка не задела.

 - И что вам нужно? - просипел “Громобой”, крайне дискомфортно чувствуя себя со скованными руками. Да и осознание того, что на морде - уже трехдневная щетина, тоже оптимизма не прибавляло, особенно если вообразить, как он выглядит рядом с этими ухоженными мальчиками...

 Тем не менее, имелась тут какая-то неувязка. Какой-то подвох.

 Ни патлатый, ни тем более смазливый мальчишка никак не могли являться руководителями тех, кто похитил “Громобоя”. Ну, может, рангом повыше громилы Кинг Конга... в лучшем случае.

 - Что нам нужно? - патлатый весело улыбнулся и небрежно шмякнул на стол кожаную папочку, - Примерно то же, что требовалось Коле Остенбакену от польской красавицы Инги Зайонц...

 Кареглазый хохотнул сдержанно. Патлатый подмигнул “Громобою”, но, ответной улыбки не дождавшись, улыбаться перестал.

 - Прости, милый. Как-то я не учел твоего культурного уровня... Хотя классиков надо бы знать... Ты-то, Студент, хотя бы знаешь, откуда это? - обратился он к парню, и парень кивнул.

 - Обижаешь, Димон. Ильф с Петровым.

 - Да, - почему-то чуть опечалившись, согласился Димон, - Я и забыл, ты школу-то недавно закончил...

 Парень многозначительно кашлянул.

 - Сравнительно недавно... Но, может, хватит прелюдий?

 Патлатый энергично кивнул и ласково посмотрел на начинающего тихо закипать “Громобоя”.

 - Значит, паренек ты неграмотный, и придется тебе все “на пальцах” объяснять, - он опустился на табуретку, - Что ж, объясню...- папка распахнулась, и Гоше был продемонстрирован первый листок с текстом, - Это вот документ, согласно которому ты... простите, вы, Громов Игорь Анатольевич, жертвуете свои сбережения -как в валюте, так и в “деревянных”, - короткий взгляд на посеревшего “Громобоя”, - На счет некоего благотворительного фонда, - патлатый ослепительно улыбнулся, - Объяснил доходчиво? Требуется самая малость - ваша роспись, Игорь Анатольевич. Только она, родимая...

 - Вы ее не получите, - прохрипел “Громобой”, как только вновь обрел дар речи.

 Кареглазый со скучающим видом пожал плечами - мол, иного он и не ожидал. Патлатый Димон тоже выглядел невозмутимым.

 - Ну, на немедленное добровольное согласие мы и не рассчитывали... Тем не менее, Гоша (нет, не зря все-таки “Громобою” с самого начала хотелось удавить подлеца за одни его улыбочки), выйдешь ты отсюда, только оплатив, фигурально выражаясь, все наши издержки. Видишь, я с тобой откровенен... Бумаженции эти, - он постучал пальцем по папке, - Только ксерокопии. Подлинники я тебе принесу, когда ты будешь готов... готов принять то, что предназначено судьбой... - он ухмыльнулся и, достав из кармана рубашки пачку “Мальборо” и зажигалку, весьма элегантно закурил, - Только не спрашивай у нас, как мы узнали о размере твоих сбережений и о том, где ты их хранишь, - и вновь похабно подмигнул.

 “Громобой” похолодел. Тот хитрый укольчик, который ему сделали в тачке по дороге сюда... неужто он развязал ему язык?

 Что ж, приходится признать - современная химия творит чудеса... А главное - ты ничего не помнишь, следовательно, и не мучаешься... Да, лихо, лихо...

 - А пошли вы, - “Громобой” не слишком длинно, но весьма витиевато выругался, - Козлы ментовские, ублюдки недоделанные, сучары...

 - Повернись, - прервал цветистый монолог “Громобоя” парень в спортивном костюме и приблизился к Гоше. Тот попытался лягнуть наглого щенка, но добился обратного эффекта - щенок перехватил его лодыжку в полете, дернул, и “Громобой” тяжело рухнул с топчана на пол, отбив копчик.

 Парень зашел ему за спину и ловко отомкнул браслеты на запястьях Громова. Не успел тот достаточно наудивляться, встав с пола, как кулак красавчика с безупречной точностью впечатался в переносицу “Громобоя”, не иначе, сломав в очередной раз Гошин многострадальный нос.

 От боли из глаз непроизвольно брызнули слезы. Отлетевший снова на топчан Гоша немедленно рванулся вперед... и пролетел аккурат до противоположной стены, ибо ловкий паренек, посмевший поднять руку на столь авторитетного “авторитета” как “Громобой”, вовремя отступил в сторону.

 После чего спокойно зашел Гоше за спину и врезал ему по почкам.

 Потом уж пошла потеха, в которой “Громобою” была отведена роль футбольного мяча. Ступни кареглазого красавчика были одеты не в кроссовки, а тяжелые армейские ботинки, посему удары ногами были очень болезненны... Пару раз Громову казалось, что он даже теряет сознание...

 - Ладно, достаточно, Студент. Наигрался, - снисходительно изрек патлатый, так и не встав с табуретки и невозмутимо наблюдая за экзекуцией.

 Кареглазый присел перед скорчившимся на полу “Громобоем” на корточки, чуть приподнял его за ворот рубашки. Нехорошим был сейчас взгляд у парнишки, ой, нехорошим...

 Хотя голос звучал на удивление мягко.

 - Ну как? - почти ласково обратился он к Гоше, - Все еще остается желание умыть кислотой Олю Снигиреву и ее маму?

 Громов собрался с силами и сделал единственно возможное для него в данной ситуации - харкнул в наглую рожу щенка.

 Тот невозмутимо стер кровавую слюну Громова со щеки...

...а через секунду перед глазами “Громобоя” взорвался такой фейерверк, какой можно наблюдать разве что в День Великой Победы на Красной площади.

 Белые, зеленые, голубые, красные, желтые звездочки гасли одна за другой, медленно и красиво. Наконец, погасли - и все погрузилось в кромешную тьму. В том числе - и сознание “Громобоя”...

 ...Очнулся он через некоторое время уже на своем топчане. Сказать, что у него что-то болело значит не сказать ничего. Болела каждая клеточка его тела. А глаза из-за опухших век разлепить удалось с огромным трудом. “Громобой” непроизвольно застонал. Что ж, чего-то подобного он и ожидал. Обложили, суки, со всех сторон... Ну, подонки... Узнать бы еще, кто такие... Ох, узнать бы, а еще лучше - собрать братву...

 Утопия. Абсолютная утопия. Кареглазому щенку удалось выбить из “Громобоя” большинство его иллюзий. Даже если его, Гошу Громова, и разыскивают, где гарантия, что отыщут? Тут, в каком-то загородном (возможно, дачном) поселке, окруженном лесом?

 Возможно, и разыщут... да только, скорее всего, не его самого, Гошу Громова, а его дурно пахнущие останки. Вот так. Угодил он в передрягу из-за бабы. Эх, как прав был “Гвоздь”, предупреждая его, “Громобоя”, что доиграется он!

 Вот и доигрался. Влез в осиное гнездо. Нет, даже скопище осиных гнезд...

… За дверью раздались шаги, она распахнулась... вместе с Кинг Конгом и киллером со шрамами в камере “Громобоя” появился щупленький очкарик в белом медицинском халате, с чемоданчиком в руках.

 Кинг Конг был довольно хмур.

 -Вот, доктор, - почти сконфуженно обратился он к очкастому, - Пациент ваш...

 - Вижу, - хмуро бросил очкарик и, подойдя к Гоше, откинул простыню и присел на край топчана, - Подняться можешь?

 “Громобой” чуть приподнялся, скривившись от боли.

 -М-да, - процедил доктор сквозь зубы, доставая крошечный фонарик и осматривая заплывшие глаза Громова, - М-да... - тяжкий вздох и поворот в сторону Книг Конга, - Раздеться ему помогите.

 Помогли. Врач внимательно осмотрел торс “Громобоя”, потыкал пальцами в ребра - не сломаны ли? Живот помял...

 Потом с тем же страдальческим вздохом встал с топчана и пересел на табурет. Начеркал что-то на медицинских бланках, протянул Кинг Конгу, который сейчас выглядел не устрашающе, а скорее растерянно.

 - Тут обезболивающее. У вашего... - сдержанный кашель, - Подопечного легкое сотрясение мозга, посему вот эти таблеточки, три раза в день после еды, - врач опять вздохнул, бросил на Гошу короткий взгляд, - Ты, дорогой, судя по всему, под грузовик угодил? Ну, считай, легко отделался... (“Громобой” вяло подумал, что тут он с врачом совершенно согласен) Если будет ухудшение состояния - я имею в виду, рвота, кровь при мочеиспускании, острые боли в животе... что ж, звоните, приеду...

 После чего врач поднялся, скривился брезгливо, когда Кинг Конг услужливо сунул в карман его халата плотненький конвертик и, буркнув:

 -Три дня строгого постельного режима. Дос-сданья, - из комнаты вышел.

 Громила врача проводил, потом вернулся к “Громобою” (уже один, без киллера со шрамами).

 Поднес Гоше стакан с красноватой жидкостью (как оказалось, морсом), пару таблеток аспирина.

 - Ну, - посопел пару секунд, - Не обессудь, милый, но сам ты нарвался на эту экзекуцию. Бил-то тебя кто, знаешь?

 Громов поморщился, таблетки с отвращением проглотил, прогнусавил:

 - И кто же? Мастер спорта по карате?

 Кинг Конг отрицательно помотал головой, глядя на Громова почти с жалостью.

 - Да нет. Всего лишь жених той девочки, которую ты так назойливо преследовал...

 “Громобой” скривился. Да нет у этой курвы никакого жениха, при ее-то сволочном характере...

 Или... есть? Внезапно ему вспомнилось, как парень обнимал Ольгу за плечи после того, как патлатый надел на него, Гошу, наручники, как эта стерва к юному мерзавцу прильнула... Вот так... Ну, гадство... И впрямь угораздило его, “Громобоя”, лопухнуться - поверил той “крокодилице” Гале, которая, видимо, просто из зависти к Ольге навешала ему на уши лапши... Да и сам он хорош - разве бывают свободными такие красотки?

 Ну, так или иначе, все это уже не важно. Его подписей на финансовых документах похитители не дождутся, ибо эти подписи будут означать лишь то, что он, “Громобой”, собственноручно подписал себе смертный приговор.

 А захотят снова избить... Ему не привыкать. С малолетства его, Гошу Громова, били. Сначала родной папаша, потом отчим... и пацаны во дворе... пока он не вырос достаточно, чтобы уметь за себя постоять.

 Так что к синякам и шишкам ему не привыкать, а серьезно эти ублюдки его не покалечат - до тех пор, пока не подмахнул нужные им бумажки.

 Ну, а уж там... Закончится все, скорее всего, быстро. Всадит ему пулю в затылок тот киллер со шрамами (почему-то у Гоши сомнений не оставалось - ликвидатор в этой группировке, как ее ни называй, именно он) - и привет. Пишите письма с того света.

 Зато потом братва скинется на роскошный полированный саркофаг, цветами завалит, девочки всплакнут...

 Однако, одна (та, в кого “Громобой” так неосмотрительно влюбился) всплакнет вряд ли...

 Гоша даже зубами скрипнул. Снова вскинул глаза на Кинг Конга.

 - Слышь, братан... Мужик ты, вроде, нормальный. На фига мне вся эта химия? Может, водчонки дашь глотнуть, а?

 Кинг Конг обращению “братан” не возмутился, смотрел так же сочувствующе, с пониманием.

 - Водочки, говоришь? Это можно... Не поллитру, конечно! - тут же оговорился, - И обещаешь не бузить?

 “Громобой” печально улыбнулся.

 - Мне сейчас, в таком состоянии, только бузить...

 - Ладно, - вздохнул громила, - Пользуетесь вы все бессовестно моей добротой...

 Через час Гоше была доставлена початая бутылка довольно сносной (по крайней мере не паленой) водки, нехитрая закуска и даже четыре сигареты. Вдобавок, Кинг Конг приволок Гоше и старенький транзистор, принимающий, правда, только отстойные радиостанции вроде “Маяка”, однако, на безрыбье, как известно, и сам раком...

 Три дня “Громобой” отлеживался, никто его не беспокоил, громила исправно поил его домашним морсиком, приносил компрессы, которые надлежало прикладывать к разбитой физиономии, таблетками пичкал, кормил домашненьким... Гоша даже некоторой симпатией к мужику проникся: не иначе, из ментовки его вышибли за излишнюю гуманность к арестантам... (Сам того не ведая, “Громобой” попал в самую точку - именно за излишнюю доброту и отказы обрабатывать задержанных и уволили Вадика Смоленцева из “органов”... Хорошо, “Ржевский” его вовремя приметил. В одном Гоша промахнулся - гуманность гуманностью, а таких, как Громов, Смоленцев на дух не выносил, а роль “доброго” охранника исправно разыгрывал по приказу шефа. При этом не выпуская из поля зрения ни одного жеста “Громобоя”, ни одного неосторожно оброненного словца... И сбежать из своей импровизированной “тюряги”, пока его охранял Вадик Смоленцев, Громов не имел ни малейшего шанса).

 Впрочем, если и приходили к Гоше мысли о побеге, то никак уж не реальные... Ибо “Громобой”, не являясь идиотом, сознавал прекрасно - реально ему отсюда не сбежать. Разве что чудо произойдет.

 Пытаться подкупить Кинг Конга? Вряд ли получится. Зачем зариться на крохи, если похитители и так надеются получить от него, “Громобоя”, всё? Всю его собственность?

 Ну и твари... Вроде как поймали его, Гошу, на старую как мир приманку - сладкую девочку...

 На пятый день пребывания Громова в заточении приснилась она ему. И вот что любопытно - во сне не испытывал он в отношении Ольги ни злости, ни ненависти. Да разве можно злиться на такую красоту? Приснилось, что пришла она к нему, в эту самую его “одиночку”, грустная немного, с поволокой в прекрасных глазах, с распущенными по плечам волнами роскошных волос, облаченная во что-то светлое и полупрозрачное (вроде древнегреческой хламиды, что ли? Громов не очень в этом разбирался).

 Приблизилась, улыбнулась нежно, ладошку свою прохладную ему на лоб возложила...

 ...и внезапно “Громобой” отчетливо понял, как ему удастся вырваться из своей тюрьмы. Причем, во сне он был абсолютно уверен, что все у него получится. Все-все...

 Проснулся он рано. С бешено колотящимся сердцем. По мере возвращения к реальности надежда его, увы, таяла... однако, чего ему терять-то? В худшем случае снова изобьют - и что? Неприятно, но пока не смертельно. Смертельным для него. “Громобоя”, будет полное смирение со своей участью. Только это.

 ...И словно некто свыше решил снизойти к страданиям Гоши Громова - в тот же день, снова после завтрака, явился громила с “браслетами” и почти смущенно попросил Гошу вытянуть руки вперед. “Громобой” равнодушно вытянул. Запястья его сковали наручники, а спустя четверть часа на пороге его “камеры” возник старый знакомый. Правда, уже один.

 Прошел в комнату, опустился на табуретку. Неизменную папочку раскрыл. Поднял на Гошу выразительные светло-карие глаза.

 -Ну что, дорогой? Все еще строим из себя Олега Кошевого?

 - А кто это такой? - буркнул Гоша, хотя великолепно знал, и кто такой Олег Кошевой, и кто такие молодогвардейцы... Но счел - сейчас лучше законченным придурком прикинуться, чтобы эти добры молодцы ничего не заподозрили...

 Конечно, заподозрят в любом случае... но Громов резонно счел - все это уже их проблемы. Ситуация-то, как некогда выражался его пархатый адвокатишка, патовая... Ни одна сторона, ни другая не знают, куда ступить, ибо, куда ни ступи - везде край.

 В конце концов, явный криминал совершается в отношении него, “Громобоя”, а не наоборот. А если его уже не только братва, но и менты ищут?

 Ищут, ищут... когда-нибудь да найдут, а? Недаром говорится, что мир полон чудес...

 Патлатый вздохнул тем временем.

 - Ладно. Не стану нагружать тебя историческими фактами. Короче, героя из себя корчить тебе не надоело? А? - тон его был почти скучающим, словно паренек выполнял необходимую, но нелюбимую работу (а, может, так оно и было на самом деле).

 - Надоело, - буркнул “Громобой” и перевел взгляд на свои волосатые запястья, скованные наручниками. Любопытно, пальцы-то у него свободны... сумеет он ухватить ими “пушку”, а?

 Впрочем, стоп. Телегу впереди лошади ставить рано. Слишком все зыбко и неопределенно...

 - Надоело, - устало повторил Громов, снова вскидывая глаза на патлатого, - Только вы ж после того, как я это подпишу, - мотнул головой в сторону папки, - От меня избавитесь, так?

 Патлатый продолжал пристально смотреть на него, и ничего нельзя было прочесть по его взгляду.

 - Избавиться никогда не поздно, - наконец спокойно сказал он (отчего “Громобоя” от этих слов пробрал озноб?), - Но ты что-то, милый, задумал? Говори, не держи в себе, - очередная ухмылка, - Будь со мной откровенен - чай, одну баланду в свое время хлебали...

 “Громобой” невольно скривился. Зря этот чувак корчит из себя блатного- у него на лбу верхнее образование нарисовано... Ну да ладно. Кого хочет, того и корчит.

 Он же, Громов, станет корчить блаженного. Сложно это, да ничего не поделаешь. Выхода-то нет...

 “Край”, как выразился бы “Гвоздь”.

 - Дайте мне посмотреть на нее... еще хоть раз, - голос осип, и “Громобой” даже ощутил прилив крови к щекам.

 Патлатый вскинул брови - прикинулся, что не понял (хотя Гоша был уверен - понял все, понял великолепно!)

 - На кого, дорогуша? Поконкретнее можно?

 - На девочку, - Громов вскинул голову и с вполне естественной му’кой во взгляде посмотрел на патлатого.

 - Девочку? - сощурился тот, причем, нехорошо сощурился, - А, может, на мальчика снова хочешь взглянуть? Того, с кем недавно близко познакомился? Может, знакомство хочешь продолжить? Я ему твою просьбу передам - он подъедет...

 - Да пошли вы, - вяло сказал Гоша, даже не уточнив, куда он желает всей этой шобле отправиться, - За идиота меня держите. Да убьете вы меня, убьете! - он подпустил в голос побольше истерических ноток, что, опять же, сделать было несложно - он и так находился на грани истерики,- Ладно, сука она, стерва, тварь, каких мало...

 Патлатый слегка побледнел.

 - Полегче, Гоша, на поворотах, - негромко и очень нехорошим голосом осадил он “Громобоя”, - Полегче, а то, глядишь, не занесло бы...

 Громов поднес к лицу скованные “браслетами” руки.

-Не могу, - пробормотал невнятно, - Все горит... внутри. Как только вспоминаю ее... - отнял руки от лица, резко вскинул голову. Его физиономия сейчас действительно выглядела очень взволнованной, - Ну, разочек еще посмотреть на нее дайте! Раз только! Закуйте меня в цепи, у дверей охрану поставьте... Хоть сотню таких киллеров! - мотнул головой в сторону молчаливого боевика у двери, - А я вам за это в ее присутствии все ваши бумаги, не глядя, подмахну! Ну все, все, абсолютно! Какие только подсунете! И деньги свои отдам, и дом, и тачку... да все! - он перевел дыхание и отвернулся к окну.

 Монолог отыгран. Теперь ждать остается. Только ждать.

 - Да, - наконец, задумчиво изрек патлатый, - Случай даже тяжелее, чем представлялось... Тяжелый случай, а, Леш? - обратился он к боевику со шрамами.

 Тот пренебрежительно ухмыльнулся.

 - Студент просто с этим уродом недостаточно поработал, - проворковал он бархатно, - А вот если б мы с Вадиком поработали...

 Патлатый вздохнул.

 - То останки бедолаги мы сейчас везли бы в Матвеевские топи...

 “Громобой” похолодел. Именно это они и сделают - сейчас у него сомнений попросту не оставалось. Как только он подпишет нужные им бумаги.

 Даже саркофага и цветов не будет. Лишь глухие Матвеевские топи...

 - Ладно, - патлатый встал из-за стола. Глянул на Громова холодно, - Над твоим предложением мы... подумаем. Хорошенько подумаем... Ну, а уж что надумаем - не обессудь, дружище. Да, не обессудь.

 И вышел из комнаты, не оборачиваясь. Только засов лязгнул. А “браслеты” с “Громобоя” сняли, лишь когда принесли ужин.

 

 * * *

 

5.

 -Вот такая дерьмовая ситуация, Мори’с, -закончил Дмитрий свой рассказ, - С “Ржевским”, как назло, не посоветуешься... Кравченко - известный перестраховщик... Расскажи Студенту об этой просьбе “Громобоя” - так он, недолго думая, ТТ за пояс и в коттедж на своей “Ямахе”...

 -Нет, разумеется, - Давидов закурил, - Мальчишке ни в коем случае об этой просьбе “Громобоя” говорить нельзя. Но, - он вскинул голову, и, сощурившись, посмотрел на Орлова, - А если рассказать девочке?

 Дмитрий изумленно воззрился на друга.

 - Спятил? Да и какой смысл? Громов ни черта подписывать не собирается, это ясно как Божий день! Он хочет захватить Ольгу в заложницы и прорваться! Что, мы на его месте рассуждали бы по-другому?

 - Мечтать не вредно, - невозмутимо сказал Давидов - красавец с льняными волосами, настолько похожий на актера, некогда исполнявшего главную роль в фильме “Всадник без головы”, что и прозвали его в честь Мориса Джеральда - Мори’с. - Он играет, он делает свой ход, мы- свой.

 - Но... рисковать Ольгой? - Дмитрий даже чуть покраснел.

 Давидов снисходительно улыбнулся.

 - А ты вспомни события прошлой зимы... У нее мужества, “гюрза”... далеко не у каждого мужика столько же наберется! “Громобоя” она не испугается. Главное - правильно ее проинструктировать и предупредить обо всем, чего ей следует опасаться. И подстраховать, конечно. А кто лучше сумеет подстраховать, если не мы с тобой плюс “Стрелец”? Жаль, у Вадьки сынишка в больницу угодил...

 - Младший? - рассеянно уточнил Орлов, явно думая о своем.

 - Старший, - Давидов вздохнул, - Мать сейчас с ним в больнице, а Вадька с младшим дома сидит. У них ведь бабушек-дедушек в этом городе нет, за тысячу километров отсюда проживают...

 - Ну, ладно, - Орлов взъерошил ладонью свою густую шевелюру, - Ладно, положим...Давай все же просчитаем, что мы с этого будем иметь. “Громобой”-то уверен, что ему нечего терять, а вот нам есть что... И если, не приведи Бог, с Ольгой случится что-то, угадай, Олежка, чья дочка станет сиротой при живом отце, угодившем за решетку?

 - Накаркай еще, - недовольно проворчал Давидов, - Тебе, холостому, легче...

 - Ни черта мне не легче, - возразил Орлов, - Студент для меня вроде как... брат. Младший. И как я ему в глаза буду смотреть, если что? Он же сейчас буквально светится от счастья оттого, что у них с Ольгой все наладилось, планы на будущее уже строит... Осенью, вроде свадьбу планируют...

 - Так мы его в известность ставить и не намереваемся, - напомнил Давидов, - И вообще, с чего такой мандраж? А если все получится? - сощурился, - Ты забыл об одном, “гюрза”, победителей-то не судят...

 

 * * *

 

 6.

 - Погодите, что-то я не совсем понимаю, - она машинально взяла в руку стаканчик с капучино, галантно поднесенный ей Орловым, и даже сделала небольшой глоток. -Так вы его... не отпустили? Кир мне сказал, что с ним просто как следует побеседовали … и все, - Ольга растерянно посмотрела на Дмитрия, и тот немедленно потупился.

 - Видишь ли, Оленька, - мягко, почти вкрадчиво заговорил Давидов, - Кирилл если тебе и сказал неправду, то... есть такая вещь как ложь во спасение, слышала?

 Она невольно поморщилась.

 - Не надо разговаривать со мной, как с ребенком! Вранье есть вранье, как его ни назови. И не понимаю - чье тут спасение?

 Давидов снисходительно улыбнулся.

 - Чье? Да твое же, девочка! Или, по-твоему, Громов позволил бы себя безнаказанно... вразумить?

 - Избить, - тихо поправила она.

 Давидов невозмутимо кивнул.

 -А хоть бы и так? Это не малое дитятко, которое после порки как шелковое! - он подался вперед и заглянул ей прямо в глаза (отчего ей стало очень не по себе), - Деточка, Громов - хищник. Он таким родился, плюс его формировала среда. Сегодня мы его “опустили”, а завтра какой-нибудь обдолбанный наркоша за паршивую дозу прилюдно выплеснет тебе в лицо содержимое бутылочки... о котором, может, и сам знать не будет, -Олег сложил руки на груди и сощурился, - Ты считаешь, у тебя проблемы от того, что ты девочка очень красивая? Верно, очень. А представь теперь, что ты станешь... нет, не просто обыкновенной, незаметной... представь, что у тебя вообще не будет лица! Что всю оставшуюся жизнь тебе придется кутаться в платок или даже чадру и ходить повсюду с собакой-поводырем, ибо кислота не только разъедает кожу, она еще и необратимо повреждает слизистую оболочку глаз!

 Ну, Кирилл, как парень порядочный, тебя, конечно, не бросит, но самой-то тебе каково будет...

 - Заткнись! - неожиданно рявкнул Орлов, - Хватит девчонку накручивать! Достаточно твоих психологических прессингов!

 Он приблизился к Ольге, и она с благодарностью посмотрела на него - пожалуй, вовремя “гюрза” вмешался, иначе с ней определенно случилась бы истерика... Обнял ее за плечи.

 - Мы просто ставим тебя в известность о происходящем. Улавливаешь разницу? И, упаси Бог, ни к чему не принуждаем...

 Она вздохнула, бросила на Дмитрия короткий взгляд и опять посмотрела на Давидова.

 Тот выглядел немного смущенным.

 - Ладно, извини, Оль. Я просто хотел дать тебе прочувствовать, что Громов действительно редкий подонок и уж в твоей-то жалости нуждается в последнюю очередь.

 - Я прочувствовала, - сухо ответила она и опять посмотрела на Дмитрия, - А Кир? Не в курсе?

 Дима не слишком весело усмехнулся.

 - Да он и сейчас, дай ему волю, “Громобоя” собственноручно удавит за то, что тот хотел предпринять в отношении тебя...

 - Действительно хотел? - негромко переспросила она, - И многих девушек, не согласившихся с ним переспать, он кислотой умыл? Вообще-то, поначалу он меня цветами и фруктами заваливал, браслет золотой прислал... - она ощутила, что краснеет, - По словам Кирилла, я совершила ошибку, швырнув этот браслет в лицо человеку, который мне его передал, по их понятиям, я там самым Громова опустила. А ему что стоило меня “опустить”? Похитить, отвезти в какой-нибудь коттеджик глухой, вроде того, где вы его сейчас держите, и проделать все, что в голову взбредет? На что извращенного воображения хватит?

 - Так у него воображения и хватило. Извращенного, - спокойно возразил Давидов, - Об одном ты, девочка, забыла - Громов изначально не оставил тебе выбора - либо принимай его подарки и благодари, либо... не мытьем, так катаньем. Подумай, заодно, вот о чем - к кому ты обратилась бы за помощью, не будь нас?

 Орлов снова положил руку ей на плечи.

 - Все, Оля, все. Тема исчерпана. С “Громобоем” мы в силах справиться сами.

 -Как справиться? - она посмотрела на Дмитрия в упор, - Утюги и электрические провода?

 Давидов с Орловым переглянусь, потом Олег не слишком искренне засмеялся.

 - Ты поменьше, детка, низкопробных боевиков смотри...

 Она вздохнула и перевела взгляд на свои руки.

 - Ладно, я... встречусь с ним. Только дайте слово, что отпустите его после того, как он сделает то, чего вы от него хотите. Бумаги ваши подпишет или что там еще... Он, по-моему, достаточно заплатил за свою глупость, разве нет?

 Давидов хмыкнул.

 -А мы, по-твоему, что? В топи Матвеевские его отправим, что ли? Что-то неправильное представление у тебя, Оля, о нас сложилось...

 Она промолчала. Вот ведь парадокс - по отдельности каждый из “псов” “Ржевского” был ей в той или иной степени симпатичен, но вот вся свора... Опасная это свора, однако. Не дай Бог пересечь ей дорогу...

 - Ладно, - она снова посмотрела на Орлова и мягко улыбнулась, - Главное, чтобы Кир ничего не знал. У него, кстати, вступительные начались...

 - В политехнический? - уточнил Дмитрий, - Кажется, информатика?

 Она кивнула.

 - Он же способный, в точных науках отлично соображает. Разве что английский... но тут уж я ему помогу.

 - Разумеется, поможешь, - мягко сказал Давидов, - А сейчас, Оленька, слушай нас очень внимательно. Мы тебя проинструктируем, и не дай Бог тебе от этих инструкций отступить хоть на йоту... Недооценивать Громова никак нельзя, он ведь считает, что терять ему нечего...

 -Постойте, - осторожно сказала она, - А... Ручьёв? Ваш шеф? Вы его не собираетесь вводить в курс?

 - Ввели бы, - с сожалением сказал Орлов, - Но он сейчас за кордоном. А по телефону, сама понимаешь, такие вещи не обсуждаются.

 -И надо определиться с датой, - напомнил Давидов.

 - Я свободна, - просто сказала Ольга, - У меня же каникулы...

 * * *

 
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. "Побег"


1.

 До последнего момента он все же не верил, что похитители согласятся на его условия (разве что они конченые идиоты, но “Громобой” их таковыми не считал, не приняв во внимание того, что порой излишняя самоуверенность - это та же глупость), однако, когда к нему опять приехал патлатый, а с ним вместе красавчик с льняными волосами, в котором Гоша с трудом узнал второго “алкаша”, присутствовавшего при его задержании, надежда ворохнулась в сердце Гоши Громова... Да еще какая! Даже пришлось приложить титаническое волевое усилие, чтобы ничем не выказать этой надежды...

 - Ну так как? Не поумнел? - вроде даже с сожалением спросил патлатый.

 Громов перевел взгляд на высокого прыщавого парня, стоящего у двери (любопытно, а куда же Кинг Конг делся?) и промолчал.

 - Ну разве я не говорил тебе, Олег, - обратился патлатый к красавчику-блондину, - Что случай тяжелый, можно сказать - патологический?

 Олег согласно кивнул.

 -Похоже, ты прав, Митя. Серьезный случай...

 После чего непринужденно присел на топчан рядом с “Громобоем”, не забыв аккуратно поддернуть свои брюки с идеально отглаженными “стрелками”.

 - Значит, продолжаешь от любви сгорать, Игорек? И никакие наши внушения на тебя не повлияли?

 “Громобой” с отвращением отвернулся от лощеного красавца. Охота им базарить - и хрен с ними. Пусть базарят. От него, Гоши, не убудет. Только бы снова бить не начали... Поясница у Громова до сих пор ныла после того, как над его почками добросовестно потрудился кареглазый стервец (вот кого он первым бы удавил, попадись тот ему... в другой ситуации).

 - Не повлияли, - печально констатировал блондин и вдруг, резко схватив Громова за подбородок, развернул его лицом к себе, - Я с тобой, мразь, разговариваю! - рявкнул он металлическим голосом. После чего отпустил небритый фейс “Громобоя”, и, вынув из кармана брюк идеально чистый носовой платок, брезгливо вытер им ладонь и встал с топчана.

 - Ладно, ублюдок, - ровно и холодно продолжал блондин, - Девочку хочешь? Будет тебе девочка. В ближайшее время... будет. К слову, для нее явилось полнейшей неожиданностью, что мы тут тебя, мразь, держим, - блондин холодно усмехнулся. В голубых глазах был арктический лед. - Она-то по наивности своей считала, мы тебе этак пальчиком погрозили и отпустили на все четыре стороны - мол, шали, Гоша, да знай меру... Встать, гнида! - неожиданно рявкнул он, приблизившись к “Громобою”.

 Гоша встретился со взглядом блондина и послушно встал с топчана. Тот схватил его за ворот уже несвежей рубашки, притянул к себе. Так близко, что “Громобой” даже ощутил изысканный аромат явно очень дорого одеколона.

 -Попытаешься с девочкой что-нибудь сотворить, - прошипел блондин, - Пожалеешь, что на свет народился...

 - Мужиком, - с усмешкой добавил патлатый, с явным удовольствием наблюдавший за разыгрываемой сценой.

 - Да, - согласился блондин, - Ибо яйца откручивать тебе стану я. Лично.

 - Пошел на хер, - буркнул “Громобой” (увы, не сдержался), и это было большой ошибкой,

...ибо колено блондина (жутко твердое колено) как раз и врезалось в то самое место, что порой причиняет мужчинам массу неприятностей...

 Перед глазами все поплыло в красноватой пелене, и Громов снова плюхнулся на свой топчан, скорчившись от дикой боли, понятной, увы, опять же лишь обладателям пресловутых яичек.

 - Думаю, он все понял, - раздался откуда-то издалека насмешливый мужской голос.

 И ему отозвался другой:

 - А если не все -сделаем еще внушение...

 “Твари, - в бессильном отчаянии и ненависти подумал “Громобой”, - Ну, твари... За все ответите, твари... еще ответите... за все...”

...Впрочем, это были, скорее всего, неосуществимые мечты, и “Громобой” сие прекрасно понимал... Он попытался вызвать у себя уже привычную злость в отношении Ольги... но отчего-то на сей раз не получалось. Он все вспоминал слова блондина - “для девочки это задержание явилось полнейшей неожиданностью”, - и внезапно поймал себя на абсурдном желании... поверить его словам! Поверить в то, что Ольга не имеет к этим издевательствам ни малейшего отношения, что ее попросту использовали втемную, чтобы подцепить его, “Громобоя”, и вытрясти из него все, что можно...

 Она же совершенно не такая... Нет, она... она светлая! У нее такое светлое лицо, и взгляд, и улыбка...

 Внезапно Громов почувствовал, что по его щеке скатывается что-то очень неприятное. Слезы?.. Вот дела... Выходит, и крутого до слез довести можно, если постараться?

 Он со злостью стер со щеки единственную слезу (а, может, просто соринка в глаз попала?), потом подошел к умывальнику, плеснул в лицо холодной водой... С тоской подумал, что не брился уже больше недели... Можно представить, каким страшилищем он предстанет перед девочкой... да, небось, и синяки до конца не сошли...

 Потом рухнул ничком на свой топчан и приказал себе сосредоточиться на завтрашнем плане, а не думать о такой ерунде, как щетина на морде и несвежее белье...

 Думал сейчас “Громобой” о том, что для любого хищника ценнее всего - спасении собственной шкуры.

 

 * * *

 

2.

 ...Сначала она услышала мелодичный звон будильника, затем ощутила нежные прикосновения губ к своим векам. Не открывая глаз, обняла Кирилла за шею, запустила пальцы в его короткие густые волосы.

 - Ну, вреднюга... уже вставать?

 Он поцеловал ее в губы, и она, наконец, открыла глаза... и залюбовалась его светлым, юношески красивым лицом.

 - У меня же экзамен, забыла?

 - Помню... - она провела ладонями по его бархатистым щекам (у некоторых мужчин щетина растет лишь на подбородке и над верхней губой. Кирилл был таким - на бритье у него уходило вдовое меньше времени, чем у большинства ему подобных) и поймала себя на сильнейшем желании... не отпускать его от себя.

 А главное - отказаться от сегодняшней встречи с “Громобоем”. “Вот позвонит Орлов, и я ему скажу, что вняла голосу рассудка. И плевать, что там дальше с этим зарвавшимся авторитетом будет. Плевать решительно!” Но... она встала с кровати. Набросила на себя халат.

 - Первым делом, первым дело самолеты, ну, а девушки? А девушки - потом!

 Он рассмеялся, приблизился к ней, обнял за талию.

 - Все, что делает мужчина толкового, он делает ради любимой...

 “А ради КОГО я, интересно, собираюсь сегодня пуститься в авантюру?”

 Она встряхнула головой. Да что за дурацкий мандраж? Ее же будут страховать, и не кто-нибудь, а матерые волкодавы “Ржевского” - Давидов и Орлов! А Кир вообще ничего не узнает...

 ...Но рядом с Кириллом ей было бы куда спокойнее...

 Она направилась на кухню просторной квартиры своих предков, позавчера укативших “на юга” (Оксана намекнула, что подозревает, с кем тут дочь будет проводить время. Дочь лгать матери не стала. Сказала, что и в самом деле будет с Кириллом, а долгая размолвка лишь укрепила чувства, и пора бы мамочке смириться с мыслью о будущем зяте “рабоче-крестьянского происхождения”. Мамочка ответила, что давно смирилась, и что, действительно, лучше знакомый черт, чем не пойми какой “подозрительный бандит” - пусть даже с цепью на шее и “Ролексом” на волосатом запястье. Ольга рассмеялась, чмокнула любимую мамочку в нос и заверила - с Кириллом ей сам черт не страшен. “Но о контрацепции все же не забывай”, напомнила современная мама. Ольге и хотелось бы забыть... но, пожалуй, года два еще придется повременить со славным кареглазым (именно кареглазым!) карапузом - до окончания учебы в вузе).

 - Солнце мое, тебе омлет или глазунью? - крикнула она в приоткрытую дверь ванной комнаты.

 -Шама решай, - прошепелявил занимающийся чисткой зубов возлюбленный (как человек культурный, зубную щетку, равно как и полотенце, и бритвенный станок он притащил сюда свои).

 - Тогда омлет, - решила она и стала взбивать в миске яйца с молоком, пытаясь одновременно повторить про себя инструкции “гюрзы”. Так, не приближаться к Громову ближе, чем на полтора метра, не поворачиваться к нему ни спиной, ни боком, держаться ближе к охраннику (лучше к Диме. Кир ревнует слегка, но старается не показывать вида. Милый, нет у тебя соперников и быть не может!)

 Что еще? Давидов говорил, что “Громобой” может “шлангом прикинуться”, даже слезу пустить, но она расслабляться не должна, Громов - волк и даже если накинет на себя овечью шкуру, волком быть не перестанет...

 “А ведь я его подставила... - накатила вдруг странная тоска, - Осознанно или не совсем, но подставила же?”

 И Кирилл хорош. Солгал, не моргнув глазом. Дескать, парни с ним убедительно поговорили, и волноваться тебе не о чем...

 Ясно, не о чем. Заточили волчару в импровизированную тюрьму и занимаются... чем? Да вульгарным вымогательством!

 А она еще и подыгрывать им обязана...

 - Эй, ты о чем размечталась? - подкрался, как обычно, сзади, поцеловал в шею, - А где омлет?

 - Сейчас будет, - она поставила миску на стол и, повернувшись к Кириллу, вдруг неосознанно потянулась к нему, обняла за шею... и почти касаясь губами его уха, прошептала те три слова, что не имеют ровным счетом никакого значения в большинстве случаев...

 ...но сейчас она сказала правду.

 - И я тебя... даже сильнее, - чуть растерянно ответил Кирилл, потом отстранился, внимательно всмотрелся в ее явно разрумянившееся лицо, - Все в порядке?

 Она отвела глаза. Потому, что и врать очень не хотелось...

...и не соврать было нельзя.

 - У меня тоже мандраж, - постаралась улыбнуться, - Твой экзаменационный мандраж мне передался.

 - Ерунда, - он тоже улыбнулся. Мягко и простодушно. - Сегодня физика, в ней я уверен...

 - Это вступительные экзамены, - возразила она, - Тут ни в чем нельзя быть уверенным... если поступаешь не в коммерческий вуз, конечно.

 - Я буду стараться, - серьезно сказал Кирилл... и снова улыбнулся.

 * * *

 Наконец, проводив любимого, напоследок пожелав “Ни пуха” и пообещав, что будет ругать его на чем свет стоит, пока он не вернется с отличной (и никак иначе!) оценкой, она прошла в ванную, остановилась у зеркала. “Тебе сейчас кажется, что у тебя проблемы оттого, что ты девочка очень хорошенькая? А представь - у тебя вообще НЕ БУДЕТ лица!.. Ну, Кирилл, как парень на редкость порядочный, тебя не бросит...”

 Да уж, мастера психологических прессингов эти бывшие гебешники - что Ручьёв, что Давидов... Она ощутила короткий озноб, даже слегка передернулась, сильнее стиснула челюсти...

 … и все равно необходимой злости в отношении Громова не было. Хуже того - и решимости не было...

 “Я сейчас как вялая, вареная, вчерашняя макаронина...”

 Сия метафора даже ненадолго развеселила. Рыжику ее подкинуть бы... Пусть сочинит стишок о “вчерашней макаронине”.

 Ольга посмотрела на часы. Так, десять. А “гюрза” не звонит... Может, планы изменились? Вот было бы здорово... Сейчас она, не спеша, наведет марафет (чтобы и впрямь выглядеть ну, очень хорошенькой), потом сварганит что-нибудь вкусненькое (выберет необычное блюдо из мамочкиной тетрадки, куда та записывает фирменные рецепты), а потом вернется Кир... и плевать, как он сдаст эту чертову физику, хоть на “трояк”, “Ржевский”, если надо, за своего похлопочет...

 И впереди - почти целый день с человеком, в разлуке с которым она провела полтора отвратительно тоскливых месяца только лишь для того, чтобы осознать, насколько он необходим...

 ...Телефон зазвонил. Она намеренно не стала смотреть на определитель номера - вдруг все-таки не Орлов?

...Орлов, увы. Долг, детка... Вечно эти самые долги предъявляются невовремя...

 Голос Дмитрия был слегка напряженным.

 -Ну, как, Оля? Ты не передумала?

 Так и подмывало ответить, что передумала! Страшно хотелось сослаться даже на несуществующую болезнь!

 Но она, конечно, сказала, что не передумала и обреченно пошла одеваться. Как можно скромнее, естественно. И одновременно удобнее. Джинсы и простенькая блузка - на мужской манер.

 Так, мобильник в сумку... Что еще? Деньги, ключи, паспорт... К чему она постоянно таскает с собой паспорт? Кирилл же не раз предупреждал - потеряешь, мол... А, ладно. Старые привычки - худшие привычки. И самые стойкие.

 Причесаться тоже надо скромно. Волосы гладко зачесать назад и - в хвост. (Абсолютно гладко все равно не получается - эти чертовы завитушки надо лбом и у висков...)

 Неожиданно она ощутила резь в животе. Уже понадеялась - поездка, слава Богу, отменяется... но отпустило. Черт!

 За окном - шум подъехавшей машины. Черный джип агентства...

 Может, хапнуть из маминой аптечки пару таблеток тазепама - для храбрости? Стоп. Это уж совсем лишнее. Реакции могут замедлиться и вообще сознание туманят...

 Увидев Орлова, по обыкновению улыбнувшегося ей широко, обаятельно и ободряюще, она почувствовала некоторое облегчение. Ее же будут страховать парни с оружием!

 А на “Громобое” будут наручники. Так чего ей бояться? Через час-полтора она над своим дурацким страхом будет в душе хохотать!

 - Так, девочка, слушай внимательно, - Дмитрий устроился рядом с ней на заднем сиденье. На коленях у него лежала коричневая кожаная папка. - Громов может пытаться тянуть время, разжалобить тебя... не поддавайся. Держись независимо, даже скучающе. Мол, тебя как куклу привезли, полюбоваться тобой минут пять-десять, от силы, а вообще - ты спешишь, дела неотложные и прочее... И Юра тебя проводит к джипу. И отвезет домой.

 - А Давидов где? - слегка насторожилась Ольга.

 Дмитрий чуть поморщился.

 - Да возникли некоторые проблемы с “Мега-банком”... Ерунда. Подъедет чуть позже.

 Она протянула руку, коснулась ладони Дмитрия, даже несильно ее сжала.

Я рядом с тобой держусь, хорошо?

Орлов опять улыбнулся, чмокнул ее в щеку (никогда не упустит случая, стервец!)

 - А як жеж, гарна дивчина? Тильки со мной!

 - Шаг влево, шаг вправо считается побегом, - натянуто пошутила она.

 - Прыжок на месте - провокация, - серьезно добавил Орлов.

До нее вдруг дошло, что она шутит о веревке в доме повешенного. В свою очередь поцеловала Диму в висок.

 - Где ты был, милый, за полчаса до моего знакомства с Кириллом?

 Он несколько напряженно засмеялся.

 -Да как обычно, ловил ворон... - и добавил уже серьезно, - Ты немного нервничаешь, но это нормально. Это даже хорошо, ибо означает, что ты сознаешь степень риска.

 - И... большую степень?

 - Да нет, - небрежно бросил Дмитрий, - Совсем небольшую... Но, знаешь, лучше перебдеть, чем...

 - Недоспать, - она опять засмеялась и подумала, что поступает с Кириллом нечестно - она же обещала его ругать!

 * *т *

 

 

3(1).

 Громова, безусловно, тоже бил мандраж, только, конечно же, по другой причине. Впрочем, как бы то ни было, “Громобой” давно уговорил себя, что терять ему нечего....

...кроме своих цепей. Причем, на сей раз в прямом смысле.

 После завтрака (опостылевшей овсянки и отвратительно теплого, жидкого кофе) прыщавый (из новеньких. Кинг Конг так и не появился, более того, и “киллер” со шрамами куда-то сгинул. Впрочем, Гоша суеверно подумал - так везти не может. Еще объявятся, ублюдки) посуду унес, и “Громобоя” опять оставили одного.

 Он старался держать себя в руках, не психовать (кто даст гарантию, что девчонка в последний момент не откажется с ним увидеться? Принудить-то ее вряд ли могут... или все-таки могут?), даже некоторое время слушал дурацкое отстойное радио... но наконец выключил, ибо раздражало оно сейчас “Громобоя” страшно.

 Сел на топчан, напряженно прислушиваясь - не раздадутся ли в коридоре шаги?

 Но раздались не шаги в коридоре, а за окном шум подъехавшей машины.

 Сердце бешено подпрыгнуло и заколотилось... где-то в горле.

 “Сегодня или никогда, - навязчиво стучало в висках, - или никогда... или - Матвеевские топи...”

 Наконец, снова лязгнул засов на двери, и в комнату-камеру “Громобоя” вошел прыщавый секьюрити с наручниками. Гоша послушно вытянул руки вперед. Если этот прыщавый потребует, чтобы он, “Громобой”, завел руки за спину, все к чертовой матери сорвется...

 Вот ведь от каких мелочей все зависит! Вся жизнь!

 ...Прыщавый был или туп непроходимо, или ему не дали нужных инструкций. Так или иначе, он надел наручники на “Громобоя” спереди.

 - На кушетку сядь, - буркнул парень (на вид ему было лет двадцать пять, от силы, и судя по глазам, интеллектом паренек явно не блистал). Гоша послушно опустился на топчан.

 Парень снова вышел, но вернулся очень скоро. И не один.

 Сначала в комнату вошел охранник, за ним - Ольга. На то, что процессию завершал старый знакомец с соломенными патлами и насмешливыми глазами, “Громобой” обратил внимание в последнюю очередь.

 Ибо взгляд его был прикован к Ольге.

 Одета она была на сей раз предельно скромно - голубая блузка, джинсы (даже слегка потертые)… Волосы стянуты сзади в хвост.

 И все равно это было, как неожиданный удар под дых - ну, не видел, не видел Гоша Громов за свои неполные двадцать восемь девочки красивее! Хотя уж каких только шлюх не перевидал...

 Но то шлюхи... А это - товар штучный. Можно сказать, эксклюзивная модель...

 Ольга перевела на него взгляд, и “Громобой” ощутил, что мучительно краснеет. Да уж, “хозяин жизни”... В грязной рубашке, мятых брюках, с недельной щетиной на морде...

 ...и еще до конца не сошедшими синяками. Зрелище!

 Однако, отвращения на ее нежном (ангельски нежном, нежном нереально) лице Громов не уловил. И накатило вдруг воспоминание о недавнем сне - Ольга, входящая в эту убогую комнатушку, облаченная в полупрозрачную тогу, с распущенными волосами... Да ладно, это детали, она и в мешковине - ангел... С любой прической. Не Золушка - настоящая Принцесса!

 И во взгляде легкое сожаление... Или легкая грусть?

 ...Патлатый выразительно покашлял. Положил на стол ненавистную папку.

 - Ну так как, дорогой Игорь Анатольевич? Мы со своей стороны договор соблюдаем, соизвольте и вы...

 Громов, наконец, обратил внимание на то, что Ольга (осознанно или нет) старается держаться ближе к патлатому... Разумно. Безусловно, девочку проинструктировали...

 - Так вот сразу? - просипел “Громобой”, - Ладно, хрен с вами. Ручку давайте.

 Патлатый похлопал себя ладонями по карманам... и на секунду Громов уловил на его физиономии выражение растерянности. Затем патлатый повернулся лицом к Ольге.

 -Свет моих очей, вы же, девочки, вечно таскаете с собой кучу барахла, неужто ручки не найдется?

 Ольга с сожалением улыбнулась.

 - Все бы ничего, только сумку я оставила в джипе.

 - Черт! - патлатый взъерошил пятерней свою густую шевелюру, затем обратился к прыщавому, - И у тебя, конечно, нет?

 Парень, облаченный в комбинезон маскировочной расцветки, отрицательно помотал головой.

 - Нет, Дмитрий Евгеньич...

 - Мать твою, - вполголоса выругался патлатый, затем скомандовал уже твердым голосом: - Оля, отойди и встань спиной к стене. А с тебя, - он повернулся к парню в комбинезоне, - Голову сниму, если ушами хлопать будешь!

 Парень вроде даже обиделся. Покраснел.

 Ольга послушно отошла к стене, оказавшись напротив Громова.

 Тот попытался растянуть губы в улыбке, хотя сердце уже колотилось как бешеное. “Громобой” великолепно понимал - пока тут этот патлатый Димон, ни черта у него, Гоши, не получится, ибо, невзирая на все ухмылочки и несерьезный вид, парень этот - волчара матерый.

 А прыщавый - слабак, скорее всего. Против него, Громова, слабак.

 Вот только девчонка...

 Гоша вскинул голову. Нет, сейчас лучше не пялиться на нее, иначе вся решимость к черту улетучится, и позволит он себя зарезать как хряк паршивый...

 - Оля, - обратился он к Ольге, когда патлатый из комнаты вышел. - Чего тебе у стены торчать? Давай уж я поторчу, а ты присядь, - он даже нашел в себе силы усмехнуться. Усмешка вышла удачной. Этакой... с горечью. - Меня, что ли, боитесь? Да? - он встал с топчана и вытянул свои скованные наручниками запястья вперед, - Ну, глядите, какой страшный Гоша Громов! Страшней атомной войны, да?

 -Перестаньте... - он мельком взглянул Ольге в лицо и увидел на нем... выражение му’ки. На него Ольга явно старалась не смотреть.

 После этого она отошла от стены... и прочее случилось в считанные секунды (Дима Орлов в это время даже не успел выйти из коттеджа (зарегистрированного на подставное лицо, а фактически принадлежавшего агентству “Феникс”).

 В два прыжка Громов оказался за спиной Ольги и захлестнул вокруг ее шеи цепочку наручников.

 После чего скомандовал растерявшемуся охраннику:

 - “Пушку” - на пол, ключи от “браслетов” - мне! Пока ваш патлатый вернется, я девке десять раз шею сверну!

 Охранник бросил растерянный взгляд на покрасневшее лицо Ольги (при всем желании она не могла даже вскрикнуть, так сильно “Громобой” сжал ее горло), затем, сам бледный и едва ли не трясущийся, осторожно положил на пол свой ТТ, ногой пододвинув его бандиту.

 Громов немедленно отпустил Ольгу и тут же схватил пистолет с пола.

 Его надежды оправдались - “пушку” можно было держать и со скованными запястьями.

 - Ты!. - щелкнув предохранителем, он повел дулом в сторону Ольги, - Возьми у него ключи от “браслетов”! Хотя нет, тебе их не открыть... - дуло ТТ нацелилось в грудь прыщавому охраннику, - Живо, прыщ! Мне терять нечего! На курок нажать - дело секундное!

 Тот дрожащими пальцами начать отпирать защелкивающее наручники устройство.

 ...Это был великолепный момент для того, кто обладал должной реакцией, самообладанием и смелостью. В этот момент “Громобой”, несмотря на все свои угрозы, был наиболее уязвим.

 ...Юра Семенов ни смелостью, ни должной реакцией не обладал. Он просто снял с “Громобоя” наручники. Без возражений.

 Выйдя из оцепенения, Ольга, наконец, рванулась к двери, но “Громобой”, освобожденный от своих цепей, оказался проворней и успел схватить ее за длинные волосы.

 Притянул к себе, развернул боком, приставил дуло ТТ к селезенке.

 - Вот так, девочка, - горячо прошептал “Громобой” ей на ухо, - Не всегда по-вашему выходит...

 Затем он, крепко держа Ольгу за предплечье, повел дулом пистолета в сторону растерянного Семенова.

 - А ты, прыщ, пристегивай себя “браслетами” к ножке стола! Ну, живо, живо! Или выстрелю - очень хочется посмотреть, есть у тебя в башке мозги, или только солома?

 Ольга ощутила тошноту, глядя на то, как человек, призванный ее охранять, послушно пристегивал свою левую руку к ножке дощатого стола.

 Затем “Громобой” подтолкнул ее в спину, и в бок ей снова уперлось дуло ТТ.

 - А теперь - на выход, сладкая моя кисочка... Прорвемся - шоколадку тебе куплю, - и даже хохотнул.

 Ей захотелось харкнуть ему в лицо, но тут в памяти всплыли глаза Кирилла...

...и решимость (если она была вообще) улетучилась окончательно.

 “Макаронина вареная, вчерашняя”, вяло подумала Ольга.

 * * *

 

3(2).

 Отвратительное предчувствие его охватило, когда он забирал с заднего сиденья джипа сумку Ольги. В отличие от девушки, “гюрза” своей интуиции доверял всецело.

 -Оставайся за рулем! - скомандовал он Гене Петрову, сравнительно недавно устроившемуся в “Феникс”, - Я появлюсь с девчонкой - тут же с места и вперед! - и побежал назад, молясь об одном - лишь бы на этот раз предчувствие обмануло, лишь бы успеть, пока “Громобой” не выкинул какой-нибудь фортель...

 И, едва вбежав в коттедж и увидев “Громобоя”, толкающего перед собой Ольгу, с тошнотворным ужасом понял - взявшись играть с Громовым ва-банк, они с Давидовым проиграли... Нет, это он, “гюрза”, проиграл! Именно он!

 В отличие от Семенова, Орлов обладал и молниеносной реакцией, и смелостью... да только шанс был уже упущен.

 Он едва успел извлечь из кобуры свой пистолет и метнуться под ноги Ольге (сбив ее с ног, он хотя бы прикрыл ее собой), как громыхнул выстрел, и невероятная сила ударила Дмитрия в правое плечо. Рука с зажатым в ней пистолетом обвисла плетью. Упав на пол, “гюрза” перекатился на правый бок, громыхнул еще выстрел, почему-то его не задевший (лишь позже он узнал, что Ольга в последний момент сумела ударить по руке Громова с пистолетом и отвести ее в сторону), потом переложил свой ТТ в левую руку, но знал - уже поздно, поздно... К тому же кровь из раненого плеча хлестала фонтаном - видимо, была задета артерия.

 “Гюрза” все же прицелился вслед выходящему из дома “Громобою”, но тот молниеносно развернулся, выставив Ольгу перед собой.

 ...Ее расширившиеся от ужаса и отчаяния глаза цвета грозовых туч и были последним, что увидел Дима Орлов перед тем, как поле зрения заволокла серая пелена...

 Он с силой прикусил кончик языка (чтобы не потерять сознания), левой извлек из кармана куртки мобильник и, собрав волю в кулак, набрал-таки номер Давидова.

 - Олег, в коттедж, срочно!... - после чего силы все-таки ушли, и Дмитрий потерял сознание.

 

 * * *

 

3(3).

 Как всегда, Наташка позвонила в самый неподходящий момент - поделиться результатом своего очередного визита к акушеру-гинекологу (она находилась на пятом месяце).

 -Слушай, некогда мне сейчас, - недовольно проворчал Гена, невольно заразившись волнением “гюрзы”, - Перезвони позже...

 Супруга, конечно, обиделась. Гена уже начал размышлять, как загладит перед ней свою вину, когда услышал донесшиеся из коттеджа беспорядочные выстрелы.

 Неужто авторитету удалось-таки прорваться? Гена даже его невольно зауважал - не зря, выходит, авторитетом пользуется...

 Он спешно выскочил из джипа, оставив и ключи в замке зажигания, и дверцу открытой, но успел лишь расстегнуть кобуру, когда увидел выходящего из коттеджа “Громобоя”, толкающего перед собой девчонку Студента (тот, болтали, с ума по ней сходит... ну, неудивительно, девочка действительно красоты писаной, только картины с нее и писать...)

 Но та картина, которую наблюдал сейчас Гена Петров, поистине ужасала - Ольга была бледнее полотна, а небритый “Громобой” с всклокоченными волосами и бешеным взглядом был поистине страшен.

 - На землю! - услышал Гена не человеческий голос, а скорее звериный рык. На землю, гнида, иначе всех тут положу...

 Петров еще имел шанс выхватить из кобуры свой “Макаров”, но...

 … тут включился голос рассудка. Куда он попрет против этого хищника? Тот его в миг уложит, как наверняка “гюрзу” уложил, а уж опытный “гюрза” - это не он, Гена Петров, почти еще стажер...

 И потом - Наташка... На пятом месяце! Что с ней и малышом станет, если с ним, Геной, случится непоправимое?

 ...И он, послушно отбросив ПМ, бухнулся на газонную траву. И даже отполз в сторону, освобождая “Громобою” путь к джипу.

 - Слякоть! Слизняк! - услышал он внезапно звонкий девичий голос и, приподняв голову, увидел нескрываемое презрение на лице Ольги, которую “Громобой” загонял в джип.

 А потом и сам Гоша обернулся. Ухмыльнулся.

 - И впрямь - слякоть...

 * * *

 

4.

 - Доигрались, архаровцы? - страшным голосом вопрошал Кравченко, плюхнувшись на явно не подходящую для его туши табуретку в комнате “Громобоя”.

 Но садиться тут больше было не на что. А устраиваться рядом с парочкой “архаровцев”, скованных одной парой наручников, на топчан, настроения у толстяка определенно не было.

 У окна стоял бледный как полотно Давидов. Смоленцев, гневно сопя, маячил у двери.

 Диму Орлова только что умчала карета “скорой помощи”.

 - Затейники хреновы... Вот вернется “Ржевский”, а я только что с ним связывался, он срочно прерывает все дела и летит сюда...

 - Вернется - ответим, - негромко сказал Давидов, метнув короткий взгляд на понурых Семенова и Петрова. Нижняя губа Семенова безобразно распухла и кровоточила. У Петрова наливался багровым цветом кровоподтек под глазом.

 - Так, - Кравченко шумно вздохнул, - Поисковые группы... этим ты займешься, - он повернулся к Давидову, - А уж кто Студенту сообщит о том, что с его девочкой...- удрученно покачал головой, - Тут и врагу не пожелаешь, пожалуй...

 - Так она сама согласилась, - начал было Семенов, но тут Олег подскочил к нему, тыльной стороной ладони врезал по многострадальным губам.

 - Заткнись, морда прыщавая! Ты ее охранять обязан был! Трех минут не прошло, как “гюрза” оказался ранен, а Ольга - в заложницах у того психопата! И что я нахожу, явившись сюда? - Давидов страшно сверкнул побелевшими от бешенства глазами, - Димка кровью истекает в коридоре, над ним этот ублюдок … Что?! Заткнись! - на сей раз удара в челюсть удостоился Гена Петров, - Скулит! Даже первую помощь не оказал!

 Петров сплюнул окровавленную слюну, утер подбородок.

 -Я его перевязывал, - невнятно пробубнил он.

 - Не ****и! Это я его перевязал! - рявкнул Морис и опять повернулся к Семенову, - А этот прыщ недорощенный сам себя к ножке стола “браслетами” пристегнул, предварительно свою “пушку” Гоше Громову подарив. Без-воз-мезд-но!

 - Это девчонка, - начал, было Семенов, однако, Давидов ухватил его за чуб, откинул голову бедолаги назад.

 - Что о девчонке ты вякнул, гниденыш? Ты и мизинца этой девчонки не сто’ишь! И учти - случись с ней что, на капусту тебя лично порублю! Нашинкую! И засолю! И к тебе это относится, - повернулся он к Петрову, кривившемуся и хватающемуся за, похоже, сломанную челюсть.

 - Угомонись, Олежа, - негромко сказал Смоленцев (выглядел он сейчас очень усталым), - Все одно - мы виноваты. Нельзя передоверять то, что способен сделать только ты, другому... А Студент, - он обвел взглядом и мрачного Кравченку, и злого Давидова, - Разве ему обязательно говорить сейчас, а? Может, девочка еще объявится...

 - Дурак ты, Вадик, - презрительно бросил Давидов, - Они живут вместе, соображаешь? В одной квартире! У Кирилла сегодня очередной вступительный экзамен, - бросил короткий взгляд на часы, - Сдал уж наверняка... А Ольга его должна дома ждать. Он к вечеру спятит, если она не появится, и опять же, к кому помчится? Или ты считаешь, “гуманист” наш Гоша “Громобой” разрешит ей звоночек по мобильному сделать - возлюбленному? Мол, не волнуйся, милый, правда, лучший друг твой ранен, а меня бандит взял в заложницы, но в целом - все хорошо, прекрасная маркиза! - тут голос Давидова сорвался на фальцет, он покраснел, подошел к раковине и, открыв кран с ледяной водой на полную мощность, сунул под него свою красивую голову.

 - Ну... - Смоленцев нахмурился, - Раз уж не избежать... Поговорю я с мальчишкой... - тяжело вздохнул, - Поговорю...

 - Кирилл-то не мальчишка давно, - задумчиво сказал Кравченко, - Судя по тому, как он себя проявил и на Кавказе, и при задержании Громова. Мальчишки - вот, - презрительно скривился, указав в сторону сидящих на топчане, - Хотя нет. Не мальчишки. Слизняки просто. Слиз-ня-ки.

 - А у меня предложение есть, - отфыркавшись и пригладив мокрые волосы, сказал Давидов уже значительно спокойнее. - Пусть-ка эти герои дня посидят тут... недельку-другую. На воде и хлебе. Тогда, может, чего и поймут в этой жизни... Хотя... вряд ли.

 Кравченко еле заметно усмехнулся.

 - Предложение интересное, надо обдумать...

 - У меня жена беременная! - истерически прошамкал Гена Петров.

 - А у других жен нет, по-твоему? И детей нет? - пробасил Смоленцев, - А если Оленька Снигирева тоже собиралась преподнести Студенту наследника?

 -Не трави душу, Вад, - буркнул Давидов.

 Никто не произносил этого вслух, но ни Кравченко, ни Давидов, ни Смоленцев не верили, что у Ольги есть хоть микроскопический шанс выйти из этой передряги живой и невредимой.

 А следовательно, не было шансов и у них. В ответ на преподнесенный ему “урок” “Громобой” преподал “Фениксу” свой. И куда более серьезный...

 

 * * *

 

5.

 После того, как первоначальное состояние сильного шока проходило, и она, следовательно, обретала способность мыслить, в голове настойчиво завертелась дурацкая мечта о побеге.

 Ладно, джип, управляемый “Громобоем”, несется быстро, однако не настолько, чтобы было безумием выпрыгивать из него на ходу. Дорога проселочная, по обочинам - травка...

 Дура, выпрыгнув из “тачки”, ты в самом удачном случае подвернешь лодыжку... и куда поковыляешь? В лес? А тут и некуда больше... Гоша остановится, догонит в два прыжка и... скажи спасибо, если не убьет...

 Может, дождаться выезда на шоссе? Там Громов даст себе волю... Нет? Нет. Ибо он-то, в отличие от того прыщеватого субъекта, который заменял Стрельцова (угораздило “Стрельца” не ко времени в больницу с аппендицитом загреметь... или... Дима врал? Но к чему? Если предположить это, то следует предположить и то, что “Громобою” позволили намеренно сбежать... А Орлов намеренно подставился под пули, стараясь его задержать? Чушь, конечно. Надо Бога молить, чтобы Дима оказался лишь нетяжело ранен...)

 И все по твоей, дура, вине! Предупреждал ведь Орлов - нечего без толку рисковать... И инструкцию его ты нарушила. Выпустила Громова из поля зрения, повернулась к нему боком, приблизилась на расстояние ближе полутора метров... словом, кругом дура. То есть, круглая дура.

 А результат? Ранен хороший парень, а прочие - из-за тебя, идиотка! - сейчас оторваны от серьезных дел и психуют, конечно, но главное - Кир... Кирилл... Славный, отчаянный, кареглазый... не подозревающий о том, в какую идиотскую авантюру она решила пуститься без его ведома.

 Она поймала себя на желании даже не застонать, а завыть. Вот только таких “сюрпризов” ему сейчас и не хватает! Значит, опять коту под хвост вступительные экзамены, а ведь Кириллу уже - двадцать два, его ровесники - более обеспеченные, разумеется, более благополучные - вузы уже заканчивают...

 Стоп. О чем она думает? Главное - выбраться из этой передряги, а уж вопрос с учебой Кирилла как-нибудь решится. В крайней случае, ее, Ольги, отец (отнюдь не питающий предубеждения в отношении “рабоче-крестьянского” происхождения Кирилла) об этом похлопочет. Главное - вырваться...

 Она покосилась на “Громобоя”, сосредоточенно наблюдающего за дорогой. Вот вам Гоша Громов - во всей красе. Мужик суровый. Человек дела. “Академиев” не заканчивал... а зачем ему академии? Он и так к своим неполным тридцати сумел сколотить неплохой капиталец...

...обирая лохов и экспроприируя экспроприаторов.

 Удивительно, как этот матерый волчара мог показаться ей там, в доме, столь жалким? Да уж, прав был Давидов, говоря о волке в овечьей шкуре...

 ...Джип неожиданно резко затормозил. Она увидела развилку на дороге.

 - Ремень, - коротко сказал Громов, повернувшись к ней лицом.

 - Что? - Ольга почувствовала противный холод в груди. Собирается... удавить? Зачем такие сложности? У него же ТТ... Не хочет к себе внимание выстрелами привлекать? Чье внимание? Белок и дятлов в окрестных лесах? В лесу стрелять чертовски удобно - если что, вали все на охотников...

 Громов ударил ее по щеке. Несильно. Скорее, хлопнул. Подняв на него взгляд, злости в его блекло-голубых глазах она не уловила.

 - Заснула, куколка? Выдергивай ремень из своих штанов, - дулом ТТ он указал на ремень в ее джинсах.

 - За... зачем?

 Громов снисходительно вздохнул.

 - Ручонки тебе свяжу. Чтоб не шалили. Ну? Давай, давай, лапочка. По твоей подставе меня взаперти неделю держали и чуть в топи Матвеевские не отправили, так что считай - Гоша Громов сейчас очень добрый...

 Она почувствовала жар в щеках. Неужели он серьезно насчет Матвеевских топей? Да нет, это только его домыслы... Конечно, у “Феникса” порой своеобразные методы работы, но не до такой же степени...

 - Я не знала, что с вами так поступили, - выдавила она из себя, - Я совершенно не...

 -Ладно, ладно, я это уже слышал,- недовольно перебил ее “Громобой”, - Но зубы ты мне сейчас не заговоришь. Ремень, быстро!

 - А если нет? - еле слышно спросила она.

 Громов тяжело вздохнул.

 -Ну тогда убью. Скажи “спасибо”, что я этого еще там не сделал. Ну?

 Она посмотрела ему в глаза... и действительно увидела в них убийство. Громов сейчас подобен загнанной в угол крысе. Ничто уже, ничьи жизни, кроме собственной, значения не имеют...

 Она молча вынула ремень из джинсов, молча протянула Громову. Молча выставила вперед запястья.

 - Умница, - похвалил “Громобой”, извлек из-под водительского сиденья армейский многофункциональный нож и аккуратно проткнул шилом в ремне дополнительную дырочку, - Так не туго?

 Он заглянул ей в лицо, но она только плотнее сжала губы и отвела глаза. Громов опять подавил тяжкий вздох и легонько ткнул дулом пистолета ей в бок.

 - А теперь - на выход. Дальше пешочком.

 И в ответ на ее озадаченный взгляд обыденно пояснил:

 - Я дебил, по-твоему? Меня ж завернут на первом же ментовском посту! Или дружки твои, прочухавшись, догонят...

 “Логика железная”, подумала она с горькой иронией, некстати вспомнив слова героя старой комедии - из тех, что они так любили смотреть вместе с Кириллом...

 ...Выйдя из джипа, предварительно опустошив содержимое бардачка машины и прихватив с заднего сиденья чью-то кожаную куртку и ее, Ольги, сумку, Громов грубо схватил ее за предплечье и потащил прямиком в чащобу.

 Аки тот сказочный волчок, что уволок дитятко непослушное в лесок...

 И там съел.

 * * *

...Едва они углубились в сырой и хмурый ельник, над головами немедленно затянули свое заунывное пение-писк комариные самки. Громов несколько раз хлопнул себя ладонью по шее, смачно выругался, повернулся к Ольге лицом.

 - Чего тащишься, как черепаха? Живей ножками двигай!

 Она послушно ускорила шаг. Сейчас отпали все сомнения в том, что “Громобой” ее в живых не оставит. Во-первых, она свидетельница совершенного им преступления (попытки убийства Орлова), да вдобавок Громов просто мстителен! Небось, все то время, что его держали в загородном коттедже (и били, увы... на лице - несколько пожелтевших кровоподтеков), вынашивал плены мести - ей, Ольге, прежде всего. Стерве, подставившей авторитета крутым парням из частного охранного агентства...

 И следом нахлынула острая тоска - умереть в двадцать лет... и ведь не наркоманка же она, не “подстилка” бандитская... вполне благополучная студентка, из хорошей семьи, любит и любима славным парнем...

 И вот так умереть бездарно? Из-за собственного легкомыслия? По глупости?

 Что ж, в жизни как раз дороже всего и приходится платить за глупость и легкомыслие...

 Ельник постепенно сменился смешанным лесом. Замелькали сосны. Потянуло сладким запахом хвои и смолы. Лес поредел.

 Наконец, остановившись на усыпанной сосновыми иглами проплешине, “Громобой” перевел дыхание, отпустил ее предплечье и, отерев со лба пот тыльной стороной ладони, достал из нагрудного кармана рубашки (когда-то щеголеватой, явно дорогой, но сейчас - мятой и грязноватой) сигареты и зажигалку, позаимствованные в бардачке джипа.

 - Все. Перекур.

 Она молча отошла к толстому стволу сосны, прислонилась к нему. Посмотрела на прояснившееся июльское небо.

 А если сейчас побежать? Со связанными руками? Да это, в принципе, ерунда, однако...

 Ощутив неожиданный дискомфорт, она поймала на себе пристальный, изучающий взгляд “Громобоя”. “А он ведь красив... по-своему, - отметила она индифферентно, - Наверное, любой хищник по-своему красив... Лицо довольно волевое, взгляд... нет, взгляд отнюдь не туп. Взгляд человека, не стесняющегося в средствах для достижения цели...

 Браво. Тебе уже начинает нравиться тот, кто совсем недавно обещал умыть кислотой тебя и твою мать, если не ляжешь с ним в постель? Да уж... как сказал бы Рыжик, тихо шифером шурша, крыша едет, не спеша...”

 - Чего ты лыбишься? - неожиданно отрывисто спросил Громов, отбрасывая сигарету и медленно приближаясь к ней (Ольга инстинктивно плотнее прижалась к теплому и шершавому стволу дерева).

 - Ничего, - стараясь, чтобы голос звучал как можно небрежнее, ответила она, приказав себе не отводить взгляда от холодных голубых глаз “Громобоя”, - Запретишь, что ли?

 Тот вдруг удивленно покачал головой.

 - Странная ты... действительно странная. И на дуру вроде не похожа, а ведешь себя... - неожиданно Громов ухмыльнулся, - Хорош ж ты того слизняка у джипа приложила! Слякотью его обозвала? Дерзкая, дерзкая ты девочка... очень дерзкая, - задумчиво закончил он, потом приподнял ее лицо за подбородок, - Ну и что мне с тобой делать прикажешь?

 Она опять как можно равнодушнее пожала плечами.

 - Что хочешь, то и делай...

 - Что хочу?- Громов усмехнулся, и эта усмешка вызвала у нее прилив тошноты, - Значит, все, чего захочу, да? На колени встать прикажу - встанешь, еще кой чего захочу - тоже сделаешь без возражений... Так все?

 - Не так, - тускло ответила Ольга, отводя от Громова глаза, - И не встану, и не... сделаю.

 И отвернулась от “Громобоя”, изо-всех сил сдерживаясь, чтобы не раскиснуть, не продемонстрировать свою слабость.

 Достаточно того, что сегодня она продемонстрировала свою дурь...

 - Эй,- почему-то сейчас в голосе “Громобоя” появилась растерянность, - Ты что? Ревешь, что ли?

 И не успела она поспешно провести связанными кистями рук по щекам, чтобы стереть слезы, как Громов довольно грубо сграбастал ее в свои объятия и стал жадными, частыми, лихорадочными, просто-таки исступленными поцелуями покрывать ее лицо, шею, волосы...

Она еле удержалась от побуждения с силой оттолкнуть его от себя. Эти грязные поцелуи... после Кирилла! Еще утром она проснулась от прикосновений любимых, теплых губ... и теперь - эта мерзость.

 Ольга зажмурилась, напряглась предельно. Ясно, отчего он сразу ее не убил - сначала же сливки снимаются, верно? Ах, как верно, верно и …

 - Противно, - хрипло прошептал Громов, отстраняясь от нее столь же резко, - Противен я тебе, да? Противен...

 Она уже собралась промямлить, что это не так, но решила - эта ложь “Громобоя” только взбесит. Все, что она испытывает, определенно явственно на лице написано...

 Хотелось сейчас только одного- тщательно умыться. С мылом. Чтобы смыть его отвратительную слюну с кожи.

 - Сука, - пробормотал Громов, опускаясь прямо на усыпанную сосновыми иглами землю и обхватывая голову руками. Его монотонные раскачивания вперед-назад вызвали у нее озноб - так нормальные люди себя не ведут... -Ах, сука ты проклятая, змея... Что ж мне с тобой делать, змея? Всю жизнь мне, сука, поломала, всю жизнь!

 -Ну так убей меня, - сказала она довольно холодно, ощущая сейчас какое-то абсурдное спокойствие. Абсурдное и неестественное. Может, она просто устала бояться? Устала ожидать худшего? Что ж, все самое худшее, что с ней могло случиться, уже случилось... Чего же еще ждать?

 - Убить? - Громов вскинул голову, глаза его зло сузились, лицо побледнело, - Это просто, девочка... Ты и не представляешь себе, как просто...

 - Представляю, - на смену равнодушию пришла злость. Она без страха посмотрела на маленькое черное дуло, направленное на нее. Без страха? Да нет. С презрением! - Давай, жми на спусковой крючок. С предохранителя только сначала не забудь “пушку” снять, а то не выстрелит. И в голову не целься -промахнуться можешь. Лучше - в живот. Я умирать буду ме-е-едленно... - она хрипло рассмеялась, не осознавая того, как безумно звучит ее смех, не замечая явной растерянности во взгляде Громова, не глядя уже и на опустившийся ствол ТТ... Смеялась и смеялась до слез, пока в глазах не потемнело. Лишь после этого перестала смеяться. Когда обмякла, потеряв сознание, на руках успевшего ее подхватить “Громобоя”.

 

 * * *

 
ГЛАВА ПЯТАЯ. "Безысходность"



  1.

 - Идем, тут нельзя долго находиться, - Давидов положил руку Кириллу на плечо. Он бросил последний взгляд на опутанного трубками капельниц Орлова - лучшего, наивернейшего друга, отчаянного “гюрзу”, - и послушно двинулся следом за Олегом и Вадимом Смоленцевым к выходу из палаты. - Значит, говорите, этот урод как-то ухитрился сбежать и Димку ранил? - Кирилл непроизвольно стиснул кулаки, - Ну, долго все равно не пробегает... Кто тогда его охранял? Слизняк этот, Семенов?

 Давидов удрученно кивнул. И даже поморщился.

 - Сейчас с ним Кравченко работает, на “полиграфе”. Если хочешь, - кашлянул (словно внезапно осип), - Съездим туда. Только... ты уж постарайся держать себя в руках, хорошо? Кстати, уже сегодня, если не возникнет сбоев в расписании полетов, “Ржевский” сюда прилетает...

 Кирилл механически кивнул. Вот ведь как из отлично начавшегося день превращается в препаршивый...

 Сдал он экзамен, вопреки опасениям Ольги, успешно, на “отлично”, приехал домой к Снигиревым (Ольга, по своему обыкновению, куда-то сгинула... впрочем, к ее вопиющей непунктуальности он давно привык), маме позвонил, отчитался за экзамен...

 И тут Мори’с по мобильному, не своим голосом: “Приезжай в седьмую городскую, Димка в реанимации...”

 Конечно, тут же поехал. На всякий случай оставил Ольге записку, в подробности, разумеется, не вдаваясь - слишком эмоциональная она, впечатлительная... Да и к “гюрзе” явно неравнодушна (впрочем, и тот к ней питает чувства несколько более теплые, нежели следует питать к девушке своего друга). Что ж, приходится с этим мириться. Если на то пошло, - легкий флирт Ольги и Орлова - всего лишь игра, со стороны Ольги - желание поддразнить его, Кирилла. В порядочности и верности и своей девушки, и своего друга он был уверен абсолютно.

 Иначе не была бы Ольга любимой, а “гюрза” - лучшим другом.

 ...Но как же угораздило его так подзалететь?

 Наверняка виноват тот лопух Семенов, блатной мальчик, которого в агентство пристроил Кравченко, а Ручьёв, скрепя сердце, терпел... Да, теперь-то уж не потерпит, определенно.

 Он извлек из кармана мобильник - все-таки Ольге нужно позвонить. Где ее нелегкая носит? Снова со своим рыжим поэтом спорят о модернистах-экспрессионистах? Начал набирать номер, но тут на его запястье легла ладонь Давидова.

 - Кому ты звонишь?

 Кирилл с некоторым удивлением посмотрел на Олега.

 -Это имеет значение? Ольге. Надо ее предупредить...

 -А она дома? - отрывисто спросил Давидов.

 Кирилл пожал плечами.

 -Вроде должна появиться...

 - Когда ты видел ее в последний раз? - еще напряженнее спросил Морис, и только в этот момент Кирилла стало охватывать нехорошее предчувствие. Но не считают же парни, что “Громобой”, которому известен адрес Ольги, направится к ней? Не до такой же степени он псих? Хотя кто этих психов вообще разберет...

 - Утром, - немного растерянно ответил Кирилл, - Перед тем, как ехать в университет...

 - И она больше тебе не звонила? - еще напряженнее спросил Олег.

 - Нет... погоди, я сейчас, - он вновь потянулся к мобильнику, невольно заразившись тревогой Мориса, но тот уже твердо остановил его руку.

 - Ее нет сейчас дома, - голос Олега звучал как-то тускло, - Видишь ли, - он переглянулся со Смоленцевым, - Мы тебе сказали... не все. Есть кое-что... пожалуй, покруче, чем ранение Димки...

 Кирилл похолодел.

 - Что ты темнишь? Что еще?

 Давидов отвел глаза.

 -Ты только... держи себя в руках, ладно? Не паникуй раньше времени. Может, еще все и обойдется...

 Кирилл вдруг ощутил слабость в ногах.

 - Говори, - голос резко сел, - Это связано с Ольгой?

 Давидов опять бросил короткий взгляд на Смоленцева. Абсолютно нехарактерным для него являлся такой беспомощный взгляд.

 На плечи Кирилла легла мощная длань Смоленцева.

 - Самое дерьмовое во всем этом деле, Студент, - прогудел Вадим, опять же пряча от Кирилла глаза, - Что Громову удалось прорваться... взяв Ольгу в заложницы.

 - Что? - странно, но первым чувством, охватившим Кирилла после этих слов, было... изумление. Словно его вульгарно разыгрывали.

 - Но она же... как она...

 -Громов потребовал встречи с ней, - так же безжизненно сказал Олег, - Мы решили ему... подыграть.

 - Подыграть?! - Кириллу показалось, что вокруг него образовался купол из вакуума - ни звуков, ни воздуха. Ничего.

 Перед глазами заколыхалось красноватое марево.

 ...Спустя какое-то время он вяло осознал, что железной хваткой держит Давидова за горло, а Смоленцев пытается его от Олега оторвать. При этом он, Кирилл, что-то кричал. Определенно, не совсем цензурное. Этого он тоже не помнил.

 Затем на его затылок обрушилось что-то, похожее на кувалду (наверняка Смоленцев ему врезал сцепленными “в замок” руками) - и ненадолго все вообще померкло.

 Очнулся, ощутив резкий медицинский запах нашатыря. В джипе, на заднем сиденье. Встряхнул головой.

 Смоленцев сидел рядом, смотрел обеспокоенно.

 -Прости, но пришлось тебя вырубить. Иначе ты Олежку просто придушил бы...

 - Ничего, - хрипло пробормотал Давидов, сидящий на месте водителя, - Заслуженно. То, что нас с тобой, Вадик, на тот момент в коттедже не было, нас не оправдывает.

 -Вы сказали, Семенов сейчас с Кравченко? В агентстве? - мертвым голосом спросил Кирилл, - Я тоже туда поеду. Услышать все хочу... от очевидца, - и невольно поморщился, ощупав шишку на затылке.

 - Едем, Олег, - устало сказал Смоленцев, потом повернулся к Кириллу лицом, - Но ты уж держи себя в руках. Не хватало нам ко всем сегодняшним “сюрпризам” еще и трупа - пусть даже паршивого слизня...

 Кирилл промолчал. Лишь сильнее стиснул челюсти.

 ...Люди, которым он до сегодняшнего дня всецело доверял, утратили привелегию давать ему советы. С данного момента он все будет решать сам. Лично. Без участия так называемых “наставников”...

...и так называемых “друзей”.

 * * *

 

2.

 “Господи, какой идиотский сон, - вяло подумала она перед тем, как открыть глаза, - Какой идиотский...”

 Широкая и грубая ладонь навязчиво продолжала похлопывать ее по щекам, и Ольга тут же все вспомнила. А, вспомнив, застонала. И все-таки открыла глаза.

 Ясное летнее небо с легкими кучевыми облачками на горизонте, а на фоне этого неба - обеспокоенное лицо минимум неделю не брившегося мужчины с короткими, стриженными “ежиком” светло-русыми волосами и голубыми (линяло-голубыми) глазами.

 - Ты как? - встревоженно спросил “Громобой”, - Я тебя уже давно тереблю - и никакой реакции... испугался уж, что сердце у тебя не выдержало... Знаешь, и у молодых, бывает, не выдерживает... Запугал я тебя совсем, да? - он как-то смущенно хмыкнул, - Всерьез решила, что я тебя убью? Да если б захотел, уже сто раз убил бы! - на его небритых щеках даже выступили красные пятна, - Только... вряд ли рука поднимется... - он понизил голос и с какой-то грубоватой нежностью (именно грубоватой, ибо явно для него непривычной) неловко провел ладонью по ее волосам, - На красоту такую... Я и сегодня подумал - прорвусь, если только в глаза тебе смотреть не буду... - Громов вздохнул, - Ведьма ты, не иначе. Таких как ты в Средние века на кострах жгли.

 - Ты и про Средние века слышал? - вяло съязвила она, поднимаясь с усыпанной сосновыми иглами земли. Под голову ей “Громобой” заботливо подложил свернутую валиком кожаную куртку.

 Громов, не иначе, слишком счастливый оттого, что Ольга все-таки “воскресла”, на явную колкость внимания не обратил. Протянул ей плоскую металлическую флягу.

 - Вот, из джипа взял. Глотни. Коньяк тут. Жаль, конечно, воды нет, но...

 Коньяк. Что ж, не помешает...Она поднесла флягу к губам, жадно глотнула... и, конечно, закашлялась.

 “Громобой” все с той же неуклюжей заботливостью похлопал ее по спине.

 - Спасибо, - пробормотала она, отдышавшись; наконец, обратив внимание и на то, что запястья ее больше ремень не стягивает.

 - Ты идти-то сейчас сможешь? - обеспокоенно спросил Громов, - Идти нам, боюсь, долго...

 - А ты знаешь, куда идти? - спросила Ольга, в свою очередь вставая на ноги и застегивая на блузке верхние пуговицы, которые, она надеялась, “Громобой” расстегнул не в припадке похоти.

 - Надо найти железную дорогу, - уверенно заявил Громов, - Дотопаем до платформы, сядем на электричку... а там видно будет. Прости, но тут уж ничего не поделаешь, сначала придется тратить твои “бабки”. Потом уж я найду возможность связаться с братвой, - он ухмыльнулся, - Верну с процентами, не беспокойся... И еще... “мобилу” я твою разрядил. Не обессудь.

 Она вяло пожала плечами.

 - Ладно, бери деньги, бери все, что сочтешь нужным... Но зачем тебе такая обуза в моем лице? Почему бы нам тут и не разойтись?

 Да. Размечталась. Физиономия Громова тут же начала багроветь.

 -По-твоему, я тебя тут одну, в лесу, брошу? Без денег, без … всего?

 “Да хоть бы и голой! - едва не воскликнула она в сердцах, - Только оставь меня в покое! Исчезни, наконец, из моей жизни!”

 ...Но промолчала. Чтобы не нарушать хрупкого душевного равновесия этого психически неуравновешенного типа.

 - Да и потом, - “Громобой” помрачнел, тяжело посмотрел на нее, - Мы в одной связке теперь. Если б я еще не пальнул в этого вашего патлатого...

 Ладно, - добавил Громов, с фальшивой ласковостью потрепав ее по щеке, - Ты еще узнаешь, лапочка, что Гоша Громов не такой уж урод и псих, - хмыкнул, - И насчет кислоты... лажа это была, конечно. А ты поверила...

 - Хорошо, - сухо сказала она, - Хочешь найти рельсы, идем. А то до темноты по лесу плутать как-то не хочется.

 - Это точно, - ухмыльнулся “Громобой”, - Вести себя будешь хорошо? Не хочется мне тебя еще больше мучить...

 “Так отпусти, извращенец с психологией закомплексованного подростка, отлавливающего бабочек и насаживающего их живьем на булавки!”

 “Не раскисай,” приказала себе Ольга и зашагала рядом с Громовым. Куда? Ну, ему виднее. Принято считать, что мужчины лучше разбираются в топографии и лучше ориентируются на местности.

 Куда-нибудь, да выведет ее этот Гоша “Сусанин”...

 

 * * *

 

 ...В соответствии с бытующим и не таким уж неверным мнением о том, что подлецам везет гораздо чаще и больше, нежели хорошим, порядочным людям, Громову везло - они довольно быстро вышли к узкой, но плотно утоптанной тропке, по которой явно часто ходили - может, дачники к своему дачному поселку, может, промысловики - то бишь, сборщики грибов и ягод. По тропке идти было, безусловно, не только легче (Ольга мысленно поблагодарила Бога за то, что, если уж не надоумил ее сегодня не идти на встречу с “Громобоем”, так хоть надоумил надеть наиболее удобную для пеших прогулок одежду - джинсы и кроссовки), но и появилась надежда на то, что эта тропинка куда-нибудь, да выведет... Правда, что выведет она к железнодорожному полотну, Ольга сильно сомневалась.

 Шли молча, каждый поглощенный обдумыванием собственных проблем. Ее мучили два главных вопроса - как Дима Орлов, не тяжело ли его Громов ранил, и известно ли Кириллу обо всем случившемся? Конечно, его могли пощадить, не информировать о ЧП в загородном коттедже вообще... но, пожалуй, это ничуть не лучше - в этом случае он наверняка уже мечется от Рыжика - к Галке, от Галки - к Машке, набирает номера справочных служб больниц или даже милиции... Наконец, обеспокоенный ее исчезновением, звонит лучшему другу... а его нет. Он в больнице.

 Но кто Кириллу об этом скажет - ведь Дмитрий холост, постоянной подруги у него нет... Следовательно, если кто-то из “Феникса” не сообщит ему, что “гюрза” ранен Громовым, Кирилл останется в неведении? И проведет ужасную бессонную ночь, волнуясь за нее?

 ...Нет, не так. Если он не дозвонится до Дмитрия (а он не дозвонится), то свяжется с Давидовым, а с ним, будем надеяться, все нормально, к тому же он в курсе всей авантюры.

 Вопрос в другом - хватит ли у Давидова мужества (или жестокости), чтобы рассказать Кириллу обо всем случившемся?

 Пожалуй, да. Кир же в любом случае обо всем рано или поздно узнает...

 Так, а их ведь с Громовым должны активно разыскивать... Эта мысль ее взбодрила, и она даже ускорила шаг, хотя следовало бы всячески “Громобоя” задерживать, ныть, жаловаться на усталость... Однако, злить явного психопата?

 Сейчас-то он спокоен, но что может произойти в следующую минуту?

 ...Итак, их ищут, это очевидно. Джип, безусловно, уже обнаружили.

 Теперь гадают, куда они с Громовым пошли. К автостраде или в лес? Безусловно, легче выйти к автостраде, но тут имеется свой риск - водитель попутной машины наверняка запомнил бы колоритную парочку - “Громобоя” с его свирепой небритой рожей и ее, Ольгу. Не спортсменку и не комсомолку, но, по общему мнению, красавицу...

 В “Фениксе” работают не дураки, там есть и профессиональные сыщики, на их поиски Ручьёв мобилизует лучшие силы, да еще неплохо было бы, чтоб поиск вели с собачками... Ну хоть одну толковую псину бы нашли! И уж она непременно взяла бы след...

 ...Хорош мечтать, как выразился бы Гоша Громов. Никакой погони у них за спинами не слышно. А навстречу попалась лишь какая-то ветхая бабулька с лукошком, полным лисичек - самых ранних грибов.

 - Стой! - “Громобой” резко остановился и довольно грубо стиснул ее руку. Затем попросту замер, явно прислушиваясь, как никогда напоминая хищного зверя на охоте. Наконец, уверенно указал влево - туда, куда вел более широкий тракт, нежели тропинка, по которой они до этого тракта дотопали.

 ...К железнодорожной платформе они вышли, когда солнце уже наполовину скрылось за острыми пиками елей (впрочем, было еще достаточно светло).

 - Все, пришли, - Громов с явным облегчением выдохнул, оперся на изрядно проржавевшее и кое-где даже пошатнувшееся ограждение с одной стороны ветхой платформы и закурил. Повернулся к Ольге лицом.

 - Устала, лапочка?

 Обращение “лапочка” ее изрядно коробило, но виду она не показала. Только пожала плечами.

 -Осталась мелочь - убедиться, что тут электрички тормозят.

 - Тормозят, - уверенно сказал Громов, -Какая-нибудь, да затормозит... - он пристально, с прищуром посмотрел на Ольгу, - Напоминать, чтобы глупостей не делала, надеюсь, не требуется?

 Она отвела глаза.

 - Не требуется, - процедила сквозь зубы.

 Конечно, она не станет поднимать шума... хотя в этот летний, дачный сезон электрички обычно полны народу, да и периодически сопровождаются не только бригадами контролеров, но и нарядами милиции.

 А вот обращаться в милицию она как раз права и не имеет, ибо немедленно подставит не только своего похитителя, но и замечательное, пользующееся безупречной репутацией охранно-сыскное агентство “Феникс”, сотрудники которого:

Незаконно лишали свободы гр-на Громова И. А,; Истязали его (достаточно увидеть не сошедшие до конца синяки на лице гр-на Громова И.А.; Занимались вымогательством личной собственности гр-на Громова И. А., принуждая его пожертвовать свои сбережения сомнительному “благотворительному фонду”.

Вот такие паршивые дела. И для официальных инстанций Громов - не рэкетир, а “честный коммерсант”, директор ИЧП “Альянс”, пока не доказано обратное, а кто возьмется это доказывать? Не хозяева же тех заведений, кому обеспечивает надежную “крышу” группировка некоего Гвоздева, у которого Громов (как сказал ей Кирилл) в замах?

 Так что “Громобою” не о чем беспокоиться. С ее стороны опасность ему не угрожает...

 

 * * *

 

3.

 В тот момент, когда Ольга с Гошей Громовым уже сидели в пригородной электричке, направляющейся в районный городишко, находящийся в трех часах езды от Города Дождей,

 Сергей Александрович Ручьёв (для своих “Ржевский”) устроился за столом в своем кабинете (временно, пока не будут обнаружены беглец с заложницей, превратившимся в штаб-квартиру) и закурил первую сигарету из двадцати, которые еще выкурит за ночь, выслушивая доклады своих подчиненных о том, как лихо они промахнулись (Ручьёв выражался гораздо проще - обосрались).

 Первым на себя огонь принял Давидов. Безусловно, выслушав соображения Ручьёва (выраженные в не совсем корректной форме) как о себе, так и своей родословной - до седьмого колена.

 Мрачный Кравченко уютно устроил свою немаленькую филейную часть в кресле для посетителей и время от времени подавал короткие (и, увы, тоже не совсем цензурные) реплики.

 Саша Ивушкин (бывший дознаватель, больше смахивающий на молодого белогвардейского адъютанта из старого черно-белого фильма), бесшумно войдя в кабинет, поставил на рабочий стол Ручьёва огромный кофейник, наполненный крепчайшим, только что сваренным, ароматным кофе сорта “Арабика”, а заодно - поднос с сахарницей и несколькими кофейными чашечками.

 Ручьёв поблагодарил Ивушкина, попросил продолжить дежурство у телефона в “предбаннике”, взял кофейник в руки, бросил на Кравченку короткий взгляд.

 - Будешь?

 -Вредно, “Ржевский”, - проворчал Кравченко.

 - Значит, будешь, - констатировал Ручьёв и, налив заму кофе, повернулся к окну, у которого стоял высокий черноволосый парень с очень мрачным взглядом темно-карих глаз, белки которых отчего-то слегка покраснели. Красные пятна были и на юношески бархатистых щеках парня.

 - Присел бы, - голос “Ржевского” волшебным образом смягчился, - Хотя б на диван... Кофейку тебе налить?

 - Спасибо, Сергей Саныч, - глухо ответил парень, забрал у Ручьёва чашку с кофе, послушно опустился на край дивана, даже сделал глоток... но взгляд его - отстраненный, мрачный, почти больной взгляд - говорил о том, что парень мыслями далеко отсюда... очень далеко.

 Ручьёв вздохнул, наконец, удостоил взглядом и сидящего на стуле, придвинутом к столу для совещаний, Давидова.

 - Ты-то не заслуживаешь, да ладно... ночь впереди... или супруга с дочкой заждались?

 - Подождут, - процедил сквозь зубы Олег. Сейчас, осунувшийся, он выглядел особенно, утонченно красивым.

 Впрочем, в кабинете “Ржевского” находились отнюдь не ценители мужской красоты.

 - Итак, - тон Ручьёва стал очень жестким, - Каковы результаты поиска?

 Давидов слегка откашлялся (говорил он непривычно хрипло, да и при внимательном рассмотрении на его шее можно было заметить несколько характерных кровоподтеков, что остаются обычно, если человека хватают за горло... в буквальном смысле. Причем, с четкой целью задушить).

 -Они ушли лесом. Выяснено достоверно. Скорее всего, вышли к железнодорожному полотну...

 Ручьёв с силой грохнул ладонью по столу.

 - Что значит - скорее всего? Факты нам нужны! Только факты! А догадки я и без тебя могу строить... всю ночь.

 Давидов опять откашлялся.

 -С минуты на минуту мне должны позвонить и дать этому подтверждение.

 - Вдвоем вышли? - уточнил Ручьёв, сделав ударение на первом слове.

 -Скорее... - опять начал Олег, но увидев гнев во взгляде стальных глаз шефа, немедленно замолчал, снова кашлянул, морщась, потер горло, покосившись на сидящего на диване юношу с чашкой остывающего кофе в руках, - Словом, тело Ольги не найдено. На данный момент.

 Фарфоровая чашечка звонко соприкоснулась с паркетным полом.

 Парень, выронивший чашку из рук, согнулся пополам, скривившись словно от страшной боли, и закрыл лицо ладонями.

 Ручьёв посмотрел на него без раздражения, с сочувствием. Затем кивнул Кравченке, тот, пыхтя, вылез из любимого кресла, вышел из кабинета, вернулся быстро, со стаканом воды в одной руке и какой-то таблеткой в розовой оболочке - в другой.

 Присел рядом с юношей, тронул за плечо. Тот вскинул голову. Лицо его было... да что там? Зареванным.

 - Держи, - мягким, едва ли не отеческим тоном сказал Кравченко, подавая Кириллу таблетку и стакан с водой, - Надо тебе это сейчас. Просто... нужно. Давай, прими. И не забывай - пока ничего достоверно не известно, выводов делать нельзя.

 - Ибо они могут оказаться ошибочными, - очень мягко добавил Ручьёв, - И бери себя в руки. А то домой отошлю. Истерик мне тут не нужно, - вздохнул и запалил очередную сигарету, - Хотя по-человечески я тебя прекрасно понимаю.

 Кирилл поморщился, но таблетку послушно проглотил (или сделал вид, что проглотил).

 Кравченко положил ладонь на его макушку.

 - Держись, сынок. Мало ли что в жизни бывает... Да и прав шеф - заранее-то девчонку хоронить не нужно.

 - Потому, что девочка - очень неглупая и непростая, - рискнул подать голос и Давидов...

...за что и поплатился.

 - Заткнись, сучара! - крикнул Кирилл, явно в этот момент не владея собой, - Какого хрена вы ей позволили встретиться с этим ублюдком?! Зачем вообще ей сказали, что тот урод ее видеть, мол, хочет?! Что, трудно было догадаться, чего он хочет?!

 Он сверкнул глазами в сторону Ручьёва, тут же сник и, пробормотав: “Извините, Сергей Саныч”, вышел из кабинета.

 - Хорошо, что он в отпуске сейчас, - негромко заметил Давидов, - И оружие сдал на хранение.

 - Да уж, - Ручьёв нехорошо усмехнулся, - Тебе, Морис, просто повезло... чертовски. В отличие от Орлова, - он помрачнел, - Но о нем будет разговор особый... и не сейчас. Так, а сейчас начнем-ка заново выслушивать свидетелей...

 - Вот уж кому не завидую, так не завидую, - пробурчал Давидов себе под нос, но послушно встал из-за стола и, выйдя из кабинета, вернулся в сопровождении хмурого Смоленцева и какого-то субъекта, идентифицировать личность которого было крайне сложно - по причине его жестоко избитого лица.

 Оставалось неясным, как парень еще ухитряется что-то видеть сквозь те щелочки, в которые превратились его непомерно заплывшие глаза.

 Ко всему прочему, парень ступал как-то странно - неуверенной походкой танцора, которому настолько мешали известные причиндалы, что он... с досады прищемил их дверью.

 Ручьёв ласково улыбнулся. От такой улыбки вряд ли поднялось бы настроение, а вот мурашки по коже непременно пробежали бы.

 - Ну, здравствуй, Юра, - проворковал “Ржевский” бархатным баритоном, - Это кто ж над тобой так серьезно поработал? Не иначе, коварный и жестокий Гоша Громов по кличке “Громобой”? После такого прессинга ты, конечно, и на ноги подняться не мог, да? И поэтому позволил ему спокойно забрать свое оружие и Оленьку Снигиреву, невесту всеми нами любимого Студента, заодно? Так, милый? Не слышу!

 Избитая персона что-то пробубнила. Внятным было лишь окончание слова - “..ент”.

 - Ага, - задумчиво сказал Ручьёв, - Ты хочешь убедить меня в том, что сотрудник моего агентства просто отдал свое оружие бандиту по первому же требованию и сам же, лично, снял с бандита наручники и позволил бандиту спокойно уйти, взяв в заложницы еще и двадцатилетнюю хрупкую девушку? А сам, от страха, видимо, еще и пристегнулся наручниками к ножке стола? - Ручьёв откинулся на спинку рабочего кресла и развел руками, - Ну, не знаю... не знаю, что и думать... Может, это магия была, а? Гипноз? Может, братки уже овладели хитрой наукой внушения на расстоянии?

 Семенов молчал. Правда, голову опустил низко.

 Ручьёв тяжко, вроде даже с сожалением, вздохнул.

 - Ну что ж... Разумеется, организатором сей заранее обреченной на поражение авантюры ты не был... ты был лишь одним из исполнителей. Ты охранник, по крайней мере таковым числишься, и обязан был охранять. Но со своими обязанностями не справился. А что делают с теми, кто не справляется со своими обязанностями? Увольняют, правильно. Вот и я тебя увольняю из агентства, - он закурил очередную сигарету, сразу же после того, как затушил предыдущую, - Выходное пособие тебе будет выплачено, не беспокойся... И, думаю, оно тебе пригодится, ибо в нашем городе другая работа тебе, Юра, скажу откровенно, не светит... - Ручьёв мимолетно улыбнулся, - Ни охранником, ни даже сторожем на паршивом складе. Ибо характеристику я тебе дам, уж не обижайся, объективную - нерадив, неумен... вдобавок, труслив. И уж позабочусь, чтобы об этом твои потенциальные работодатели узнавали вовремя. Впрочем, - на сей раз “Ржевский” нехорошо сощурился, - Можешь попытать счастья, обратившись к тезке своему, “Гвоздю”. Это ж его человека ты так легко освободил из, - усмешка, - Заточения, верно? Может, и возьмет он тебя из благодарности... гальюн чистить на своей даче. Правда, боюсь, ты и с этой работой не справишься, - и, уже не глядя на Семенова, небрежно махнул рукой, - Свободен!

 - Есть еще Петров, - напомнил Давидов после того, как Семенов, ступая столь же осторожно, удалился из кабинета шефа.

 Ручьёв поморщился.

 -Что, Студент и его в “отбивную” превратил?

 -Да нет, - скучающе ответил Давидов, - Плюнул просто... и все.

 -Плюнул? - Ручьёв чуть приподнял брови.

 - В рожу харкнул, - пояснил Олег.

 “Ржевский” снова поморщился.

 -Конечно, с одной стороны, понять парня можно, но с другой... что-то распустились кадры... да, распустились... Ладно, с Петровым все ясно. Тоже уволим.

 - С “волчьим билетом”? - уточнил Давидов.

 - Да нет, - скучающе сказал “Ржевский”, - Семья у него все-таки... жить на что-то нужно... Присаживайся, Олег, - тон Ручьёва посерьезнел, - Будем думать, что дальше предпринять.

 * * *

 

4.

 Злая догадка Ольги о мальчишке, обладающем изощренной жестокостью и отрывающем крылья пойманным махаонам и крапивницам, была ошибочной в корне.

 Не было в детстве у Гоши (Игоря) Громова ни времени, ни, признаться, и желания на отлов редких бабочек-красавиц. И котят со щенками он не истязал... хотя особо пылкой любовью к животным тоже не страдал.

 Детство у Гоши Громова (чего уж там?), скажем откровенно - было совсем не счастливым. Семья - мать, отец, бабушка и маленький Игорь - ютилась в одной (!) комнате коммуналки. Папа-пролетарий (хотя правильнее было бы назвать его люмпен-пролетарий) конечно же, пылал горячими чувствами не к супруге и отпрыску, а прежде всего (и, пожалуй, единственно) к бутылке, за что вскоре и поплатился, отравившись (аккурат в разгар кампании по борьбе с алкоголизмом) некачественным самогоном.

 Мама маленького Гоши немедленно озаботилась поисками новой опоры, и ребенком занималась в основном бабушка, о чьем культурном уровне и упоминать, конечно же, смешно. К тому же бабушка еще смолоду затаила черную обиду на весь мужской род, кобелей, как она не уставала повторять, после того, как один из “кобелей”, неосмотрительно взявший ее в жены, после трех лет скандалов спешно собрал свой немудреный скарб и сбежал от Гошиной бабушки (тогда еще матери двухлетней девочки) в неизвестном направлении.

 А среди прочих “кобелей” почему-то не нашлось дурака, пожелавшего бы связать жизнь с худощавой, носатой особой, взгляд маленьких злых глаз которой говорил исключительно красноречиво и о характере сей особы.

 Так что Гоша бабушку свою любил, мягко говоря, не очень. Маму любил куда больше - тем больше, чем реже ее видел. Уходила она на работу рано - Игорек только- только просыпался (в детсад отводила его бабушка), а возвращалась очень поздно - часто веселая, румяная, благоухающая не только дешевыми (на дорогие средств ни у нее, ни у кавалеров, разумеется, не было) духами, но и винными парами. Небрежно чмокала сыночка в лоб, желала спокойной ночи и...

 Игорь ждал выходных.

 Однако, в выходные появлялся на пороге их комнаты очередной дядя Сережа (или дядя Саша, или дядя Андрюша), и румяная, прихорошившаяся мама в очередной, своими руками состряпанной обновке, уходила “по делам”.

 И еще оставалось неясным, вернется ли она вечером, или заночует у “подружки”.

 Как-то шестилетний Гоша, по обыкновению, болтаясь во дворе, услышал словечко из пяти букв в сочетании с именем своей любимой мамочки. Произнесла это словечко одна из старух, с утра до позднего вечера коротающих время на лавчонке у подъезда.

 Тем же вечером он невинно поинтересовался у мамы, что это слово означает... и схлопотал первую за свою жизнь по-настоящему сильную оплеуху.

 Забившись в угол и утирая хлынувшую из носа кровь вместе со слезами, Игорь четко понял одно - это слово, заканчивающееся мягким “ть”,

 ...во-первых, очень дурное;

...во-вторых, его мама, как ни прискорбно, действительно ****ь.

 Что вовсе не означало, будто после этого открытия он перестал ее любить... Ни чуточки не перестал!

 Вскоре усилия его мамочки оказались вознаграждены - многочисленных дядей сменил один. Дядечка серьезный, можно даже сказать, солидный начальник, работающий прорабом на стройке. И даже, как казалось поначалу, не сильно пьющий. А самое главное - имеющий не только отдельное жилье, но и вполне серьезные намерения поселить в этом жилье симпатичную и довольно молодую маму Гоши вместе с Гошей (взять в свое отдельное жилье еще и Гошину бабушку солидный Николай Николаевич отчего-то не пожелал).

 ...И началась для Гоши Громова новая жизнь... Сперва казалось - даже счастливая. Отчим, стремясь завоевать расположение пасынка, и в цирк его даже сводил - разок... Еще раз повел в городской сад, разрешив покататься на нескольких аттракционах, да еще и мороженое стеснительному, но в целом симпатичному пацану с ясными глазами небесной голубизны купил...

 Аттракцион невиданной щедрости завершился накануне Гошиного семилетия в шикарном магазине “Детский мир”, где Игорю было предложено выбирать (в разумных, конечно, пределах).

 У любого ребенка дух захватило бы от обилия и разнообразия игрушек... и у Гоши захватило дух, разумеется.

 Только через несколько минут, восхищенно оглядев сверкающий ряд самых разных моделей гоночных машинок, затем ненадолго остановив взгляд на коробках с конструкторами и, наконец, полюбовавшись смешными роботами, Гоша увидел... куклу.

 В куклы только девчонки-дуры играют, настоящему мужчине на куклы эти начхать... но у Игоря снова перехватило дыхание.

 Ибо эта была особенная кукла. Она выделалась среди ряда толстощеких, одинаковых, с глупыми глазами и кудряшками товарок так же, как выделяется среди сорной придорожной травы цветок мака - нежный, ярко-розовый, прекрасный настолько, что невольно недоумеваешь - как же занесло сюда маковое семечко, а главное - как сумело оно пробиться к поверхности, чтобы явить глазам этакое чудо?

 Кукла была наряжена как настоящая барышня - даже кокетливая шляпка на голове имелась. Каштановые локоны мягкими волнами спускались ей на плечи... Глаза куклы - огромные, спокойные, цвета грозовых туч - смотрели, казалось, именно на него - маленького Гошу Громова... а нежные губы... они вот-вот должны были раздвинуться в улыбке - улыбке, предназначенной, разумеется, только ему, Гоше...

 Да и лицо куклы было странно не кукольным... не круглым, не толстощеким... овальным, нежным...

 -Ну, выбрал, мужичок? - с грубоватой и одновременно добродушной фамильярностью спросил отчим.

 Гоша сглотнул слюну, отвел глаза от чуда и наугад ткнул пальцем в крошечную модель красного гоночного автомобильчика.

 Ибо понимал прекрасно - никогда ему этой куклы не купят. И даже не оттого, что стыдно семилетнему пацану в куклы играть, а потому, что, глянув на ценник, укрепленный рядом с красавицей, Гоша чуть не расплакался - зарплата его мамы была ровно в два раза ниже стоимости какой-то там куклы в шляпке... пусть даже очень красивой.

 На следующий день Гоша, улучив момент, снова помчался в “Детский Мир”, опять полюбоваться красавицей...

 И тут его ожидал настоящий удар - не было красавицы! Был лишь ряд безмозглых, дурацких, противных “лялек”. Неужели кто-то купил? Кто-то богатый... кто-то, кому в жизни повезло во сто крат больше, чем ему, Игорю Громову, худенькому мальчугану в хоть и опрятной, однако, уже старой одежонке, с торчащими смешным “ежиком” светлыми волосами (никто не спрашивал, нравится ему эта стрижка или нет, она просто была самой дешевой) и глазами еще небесной голубизны, которые совсем... совсем скоро полиняют. Жизнь их заставит полинять.

 …-И представляешь, говорит, из вашей зарплаты вычту! - услышал Гоша молодой женский голос, и, повернув голову, увидел двух продавщиц. Одна - почти девчонка, с выкрашенными в платиновый цвет волосами, явно чем-то была возмущена и расстроена. - Я что, виновата? На фига вообще на полки фарфоровых кукол выставлять? Под стекло их нельзя поместить, что ли?

 -Точно, - поддакнула другая продавщица. -Тем более, по такой цене! За фарфоровую - такие “бабки”! Вот, ты ее выронила из рук - и все. Нет куклы.

 Крашеная блондинка неожиданно вздохнула.

 - А вообще хорошенькая была куколка, да? Я как на нее посмотрю, на весь день - в хорошем настроении...

 - Что ж ты хочешь? Ручная работа, штучный товар... поэтому и дорогая такая...

 Дальше Игорь слушать не стал. Почти ничего не видя из-за застилавших глаза слез, выскочил на улицу...

 Домой вернулся лишь затемно. Его оправданий слушать не стали. Отчим просто достал из платяного шкафа солдатский ремень, да и отходил семилетнего пацана по всему телу -даже на щеке Гоши остался красный рубец, вскоре сделавшийся фиолетовым...

 Это было больно и обидно, но не больнее и обиднее того, что та растяпа с крашеными волосами своим руками разбила чудо...

 И закончились добрые чудеса в жизни Игоря Громова. Начались уроки жестокости.

 ...Отчим Игоря был, как сам он считал, не лучше и не хуже других. А раз другие (те, кто имел доступ к “кормушке”) воровали, то почему бы и ему тоже не воровать?

 Умеренно, конечно. С умом. И воровал (“добытчиком” с подобострастием во взгляде называла его Гошина мама). И сходило все прорабу Сурову с рук... до тех пор, пока не поставили замом генерального в той организации, где работал прораб Суров, сравнительно молодого, однако, обладающего крутом нравом, а главное - до тошноты принципиального мужика - архитектора по образованию Вячеслава Сергеевича Верескова (за глаза прозываемого “Медведем” - не иначе, по причине крупной комплекции, хотя тут и характер наверняка учитывался...)

 И Вересков, слишком уж рьяно взявшийся за исполнение своих обязанностей, твердо решил пресечь утечку со строящихся объектов дорогостоящих и качественных стройматериалов.

 И пресек. А Гошин отчим (и не только он) в результате оказался на скамье подсудимых и честно (на сей раз) “заработал” свои семь годков в местах, не столь отдаленных.

 Мать Игоря, женщина слабая, с горя стала спиваться, искала опоры не в сыне, (достаточно уже возмужавшем, однако, давно уже отдалившимся от родителей, почти отделившемся - ибо заимел свой источник дохода, о котором можно было лишь догадки строить, но никто не строил, ибо отчиму было, по большому счету, плевать на это (своих проблем хватало), а мать давно права голоса в семье не имела), а у сомнительных личностей...

 Так или иначе, года не прошло после того, как оказался за колючей проволокой Николай Николаич, как труп матери Игоря был обнаружен сыном на кухне -с, как зафиксировал в протоколе прибывший на место происшествия следователь, множественными проникающими ножевыми ранениями грудной клетки и живота.

 Преступника долго разыскивать не пришлось - жил он в соседнем доме, и когда явились к нему крепко сбитые ребята, все, как один, стриженые почти наголо и очень суровые, даже не проспался как следует. Пялил полупьяные зенки на довольно высокого и широкоплечего юношу с не по-юношески твердым взглядом, который лениво поигрывал узким брючным ремнем.

 - Сейчас ты будешь вешаться, гнида, - абсолютно спокойно произнес Гоша, еще два года назад заслуживший кличку “Громобой”, - У нас на глазах, - и, ловко сделав из ремня петлю, аккуратно укрепил ее на дверной ручке.

 Мужик затрясся, что-то забормотал, рванулся к входной двери... молодчики в кожанках и спортивных штанах дорогу загородили. Даже оружием (ни огнестрельным, ни холодным) не угрожали. Загородили дорогу - и все. И у всех глаза холодные, равнодушные, спокойные...

 ...Милицейские работники остались с носом. Приехав задерживать подозреваемого в убийстве, они обнаружили еще теплый труп. Руководитель опергруппы - немолодой капитан, - подошел к покойнику, ремень подергал.

 - Эксперта вызывайте, - провел ладонью по лицу, - Хотя и так ясно - самоубийство. Проспался, значит, сообразил, что натворил - и в петлю... все бы так...

 - Да, - поддакнул лейтенант помоложе, - Работу б нам значительно облегчили...

 А тот, кто реально облегчил милиции ее тяжелую работу, в это время педантично занимался организацией похорон матери.

 Большое впечатление на братву произвело абсолютное спокойствие “Громобоя” - и во время погребения, и во время поминок, и после...

 А о том, что он чувствовал в действительности, Гоша никому не говорил и говорить не намеревался.

 Ибо к этому времени уже очень четко понимал - уважают в тебе единственное - Силу. И стоит показать свою слабину - считай, конец. Немедленно сожрут.

 Что ж... житейские хватка и смекалка плюс твердый характер и просто физическая сила явились неплохими составляющими для того, чтобы к двадцати семи годам Гоша Громов стал пользоваться немалым авторитетом в своей среде.

 Среди тех, кто называет себя братвой и - бытует мнение, - решительно никого не боится. 

 Обзавелся Гоша кое-какой собственностью. Мечту свою детскую даже осуществил - отдельный коттедж себе построил (чего, к слову, до сих пор не сподобился сделать излишне принципиальный некогда зам, а теперь уже гендиректор “Стройгиганта” Вячеслав Сергеевич Вересков).

 Ездил на элегантном черном БМВ, обедал в хороших кабаках, отдыхал (когда время выдавалось, ибо дела (то бишь, бизнес) не любят, когда их надолго забрасывают) исключительно за границей.

 Нажитые незаконным путем “бабки” (путей этих множество, все перечислять - энциклопедии не хватит) добросовестно “отмывались” в “индивидуальной частной прачечной” (как метко выразилась Ольга) “Альянс”.

 Не слишком счастливый маленький мальчик Гоша Громов, которого часто били и редко ласкали, отошел в область прошлого, о котором... ну крайне неприятно вспоминать.

 ...И тут снова появилась Она. Кукла. Самая чудесная, самая красивая, самая желанная... с каштановыми локонами, огромными, чуть печальными глазами цвета грозовых туч и не по кукольному утонченным, нежным лицом.

 Только... живая.

 Гоша великолепно знал и в семь лет, а уж в двадцать семь - тем паче, что за все по-настоящему красивое - будь то чайный сервиз, мазня на холсте или молодая женщина - платить приходится дорого. Только теперь-то он был уже не мальчиком из бедной семьи, видевшим мороженое в лучшем случае раз в месяц... Теперь-то он мог заплатить!

 И по наивности решил, что стоит предложить хорошую цену...

 А “кукла”, в отличие от фарфоровой, не продавалась, как выяснилось. Ну, не продавалась, к великому изумлению “Громобоя”, а уж потом - и к его великой досаде.

 Ибо... это же была особенная кукла... Он знал - особенная... 

 Но... “Громобой” не был бы “Громобоем”, если б не нашел выхода. То, что нельзя купить, можно просто... украсть, верно?

 И сейчас, сидя рядом с Ольгой на деревянной скамье электрички, Громов, косясь на ее тонкий профиль, думал, что получил-таки свою куклу.

Получил!

 * * *

 
ГЛАВА ШЕСТАЯ. "Джокер"


Дождливым июльским утром, ровно в девять часов, у входа в невзрачное серое здание остановился джип-чероки, из которого вышли сначала двое рослых, упитанных, и очень коротко стриженых молодых мужчин в кожаных куртках и спортивных штанах, за ними - мужчина средних лет, весьма худощавый, облаченный в элегантный костюм, и напоследок - еще парочка накаченных молодчиков.

 Судя по всему, Юрий Гвоздев (для своих просто “Гвоздь”, именно так звали мужчину в костюме), не пренебрегал народной мудростью, гласящей, что Бог бережет, как правило, лишь тех, кто сам заботится о собственной безопасности.

 Один из молодчиков в кожанках толкнул дверь, рядом с которой была укреплена невзрачная табличка “Охранно-сыскное агентство “Феникс” и, убедившись в том, что за дверью никто не стоит и, судя по всему, жизни его шефа ничто на данном этапе не угрожает, пропустил Гвоздева вперед.

 Следом зашли двое телохранителей.

 Вторая пара застыла у входа, в позах, которые лишь абсолютно непосвященному человеку могли бы показаться расслабленными.

 Поднявшись на второй этаж и пройдя по неширокому и недлинному коридору, - один из охранников впереди, другой позади, - Гвоздев остановился у следующей двери со столь же скромной табличкой, оповещающей о том, что за дверью располагается офис владельца агентства “Феникс” Сергея Александровича Ручьёва, молодчик с бритой головой так же распахнул дверь, и Юрий Никитович Гвоздев оказался в весьма симпатичной приемной. Картину несколько портило лишь то, что за столом секретаря (уставленном, разумеется, современной оргтехникой и телефонами) сидела не красавица блондинка с умопомрачительными зелеными глазами и нереально длинными ногами, а молодой человек - впрочем, тоже весьма приятной наружности, однако, облаченный в комбинезон военного образца маскировочной расцветки.

 - Что вам угодно, господа? - с улыбкой прекрасно вышколенного белогвардейского адъютанта поинтересовался то ли секретарь, то ли охранник владельца “Феникса”.

 - “Ржевского”, - коротко бросил Гвоздев, - И немедленно.

 Секретарь чуть приподнял брови, словно бы выражая этим легкое удивление столь бесцеремонным вторжением.

 - Вы имеете в виду Сергея Александровича? Хорошо, я узнаю, примет ли он вас. Как о вас доложить?

 Мужчина определенно не был расположен к церемониям.

-Обо мне докладывать не нужно, - процедил он сквозь зубы и кивнул охраннику. Тот уже двинулся к двери, за которой, определенно, и находился кабинет Ручьёва, не обратив внимания на не слишком уверенный протест секретаря в военном камуфляже, как та распахнулась сама, и владелец агентства явил себя взорам лидера преступной группировки и двоих братков.

 ...Никак нельзя было прочесть по лицу Ручьёва, что тот провел напряженную, бессонную ночь. По обыкновению, он был чисто выбрит, безупречно причесан, облачен в идеально чистую рубашку и элегантный костюм. Ботинки, разумеется, тоже были начищены до блеска.

 Поначалу Ручьёв слегка приподнял левую бровь, затем по классически правильным чертам его лица скользнуло нечто, подозрительно напоминающее ироничную усмешку.

 - Неужто сам Юрий Никитич пожаловали? Чем же обязан такой честью, господа?

 Лицо “Гвоздя” слегка побагровело, и он сделал шаг вперед. Зеленовато-коричневые глаза бандита столкнулись со спокойными серыми глазами бывшего офицера госбезопасности.

 - Ты знаешь, “Ржевский”, - прошипел Гвоздев, - Я хочу, чтобы ты вернул мне моего человека, которого твои “псы” похитили неделю назад.

 “Ржевский”, то бишь Ручьёв, снова вскинул брови, затем еле заметно пожал плечами.

 - Вижу, настроены вы серьезно... Правда, одного в толк не возьму - с чего вы взяли, что именно мои люди причастны к похищению или просто исчезновению вашего человека? Кстати, - Ручьёв чуть сощурился, - Кого именно вы имеете в виду?

 - Не темни, “Ржевский”, - “Гвоздь”, похоже, был настроен серьезно, в его голосе даже появились угрожающие интонации. - Ты знаешь, кого я имею в виду. Я имею в виду “Громобоя”, - в свою очередь сощурился, - Тоже, скажешь, не слышал?

 Ручьёв вздохнул, бросил короткий взгляд на своего то ли охранника, то ли секретаря (а, может, парень эти обязанности совмещал), кивнул ему и, повернувшись к “Гвоздю”, жестом гостеприимного хозяина повел рукой в сторону двери своего кабинета.

 - Хорошо. Давайте обсудим все эти... м-м... вопросы в моем кабинете, - и, бросив выразительный взгляд на двух набычившихся братков, добавил, - Без посторонних.

 “Гвоздь” нахмурился.

 - Это - моя охрана.

 Ручьёв обаятельно улыбнулся.

 - Милейший, вы что-то явно неправильно поняли... Это мы (мы!) охранное агентство! Посудите сами, что вам может грозить в этих стенах?

 Похоже, Гвоздев не принадлежал к тем, кто поддается гипнозу. И улыбка Ручьёва (столь располагающая и приветливая) подозрительности его не рассеяла.

 - Повторяю, это - моя охрана, - процедил он сквозь зубы, и руки братков, словно по команде, потянулись к расстегнутым кобурам.

 Ручьёв разочарованно пожал плечами.

 - Ну что ж... в таком случае... Можете войти, ребята! - крикнул он, и дверь приемной, ведущая в коридор, мгновенно распахнулась.

 ...Не зря Ручьёв не жалел средств и времени на подготовку сотрудников своего агентства. Любой из вбежавших в приемную молодых мужчин не уступал сотруднику элитного спецподразделения.

 В считанные секунды братки были обезоружены и поставлены лицами к стене. В шею самого “Гвоздя” недвусмысленно упиралось дуло ТТ. Пистолет держал мужчина лет тридцати, красивый, как киноартист, но отнюдь не с мягким и бархатным “артистическим” взглядом.

 Достойная театра немая сцена была подпорчена несколькими смачными ругательствами, вырвавшимися как из уст братвы, так и уст их шефа.

 Ручьёв невозмутимо и холодно улыбнулся.

 - Заметьте, милейший - не я, вы вздумали мне угрожать! Да еще и “тыкать”, хотя, видит Бог, с вашим братом на брудершафт я не стану пить даже под дулом пистолета...

 Кстати, Олег, опусти “пушку”, - обратился он к красавцу с тяжелым взглядом, - Господин Гвоздев наш клиент, как-никак... Решил обратиться к нам для того, чтобы мы разыскали его человека... Некоего Громова, я не ошибся? - обратился он к “Гвоздю”, чье лицо приобрело почти свекольный оттенок.

 - С...сучара, - прошипел Гвоздев, потирая шею, которую ему только что едва не свернули.

 - Ну зачем так? - укоризненно покачал головой Ручьёв, подходя к двери своего кабинета и наконец распахивая ее, - Проходите, Юрий Никитович. Не обессудьте, ваши люди побудут пока тут... Пока мы не закончим “базар”, - он тонко усмехнулся, - Так на ваш язык переводится слово разговор?

 После того, как угрюмый “Гвоздь” остановился напротив рабочего стола Ручьёва, и дверь за блондином закрылась, “Ржевский” опустился в свое кресло, и выражение его лица моментально изменилось - оно сделалось не менее мрачным, чем у Гвоздева.

 -Присаживайтесь, - коротко бросил он, закуривая излюбленный “Данхилл”, - Поговорим по существу.

 Гвоздев скривил губы, однако, после секундного колебания, опустился на стул, придвинутый к рабочему столу Ручьёва.

 - Повторяю, я хочу знать...

 - Я знаю, что вы хотите знать, - весьма бесцеремонно перебил его Ручьёв, - Представьте себе, и я тоже очень хотел бы знать, где находится ваш, - короткая усмешка, - Первый помощник Гоша Громов по кличке “Громобой”. И знаете, почему? - Ручьёв резко затушил сигарету и, привстав с кресла, уперся ладонями в стол, не сводя тяжелого взгляда с лица “Гвоздя”, - Потому, что не далее как вчера ваш подручный тяжело ранил одного из моих людей и взял в заложницы единственную дочь заместителя гендиректора комбината “Красное полотно” Снигирева. Удивлены?

 Кровь от лица Гвоздева отхлынула, и теперь он даже посерел. Покрутил головой, словно воротничок рубашки стал ему внезапно тесен или узел галстука сам по себе затянулся туже.

 - Как...

 - Как! - хмыкнул Ручьёв, - Вы, шеф, не знаете, чем в свое свободное время развлекаются ваши люди? Ваши подчиненные?

 - Погодите, - наконец, прохрипел “Гвоздь”, - Это … девчонка та? Студентка?

 - Студентка, - кивнул Ручьёв, - Не спортсменка, правда, и не комсомолка, но, безусловно, красавица. Дочь крупного производственника. Да еще и племянница известного художника...

 Гвоздев помрачнел еще больше.

 - И вы уверены, что это... именно Громов?

 - Уверен, - Ручьёв вышел из-за стола, остановился у окна, слегка раздвинул перепонки жалюзи, словно его внезапно заинтересовала панорама города, - Уверен... - голос его звучал негромко, но от его интонаций у впечатлительного человека могли пробежать мурашки по коже, - Еще неделю назад девочка обратилась в наше агентство с просьбой обеспечить ей защиту, после того, как Громов обещал выплеснуть ей в лицо кислоту, если она не согласится на его неоригинальное предложение...

 Лицо “Гвоздя” снова стало наливаться кровью.

 - Что... выплеснуть?

 - Кислоту, - повторил Ручьёв обыденным тоном, - В последнее время что-то в моду вошло расправляться с несговорчивыми красотками при помощи серной, соляной или азотной кислоты. В нашем городе уже была парочка таких случаев... В одном психопата обнаружили, в другом - нет. Ваш “Громобой”, случайно, в этом не замешан?

 “Гвоздь” что-то невнятно промычал и тоже извлек из кармана пиджака сигариллы и зажигалку.

 Впрочем, зажигалка не понадобилась - Ручьёв услужливо поднес к сигарилле Гвоздева свой “Зиппо”.

 - Ну, охрану мы, разумеется, девочке обеспечили, - невозмутимо продолжил Ручьёв, снова возвращаясь к своему столу, - Однако... и на старуху бывает проруха, - он заметно помрачнел, - Один из парней оказался, скажем так, с гнильцой, благодаря чему Громову и удалось то, о чем я сказал выше. Так что, милейший, не о войне нам с вами нужно говорить, а о сотрудничестве... на данный момент, по крайней мере, - чуть сощурившись, Ручьёв устремил пристальный взгляд на заметно утратившего самоуверенный вид авторитета, - Пока... я подчеркиваю - пока! - родителям девочки, отдыхающим на курорте, ничего о прискорбном инциденте не известно... следовательно, правоохранительным органам - тоже. У нас с вами есть фора... в сутки. Максимум, двое. За это время Громов должен быть обнаружен... хоть на другом краю земли! И молитесь, чтобы он не сотворил с заложницей непоправимого, ибо тогда... - Ручьёв вновь подался вперед, - Я за последствия не отвечаю... Мало того, что ваш человек едва не отправил на тот свет моего человека, причем, одного из лучших в агентстве, так еще у нас работает и жених Оленьки Снигиревой... - Ручьёв коротко и совсем невесело усмехнулся, - На ваше счастье, я его час назад едва ли не силой отправил домой... отдохнуть. Хотя... какой тут отдых... - он махнул рукой и потянулся к дверце своего сейфа. - Выпить не хотите?

 - Вы же принципиально не пьете с такими, как я, - процедил “Гвоздь”.

 Ручьёв пожал плечами.

 - Я не имел в виду вас... лично. Вы же неглупый человек, Юрий Никитович, в известной степени даже достойны уважения... Посудите сами - зачем вам вся эта головная боль? А? - он извлек из сейфа бутылку коньяка и пару идеально чистых пузатых бокалов. Плеснул в каждый из бокалов по пятьдесят граммов ароматной темно-янтарной жидкости.

 Один бокал поставил перед Гвоздевым и со словами “Ваше здоровье” сделал из своего пару глотков.

 - Так вот, продолжу. Во-первых, зачем вам вообще такой помощник, у которого из-за смазливой пигалицы напрочь сносит башню, и он начинает творить натуральный беспредел? 

 - Ну... да, пожалуй, - мрачно буркнул “Гвоздь”, махнув свой коньяк залпом. Как водку.

 - А если дело дойдет до официального расследования, - продолжил Ручьёв спокойно, - Высокопоставленные чиновники по наущению родственников девочки и друзей семьи, среди которых, к слову, есть даже сам гендиректор “Стройгиганта” - да, Вересков, не удивляйтесь! - постараются с дерьмом смешать мое агентство, не обеспечившее безопасность девчонки. А я, господин Гвоздев, - Ручьёв тонко и нехорошо улыбнулся, - Очень не люблю тонуть... в одиночестве. И, свою очередь, начну торговаться с теми, кто возьмется расследовать дело... Думаете, мне нечего предложить? - он расслабленно откинулся на спинку кресла, - Контрабанда, отмыв грязных денег через фирмы-”однодневки”...содержание борделей, где работают малолетки... Недостаточно? - серые глаза Ручьёва потемнели, сузились, - Мы ж, не забывайте, не только охранники, но и сыскари... И сыскари у нас работают - не сомневайтесь, высочайшего класса. Так что если и пойдем ко дну, то вместе, милейший, вместе... И еще неизвестно, кто выплывет, а кто утонет... Хотя ставлю десять против одного, нам все же удастся... выплыть.

 Он опять сделал пару глотков коньяку, не сводя пристального взгляда с лица “Гвоздя”,

 - Не надо меня брать на понт, “Ржевский”, - наконец, просипел Гвоздев, - Только не надо...

 Ручьёв сухо рассмеялся.

 - Опомнитесь, дорогой мой! Это не шантаж, а объективная реальность! Кстати, не хотите ли приблизиться к окну и полюбоваться занимательным зрелищем? Ручаюсь, вам будет интересно...

 Гвоздев бросил на “Ржевского” подозрительный взгляд, но все-таки со стула встал, подошел к окну, раздвинул планки жалюзи.

 Открывшаяся его взгляду картина впечатляла - оба охранника, оставшиеся на улице, сейчас лежали, распластавшись на асфальте, с заведенными на затылок руками. Над ними невозмутимо замерли несколько облаченных в камуфляж фигур.

 - Раз вы такие крутые, как упустили девку? - наконец, просипел “Гвоздь”.

 Ручьёв с сожалением вздохнул, снова закурил.

 - В семье не без урода, как известно, Юрий Никитич... В семье не без урода...

 -Ладно, - отрывисто сказал Гвоздев, возвращаясь к своему стулу, - Чего вы хотите от меня?

 Ручьёв выпустил дым узкой струйкой в сторону открытой форточки.

 - Мне достоверно известно, - негромко и серьезно заговорил он, - Что в ближайшие часы Громов свяжется - если уже не связался - с кем-то из своего ближайшего окружения. Тем, кому он всецело доверяет. Он же пустился в бега, ему нужны деньги - крупная сумма, и документы, безусловно, не на его имя...

 Гвоздев в подтверждение слов Ручьёва молча и угрюмо кивнул.

 - Так вот, - невозмутимо продолжил “Ржевский”, - После нашего с вами разговора вы соберете своих так называемых пацанов и популярно растолкуете, чем для вас всех чревата выходка вашего, явно психически неуравновешенного, товарища... И, - Ручьёв черкнул на листке своего настольного календаря номер телефона, протянул листок Гвоздеву, - Все, чего я у вас прошу, предоставить мне информацию, если кто-то из группировки, находящийся с Громовым хотя бы в приятельских отношениях, спешно выедет в неизвестном направлении... Погоню устраивать не нужно, вообще нежелательно, чтобы этот человек что-то заподозрил. Вы просто поднимете трубочку телефона, наберете этот номер и назовете мне имя курьера, также - номер и марку его машины. Человека этого мы не тронем, не беспокойтесь... но проследим за ним. Вы же понимаете, господин Гвоздев, развязывать криминальную войну не выгодно ни вам, ни нам... понимаете?

 - Понимаю, - буркнул “Гвоздь”, вставая со своего стула и направляясь к выходу из кабинета. У двери обернулся. - Но я хочу быть уверенным...

 Ручьёв отрицательно покачал головой.

 - Ни в чем нельзя быть уверенным, Юрий Никитич, пока девочка в заложницах. На вашем месте я молился бы... истово молился... чтобы Громов не убил или не изнасиловал Ольгу. В противном случае, - развел руками, - Мои парни уже готовы порвать на куски вашего “Громобоя” за их раненного товарища. А уж если и с девочкой случится худшее... Но вы - умный человек, господин Гвоздев, и понимаете меня?

 - Понимаю, - пробурчал “Гвоздь”, выходя из кабинета “Ржевского” (и отнюдь не с видом победителя...)

 

 * * *

 “И этот тайм отыграли”, - пробормотал Ручьёв себе под нос, когда дверь за авторитетом закрылась. После чего нажал кнопку селекторной связи.

 - Саша, Давидова ко мне.

 - Слушаюсь, - по-военному четко отозвался Ивушкин, а через несколько секунд в кабинете Ручьёва уже находился мужчина с артистической внешностью, но отнюдь не взглядом героя-любовника.

 - В больницу звонил? - устало поинтересовался Ручьёв.

 Давидов кивнул.

 - Нормально все. Состояние, по словам врачей, стабилизировалось.

 - Тьфу-тьфу, - Ручьёв суеверно сплюнул через плечо, - А Студент как?

 Олег отвел глаза.

 - Хотите правду? Хреново. Боюсь, не сорвался бы...

 - Не сорвался бы... - вздохнул Ручьёв и вдруг с силой грохнул ладонью по столу - даже хрустальная пепельница, стоящая там, подскочила вверх на сантиметр. - От тебя-то, Олег, я такой свиньи ожидал в последнюю очередь! Впрочем, как и от Орлова... Ладно, девчонка, молодая, дура... Но вы-то! Вы! - он выругался и опять потянулся за сигаретой.

 Перевел дыхание. Опять вскинул глаза на мрачного Давидова.

 - За мальчишку отвечаешь головой, - прошипел Ручьёв, - Головой, Морис... В буквальном смысле!

 * * *

 

2.

 Кирилл вяло подумал - когда кошмар достигает определенной стадии, ты словно отключаешься. Продолжаешь все видеть и слышать, однако, эмоционально на это не реагируешь...

 Джип агентства, на котором Ручьёв приказал доставить его, Кирилла, домой, остановился и Смоленцев, сидящий за рулем, повернулся к нему лицом.

 -Иди, - мягко пробасил Вадим, - И постарайся вздремнуть хоть пару часов. Тебе это сейчас необходимо.

 Кирилл машинально кивнул, распахнул дверцу, обернулся.

 - Спасибо...

 - Держись, Студент, - Смоленцев шумно вздохнул, - Держись... Жизнь вообще дерьмо...

 - И люди тоже, - тускло отозвался Кирилл, выходя из джипа.

…- Господи, ну где тебя носит? Обещал вчера прийти... - мать осеклась, внимательнее всматриваясь в осунувшееся и небритое лицо сына, - Кирюша, что-то случилось?

 - Случилось, - он снял куртку, пристроил ее на вешалке, повернулся к матери, - Только не спрашивай меня сейчас ни о чем, ладно?

 - Но, Кира... - растерянно начала мать... и осеклась под его мрачным взглядом.

 Он прошел в ванную комнату, включил душ, отрегулировав воду так, чтобы та была, скорее, прохладной, нежели теплой. Отсыпаться он, вопреки рекомендации Смоленцева, не собирался. Впереди еще было много дел, откладывать которые в долгий ящик не хотелось.

 ...Прохладный душ и в самом деле взбодрил. Кирилл почистил зубы, побрился, потом переоделся в чистое.

 - Опять уходишь? - почти испуганно спросила мама, - Поешь хоть...

 - Спасибо, - он прошел на кухню. Мать поставила перед ним тарелку с салатом, разогрела вчерашний гуляш.

 Он ел быстро, почти не ощущая вкуса пищи. Но подкрепиться - мама права - нужно. Только голодных обмороков недоставало ко всему прочему дерьму...

 - Слушай, - он вскинул голову, посмотрел на мать, - Собери мне, пожалуйста, сумку с какими-нибудь вареньями-соленьями своими, я в больницу сейчас поеду...

 - Конечно, - быстро кивнула мать, уже встала из-за стола, чтобы подойти к холодильнику, но обернулась. Понизила голос.

 - А кто в больницу-то угодил? Неужели... Оля?

 Он резко отставил тарелку от себя, сморщился.

 - Мам, я же просил - не надо, а? Не надо, - с силой провел ладонью по глазам, со злостью отметив - ресницы опять влажные, - Орлов в больнице, - добавил он уже совершенно охрипшим голосом. - Ранил его... один ублюдок.

 - Господи, - мать снова опустилась на кухонный диванчик, - Тяжело ранил?

 Он резко отодвинул табуретку из-за стола, быстро вышел из кухни. Именно в этот момент у него чуть не вырвалось: “А хоть бы и убил! Заслуженно...”

Через несколько минут ему удалось взять себя в руки.

 Мама тем временем нагрузила хозяйственную сумку домашними компотами, морсами, салатами.

 Он не стал говорить матери, что этого “многовато будет” - продукты предназначались не для одного “гюрзы”...

 Поехал в гараж брата - забрать оттуда свою только что отремонтированную “Ямаху”. “Ржевский” бы непременно сказал, что в таком взвинченном состоянии ему, Кириллу, за руль мотоцикла лучше вообще не садиться...

 Но плевать на рекомендации “Ржевского”. Не его же любовницу похитили... Вот если б его женщину похитил какой-нибудь психопат, посмотрел бы тогда Кирилл на Ручьёва... С удовольствием бы посмотрел!

 

 * * *

 - К Орлову? - миловидная молоденькая медсестра вскинула на Кирилла большие голубые (и как Кирилл с раздражением отметил, по-кукольному глупые) глаза. - Вы родственник? Мы можем пустить к нему только ближайшего родственника...

 - А я и есть ближайший, - не моргнув глазом, солгал Кирилл, - Брат его родной. Младший. Не заметно разве, как мы похожи?

 Девушка хихикнула, определенно, будучи не прочь пофлиртовать.

 - Ни чуточки!

 - Это потому, что его в капусте нашли, а меня аист принес, - и, не обращая больше внимания на залившуюся алой краской и хихикающую девицу, Кирилл стал подниматься вверх по лестнице, на второй этаж, где находилась отдельная палата “гюрзы”.

 За спиной раздался торопливый стук каблучков. Потом Кирилл услышал оклик “Молодой человек!”, с досадой обернулся.

 Девушка, все еще улыбаясь, протягивала ему белый медицинский халат.

 - Набросьте... брат.

 - Спасибо, - он небрежно накинул халат на плечи.

 

 “Гюрза”, вопреки его опасениям, не спал. Полулежа, читал какую-то “макулатуру” в бумажном переплете.

 Увидев входящего в палату Кирилла, книгу тут же отложил в сторону, улыбнулся... но улыбка моментально угасла.

 - Привет, - поздоровался Кирилл. Смотреть сейчас в глаза Орлова было просто выше его сил.

 - Здравствуй, - негромко отозвался Дмитрий, - Судя по выражению твоей физиономии, хороших новостей... нет?

 - Никаких нет, - Кирилл поставил сумку с продуктами (по дороге сюда он купил еще и фруктов - абрикосов и яблок) на тумбочку у кровати Дмитрия, - Вот... мамин компот тут, морс... в этой банке салат...

 - Послушай, - Дмитрий тихонько коснулся своей горячей ладонью запястья друга, - Послушай, я оправдываться не собираюсь, потому что оправданий нет, но все-таки...

 - Все нормально, - тускло сказал Кирилл, мягко отстраняя руку Орлова, - Всех случайностей не предусмотришь. Ты, по крайней мере, хоть пытался исправить ошибку, в отличие от тех двух ублюдков...

 Дима кивнул, не отводя от Кирилла пристального взгляда.

 - По словам Смоленцева, ты Семенова превратил... в подобие антрекота?

 - Заслужил, - равнодушно бросил Кирилл, забирая с тумбочки “гюрзы” ополовиненную сумку с продуктами, - Ладно, меня предупредили, чтоб я не слишком тебя утомлял... Поправляйся.

 - Кир... - негромко окликнул его Орлов.

 Кирилл обернулся, уже находясь у двери.

 -Не падай духом, - очень мягко сказал Дмитрий, - Может, обойдется все...

 За последние сутки Кирилл слышал подобную фразу в сотый (без преувеличения) раз.

 - Может, и обойдется, - кивнул он, выходя из палаты Дмитрия.

 

 Следующим (и основным) пунктом посещения было отделение хирургии.

 Тут дежурила не молоденькая и хорошенькая медсестричка, а пожилая и строгая женщина.

 - Сейчас не приемные часы, молодой человек! Если хотите отдать передачу, оставьте...

 - Мне очень нужно с ним увидеться, - мягко сказал Кирилл, - Именно сейчас. А в приемные часы я прийти сюда не смогу.

 - Я же сказала, молодой человек... - медсестра осеклась, внимательнее всматриваясь в лицо Кирилла, - Погоди, ты не сын Полины Вахтанговны, а?
 - Именно, - Кирилл с облегчением улыбнулся, - Сын Полины Вахтанговны Смирновой, из терапии. Так вы меня пропустите? Ненадолго...

 Женщина кивнула, подала ему халат.

 - Ладно, иди... ненадолго только!

 -Спасибо, - бросил он на ходу, направляясь к палате, где поправлялся после операции по удалению аппендицита Алексей Стрельцов, бывший спецназовец (среди своих - просто “Стрелец”).

 В отличие от Орлова, Стрельцов делил палату с каким-то юным щупленьким очкариком.

 Когда Кирилл, предварительно постучав, вошел в палату, очкарик, полулежа, читал, похоже, какой-то учебник, а “Стрелец” меланхолично слушал музыку.

 Увидев Кирилла, наушники снял, плеер выключил. Посмотрел внимательно, без улыбки.

 - Не ожидал тебя увидеть...

 - Почему? - Кирилл начал окончательно выгружать из сумки мамины заготовки, - Не чужие все-таки...

 - Но и не такие уж близкие друзья, - по обезображенному шрамами лицу “Стрельца” скользнуло подобие усмешки, - Но все равно - спасибо, Студент.

 Кирилл осторожно (однако, не вяло) пожал протянутую руку Стрельцова.

 - Я слышал, что у вас там стряслось, - негромко сказал “Стрелец”, когда Кирилл придвинул к его койке стул и уселся на него, - Новостей об Ольге нет?

 Вот за что Кирилл уважал (а некоторые ненавидели) Стрельцова - за прямоту.

 Он отвел глаза.

 - Нет. Никаких.

 - Что ж, - Алексей откинулся на подушки, - Есть ситуации, когда отсутствие новостей - уже хорошая новость... Но тебе от этого не легче, - вздохнул, - Ну, а “гюрза” как?

 - В порядке, - голос, как всегда в минуты волнения, чуточку подсел, - Только что его видел. Говорят, главная опасность позади.

 - Дай Бог, - задумчиво глядя на Кирилла своими блекло-голубыми глазами, протянул “Стрелец”, - Но ты ж не просто так явился ко мне, а?

 Кирилл откашлялся. Покосился на очкарика, слишком уж сосредоточенно уткнувшегося в свой учебник.

 “Стрелец” его взгляд понял правильно.

 - Миша, -обратился он к парню (его бархатный баритон резко контрастировал с уродливым лицом - это был баритон просто-таки героя-любовника из мелодрамы), - Ты прогулялся бы, а? По коридорчику... Со Светой пофлиртовал бы - она, по-моему, к тебе неравнодушна...

 Очкарик залился малиновым румянцем.

 - Я вам мешаю?

 - Мешаешь, - спокойно подтвердил “Стрелец”, - Беседа у нас. Конфиденциальная. Я бы сам вышел... да врачи пока вставать запрещают, боятся, швы разойдутся. А я с тобой той вкуснотищей поделюсь, что мне Студент приволок... Все равно мне одному столько не съесть - тут на целую роту...

 -Не нужно мне вашей вкуснотищи, - буркнул очкарик, однако, с кровати встал и, захватив с собой учебник, из палаты удалился.

 Взгляд светло-голубых глаз переместился на лицо Кирилла.

 - Догадываюсь, о чем ты меня просить собираешься, - тихо сказал Стрельцов, - И по-человечески я тебя очень даже понимаю... но ты вообще отдаешь себе отчет в том, чем это чревато?

 Кирилл сильнее стиснул челюсти, отвел глаза.

 -Я это сделаю... в любом случае, - сказал он глухо, - Согласишься ты мне помочь или нет. Не ходить нам с этой мразью по одной земле. И одним воздухом не дышать.

 - Красивые слова! - презрительно бросил “Стрелец”, - Ты лучше подумай, что с матерью твоей будет, сестрой, когда тебя повяжут... годков этак на пятнадцать!

 Кирилл промолчал, глядя на свои сцепленные “в замок” пальцы.

 “Стрелец” вздохнул.

 - Ладно. И как ты все планируешь? От меня-то конкретно чего хочешь? Совет получить или... еще и инструмент?

 - И то, и другое, - Кирилл поднял на Стрельцова глаза, выдержал его пристальный, изучающий взгляд.

 - Мальчишка, - презрительно бросил Алексей, поморщившись, подтянулся на кровати, чтобы принять полусидячее положение, - Сигаретки у тебя, конечно, нет? Прости, забыл, что ты не куришь...

 - Не курю, но тебе принес, - Кирилл извлек из кармана джинсов пачку “Мальборо” и зажигалку.

 Лицо “Стрельца” осветила улыбка, на мгновение дав понять, каким красивым оно было... пока не обгорело.

 - Подхалим... ну, ладно, - он кивнул в сторону окна, - Приоткрой...

 Кирилл послушно распахнул форточку.

 Стрельцов извлек сигарету из пачки, пачку сунул под подушку. Кирилл поднес к сигарете зажигалку.

 Сделав затяжку, “Стрелец” даже прикрыл глаза от удовольствия, потом медленно, узкой струйкой выпустил дым к потолку.

 -Вообще-то, я тебя понимаю прекрасно, - задумчиво протянул он, - Такой мрази, как это ублюдок, на земле не место... Но, - острый взгляд снова переместился на лицо Кирилла, - Тут горячку пороть нельзя. Ни в коем случае. Будь ты один-одинешенек, вроде меня, бобыля, это одно... А если Ольга все же объявится? Если у дегенерата этого хватит ума ее отпустить?

 Кирилл промолчал. На очевидно нелепые вопросы отвечать не хотелось.

 Стрельцов снова вздохнул, сделал еще пару затяжек, передал сигарету Кириллу.

 - Выброси. Спасибо, мне пока достаточно. Голова закружилась...

 Кирилл затушил сигарету о подоконник, вышвырнул окурок в окно.

 - Ладно, - “Стрелец” опять перевел взгляд на Кирилла, - Приходи ко мне... через два дня. За два дня многое может измениться, Студент. В том числе -и твое решение. Ну а уж коли не передумаешь...

 - Не передумаю. Спасибо, Леш. Поправляйся!

 - Да уж, - Стрельцов иронично усмехнулся, и тут запищал мобильник Кирилла.

 С замиранием сердца он поднес трубку к уху.

 -Студент? - это был Ручьёв, говорящий отрывисто и взволнованно, - Живо в агентство, есть новости об Ольге. И не самые плохие!

 

 * * *

 

3.

 Все-таки следовало отдать должное житейской хватке “Громобоя” - едва они прибыли в занюханный районный городишко, Громов, поймав такси, потребовал, чтобы их отвезли в гостиницу - единственную гостиницу города Зареченска.

 - У тебя же нет документов, - вяло сказала Ольга. Она чувствовала себя настолько усталой и измотанной, что уснула бы, пожалуй, и на жесткой скамье в зале ожидания железнодорожного вокзала. И “пушка”, находящаяся у “Громобоя” за поясом, сейчас значила не больше, чем дурацкий водяной пистолет.

 Вырубиться бы... проспать часов шесть-семь, а уж там... может, в голове прояснится, и она все-таки придумает если не план побега, то возможность связаться с парнями из “Феникса”...

 Должен, обязательно ведь должен быть какой-то выход!

 - Документы? - Громов самодовольно ухмыльнулся, - Документы у тебя, лапочка, есть.

 “Ну, конечно, - едва не вырвалось у нее, - Ты же рылся в моей сумке...”

...и разрядил ее мобильник.

 Так что, даже если Кириллу ничего так и не сказали о происшедшем в загородном коттедже, он заподозрит неладное, набрав ее номер и услышав “абонент недоступен”.

 - По своим документам я, может, и сниму номер, - согласилась она, - Но, насколько мне известно, по одному документу вдвоем не селят...

 -Поселят, - уверенно заявил “Громобой” и для наглядности продемонстрировал купюры, извлеченные, опять же, из ее бумажника.

...Это были частично ее деньги (остатки стипендии), но в основном Кирилла (он отдал ей половину своей получки не далее, как вчера).

 Внезапно ей захотелось подтянуть колени к животу и в голос разрыдаться. Дура, набитая дура! Какого черта согласилась на эту авантюру, Орлов ведь предупреждал! “Предупреждал, но не отговаривал?”- шепнул внутренний голос.

 Стоп. Довольно. Неизвестно, что сейчас с Дмитрием. Она-то, Ольга, по крайней мере жива-здорова...

 “И ты, детка, такая наивная, что не догадываешься, почему? И на какую благодарность Громов рассчитывает?”

 Она покосилась на грубоватое лицо “Громобоя”, так не похожее на лицо Кирилла - открытое лицо, четко обрисованное, с ясными, просто-таки возмутительно красивыми темно-карими глазами...

 Теперь уже хотелось стонать, выть... да просто рвать на голове волосы! Как все глупо, глупо, глупо! Словно... все было подстроено заранее! Почему у Орлова в нужный момент не оказалось при себе авторучки? Он так был уверен, что Громов и в ее, Ольги, присутствии никаких бумаг не станет подписывать? Или... нет?

 А почему Орлов сам побежал к джипу за ее сумкой, а не отправил ее? Хотел продемонстрировать, какой он “джентльмен” или... еще была причина?

 “Хватит! - опять пришлось ей осадить себя, - И под пули он намеренно подставился? Скорее, можно предположить, что Громов как-то сумел подкупить того прыщавого охранника, освободившего его от наручников... А что? Посулил золотые горы... Хотя кто в наше время на посулы клюет? Клинические идиоты - и те уже не клюют...”

 Как только они вошли в гостиницу, “Громобой” уверенно направился к стойке, за которой восседала толстуха неопределенного возраста (от двадцати пяти до сорока).

 И тут Ольга с изумлением увидела, как “Громобой”... преобразился. Угрюмо-мрачное выражение лица сменилось ослепительной белозубой улыбкой (явно у него коронки. Свои зубы столь ровными не бывают. А уж белоснежными такими - тем более), голос приобрел вкрадчиво-воркующие интонации...

 И десяти минут не прошло, как ей, Ольге, было предложено расписаться на бланке, и “Громобой” весело подкинул на ладони ключ от гостиничного номера.

 - Но сначала надо прикупить что-нибудь пожрать, да, лапочка?

 Она не испытывала голода (только желание уснуть крепко и без сновидений), но вяло кивнула.

 “Громобой” фамильярно приподнял ее лицо за подбородок.

 - Что приуныла, конфетка моя? Не бойся, с Гошей Громовым не пропадешь! На твои гуляем последний раз, завтра мне подкинут бабок...

 Она промолчала, и Громов тяжело вздохнул.

 - Вот такая грустная ты мне меньше нравишься. Лучше уж разозлись.

 Она вскинула голову, еле удержавшись от жгучего желания влепить “Громобою” пощечину. Громов опять ухмыльнулся... и смачно поцеловал ее в губы.

 Она резко оттолкнула его (прекрасно сознавая, чем чревато такое неповиновение).

 Однако, хорошее настроение Гоше испортить было не так- то легко.

 - Ладно, киса, не злись. Не выпускай коготки, - снисходительно сказал “Громобой”, -Никто тебя не тронет, я ж не маньяк...

 “А кто тогда?!” - едва не вырвалось у нее, но Ольга опять сдержалась.

 Утром... утром, может быть, она лучше сумеет сориентироваться в сложившейся ситуации...

 Именно с этой мыслью она и уснула на жесткой гостиничной кровати двухместного номера, который “Громобою” каким-то чудом удалось выклянчить у жирной администраторши...

 

...Она стояла на резном декоративном мосточке, перекинутом через пруд, по которому лениво дефилировали черные лебеди.

 Пруд находился в загородном пансионате, куда ее привез на выходные очень высокий и крупный мужчина с усталым лицом, чуть ироничными серо-зелеными глазами и сединой на висках.

 Этот мужчина был сейчас рядом с ней, и меньше всего ей хотелось, чтобы он ушел...

 Но он уйдет, конечно. Ибо любовь восемнадцатилетней девчонки и тридцативосьмилетнего женатого мужчины долго протянуться не может.

 Максимум, три месяца. Три чудесных осенних месяца...

 И все равно она вскидывала голову и просила его не уходить - ибо только с ним ей по-настоящему хорошо и спокойно, только он может ее защитить от любых невзгод и напастей...

 - Не уходи, Медведь... пожалуйста, не уходи...

 Мягкая улыбка появляется на его лице. Мягкая и грустная.

 - Ты такая юная, Олененок... Все лучшее у тебя - впереди...

 -Что “лучшее”, Медведь?! Психопат взял меня в заложницы, и я не знаю, как мне быть!

 Взгляд серо-зеленых глаз спокоен и серьезен.

 - Знаешь, ангел мой. Ты вовсе не такая дурочка, какой любишь порой прикинуться. Ты знаешь...

 Он опять улыбается...

 ...и вот уже она, Ольга, не в загородном парке, а в деревенской избе, а перед печным зевом сидит на корточках высокий темноволосый парень с возмутительно красивыми темно-карими глазами.

Только сейчас взгляд Кирилла очень мрачен...

 Она кладет ладонь на его плечо... и плачет от облегчения. Огромного, колоссального облегчения...

 Все позади, слава Богу. Это страшные события на даче Кости Малышева - только дурной сон... равно как и назойливо ее преследующий авторитет по кличке “Громобой”.

 Вот же Кир - рядом с ней... Только отчего у него такой страшный взгляд? Отчего глаза его сейчас даже не темно-карие, а угольно-черные?

 А в руке у него... что? Пистолет? Пистолет системы ТТ, который он педантично заряжает...

 Она дернулась, словно ее кто-то подтолкнул, открыла глаза...

...и столкнулась с пристальным взглядом Громова, сидящего в кресле, стоящем напротив ее кровати.

 В руках у “Громобоя” был ТТ, который он именно в этот момент... нет, не заряжал. Напротив, вынимал обойму.

 - Проснулась, кисочка моя сладкая? - Громов, чуть сощурившись, продолжал пристально ее рассматривать, - Знаешь, много я красивых шлюх в свое время перетрахал, но такой, как ты... такой нежной, такой сладкой...

 - Я не шлюха, - сухо отозвалась Ольга, натягивая одеяло на грудь (хоть спала в футболке).

 - Ясно, не шлюха, - хмыкнул “Громобой”, - Хотя, как один мой кореш говорил, все бабы - шлюхи, только цена разная...

 Она на мгновение снова закрыла глаза, приказывая себе мысленно держаться. Держаться. Не срываться. Человек, находящийся с ней в одном гостиничном номере (ночевавший с ней в одном номере!) - явный психопат, злить таких чревато...

 В конце концов, он пока не перешел допустимых границ (ключевое слово - пока).

 - Позволь мне встать, - сказала Ольга как можно спокойнее, - И одеться.

 Громов дурашливо ухмыльнулся.

 - А я запрещаю?

 - Выйди, пожалуйста, - выдавила Ольга из себя.

 - А, так мы стыдливые? - “Громобой” находился, похоже, в игривом настроении, - Может, ты вообще... девочка, а? Трудно такое вообразить, конечно, чтоб такая сладкая куколка девственность до двадцати лет сохранила, но... чего в жизни не бывает, правда? - и похабно хохотнул.

 - Выйди, - повторила она, ненавидя Громова в этот момент настолько сильно, что готова была наброситься на него, несмотря даже на ТТ в его руке (уже опять заряженный).

 А дальше... черт с ним, со всем.

 “И всеми, детка? И мамой? И папочкой? И Кириллом? Всеми-всеми?”

 - Тебе недостаточно красивых шлюх?- тихо спросила она, глядя на Громова в упор, - Я не утверждаю, что девственница, но уверяю - мне и десятой части того, что умеют профессиональные шлюхи, не проделать. Да я и не собираюсь ничему такому... учиться. Вот и подумай - стоит ли овчинка выделки? Стоит ли тратить на меня время и деньги? А?

 Громов смотрел на нее слегка затуманенным взглядом, и внезапно Ольга ощутила тошноту.

 Никакие доводы на него не подействуют. Она, Ольга, на свою беду, стала для этого типа чем-то вроде “идеи фикс”.

 Слаще всего - запретный плод, любой человек это начинает понимать едва ли не с пеленок. И пока она для “Громобоя” - запретный плод, никуда он ее от себя не отпустит. Изводить будет своей навязчивостью, лапать, лезть со своими мерзкими, слюнявыми поцелуями... играть, как кот с мышью.

 Ольга вспомнила, как в детстве, получая сласти в красивых обертках, съедала их не сразу - сначала хотела налюбоваться в предвкушении удовольствия...

 Ладно. Это может сыграть ей на руку. Пока Громов тянет время, она должна сообразить, как спастись.

 ...Наконец, затуманенный взгляд “Громобоя” прояснился, и он встал с кресла.

 - Ладно, кисуля. Поднимайся, одевайся, красоту наводи... хотя вся красота и так при тебе... Потом пойдем пожрем, и я сделаю один звоночек... нужному человечку.

 Когда дверь номера за Громовым закрылась, она встала с кровати и направилась в ванную.

 Один звоночек... нужному человечку. Один звоночек... один-единственный... но нужному человеку...

 “Ты знаешь, Олененок...”

Она пулей выскочила из ванной, и с бешено колотящимся сердцем схватив сумку, стала лихорадочно в ней рыться, моля Бога о том, чтобы записная книжку не была потеряна...

 Нет, книжица находилась на месте. И на букву “М” номер...

 Номер, который за полтора года наверняка изменился. Или человек, который собственноручно вписал этот номер в ее книжицу, сменил место жительства...

 Или его сейчас вообще нет в Городе...

 Или он в этот, для простых смертных выходной, день, не сидит дома, а торчит на каком-нибудь из объектов...

 “Стоп”, - приказала себе Ольга. Слишком много “или”, но... существует же такая вещь, как удача?

 И не насовсем же она от нее, Ольги, отвернулась?..

 Она снова посмотрела на телефонный номер. Потом мысленно несколько раз повторила его про себя - ибо Громов должен быть убежден, что этот номер она знает наизусть.

 Должна же дочь знать телефонный номер родителей?

 Через десять минут Громов вернулся (одеться и привести себя в божеский вид она успела).

 - Ну что, кисуля, идем? - однако, прежде чем выйти из номера, “Громобой” не отказал себе в удовольствии слегка ее, Ольгу, полапать и даже обслюнявить ее ухо.

Она вынесла эти омерзительные ласки стоически. Ибо мысли были заняты сумасшедшей надеждой. Надеждой на спасение.

 ...Наконец, позавтракав в захудалом кафе, они направились к почтамту.

 - Вздумаешь выкидывать фортели, очень пожалеешь, - ласково предупредил ее “Громобой”, - Какая у меня реакция, ты знаешь...

 - Знаю, - кивнула она.

 “Фортель” она, разумеется, попытается выкинуть...

 Но дай Бог, чтобы “Громобой” ничего не заметил. (Даст Бог, не заметит).

 - Стой тут, - приказал Громов, заходя в стеклянную кабинку для переговоров, - Чтоб я тебя видел. Учти, побежишь - сильно пожалеешь...

 - Пошел к черту, - тихо сказала она.

 “Громобой” сощурился.

 - Хамишь? Ты что-то много стала себя позволять, лапочка... Добротой моей пользуешься, да? - опять ухмыльнулся, опять его слюнявый рот скользнул по ее щеке, но, когда Громов уже потянулся к дверце кабинки, Ольга схватила его за руку.

 - Мне … тоже надо будет заказать разговор.

 - Тебе? - “Громобой” моментально напрягся, - Кому это?

 Ольга как можно небрежнее пожала плечами.

 - Предкам... они же с ума сходят - куда я пропала? Папа наверняка в милицию уже помчался...

 Громов помрачнел.

 - Ладно, - буркнул наконец, - После...

 Тут телефонистка выкрикнула -“Иванов!” (так “Громобой” без особых хитростей назвался), и он зашел в кабинку.

 Ольга смотрела на него, абсолютно не вслушиваясь в то, что он втолковывал своему приятелю (“корешу”) и думала с замиранием сердца, что

Хорошо то, что кабинка достаточно тесная, двоим людям там не поместиться; Плохо то, что каждое слово того, кто находится внутри кабинки, прекрасно слышно тому, кто стоит снаружи.

 Но у нее ведь все равно нет другого выхода?

 Другого нет...

 Наконец, “Громобой” разговор закончил. С довольной физиономией положил трубку.

 - Ладно, - изрек великодушно, - Звони предкам. Успокой их. Но учти - вздумаешь подставить меня...

 Она посмотрела на едва заметную выпуклость у него на поясе, прикрытую подолом рубашки, и подумала, что именно это она и намеревается сейчас сделать - подставить “Громобоя”. 

 Если получится.

 - Фамилия абонента? - резким и неприятным голосом поинтересовалась телефонистка.

 - Кто подойдет, - торопливо сказала Ольга, отметив машинально - отчего у большинства телефонисток такие резкие и неприятные голоса?

 Наконец, ей приказали “Ждите” и она начала ждать, а в мозгу стучало - чудес не бывает, детка, придется тебе придумывать что-то еще, как жаль, что она так и не удосужилась записать в книжицу номер охранного агентства “Феникс” (а лучше - личный номер Ручьёва), у нее только номер Орлова (не считая номера мобильника Кирилла), а Орлов - в больнице, вот уж жутковатая ирония судьбы!

 - Снигирева!

 Она слегка вздрогнула. Ну все. Сейчас скажут - абонент не отвечает или такого номера не существует вообще...

…(или подойдет его жена - вот смеху-то будет...)

Третья кабина!

 На ватных ногах, ощущая, как вспотели ладони, с бешено бьющимся сердцем она направилась к третьей кабинке.

 Точно, сейчас она поднимет трубку и услышит женский голос.

 Или мужской, но очень молодой. Или старческий...

…..............

 -Вересков слушает...

 У нее подогнулись колени. Попала! С первого выстрела - в десятку! ПОПАЛА!

 Стоп, девочка, не расслабляйся... Вон он, “Громобой”, суровый и мрачный, маячит рядом... ловит каждое слово! И, если ее не поймут... если он бросит трубку... Если “Медведь” бросит трубку...

 Она набрала в грудь побольше воздуха и выдохнула как можно естественнее:

 - Папуль, ты? Это Ольга.

 Озадаченное покашливание. Но едва услышав деликатное: “Боюсь, вы ошиблись номером”, она перебила, стараясь отвернуть от “Громобоя” пылающее лицо:

 - Конечно, Я, пап! Твой Олененок! У тебя что, есть еще кто-то, кого ты называешь Олененком? - она издала смешок, фальшивый настолько, что саму затошнило.

 На другом конце провода молчали. Но трубки пока не бросили.

 - Ты даешь, пап. Не узнать собственного Олененка! - предприняла она новую атаку, - У тебя что, там телевизор слишком громко включен? Кстати, привет тебе от дяди Эда! (Вспомни, чертов Медведь!)

 Шумный выдох... и острожное:

 - Оля? Оля, что происходит? Почему ты так странно со мной разговариваешь? У тебя проблемы?

 -Еще какие! - с истеричной веселостью воскликнула она, боясь одного - разрыдаться в телефонную трубку, - Еще какие... угрызения совести меня мучают, что заставила вас с мамой волноваться целые сутки!

 Короткая пауза. И уже отрывистое:

 - Ты попала в переплет? Если так, ответь мне - “Да, конечно”.

 -Да, конечно, -она все же ощутила приближение слез, - Конечно, пап. Конечно.

 - Что ты делаешь в Зареченске? Хотя бы намекни...

 - Я... в круизе, - она сглотнула ком в горле, - Понимаешь, пап, подвернулись горящие путевки... и я, ну извини, мне вам с мамой следовало хотя бы записку оставить... экскурсия. По Волге. Помнишь, я так же, прошлой зимой, поехала с Иркой за город? В коттедж? Мы опять с Иркой... Иркой из Ржева. Ты знаком с ее отцом. Прошлой зимой познакомился.  Серьезный такой мужчина, солидный, деловой... Из Ржева. Сергей Саныч. Помнишь?

 Она осторожно обернулась. 

 Слава Богу, “Громобой” встал к кабинке спиной и не мог сейчас видеть выражения ее лица...

 - Оля! - это “Медведь”. Уже гораздо обеспокоеннее, - Надеюсь, все это не розыгрыш?

 -НЕТ! Да нет же, пап! - с вполне естественной злостью крикнула она, - Все нормально, с Иркой мы, она отличная девчонка, остановились мы с ней в гостинице, куда рванем дальше - не знаем, но со мной - ВСЕ В ПОРЯДКЕ!  В полном порядке!

 - Погоди, - негромкое и очень серьезное, - Тот, кто рядом с тобой, надеюсь, не слышит меня? Что означает - “из Ржева”? “Ржевский”? То есть, Ручьёв? Ты хочешь, чтобы я связался с Ручьёвым?

 -Обязательно, папа! - буквально завопила она, - Обязательно... буду помнить о правилах поведения на воде! (Боже, что я несу? А лицо наверняка красное как помидор.) И в тратах буду разумна!

 Слава Богу, их не могут прервать, она не заказала определенное время для разговора...

 - Оля? Олененок, слышишь меня? - теперь его голос действительно встревожен. По-настоящему, - Для меня не составит труда связаться сейчас с начальником УВД...

 -НЕТ! - резко перебила она, -Не надо... никаких денежных переводов, все равно мы с Иркой тут надолго не задержимся, максимум до завтра, а то и сегодня вечером уедем... Нормально все со мной, слышишь?

 - Оля... - нет, она все-таки разревется... от одного звука его голоса. А сон-то в руку, как говаривала бабуля, еще как в руку! - Послушай меня, Олененок. Если я тебя правильно понял, мне следует немедленно позвонить Ручьёву, так?

 - Да,- теперь ее голос - это почти шепот, кажется, истощился запас не только нервных, но и физических сил.

 - А если не застаю его, разыскиваю... кого? Кирилла?

 - Да, - не нужно, “Медведь”, хоть на эту - самую больную - мозоль не дави...

 -Хорошо. Скажи мне еще только одно - все действительно серьезно?

-Да. Очень. Очень, папа. Очень... я вас всех люблю и целую - и тебя, и маму, и Джерри... Джерри особенно.

 (Вот так. Джерри-это спаниель “Медведя”. Золотисто-коричневый собачий красавчик и подхалим).

 Она провела ладонью по глазам (хорошо, что тушь водостойкая, а то была бы сейчас как клоун) и вышла из кабинки.

 “Громобой” глянул с подозрением.

 - Ты чего?

 - Ничего, я... - она мотнула головой и, привстав на цыпочки, чмокнула высокого бандита в щеку, - Спасибо, что позволил позвонить папе. Теперь он хоть спокоен...

 

 * * *

 

4.

Позже Кирилл думал, что у него явно есть ангел-хранитель - на той скорости, какой он гнал в агентство, он неминуемо должен был попасть в аварию...

 Однако, не попал.

 Остановил мотоцикл у входа и вихрем взлетел на второй этаж, по пути едва не сбив с ног Давидова, Тот по обыкновению усмехнулся иронично.

 - Угомонись, пожара еще нет.

 Кирилл остановился, перевел дыхание.

 - Ты что-нибудь знаешь?

 - Не больше твоего, - спокойно ответил Давидов, - “Ржевский “ звякнул - мол, есть новости об Ольге... и все. Ты где был? Тебе шеф приказал дома находиться, а твоя мать сказала - в больницу рванул...

 - “Гюрзу” навестил, - Кирилл невозмутимо выдержал испытующий взгляд Давидова.

 - Да, - Олег чуть помрачнел, - Обделались все, но платит за это только Димка...

 - Не считая Ольги, - негромко заметил Кирилл.

 Давидов слегка покраснел, но согласился.

 - Да, не считая... но я имел в виду наших. Хотя Семенов, по слухам, после твоей экзекуции тоже на больничном.

 Кирилл промолчал и, больше ни с кем не заговаривая, вошел в кабинет Ручьёва.

 Там, несмотря на открытое окно, дым стоял коромыслом.

 Ручьёв, явно нервничая, расхаживал от стола к двери и назад. В огромном кресле для посетителей устроился Кравченко. На одном из стульев сидел Смоленцев.

 Кирилл опустился на соседний. Молчаливый Ивушкин внес кофейник и поднос с чашечками.

 - Кто хочет кофе, наливайте себе сами, - Ручьёв, докурив одну сигарету, тут же запалил следующую. Бросил на Кирилла короткий взгляд.

 - В двух словах - мне, - посмотрел на часы, - Минут пятнадцать назад позвонил Вересков и сказал, что с ним только что разговаривала Ольга. По телефону. Но разговаривала очень странно... - у Кирилла екнуло сердце, - Я попросил его подъехать сюда, чтобы рассказать обо всем подробно...

 В кабинет вновь заглянул Ивушкин.

 - Игорь Николаевич? Там опять Морозов со своими проблемами...

 Кравченко поморщился, с кряхтением и явным неудовольствием поднялся с насиженного места.

 - Вечно этот чудак на букву “м” невовремя...

 - Прошу вас, Вячеслав Сергеевич, - услышал Кирилл голос Давидова и, обернувшись, увидел входящего в кабинет “Медведя” из “Стройгиганта”.

 “Он изменился”, машинально отметил Кирилл. Вересков сейчас выглядел хоть и очень обеспокоенным, но отнюдь не тем растерянным, отчаявшимся человеком, каким Кирилл его увидел прошлой зимой... Кажется, похудел даже, хотя при его богатырской комплекции наверняка сказать это было нельзя.

 Вежливо всех поприветствовав, Вересков опустился в кресло для посетителей.

 - Кофе, Вячеслав Сергеевич? - любезно предложил Ручьёв.

 “Чего он тянет время?”, раздраженно подумал Кирилл.

 Вересков вежливо отказался.

 - Если можно, минеральной воды...

 Наконец, все, кроме Кравченки, расселись по местам, и Ручьёв обратился к Верескову:

 - Прошу вас, Вячеслав Сергеевич, подробно, не упуская ни одной детали, расскажите нам об этом “странном” звонке...

 Вересков бросил на “Ржевского” острый взгляд.

 - А, может, вы меня сначала введете в курс, что произошло и что это за очередной переплет, в который угодила Ольга?

 - Ольга действительно угодила в переплет, - мягко сказал Ручьёв, - Но для нас сейчас важна каждая секунда, Вячеслав Сергеевич, так что, если можно...

 - Ну, хорошо, - Вересков нахмурился.

 “Начальство не любит, когда ему перечат”, с неприязнью подумал Кирилл. Как ни пытался он отогнать от себя нелепейшую ревность к прошлому Ольги, она все-таки была.

 - Позвонила она мне по тому телефону, который я сам когда-то вписал в ее записную книжку... Телефон стоит дома, в моем кабинете... жена и сын - когда они еще жили со мной - к нему не подходили, как правило.

 Звонок был междугородний - это я понял по коротким и частым звонкам. Поднял трубку и мне: “Зареченск на проводе!”

 - Зареченск? - Ручьёв моментально напрягся, - Вы уверены?

 Вересков спокойно посмотрел на него.

 - Я это даже перепроверил. Звонок был сделан из города Зареченска, непосредственно с переговорного пункта.

 -Мы предполагали, что они на электричке доберутся до Зареченска, - пробормотал Давидов.

 - Я могу продолжить? - без тени раздражения спросил Вересков, и когда Ручьёв с извинениями попросил его продолжать, “Медведь” из “Стройгиганта” продолжил:

 - Я ответил, признаться, недоумевая, кто мне может звонить из Зареченска, и услышал: “Папа, ты?” - он обвел взглядом напряженно слушавших его, - Конечно, первым мои побуждением было ответить девушке, что она ошиблась... хотя голос-то ее я, пожалуй, сразу узнал... Но тут, - “Медведь”, похоже, чуть смутился, - Она себя назвала тем прозвищем, которое я когда-то для нее... придумал. Понимаете? Как пароль произнесла. Сначала я решил - розыгрыш... - он чуть кашлянул и сделал глоток из стакана с минералкой, -Хотя Ольга достаточно умна, чтобы не заниматься подобными дурацкими розыгрышами... да и потом, по интонациям ее голоса я понял - она в панике...

 У Кирилла по коже пробежали мурашки. Значит, этот дегенерат продолжает удерживать ее с собой... от такой мысли впору спятить.

 Хотя... она жива, и это сейчас главное. Главное, что жива!

-Она говорила, как разведчица, - Вересков слегка усмехнулся, - Очень завуалированно, понимаете? Но я счел, что тот человек, который находится с ней рядом и кого она, видимо, боится, меня слышать не может, и говорил открытым текстом. Спросил, что происходит, попросил подтвердить, что у нее серьезные неприятности... Она подтвердила. - Вересков нахмурился, - Более того, сослалась на события прошлогодней зимы... Все действительно настолько серьезно? - он встревоженно посмотрел на Ручьёва.

 “Ржевский” отвел глаза.

 -Боюсь, да. Очень серьезно, Вячеслав Сергеевич. Но как вы догадались связаться со мной?

 Вересков слегка усмехнулся.

 - Она начала молоть что-то маловразумительное о какой-то Ирке из Ржева, с чьим отцом я якобы знаком...

 Давидов хлопнул себя ладонями по коленям.

Дьявольски сообразительная девчонка!

 - Помолчи, - негромко приказал Ручьёв и опять обратился к Верескову, - Припомните, пожалуйста, Вячеслав Сергеевич, что еще она вам сказала?

 - Сказала, что пробудет в Зареченске, в лучшем случае, до завтра... а то и сегодня вечером уедет... Несколько раз подчеркнула, что с ней все нормально, но, думаю, она это делала для того, кто ее … слушал. Да, упомянула о том, что остановились они в гостинице... вроде... - Вересков потер ладонью лоб, -Вроде все. Да, все. Теперь я могу узнать, что с ней? Что она делает в Зареченске, кто с ней там находится... что происходит вообще?

 - Видите ли, Вячеслав Сергеевич...-мягко начал Ручьёв, но Вересков неожиданно резко его перебил.

 - Достаточно вы меня водили за нос, Сергей Александрович! Если сейчас вы меня не введете в курс проблемы, я попросту подниму телефонную трубку, наберу номер начальника УВД - а он у меня в большом долгу - и скажу, что странные, мягко говоря, дела творятся в агентстве “Феникс” и впутана в эти дела девушка, которая мне небезразлична!

 - Небезразлична насколько? - ледяным тоном поинтересовался Кирилл.

 Вересков чуть поморщился.

 - Бросьте, юноша. Доживете до моих лет - поймете, что некоторые долги приходится отдавать... рано или поздно, - он опять перевел взгляд на “Ржевского”, - Я жду, Сергей Александрович. Я не мальчишка, чтобы до сих пор играть “в шпионов”. Итак? В какой переплет угодила Ольга и как я могу ей помочь?

 - Вы ей уже помогли, - мягко сказал Ручьёв, - Связавшись после ее звонка с нами. А в переплет не одна Ольга угодила... мы все в той или иной степени. За исключением вас, конечно, господин Вересков. Но, впрочем, как угодно... Хотите услышать эту отвратительную историю - слушайте. Не обессудьте, вкратце, как я вам уже говорил, сейчас для нас дорога каждая минута...

 - Секунда, - пробормотал Кирилл.

 - Ты прав, - подтвердил Ручьёв и опять обратился к Верескову,- Возможно, вы слышали о преступной группировке, руководимой неким Гвоздевым?

 …- Да уж, - мрачно заметил Вересков, выслушав рассказ Ручьёва, - О вашем агентстве я был, признаться, лучшего мнения...

 Давидов со Смоленцевым потупились. Ивушкин густо покраснел. Кирилл сильнее стиснул челюсти - он, помимо этого, был лучшего мнения и о тех, кого по наивности считал друзьями...

 - Впрочем, головы посыпать пеплом тоже не время, - продолжил Вересков, - Что вы собираетесь предпринять? Ехать в Зареченск?

 Кирилл привстал со своего стула, но могучая длань Смоленцева легла на его плечо.

 - Не горячись, Студент...

 - Тем более, что ты не поедешь, - твердый взгляд Ручьёва столкнулся с глазами Кирилла, - Дров наломано достаточно. Громов слишком хорошо знает тебя в лицо, я слишком хорошо знаю твою вспыльчивость.

 Кирилл сжал кулаки... и разжал. Доводы железные... но есть вещи, попросту не поддающиеся железной логике! Как он может оставаться тут, когда Ольга там? В заложницах у того подонка? Ну, как?!

 - Впрочем, и ты, Вадим, - Ручьёв перевел взгляд на Смоленцева, - И ты, Олег, тоже не поедете. По той же причине - “Громобой” вас видел.

 - Остаюсь я, - тихо заметил Ивушкин.

 - И я, -добавил Ручьёв,

 - Вы забыли обо мне, - услышав этот негромкий, спокойный, уверенный голос, Кирилл вновь - с изумлением, на сей раз - посмотрел на Верескова.

 - Но, господин Вересков, - неуверенно начал Давидов, - Громов сейчас особенно опасен, он вооружен...

 - Не нужно меня пугать, - Вересков слегка усмехнулся, - Я кто? Бизнесмен всего лишь, чей бизнес - строительство. Если Громов обо мне слышал или даже видел, то должен знать - ни к правоохранительным органам, ни к частным охранным структурам я не имею ни малейшего отношения... А насчет вооруженного бандита... Я, молодой человек, прошел Афган. И уж бандитов там навидался... не чета вашему, пардон, потенциальному пациенту дурдома...

 Может, будет все-таки там от меня какая-то польза? Используете меня как прикрытие, к примеру... Бизнесмен прибыл в Зареченск решить вопрос об инвестициях в строительство... нового спортивного комплекса, к примеру. Прибыл, разумеется, с охраной... Ну и мало ли какой еще предлог можно придумать?

 - Ну, не знаю, - не очень уверенно сказал Ручьёв, - В этом случае мне придется на всякий случай и вас снабдить оружием. Что ж... Сейчас надо выяснить, как лучше и быстрее добраться до Зареченска... не на вертолете, разумеется.

 -Три часа езды на автобусе, - негромко сказал Ивушкин и слегка покраснел, - На машине, думаю, будет быстрее... У меня бабушка там живет, восьмидесятилетняя...

 

 * * *

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. "Что нельзя купить..."


 
1.

 Следствием того, что ей удалось дозвониться до “Медведя” из “Стройгиганта” (а главное - он ее выслушал и понял), явилось состояние легкой эйфории, почти легкого опьянения. Она вдруг вспомнила, на какого актера (причем, не заштатного, отечественного, а “звезду” Голливуда) хоть и отдаленно, но похож “Громобой” - Де Ниро! Ну, конечно... очевидное сходство...

 Ольга бросила взгляд на свои наручные часы. Так, какое-то время (максимум, полчаса) уйдет у Верескова на то, чтобы связаться с Ручьёвым, передать ему содержание разговора с ней... Потом Ручьёв со товарищи быстренько разрабатывают план действий, едут сюда, в этот разнесчастный Зареченск, и... освобождают ее. Вуаля, как говорят французы.

 На то, что будет с “Громобоем” дальше, ей решительно плевать. Он хоть и психопат, но вполне способен отдавать отчет своим действиям. И если навлечет на свою голову дополнительные неприятности, то вполне заслуженно. Вполне!

 -Когда к тебе подъедет твой человек? - спросила она как можно небрежнее, но “Громобой” неожиданно огрызнулся.

 - А я знаю? Не раньше, чем через три часа... Если б у меня с собой еще была мобила...

 Ольга решила - сейчас не самый удачный момент напоминать Громову о собственном, отключенном им же, мобильном телефоне.

 Ладно, наверняка благодаря Верескову и Кир узнает, что с ней, Ольгой, все в порядке и скоро... совсем-совсем скоро все вообще закончится...

 - Может, сходим в кино? - предложила она как можно небрежнее.

 - В кино? - “Громобой” хмыкнул, - В такой дыре? Можно себе представить, что тут показывают...Какую-нибудь “Анжелику Маркизу ангелов”! - и заржал, явно довольный собственным остроумием.

 Впрочем, и ей эта шутка показалась неплохой. Не нравилось Ольге другое - перспектива вернуться в гостиничный номер и остаться с Громовым наедине.

 Эта перспектива прельщала ее меньше всего...

 - Ну, может, тогда прогуляемся по городу просто?

 - И осмотрим “достопримечательности” в виде замороженной стройки двадцатилетней давности и покосившейся церкви? -”Громобой” сегодня определенно был в ударе.

 Ольга заставила себя улыбнуться как можно беззаботнее.

-Ну, своди меня тогда в кафе-мороженое (на деньги моего парня).

 От этой мысли приподнятое настроение слегка испортилось. Впрочем, лишь слегка.

 -Какие тут кафе? - скривился Громов, - Это ж жуткая дыра! Я тебе лучше так куплю мороженое. С лотка. Хочешь?

 Она пожала плечами.

 -И мы пойдем на ту аллейку и съедим его...

Неожиданно широкая лапа “Громобоя” легла на ее талию.

 -Съедим... по пути в гостиницу, - мягко сказал Громов (отчего ей стало очень не по себе? Отчего по телу прошел озноб?)

 -Послушай, - она даже остановилась, - Может, еще погуляем?

 “Громобой” чуть сощурил свои линяло-голубые глаза.

 - Вчера не нагулялась по лесу, лапочка? Или … меня боишься? - он ухмыльнулся...

...но ей вдруг стало не до смеха.

 Ибо сейчас она очень четко осознала - да, она действительно его боится.

И, кажется, на то есть причины.

 - А если я закричу? - тихо спросила Ольга, заставив себя не отводить глаз от его лица (не столь и отталкивающего, следовало признать. По крайней мере, далекого от тех утрированно-дебильных морд, которые, по мнению авторов многих отечественных сериалов, и должны в обязательном порядке принадлежать бандитам (то бишь, членам преступных группировок), - Прямо тут? На улице?

 -Кричи, - “Громобой” преспокойно выдержал ее взгляд. Даже ухмыльнулся, - Решат, что ты сбежала из психушки. Тебе это надо? Да и не станешь ты кричать, - добавил он, почти небрежно, - Если б захотела, еще вчера бы меня подставила...в электричке, когда менты по вагону шли. Помнишь?

 Ольга похолодела. Нет, Громова недооценивать нельзя. Ни в коем случае. Яркий тому пример - Орлов (не считая ее, дуры).

 - И знаешь, - задумчиво продолжал “Громобой”, - Что мне пришло в голову? Что ты сама подставы боишься. Своих боишься подставить. Этого жиденка своего смазливенького, черноглазого... жениха или кто он там...Между прочим, вот это, - Громов указал на желтовато-зеленый (уже почти сошедший) синяк под глазом, - Его работа. Мстительный пацан...

 Она ощутила легкую тошноту. Как “Громобою” стало известно о ее отношениях с Кириллом? Какая сволочь сболтнула? Не Орлов же?

 ...Смоленцев скорее всего. Больше некому. Стрельцов слишком молчалив.

 - Он не еврей, - сухо сказала Ольга, не глядя на Громова, - По-твоему, все, у кого темные глаза и волосы - евреи?

 - Все, - уверенно подтвердил “Громобой”, - Кроме чурок, - и заржал.

После чего фамильярно обнял ее за талию.

 -Мороженого, значит, хочешь?

 - Уже не хочу, - она отвернулась от Громова.

“Громобой” демонстративно зевнул.

 - Ну и тоска в этом Зареченске... Как тут еще кто-то живет? Ладно, хватит дурью маяться, в гостинице хоть “ящик” можно посмотреть...

 “И безнаказанно полапать девочку”, подумала Ольга с тоской.

 Оставалась одна надежда - довольно скромного завтрака Громову явно недостаточно, и скоро он, проголодавшись, пустится на поиски заведения, где можно худо-бедно пообедать...

...Поначалу все шло именно так, как она, Ольга, и предполагала. В номере Громов немедленно полез к ней с поцелуями, что она какое-то время стоически терпела.

 После чего его лапища скользнула ниже ее талии и оттянула резинку трусиков.

 “Прекрасный момент для того, чтобы выхватить у него из-за пояса “пушку”, однако, милая, что дальше? Не собираешься же ты всерьез затевать пальбу средь бела дня в людном месте? А такие удачные фокусы, как удар рукоятью ТТ по затылку, получаются лишь у излишне эмансипированных героинь женских детективов.

 Или героинь голливудских фильмов.”

 Она перехватила руку Громова.

 -Может, достаточно... поиграли?

… По собственному опыту Ольга знала - такой ледяной тон действует на большинство мужчин как отрезвляющий холодный душ.

 Громов, однако, принадлежал к меньшинству.

 Вместо того, чтобы отпустить, он сграбастал Ольгу в объятия и внезапно с силой толкнул на кровать.

 Она не удержала равновесия, упала на спину, и тут же сопящая, горячая туша навалилась сверху.

 Торопливые пальцы успели расстегнуть молнию на ее джинсах.

 Жутко твердый, выпирающий (пока под слоем одежды) пенис Громова уперся в ее бедро, и она вдруг с ужасающей отчетливостью поняла - шутки закончились.

 Ребенок вдоволь налюбовался шоколадным зайчиком. Теперь он желает попробовать его на вкус.

 - Прекрати! - она рванулась вперед и ее длинные ногти оставили несколько алых полос на небритых щеках Громова.

 - С...сука, - прошипел “Громобой” и отвесил ей сильную пощечину.

 Внезапно она словно воочию увидела перед собой загородный коттедж... Она очень четко вспомнила светло-голубые, почти белесые и бешеные глаза Кости Малышева, когда тот ударил ее за неповиновение.

 Точно такими же сейчас были глаза и у Громова.

 Им с Малышевым требовалось не одно и то же, но методы воздействия были одинаковыми.

 И ее охватил ужас. А ужас - отвратительный помощник для попавшего в передрягу человека... Она лихорадочно сопротивлялась, извивалась под навалившимся на нее своей немаленькой тушей Громовым, пыталась его бить и царапать...

 И тем не менее, раздеть ее ему не составило ни малейшего труда.

...В решающий момент прекрасная героиня какого-нибудь дамского романа посмотрела бы прямо в глаза подлецу и тихо спросила: “Неужели тебе это нужно... вот так? И ты не боишься утратить мое уважение?”

 Подобные вопросы в ситуации, когда самец возбужден, звучат не умнее того, как если б ей вздумалось поинтересоваться, не пошел ли дождик за окном.

 ...Она и раньше знала - дорого приходится платить за собственную глупость.

Теперь Ольга это прочувствовала. В полной мере.

 И когда пенис Громова неумолимо проник именно туда, куда и стремился проникнуть, желание сопротивляться исчезло, ибо сделалось попросту бессмысленным. 

 Сделалось бессмысленным... абсолютно всё.

...Наконец, “Громобой” (этот образчик “настоящего мужчины”, то бишь одержимого похотью неандертальца) с тихим, удовлетворенным стоном завершил примитивнейшее действо...

 ...и в первое мгновение (да, одно мгновение) Ольга испытала облегчение.

 Потом наступило осознание происшедшего. А вследствие - шок. И как результат шока, спасительное отупение.

 - Тебе было хорошо, лапочка? Хорошо? - Громов чуть отстранился, заглянул ей в глаза. Можно было не опасаться, что он увидит в них ненависть.

 Там была только пустота. “Для меня наступила пустота”, вяло подумала Ольга.

 Все ее светлые и в целом благополучные двадцать лет оказались попросту отсечены случившимся только что.

 На убогой кровати в убогом гостиничном номере убогого городишки Зареченска сейчас находилась не благополучная студентка из хорошей семьи, прекрасно знающая о своей привлекательности, немного вздорная, но в целом - неглупая, любящая и любимая чертовски славным (хоть и немного вспыльчивым) парнем...

 ...а раздавленная лягушка. Попросту раздавленная “самосвалом” по имени Гоша Громов, всегда добивавшимся своего и знающим элементарную истину, которую кое-кто в упор не хочет видеть - то, что нельзя купить, можно просто... украсть.

 Вот он и взял преспокойно то, что она, дура, считала, не продается.

 - Ну, чего, чего ты? - запускает пальцы в ее волосы, сжимает ее грудь, проводит своей лапищей по ее бедрам... Он же получил, чего хотел. Он победитель.

 А она проигравшая.

 ...Зачем она заставила сегодня волноваться “Медведя” и, может, оторвала его от действительно серьезных дел?

 И как она сможет смотреть теперь в ясные темно-карие глаза?

 А она и не будет смотреть. Она, пожалуй, уже никому в глаза прямо посмотреть не сможет.

...Что это? Он еще не угомонился? Хочет заново?

 Пожалуйста. К вашим услугам. Вы любите тряпичных кукол с безучастными глазами? Одна из них - перед вами. Забирайте. Уже не жалко.

...Кажется, на какое-то время она попросту отключилась от реальности. Все, происшедшее с ней за последние сутки, только кошмарный сон.

 ...Беда в том, что этот кошмар был, увы, реальностью. Ее, Ольги, реальность превратилась в кошмар.

 Ее взгляд скользнул по самцу, удовлетворенно сопящему над ней, по казенной обстановке гостиничного номера и, наконец, зацепился за некий увесистый предмет.

 ...И когда Громов с более продолжительным и глубоким стоном сначала обмяк, а потом приподнялся, она легко выскользнула из-под его влажной от пота туши и, беспрепятственно подойдя к столу, взяла с него ТТ.

 Во время инструктажа Орлов неоднократно демонстрировал ей, как передергивается затвор пистолета системы ТТ.

 И сейчас Ольга проделала это легко.

 - Эй, ты че задумала? - немного обеспокоенно спросил Громов, натягивая трусы.

 Она промолчала и, держа пистолет обеими руками (как когда-то учил Кирилл), направила его на ублюдка, который только что убил все лучшее... в ней. Все испоганил.

 Намеренно.

 И разве не будет справедливым, если он за это заплатит?

 Ольга положила указательный палец на спусковой крючок и набрала в грудь воздуху. А потом плавно, на выдохе (как, опять же, учили и Кир, и “гюрза”) крючок спустила.

 Туша “Громобоя” должна была дернуться

...и дернулась. Громов вскочил с кровати и бросился к ней.

 ...Выстрела не произошло. Не было ни грохота, ни пороховой гари, ни удара в плечо - из-за отдачи. Пистолет попросту не был заряжен.

 В следующую секунду Громов резко и больно вывернул запястья Ольги, пару раз хлестнул ее по щекам (сам он был очень бледен), затем толкнул к кровати и, заведя ей руки за спину, весьма болезненно стянул их ремнем.

 - Дура психованная. - выдохнул “Громобой”, похоже, не столько разозленный, сколько удивленный, - А я ведь как чувствовал... Взгляд-то у тебя бешеный...

 Ольга разрыдалась. А что еще она могла сделать?

 Любимое занятие дураков и неудачников -оплакивать свою несчастную судьбу. Этим она и занималась. До хрипоты.

 После чего все же провалилась в забытье.

 

 * * *

 

2.

 На сей раз Ручьёв настоял на том, чтобы Кирилл поехал домой и отдохнул, мотивируя это тем, что “не хватало ему среди сотрудников агентства неврастеников” и пообещав, как только будут вести из Зареченска, его, Кирилла, он известит первым.

 Выглядел он, вероятно, очень неважно, ибо даже четырнадцатилетняя Ирка, округлив свои цыганские очи, полушепотом поинтересовалась у Кирилла, что стряслось?

 - Не твоего ума дело, -вяло ответил он, заваливаясь в постель и чувствуя себя действительно страшно усталым.

 Ирина, безусловно, надулась, но нянчиться еще и с младшей сестрицей он не имел ни сил, ни желания.

 Кирилл провалился в глубокий сон без сновидений, а когда проснулся и посмотрел на циферблат будильника, увидел, что проспал без малого четыре часа.

 Взял в руки мобильник. Все в порядке, работает... Как же так? Ручьёв, Ивушкин, Смоленцев, а также “Медведь” из “Стройгиганта” должны уже добраться до Зареченска...

 Тем не менее, ему не позвонили? Или он спал так крепко, что попросту не услышал звонка?

 Кирилл встал с постели, оделся, прошел на кухню.

 При взгляде на усталое лицо матери сердце у него неожиданно сжалось.

 Мать вскинула на него беспомощные глаза.

 - Пообедаешь?

 Он кивнул. Присел рядом с мамой, тихонько сжал ее мягкие руки - руки человека самой гуманной профессии - медика.

 -Может, все-таки расскажешь, что происходит? - очень обеспокоенно спросила мать, - Какие-то серьезные у тебя неприятности?

 Он отвел глаза.

 - Я же тебе говорил...

 - Так переживаешь за Диму Орлова? - нет, маму провести не так-то просто... - Я узнавала - его состояние стабильно... И говорят, что он сам себя случайно ранил, когда чистил пистолет. Кому верить?

 - Мне, - Кирилл прямо посмотрел матери в глаза, - А неприятности сейчас у всех в агентстве. Это все, что я могу сказать. Прости, больше не имею права.

 - Господи, - выдохнула мама, вставая с кухонного диванчика и подходя к плите, чтобы разогреть борщ и котлеты. - Скорее бы ты поступил в институт... Ты же способный мальчик, твои учителя всегда говорили - очень способный...

 Кирилл невесело усмехнулся.

 - Мои способные ровесники уже дипломированные специалисты, а я до сих пор вступительные экзамены сдаю...

 - Ну, если б отец был жив... - на лицо матери набежала тень, - Не всегда все только от способностей зависит, тем более в наше время...

 А с Олей... ты поссорился, что ли?

 Он опять ощутил прилив крови к щекам.

 -Да с чего ты взяла?

 - Кира, - мать повернулась к нему лицом, - Я знаю... знаю, как любишь эту девочку... И, по-моему, она тоже очень хорошо к тебе относится... Но ее отец, мать... они действительно могут воспрепятствовать браку. Мне очень неприятно это говорить...

 - Но мы - не пара, да? - тихо уточнил Кирилл, - Она благополучная девочка, дочка большого начальника, я “черная кость”...

 -Ну зачем так... - сейчас, похоже, мать уже жалела о том, что завела этот разговор.

 - Мне кроме нее никто не нужен! - вырвалось у Кирилла, - И ты знаешь это не хуже меня!- он с досадой взъерошил надо лбом свои короткие густые волосы, - Если я женюсь на ней, меня назовут жиголо? Плевать! Я-то знаю, и мои друзья, и ты знаете, а главное - Ольга знает - мне нужна она, а не положение ее папочки или что-то там еще... Только она!

 Он сглотнул внезапно вставший в горле ком и, чтобы не вызывать у мамы дополнительного беспокойства и лишних вопросов, (ибо сейчас на его лице отразилось то, о чем маме лучше бы не знать), вышел из кухни, вернулся в комнату и набрал номер мобильника Давидова.

 Олег находился в агентстве.

 - Вот неугомонный, - проворчал он, - Теперь каждые пять минут телефон будешь обрывать? Лучше приезжай сюда сам.

 - Я так и сделаю, - пообещал Кирилл, - А новостей... все еще нет?

 - Есть, - спокойно отозвался Олег, - Достоверно установлено, что они действительно в Зареченске и остановились в гостинице. Гостиница там одна.

 - Остановились... в одном номере? - Кирилла бросило в жар.

 Давидов кашлянул, словно испытывая легкое замешательство.

 - Ну, одном... но двухместном. Номер вообще на ее имя снят - у клиента-то нашего документов нет... пока, по крайней мере. Кстати! - поспешная смена темы разговора от Кирилла не ускользнула, - В Зареченск не далее, как несколько часов назад выехал кореш нашего подопечного... Но это, конечно, разговор уже не телефонный, так что подъезжай.

 И прервал связь.

 Кирилл опустился на диван.

 В одном номере... Ольга с Громовым уже провели ночь в одном номере, и то, что Гоша “Громобой” отнесся к предмету своего вожделения нежно, трепетно и бережно, вызывало большие сомнения... 

 Кирилл даже зубами скрипнул. Что бы там ни говорил “Стрелец”, он от своего решения не отступит. Нет.

 Он вернулся на кухню, без особого аппетита поел и поехал в “Феникс”, оседлав свою верную “Ямаху”.

 * * *

 

3.

 Она лежала ничком на кровати, со связанными руками, когда Громов ушел на встречу с курьером, и оставалась в такой же позе, бессмысленно пялясь на оштукатуренную стену, когда он вернулся.

 Вернулся преобразившимся. В новенькой, явно только что купленной рубашке, столь же новых джинсах, чисто выбритый... и мрачный.

 Сопя, развязал ей руки.

 - Хорош валяться. Идем пожрем.

 - Я не хочу, - безучастно отозвалась Ольга, натягивая казенное одеяло на плечи, - Тебе надо - иди один.

 Лицо “Громобоя” побагровело.

 - Все ломаешься? Сейчас-то какой смысл целку из себя строить? Мало у меня без тебя проблем?

 Она промолчала.

 Громов плюхнулся на край постели, закурил. Курил он жадно, часто затягиваясь.

 - Сучара... - бормотал “Громобой”, - Гнида паршивая... урод...

 Она чуть повернула голову.

 - Ты о ком?

 - Да о “Гвозде”, мать его! - Громов длинно и грязно выругался, - Продал, гнида! Мол, с “Ржевским “ только идиот станет связываться, а он не идиот, и раз я сам влез в говно, то сам и должен из него выбираться. Вот скотина! - он повернулся лицом к ней, - А все из-за тебя, стервы! Все из-за тебя!

 - Ну так убей, - равнодушно сказала она, - Пистолет только не забудь снова зарядить.

 - Ах ты... - “Громобой” замахнулся, определенно, с намерением ее ударить, но в последний момент руку опустил.

 И лицо его из злого стало просто усталым.

 - Ладно, прости. Ты не виновата. Сам я дурак. Ох, дурак... - повернулся к ней всем корпусом, - Тебе что, плохо со мной было? Неужели плохо?

 “А неужели ты думаешь, что хорошо? - ответила она “Громобою” мысленно, - Патологическая самоуверенность...”

 - Ну, лапочка, - он провел рукой по ее волосам, - Ты хоть меня не напрягай! Ладно, я тебя ударил, извини... Но согласись - за дело. “Пушка” - это тебе не игрушка!

 Она бледно усмехнулась.

 - Стихи писать не пробовал? Пушка - игрушка, кровь - любовь...

 Громов смотрел на нее со странным сожалением.

 - Я ж тебе сразу сказал, в одной связке мы! В одной, пойми, наконец... Я ж разве зла тебе желаю? Ты и не представляешь, что я могу для тебя сделать!

 -Все, что мог, ты уже сделал, - она опять отвернулась к стене, - А теперь оставь меня в покое.

 “Громобой” тяжело вздохнул.

 - Все-таки стерва ты... Все-таки...

 Его прервал стук в дверь номера. Довольно настойчивый.

 Громов моментально напрягся. Лицо, повернутое к двери, опять стало лицом хищника.

 - Лежи и не дергайся! Посмеешь крикнуть или там что...

 - Не посмею, - тускло отозвалась она, - Успокойся.

 “Громобой” направился к двери, но открывать ее не стал. Спросил резко, отрывисто:

 - Чего надо?

 - Простите великодушно, - донесся из-за двери уверенный мужской голос, - Консервного ножа у вас не найдется?

 Сердце у нее бешено подпрыгнуло. Но... это же невозможно? В лучшем случае, они должны были появиться тут поздно вечером сегодня или утром завтра...

 Наверное, просто померещилось. Выдала желаемое за действительное.

 - Нет у нас ножа! - столь же резко рявкнул “Громобой”.

 - В таком случае, извините, - отозвался мужчина, который ну, никак не мог являться Ручьёвым...

 И тем не менее, это был Ручьёв. Она знала.

 Это Был Ручьёв.

 

 Ощутив внезапно сильную спазматическую боль в низу живота, она непроизвольно охнула.

 - Что с тобой? - обеспокоенно спросил Громов.

 - Живот схватило, - прошептала Ольга.

 “Громобой” побледнел.

 - Аппендицит? Врач нужен, да? Что нужно, скажи!

 - Ничего, - почувствовав меж бедер нечто липкое, она тронула это “нечто” и взглянула на кончики пальцев.

 Что ж, одной проблемой меньше. Внутри нее маленький “громобойчик” не угнездится.

 Громов тоже тупо смотрел на ее руку, а лицо его медленно багровело.

 - Месячные, что ль?

 Она молча кивнула.

 - Ладно, - вздохнул “Громобой”, - В аптеку придется бежать... хорошо, сбегаю...

 - Ты? - удивилась Ольга.

 Гоша хмыкнул.

 - А что? Что естественно, то не позорно.

 Чмокнул ее в лоб.

 - Не скучай без меня, лапочка. Может, тебе еще что-нибудь купить? Фруктов, а? Персики любишь?

Ненавижу, - равнодушно ответила она, снова отворачиваясь к стене.

На сей раз связывать ей руки “Громобой” не стал. 

Хотя дверь номера добросовестно запер, а ключ забрал с собой.

 ...Только она начала снова погружаться в дремоту, как опять услышала стук.

Встала с кровати, завернувшись в простыню, приблизилась к двери.

 Стоящий по другую сторону человек определенно услышал ее шаги.

 - Оля? - услышала она негромкое и осторожное, - Ты тут, девочка? Это Ручьёв.

 Она прислонилась к двери спиной, опасаясь одного - снова разреветься. Наконец, взяла себя в руки.

 - Да. Здесь. Но открыть дверь не могу - он унес ключ.

 - Он ушел надолго? - тут же спросил Ручьёв,

 - Н..нет. Ненадолго, - голос ее, отметила Ольга индифферентно, звучал сейчас не лучше голоса механического робота. “Где ж вы были, благородные рыцари из агентства “Феникс”, когда меня пялил бандит? Где вас носило... рыцарей с большой дороги?”

 - Оленька? - кажется, в голосе Ручьёва появилось легкое беспокойство, - С тобой все в порядке, девочка?

 - Нет,- мертвым голосом ответила она, - Не все. ...Идите к черту, слышите?! Уезжайте ко всем чертям, вы мне больше тут не нужны! Убирайтесь!

 Она медленно сползла по стене вниз и попросту уселась на пол.

 - Где вы были два часа назад? - прошептала Ольга, - Где? Убирайтесь все к черту... ненавижу...

 За дверью воцарилась тишина. Она не слышала ни голосов, ни шагов. Может, ей вообще все померещилось? На почве сильного стресса выдала галлюцинацию за реальность?

 Нет. Не галлюцинация. Опять голос Ручьёва. Только звучит он по-другому. Подсел, что ли? Как-то простуженно звучал сейчас его голос.

 - Оленька, постарайся взять себя в руки. Постарайся продержаться совсем немного... Очень скоро все закончится.

 - Для меня уже закончилось, -тускло ответила Ольга и, отойдя от двери, снова улеглась на кровать.

 Хорошо, если у Ручьёва хватило ума не брать с собой Кирилла...

 Она прикусила нижнюю губу так сильно, что ощутила во рту вкус крови.

 Кирилл был последним, кого ей сейчас хотелось видеть.

 Последним. Из всех, живущих на земле.

 * * *

4.

 Когда дверь гостиничного номера, соседнего с тем, где остановились Ольга и Громов, распахнулась, двое находящихся в помещении мужчин как по команде повернули головы. Лица обоих - мужчины лет сорока, очень высокого, богатырского сложения, и парня с внешностью белогвардейского адъютанта, были обеспокоенными.

 Ивушкин первым прервал молчание.

 - Ну как, Сергей Александрович? Ольга... там?

 - Там, - мрачно ответил Ручьёв и неожиданно с силой грохнул кулаком по стене и витиевато выругался, что было, в общем, нехарактерно для обычно прекрасно владеющего собой руководителя “Феникса”.

 Вересков пристально всмотрелся в его лицо.

 - Все-таки, - негромко сказал он, -Это случилось.

 Ручьёв кивнул и потянулся за сигаретами.

 -Что случилось? - Ивушкин понизил голос, - Она... в порядке?

“Ржевский” не ответил. Прошел к балконной двери, распахнул ее, вышел на балкон.

 Вересков вздохнул, подошел к Ручьёву.

 - Забавы перестали быть просто забавами, господин Ручьёв?

 “Ржевский” бросил на него короткий взгляд и промолчал.

 - А ведь Громов и ваше агентство поимел, - негромко заметил Вересков, - Око за око, так? Вначале вы его, потом он...

 Ручьёв резко отбросил от себя окурок и устало провел ладонью по лицу.

 - Каждый совершает ошибки...

 - Но платят, как правило, невиновные, - жестко парировал Вересков. Подойдя к перилам, окинул взглядом патриархальный вид - маленькие деревянные домишки с резными наличниками, пышные, зеленые кроны деревьев, церквушку...

 Отчего он никогда не умилялся такими патриархальными городишками, как Зареченск? Отчего он всегда особенно неуютно ощущал себя в таких городках?

 Гниль тут сильнее смердит. Обычная российская гниль. Ее полно везде... но в таких патриархальных городишках она смердит особенно сильно.

 Ему было больно. И он знал эту боль.

 Так же больно ему было полтора года назад, когда Ольга молча, без объяснений, от него ушла...

 И полгода назад, когда ее похитили боевики Малышева - с целью давления на него, “Медведя”...

 Но на сей раз он знал, и как эту боль преодолеть.

 

 -Ублюдок! - донесся до него из комнаты почти звериный рык Ивушкина.

 И жесткий голос Ручьёва:

 -Держи себя в руках! Мало мне Студента?

 “Вот уж кому не позавидуешь, - с грустью подумал Вересков, - Мальчишка только с виду силен, а реально... всего лишь мальчишка, чуть за двадцать... Почти ровесник Митьки...”

 Дмитрием звали сына Верескова.

 - Ну, скот, - продолжал бормотать Ивушкин, -Красоту такую растоптать - это каким же надо быть уродом?

 - Заткнись, я сказал! - оборвал его Ручьёв, сам, похоже, находящийся на пределе. Мы не причитать сюда приехали, а обезвредить этого нелюдя! Причем, не создавая опасности для окружающих! Вот об этом думать нужно!

 Вересков промолчал.

 В отличие от юного Ивушкина он знал - если и можно растоптать красоту, то лишь на время. Ключевой фактор тут время - универсальный лекарь.

 А ключевая фигура -тот, кто в этот тяжелый момент будет находиться рядом и подставит (либо не подставит) плечо.

 “Олененок”, - он ощутил знакомую волну болезненно-щемящей нежности, - Да, твой мальчишка, безусловно, очень хорош... но сейчас он будет думать только об одном -о мести. Исключительно о мести, а не о тебе, маленький, хрупкий Олененок...

 Мой Олененок.”

 * * *

 

4.

 - Слушай, не маячь перед глазами, а? - наконец, не выдержал Давидов. Он сейчас выглядел не просто усталым - жутко усталым. - Сядь, посиди, учебник полистай. Тебе же экзамен через пару дней сдавать?

 - Сдам, не сомневайся, - буркнул Кирилл, но на диван послушно опустился. Правда, усидеть на нем сумел не больше десяти минут. После чего опять вскочил на ноги и заходил по кабинету Кравченки (самого Кравченко в данный момент тут не было) - от окна к двери, потом к дивану, и снова от дивана к окну.

 Почему, черт возьми, “Ржевский “ молчит? Накладки какие-то? Что там происходит, в этом паршивом Зареченске? 

 Словно в ответ на его мысли телефон, наконец, зазвонил. Давидов, сидящий за столом, схватил трубку.

 - Давидов... Да, Сергей Саныч! Что?.. - пауза. И Кирилл, напряженно глядя на Олега, очень явственно видел, как бледнеет и вытягивается его лицо. Наконец, слегка подсевшим голосом Давидов произнес “да”, бросил короткий, какой-то вороватый взгляд на Кирилла и тут же отвел глаза, - Да. Тут он, со мной. Д...да, Сергей Александрович.

 Положил трубку, провел ладонью по лицу, пробормотал себе под нос “Черт” и, наконец, поднял на Кирилла глаза и улыбнулся настолько неискренне, насколько это вообще возможно.

 - Ну вот тебе и новости. Ольга цела и максимум через пять часов будет здесь...

 - Цела?..- Кирилл пристально всмотрелся в лицо Олега...

...и тут же, одновременно с приливом тошноты, понял, что означает это “цела”.

-Цела, - пробормотал Кирилл, - Но не невредима, да? Этот ублюдок все-таки... все-таки посмел...

 -Послушай, Кирилл, - очень мягко начал Давидов, - Жизнь на этом не заканчивается, главное, что девочка жива...

 Кирилл издал звук, больше всего напоминающий глухое рычание, сжал кулаки так сильно, что ногти оставили на ладонях алые лунки.

 Давидов вышел из-за стола, подошел к нему... попытался обнять за плечи.

Кирилл резко сбросил его руку.

 Вскинул голову.

 - Спасибо, ребята, - хрипло сказал он, - Удружили вы мне. Настоящие друзья. Ты, Морис... “гюрза”... - сощурился, - Только не говори, что всего не предусмотришь! Ты своей циркачкой стал бы рисковать? А “Ржевский” - своей светской шлюхой? Стал бы? А?

 Давидов резко побледнел, однако, промолчал.

 - И я о том же, - почти спокойно сказал Кирилл, - И я о том же самом. С этой минуты считайте меня уволившимся из вашей говенной конторы. Больше я ее порога не переступлю. Уж лучше туалеты на вокзалах мыть - там не так воняет.

 И, выходя из кабинета, одним жестом смахнул со стола Кравченки стоящий на нем ноутбук вместе с телефонным аппаратом и какими-то копиями (а, может, и подлинниками) финансовых документов.

 Оказавшись на улице, Кирилл достал из кармана куртки мобильник и набрал комбинацию цифр.

 Вскоре услышал бархатный баритон.

 - Теперь я не могу передумать. Даже если бы и хотел, - сказал Кирилл глухо.

 - Хорошо, Студент, - отозвался “Стрелец” после небольшой паузы, - Завтра жду тебя. Обговорим все детально.

 * * *

 

6.

 - Ну вот и я, кисуля моя сладкая, - “Громобой” присел на край постели, положил на одеяло яркий пакет со средствами гигиены, упаковку обезболивающих таблеток и, вдобавок, чудовищных размеров румяное яблоко. - Хотел купить тебе шоколадку, но не знаю, какие ты любишь... Знаешь ведь, некоторые любят белый шоколад, некоторые - темный, а кто-то - чтоб и того, и другого было понемногу... Ну, - осторожно погладил ее по волосам. Почти боязливо. - Не злишься на меня больше?

 Она с удивлением посмотрела на сей непредсказуемый образчик “загадочной души русского бандита”. Для него что, не имеет значения, что она собиралась его убить? Или в его понимании это так, бабская шалость?

 И внезапно Ольга поняла - он же действительно ее любит... Настолько, насколько вообще способна любить его изуродованная натура...

 - Я... не злюсь, - медленно сказала она, - Только лучше тебе уехать, Игорь. Прямо сейчас. Куда глаза глядят.

 - Что? - растерянность в его взгляде сменилась подозрительностью, - Почему это я должен уехать... прямо сейчас, а? А... ты?

 - И я уеду, - спокойно сказала Ольга, - В другую сторону. Противоположную.

 Громов помрачнел, потом мотнул головой.

 - Не могу. Так... не могу. Я тебе... все еще противен?

 Она вздохнула и встала с кровати, уже не стыдясь своей наготы. Кажется, стыд тоже остался за гранью. Той гранью, через которую протащил ее “Громобой”.

 Громов смотрел на нее с почти му’кой во взгляде.

 - Оля!

 - Ты хотел пойти поужинать? - равнодушно бросила она, - Что ж, сейчас оденусь и пойдем...

 * * *

… Входя в так называемый ресторан, она отметила, что больше этому заведению подошло бы название “таверна”.

 За столиками ужинала, точнее, жрала местная братва, на фоне которой Громов выглядел почти интеллигентом.

 Она, Ольга, в своих джинсах и простой блузке, с забранными в хвост волосами и почти без косметики, тем не менее, тут же привлекла внимание братков - что, собственно, было не так уж и удивительно, учитывая, насколько низкого пошиба были их подружки, основным достоинством которых являлся лишь юный (слишком юный) возраст.

-Что тебе заказать, конфетка моя? - нежно спросил “Громобой”, и Ольга подумала, что от собачьего подобострастия в его взгляде ее тошнит куда больше, нежели от злости в его линяло-голубых глазах

 - Салат из свежих овощей, - сказала она, - А остальное - на твое усмотрение. Водку я не пью, коньяк - в очень малых дозах. Но можешь заказать сухое грузинское вино... если тут оно есть.

 -А десерт? - нет, он определенно решил, что в “дрессировке” ее, Ольги, лучше использовать “метод пряника”.

 -Фрукты, - она чуть заметно улыбнулась...

...и тут “Громобой”, сидящий лицом ко входу, изумленно присвистнул:

 -Глянь-ка! А этого-то “бугра” каким ветром в эту дыру вонючую занесло?

 Она машинально обернулась...

...и столкнулась со спокойным взглядом очень высокого и крупного мужчины с элегантно (по моде) подбритой небольшой бородкой и внимательными глазами цвета пыльной травы.

 “Борода ему идет чертовски, - подумала Ольга, - Почему бы ему ее раньше было не отпустить?”

...и неожиданно осознала, что если и краснеет, то отнюдь не из-за пережитого сегодня позора...

 Хотя он знал об этом позоре. Не мог не знать.

 Вот только она, в свою очередь, знала, что никогда не увидит в его мягком взгляде ни отвращения, ни презрения, ни брезгливости. Только понимание и сочувствие. И тепло, которого ей дико не хватает...

 Ольга поймала себя на сильнейшем желании вскочить со стула и двинуться “Медведю” навстречу. Пусть как раньше укроет ее в своих “медвежьих” объятиях, пусть назовет “Олененком” и пообещает, что все будет хорошо...

 И тогда (только тогда!) она поверит, что все, возможно, не так ужасно, как ей сейчас кажется...

 Кто бы мог предположить, что он сам рванет сюда, в этот город кошмара, по ее зову?

 ...Если Кирилл был последним, кого ей сейчас хотелось видеть, то Вересков...

Нет, не первым. Единственным.

 Она поспешно отвела от него глаза.

 - Откуда ты его знаешь? - обратилась Ольга к Громову, - Между прочим, он как-то был на выставке работ моего дяди... он художник.

 - Он сейчас во главе “Стройгиганта”, - неприязненно сказал “Громобой”, - Сволочь редкая...

 - Художник - мой дядюшка, - мягко уточнила она, - А почему этот бородатый сволочь?

 “Громобой” помрачнел.

 - Батяню моего на кичман определил. Всю жизнь поломал - и ему, и матери моей... Скотина! Принципиальным хотел казаться... Понимаешь, батя мой, неродной, прорабом работал. Ну, работал и работал... А потом замом генерального этого “бугра” поставили, и оказалось, что мой батя не работает, а ворует! Как будто другие не воруют!

 - Ладно, не горячись так, - сказала она как можно мягче и даже улыбнулась Громову, панически испугавшись, что “Громобой”, выпив, начнет учинять разборку с “Медведем” из “Стройгиганта” из-за своего батяни-ворюги, - Наверное, не один твой отчим пострадал?

 Громов поморщился.

 -Да и хрен-то с ним... мать жалко... А, ладно. Не о том говорим. Знаешь, уехать-то нам отсюда, конечно, придется, и лучше быстрее, ты права... но вот куда? Я тут подумал...

 - М... лдой ч...лвек! - услышала Ольга сбоку от себя пьяный голос. Громов осекся, перевел взгляд на мужчину средних лет в дешевом, мятом, давно вышедшим из моды костюме. Мужик чуть качнулся, схватился за край их столика... и, конечно, смахнул на пол столовый прибор - вилку с ножом и вдобавок солонку.

 “Громобой” начал медленно закипать.

 -У вас червончика не найдется? - мужик заискивающе заглянул Громову в глаза, - В долг...

 Ольга резко отвернула лицо, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы истерически не расхохотаться, ибо при виде этого затрапезного побирушки ей немедленно вспомнился “бородатый” анекдот: “Драку заказывали? Получайте!”

 - Слышь, мужик, - сдавленно просипел Громов. - Шел бы ты отсюда от греха, а то как бы не вышло чего...

 Мужичонка немедленно обиделся -подобно всем пьянчугам, очень чувствительным к оскорблениям (или тому, что им кажется оскорблением).

 - Щенок! Ты кому хамишь? Я ж в отцы тебе гожусь!

 Ну, уж это являлось явной гиперболой - вряд ли мужчина, которому, похоже, и тридцати пяти не было, годился в отцы двадцатисемилетнему “Громобою”. С соседних столиков раздались смешки - местная братва заинтересовалась происходящим.

 “Они, чего доброго, ставки делать начнут, - подумала Ольга, - Через десять или пятнадцать секунд Громов отправит пьянчужку в нокаут”.

 - Пошел вон, - с достойным восхищения терпением повторил “Громобой”, однако, мужичонка не пошел.

 - Вот так, да? Так? - мужик повысил голос и даже огляделся, словно призывая в свидетели и сидящих за соседними столиками, - Жлоб! - припечатал пьянчуга уже багрового “Громобоя”, - А еще такую кралю себе отхватил! Кралю такую! А? Да ты и мизинца этой крали не стоишь!

 - Правильно, мужик, - поддержал пьяницу один из братков, - Не сто’ит! Или лучше к нам, красавица, уж мы-то тебя по достоинству оценим!

 Прочие поддержали товарища громким, сытым, здоровым ржанием.

 “Спасибо, оценили уже”, подумала Ольга с тоской, стараясь не смотреть на то, как “Громобой”, встав из-за столика, сгреб за грудки временно выпавшего из реальности мужика.

 Мужик начал к реальности возвращаться. Попятился к проходу между столиками. Однако, Громов уже распалился и невозбранно отпускать пьянчужку, похоже, не намеревался.

 Она резко отвернулась, опустив взгляд на тарелку с салатом.

 Услышала грохот. Короткий вскрик. Визг одной из девиц, что сидела за столиком с местной братвой.

 И, наконец, уверенный и твердый голос мужчины, абсолютно не похожий на недавнее пьяное бормотание:

 - Без паники, граждане! Нами произведено задержание опасного преступника!

 - А подружка преступника? - раздался игривый голос одного из братков, - Может, сами ее задержим, пацаны? Девочка-то высший класс...

 - Но не про вашу честь, - услышала она ироничный баритон и, наконец, подняла голову.

 “Медведь” мягко улыбнулся и подал ей руку.

 - Идем, Олененок. Ни к чему привлекать к себе излишнее внимание...

 -А... это все? - растерянно спросила она, кивком указав на уставленный закусками стол.

 -Ты хочешь все это съесть? - удивился Вересков, и она не сдержала слабой улыбки.

 - Нет. Кто заплатит?

 -Тот, кто виноват, - серьезно ответил “Медведь” из “Стройгиганта”, - А это - ни ты, ни я. Идем, ангел.

 Она послушно вложила руку в его огромную ладонь, вышла из кабака, по приглашающему жесту “Медведя” опустилась на сиденье знакомой вишневой “Вольво”.

 Вересков уселся рядом.

 -Мой паспорт, - вспомнила она, -Нужно забрать...

 “Медведь” молча протянул ей документ.

 - В Ручьёве погиб великий артист, - сказала она, попыталась улыбнуться, но на сей раз ничего не вышло, - Все-таки не зря говорят, что он водится с сатаной...

 - Он утверждает, что все наоборот, - возразил Вересков.

 Она кивнула... и, наконец, расплакалась.

 “Медведь” обнял ее молча. Просто обнял. Просто спрятал в своих объятиях, как маленького лисенка.

…..............

 Постепенно она успокоилась и ощутила, что жутко устала. Устала от наваливающихся на нее регулярно кошмаров, устала от “мужских” игр, в которые ее регулярно втягивали... Жутко устала.

 -Можно я посплю, Медведь? - тихо спросила она, - Пока мы будем ехать...

 -Спи, конечно, ангел, - он тихонько коснулся губами ее макушки, - Спи. Все самое худшее уже позади. Никакие бандиты беспокоить тебя больше не станут, ручаюсь.

 И обнял ее за плечи, так, чтобы ей было удобнее привалиться к нему.

 - Ручаешься? - Ольга слабо улыбнулась.

 -Я позабочусь об этом, - мягко сказал Вересков.

 -Ну, если ты, то я спокойна. И борода тебе очень идет. Кто тебя надоумил ее отпустить?

 - Собственная лень, - усмехнулся Вересков.

Она рассеянно перевела взгляд на окно.

...Деревянные домишки с резными наличниками, низкие палисадники, дощатые мостовые... Как здорово, что она покидает Зареченск.

 Но еще лучше - что не одна.

 “А сон был все-таки в руку, - подумала Ольга, засыпая, - Хотя очень глупо верить в сны...”

 -Пожалуйста, поаккуратнее, Костя, - обратился Вересков к своему водителю, - Не слишком гони.

 - Все понимаю, шеф, - негромко отозвался тот, - Пусть ваша девочка поспит.

 “Он сказал - ваша? - сонно удивилась она, - Или это опять сон?”

 

 * * *

 

 7.

 - Приехали, - негромко произнес мужчина средних лет с усталым лицом, и джип остановился у въезда в город, неподалеку от поста ГАИ.

 Мужчина с усталым лицом, столь артистично изобразивший алкаша, что заслужил бы, пожалуй, и “Оскара”, вышел из машины и скомандовал вялому, абсолютно деморализованному столь филигранным задержанием “Громобою”:

 - Выходи.

 Громов посмотрел в затылок находящемуся за рулем знакомому громиле (Кинг Конгу), затем покосился на сидящего сбоку от него смазливого парня (тот брезгливо скривился и отвернулся к окну) и внезапно очень отчетливо понял - его сейчас убьют. Элементарно. Этот мужик, что вышел из джипа, всадит ему в затылок пулю из “пушки” с глушителем, затем бравые молодчики из “Феникса” оттащат его труп в придорожную канаву...

 ...где его и обнаружат дня через два -три какие-нибудь подростки или бродяги. По запаху.

 “Громобой”, начисто утративший остатки самообладания, затрясся, головой замотал.

 - Я... Нет, нет, ребята, не надо! Не надо, я все подпишу, все, что хотите, все бумаги ваши, ребята... Пожалуйста, не нужно...

 Смазливый парень еще больше скривился в гримасе отвращения. Громила, сидящий за рулем, полез в бардачок машины и извлек оттуда ТТ, отобранный у него, Громова, при задержании. Повернулся к “Громобою” лицом.

 - Тебе ж сказано - выходи, значит, выходи. А то коленку прострелю, и ползком до дома добираться будешь. Ну? - взгляд маленьких, глубоко посаженных карих глаз говорил о том, что мужик не шутит.

 Громов на ватных ногах неловко вылез из джипа. Мужчина средних лет с очень холодным взглядом приблизился к нему, отомкнул замки наручников.

 - А теперь иди, - негромко сказал мужчина. Он выглядел вовсе не устрашающе - отчего же у “Громобоя” от его взгляда по коже пробежали мурашки? - До троллейбусной остановки недалеко. Но учти - попытаешься снова приблизиться к девочке ближе, чем на километр, из-под земли достанем. И уж тогда не обессудь, - мужчина ухмыльнулся по-волчьи, сел в джип и вскоре машина превратилась лишь в букашку на бесконечной ленте шоссе.

 Громов сел на обочину и просидел так долго. До темноты.

 Потом только поплелся домой.

 

 * * *

 - Приехали, Олененок.

 Она медленно вынырнула из сна, отстранилась от Верескова (не без сожаления), осмотрелась с возрастающим удивлением.

 - Куда приехали? Мы где? Это же загородный поселок...

 “Медведь” усмехнулся.

 - Верно. А это, - указал на золотистый изящный терем, который окружала аккуратно подстриженная лужайка, - Мои апартаменты. Летние.

 - Но...

 Вересков распахнул дверцу “Вольво”, вышел, подал ей руку. Она выбралась из машины, поправила чуть растрепавшиеся волосы.

 - Ничего не понимаю...Ты собираешься меня тут поселить?

 - Именно,- кивнул Вересков, отпирая калитку, за которой выложенная камнями дорожка вела к резному высокому крыльцу, - Думаю, лучше всего будет, если ты тут поживешь пару недель. Тем более, родители твои ведь на курорте?

 - А... твои близкие? - неуверенно спросила она, - Жена, сын... И они на курорте?

 “Медведь “ усмехнулся.

 - Сын - в Европе. А с Зоей мы уже третий месяц в разводе. Разве что Джерри тебя побеспокоит... но, помню, вы с ним были дружны?

 Несколько секунд она от изумления не могла произнести ни слова. Потом снова посмотрела на терем. Что ж, он определенно ей нравился... все больше и больше.

 - А... ты?

 Вересков мягко улыбнулся.

-Я пока, увы, не в отпуске. Так что днем придется тебе развлекать себя самой. Кстати, по другую сторону дома - корт и бассейн. Охрана докучать тебе не станет - Ручьёв мне это обещал.

 Она ощутила, что краснеет.

 - Сейчас, Олененок, это наиболее целесообразно, - добавил Вересков мягко, - Учитывая все случившееся.

 - Пару недель?

 - А дальше - уж как тебе понравится, - взгляд его был абсолютно серьезен, а она (вот досада) опять почувствовала, что готова разреветься.

 - Впрочем, если тебя этот вариант категорически не устраивает, Ручьёв обещал найти для тебя квартиру... О расходах по оплате не беспокойся.

 - Кто виноват, тот пусть и платит, - пробормотала Ольга.

 - Верно, - кивнул “Медведь”, - А виновата не ты. Ну, так как? Или тебе нужно время на раздумье? Во времени я ограничить тебя не могу, но размышлять лучше тут. Тут удобнее. И спокойнее.

 - Да, но... а мама, папа? - она беспомощно посмотрела на Верескова, - Я ж не по мобильному с ними связь поддерживаю, они на домашний звонят...

 - Твоей маме я все объясню. Не беспокойся. Или... есть еще причины?

 Ольга отвела глаза. Нет. Как ни печально, ни горько... причин больше нет. Так же, как не будет больше беззаботной Оленьки Снигиревой, подруги дерзкого парня с возмутительно красивыми карими глазами. Та Ольга осталась в безоблачном прошлом навсегда.

Она со злостью встряхнула головой. Да сколько можно себя оплакивать? Чертова царевна “Несмеяна”...

 - Я... не совсем поняла насчет “последующих недель”, “Медведь”, - она опять вскинула на Верескова глаза. - И вряд ли моей маме понравится, когда я скажу, что поселилась у тебя на даче. Или ты мне присвоишь статус домработницы?

 - Домработница у меня уже есть, и она меня вполне устраивает.

 Она усмехнулась.

 - Значит, секретарь?

 Вересков вздохнул, и она уловила в его взгляде знакомое снисходительно-ироничное выражение.

 - Хватит придуриваться, Олененок. Ты просто моя гостья.

 - Я... - она опять перевела взгляд на дом, просто-таки заманивающий, чтобы в него вошли.

 Вересков одной рукой мягко обнял ее за плечи.

 - Я ни на чем не настаиваю, ангел. Абсолютно. Твоя безопасность - вот сейчас самое важное. Да и смена обстановки тебе не повредит...

 - Ты не обязан обеспечивать мою безопасность, - тихо сказала Ольга, - А если считаешь, что в долгу передо мной за... прошлую зиму, то очень ошибаешься. Ты мне абсолютно ничего не должен, - она опять посмотрела на дом... и улыбнулась, - Но терем мне нравится. Сам проектировал?

 - Частично, - Вересков тоже улыбнулся, - Ты еще не видела внутреннего интерьера...

 - Ну, ладно, - вздохнула Ольга, - Время покажет. Кстати, в теннис я играть не умею абсолютно.

 - Я тебя научу, - пообещал “Медведь” из “Стройгиганта”, распахивая перед ней дверь дома.

 

 * * *

...Миновав гранитный парапет набережной, он направился к травянистом склону, полого спускающемуся к реке, туда, где совсем близко к воде подступали ивы, почти касаясь зеркальной темной глади своими ветвями-космами.

 Мотоцикл остался в кустах - кто посягнет на эту “старую клячу”? Для кого (кроме хозяина) она представляет какую-то ценность?

 Небрежно бросив кожаную куртку на траву, Кирилл опустился на нее, подтянув колени к груди и обхватив их руками.

 На противоположном берегу возвышался монастырь из белого камня - одновременно и строгий, и величественный. По реке неспешно ползла длинная баржа.

 Когда-то они приходили сюда вместе с Ольгой... и строили планы на будущее.

 Уже неосуществимые планы.

 - Вот ты где, - услышал он позади себя негромкий голос.

 -Что вам нужно? - равнодушно отозвался Кирилл, даже не поворачивая головы в сторону Ручьёва.

 Тот (как Кирилл уловил боковым зрением) присел рядом с ним. Правда, не на траву, а просто на корточки.

 -Давидов передал мне твои слова.

 - Я от них не отказываюсь, - его голос звучал не резко и не неприязненно. Как всегда, глуховато. Ну, может быть, сейчас более глуховато, чем обычно.

 - Дело твое, -Ручьёв привычно закурил. -Парень ты давно взрослый и поступаешь, как считаешь нужным...

 Он промолчал.

 Баржа скрылась из глаз. Ее место занял нарядный прогулочный катерок.

 - Ольга... тут? - сейчас его голос звучал совсем глухо.

 Ручьёв бросил взгляд на свои часы.

 - Тут. Двадцать минут назад мне звонил Вересков.

 - Вересков? - Кирилл резко повернул голову в сторону бывшего теперь уж шефа.

 Тот смотрел спокойно, немного устало.

 - Да. Она согласилась некоторое время погостить у него в загородном коттедже. Сейчас это лучше всего для нее. Сменить обстановку.

 Кирилл ощутил вдруг страшную усталость. Словно все защитные системы организма дали сбой. Одновременно.

 - Он предложил, а она... согласилась?

 - Перестань, - тихо сказал Ручьёв, - Ей, в любом случае, на первое время понадобится убежище... Пока все не улеглось. Не утряслось. Когда ты сумеешь, наконец, посмотреть трезво на вещи, то поймешь - Вересков - порядочнейший человек. Он считает себя в долгу перед Ольгой за то, что ей пришлось пережить прошлой зимой... и, думаю, отчасти он прав. А ей сейчас нужен... уж, конечно, не любовник!

 Кирилл усмехнулся.

 - Спасибо. Лекций о теориях старого доброго дедушки Фрейда я сейчас слушать не хочу. Не то, знаете ли, настроение... А, кстати, как наш друг поживает? Любвеобильный Гоша “Громобой”?

 Ручьёв отвел взгляд, встал с корточек.

 - Громова мы отпустили, - произнес он холодно. Холодно и сухо. - Довезли до города и отпустили. Дров было наломано уже достаточно.

 - И отношений с “Гвоздем” портить не хочется...- насмешливо добавил Кирилл, тоже поднимаясь на ноги.

 - Да, не хочется, - ответил Ручьёв почти неприязненно, - А что, по-твоему, мы должны были сделать? Опять отвезти его в Матвеевку?

 Кирилл промолчал, демонстративно отвернувшись от Ручьёва.

 - Ладно, - рука “Ржевского” мягко легла на его плечо, -Поезжай-ка ты домой, мать наверняка волнуется... Да, вот еще, - он протянул Кириллу простенький прямоугольник визитки, - По этому номеру можешь звонить в любое время... и по любому поводу.

 Кирилл несколько удивленно посмотрел на Ручьёва. Тот ответил ему спокойным и доброжелательным взглядом.

 - Спасибо, - беря визитку, он все-таки ощутил некоторую растерянность.

 Ручьёв кашлянул.

 - Хоть ты и пообещал, что больше не переступишь порога агентства, все же кое-какие формальности придется уладить... если не передумаешь от нас уходить.

 Кирилл опять ничего не ответил.

 - Захочешь связаться с Ольгой, звони ей по ее мобильному, - Ручьёв постоял несколько секунд словно бы в замешательстве, и опять Кирилл отчетливо увидел усталость во взгляде темно-серых, с синим оттенком, глаз.

 - Ну ладно. Напутствий тебе давать не стану, ты парень сильный, думаю, справишься.

 И, больше не оглядываясь, “Ржевский” направился к черному джипу.

 А Кирилл -к своей старенькой “Ямахе”. Ибо в одном “Ржевский” точно был прав - маму заставлять волноваться лишний раз незачем.

 

 * * *

 ЭПИЛОГ


С коварством диверсанта осень вкралась в Город. Казалось, еще вчера веселила глаз сочная зелень травы и деревьев, и вот трава пожухла, а деревья сменили свои зеленые наряды на багровые, лимонно-желтые, а то и бурые... И отчего-то тоску вызывает глубокая синева октябрьского неба, которое совсем скоро затянется серой пеленой дождевых туч, а потом уж - и снеговых...

 ...Все чаще этой осенью охватывала Гошу Громова (в узких кругах - “Громобоя”) странная, щемящая тоска... причем, абсолютно беспричинная.

 Ведь наладились его дела. Шеф, “Гвоздь”, хоть и шумел поначалу, даже не отказал себе в удовольствии несколько раз собственноручно съездить по суровой физиономии своего зама кулаком, в конце концов, простил “Громобоя” - простил ради ценных деловых качеств первого помощника.

 Да и девчонка, признал “Гвоздь”, действительно хороша, нетрудно из-за такой красотки голову потерять...

 Словом, жизнь наладилась, вошла в прежнюю колею, по крайней мере - деловая жизнь.

 Ибо личная жизнь Игоря Громова, увы, оставляла желать лучшего... да уж, куда лучшего!

 Не существовало больше того “Громобоя”, который любил и веселые компании, и к девочкам бывал щедр... Теперь предпочитал Громов в свободное время уединяться в собственном коттедже и порой (как поговаривали сплетники) напиваться в одиночку до положения риз под звуки проигрываемой на компакт-диске довольно старой песни о том, что непозволительно, мол, быть на свете красивой такой (которую очень душевно исполнял паренек, обозвавший себя “белым орлом”, хотя в природе, как известно, только белые вороны встречаются, да и те крайне редко)…

 Словом, что-то сломалось в грешной и беспутной душе “Громобоя” - будто и впрямь та девчонка являлась ведьмой и навела-таки на Гошу Громова порчу.

 Впрочем, такие мысли приходили к нему после, как правило, выпитых четырехсот-пятисот граммов сорокаградусной жидкости. А на трезвую голову “Громобой” старался не зацикливаться на том, что исправить было уже не в его силах.

 Будто, владея вожделенной куклой, маленький мальчик Гоша Громов намеренно ее разбил - просто для того, чтобы посмотреть, что у нее внутри,

 ...а внутри-то - пустота. Та тоскливая пустота, что царила сейчас в душе “Громобоя”.

 Закрадывались (особенно поначалу) к Гоше крамольные мысли -несмотря на строгое предупреждение самого “Ржевского”, все-таки заявиться к Ольге...

 ...но всякий раз он себя умел перебороть. Просто... закрывался в доме, ставил на СД-проигрыватель любимую песню и думал о том, что хоть и очень недолго, девочка ему все же принадлежала...

 Хотя иногда другие мысли приходили - никогда, мол, не принадлежала ему Ольга по-настоящему. Даже когда он был с ней. Душа-то ее далеко была... с тем черноглазым красавчиком, быть может. Или с кем-то еще.

 Но не с ним, Гошей Громовым. С ним ее душа не была никогда.

 

 ...Тем ясным октябрьским днем “Громобой” проснулся с очень странным чувством необыкновенной легкости на сердце. Будто все его проблемы скоро разрешатся, не будет вообще никаких проблем, и тоски по сероглазой девочке с лицом ангела тоже уже не будет... Свободен он станет. Свободен от всех земных забот и горестей.

 “Громобой” даже перекрестился суеверно. И решил - может, в церковь стоит зайти? Исповедаться, причаститься... Многие из братвы регулярно в церковь захаживали, некоторые всерьез говорили - помогает.

 Впрочем, не посещение церкви “Громобоя” в тот день ожидало, а обычный объезд точек, находящихся под “крышей” его группировки.

 Громов, как всегда, тщательно привел себя в порядок, позавтракал плотно, сел в свой любимый БМВ, только не за руль. За рулем “Черныш” находился - без охраны “Громобой” теперь (от греха. Как известно, Бог бережет только береженых) из дома не выходил и не выезжал, - и направился к первой торговой точке - по странному совпадению, именно той, куда он направлялся, когда под колеса его БМВ едва не угодил рыжий приятель красавицы Оленьки Снигиревой.

 Для октября денек выдался довольно теплым - плюс пятнадцать, солнечным, ясным... бабье лето, словом. Истинно бабье лето.

 … На мотоциклиста, пристроившегося в один ряд с БМВ “Громобоя”, обратил внимание “Черныш”. Впрочем, так, вскользь обратил... обронил, что эти, мол, рокеры шизанутые - все потенциальные самоубийцы, процент смертности в авариях среди них необычайно высок...

 Гоша мельком глянул на рокера. Что ж, мотоцикл был у него конкретный - сверкающий хромом и никелем новенький “Харлей”. Да и экипирован парнишка был соответственно - кожаная куртка с молниями и заклепками, на руках перчатки... Шлем новомодной конструкции, отражающий солнечные зайчики от затемненного стекла -так что при всем желании лица не разглядишь... А чего его разглядывать, в самом деле? Не девка, чай... Студент какой-нибудь, наверняка. Сейчас ведь понятие “бедный студент” уже архаизм...

 Словом, глянул “Громобой” на рокера, отвернулся... и забыл о нем.

 Забыл... правда, ненадолго. Пока не вышел из БМВшки своей напротив магазинчика, с владельцем которого намеревался побазарить, и не увидел, что и мотоциклист остановился... то есть, затормозил. Напротив Гошиной тачки.

 А потом “Громобой” увидел и предмет, который парень невозмутимо извлек из-за пазухи... Очень знакомый предмет. Только дуло было не коротким, а неестественно длинным и толстым.

 Гомов потянулся, в свою очередь, к родной “Беретте” в кобуре, под мышкой, но тут будто кто-то насмешливый шепнул: “Чего дергаешься? Все равно же не успеешь...” и охватила Гошу вдруг слабость и странная, тягучая такая тоска...

 -Ложись, шеф! - заорал “Черныш”, плюхаясь на асфальт (а ведь, как телохранитель, обязан был Гошу повалить, телом закрыть!) и отползая за колесо БМВ, но “Громобой” не упал на землю. Будто загипнотизированный, смотрел, как поднимает парень пистолет свой с глушителем, как целится в него, Громова...

… и спускает крючок.

 Рассыпался мир перед “Громобоем” на множество сверкающих осколков - и все померкло. Не слышал Гоша Громов истошного визга молодой женщины, не видел, как разбегались в панике прохожие во все стороны (впрочем, в этот утренний час их было немного) и даже не ощутил, как вошли ему в грудь, пока он валился на асфальт, вторая и третья пули, педантично выпущенные киллером из пистолета с глушителем.

 После чего мотоциклист, совершив лихой, рискованный вираж, умчался на своем “Харлее” в сторону оживленного центрального проспекта. Ни одна из пуль, что послал ему вслед “Черныш” из своего ТТ, парня не задела - будто он был заговорен.

 Наконец, “Черныш”, убедившись, что киллер скрылся из виду, поднялся на ноги и осторожно приблизился к своему боссу.

 Тронул “Громобоя” за плечо.

 - Ты как, шеф? Ты...

 Но Громов молчал. Просто смотрел бездумно в ясное октябрьское небо, будто отдыхал. И глаза его вновь сделались небесно-голубыми. Как в детстве.

 

...Свернув в небольшой тупиковый дворик, киллер остановил “Харлей” рядом с густыми кустами сирени, еще не сбросившими и трети листвы, и забежал в подъезд дома, давно подлежавшего капитальному ремонту (кодовый замок на подъезде в очередной раз был взломан - конечно, шпаной).

 А спустя десять минут из подъезда вышел симпатичный высокий парень с коротко стриженными темными волосами, облаченный в простенькие джинсы и куртку-ветровку, через плечо которого была перекинута сумка - не иначе, со спортивным снаряжением, ибо и фигура у парня являлась спортивной, и шел он по-спортивному легко и быстро.
Парень поднял лицо вверх. Его темно-карие глаза можно было бы назвать просто-таки возмутительно красивыми...

 ..если б не непроглядный мрак в его взгляде.

 

 Милиция “Харлей” обнаружила довольно быстро. Жаль, это почти ничего не дало - два дня назад мотоцикл был угнан у некоего гражданина.

 Размокшую матерчатую сумку спортивного стиля, где находилась рокерская экипировка, случайно выловил со дна реки некий любитель подледного лова - спустя три месяца.

 Пистолет обнаружить не удалось - он надежно упокоился на илистом дне великой русской реки.
 После двух месяцев безуспешных поисков убийцы уголовное дело приостановили - до выявления новых обстоятельств дела.

 Однако, ничего нового так и не выявилось.

 Место “Громобоя” занял “Черныш”, неожиданно обнаружив в себе недюжинные деловые качества, а спустя полгода после гибели Гоши Громова было совершено покушение и на Юрия Гвоздева, правда, не столь успешное - “Гвоздь” выжил.

 Тем не менее, от дел отошел. Поговаривают, “ударился” в политику, едва ли не в Думу баллотируется.

 Дима Орлов полностью выздоровел и по-прежнему - один из наиболее приближенных к “Ржевскому” лиц.

 Самый молодой сотрудник агентства “Феникс” Кирилл Смирнов благополучно поступил в политехнический университет и из агентства уволился. Хоть и любили Кирилла в “Фениксе”, отношений с бывшим сослуживцами он не поддерживает.

 За исключением, разве что, бывшего спецназовца Алексея Стрельцова по прозвищу “Стрелец”, чье лицо когда-то было потрясающе красивым...

 ...до того, как было обезображено взрывом.

 * * *

 

Конец

 

Июль-август 2003 года

 

 

 

.