Глава 17. Чрезвычайный Совет директоров. Прости ме
Дверь открывается, в дверях Председатель. Он выглядывает в коридор и закрывает дверь. Подходит к телефону, звонит.
- Генриетта, меня нет! Президента, - тоже! Ни с кем нас не соединять! - садится на стул посетителя. Председатель мрачен.
- Что случилось, Борис Ефимович? – Анна опускается в свое кресло.
Председатель молча смотрит исподлобья.
- Да говорите же, что случилось?
- Acta est fabula! - представление окончено! - продолжает хмуро смотреть на президента.
- Борис Ефимович, я слушаю.
- Сегодня мне один член… правительства сказал, что надо готовиться к худшему.
- Ой, мамочка! Куда же еще-то!
- Я поехал к «Заме», тот подтвердил.
- Господи, еще не легче! К чему готовиться? Уж, не падет ли Правительство?
- И это может быть, - мрачно изрек Председатель, - а скорее всего «скаканет» доллар.
- Еще выше? Уму непостижимо! И так доллар больше трех тысяч пятьсот!
- Вот, вот. Вы обсудите с Георгием Петровичем, сегодня, как это отразится на проекте. Завтра, в десять утра, на чрезвычайном Совете мы с вами все обсудим и должны выработать меры.
- Ну, надо же! - еще не успокоилась Анна.
- Все, что я сказал, это строго секретно! - Председатель уходит.
Комната Анны. Георгий в вельветовом костюме сидит на сложенной тахте, откинувшись на спинку.
Звонок телефона. Георгий берет трубку.
- Председателю из Правительства слили инсайд, - тревожным голосом говорит Анна, - он мрачнее тучи. Поручил, чтобы я и ты завтра на Чрезвычайном Совете директоров изложили свое видение двух наших нефтяных проектов с учетом резко ухудшающейся экономической ситуации в стране. Господи, когда же я начну спокойно жить?
- Вот он, «Черный лебедь!»* Опять все не слава Богу! То понос, то золотуха! В этой стране, Аннушка, ты никогда жить спокойно не будешь. - Кладет трубку.
«Россия просто обречена на беды! И большинство бед, - от нас, дураков! А поскольку один дурак может заварить беду на весь уезд, а у нас уездов, как дураков, много, - вот и маемся!
*Популярная фраза экономистов и биржевиков при кризисных ситуациях.
Вечер. Георгий, подложив какой-то журнал на колени, что-то пишет на листочке.
Звонок входной двери играет мелодию «Тореодор смелее».
Георгий идет открывать дверь.
- Вроде немного порозовел? – раздеваясь посмотрела на Георгия Анна. - Так, продолжай пить чай Любаши! Тебе помогает!
В столовой, на столе в маленькой вазочке белый георгин. Два блюда с салатом и оливками, блюдо с сыром.
Быстро входит Анна в деловом костюме без жакета.
Подходит к Георгию, обнимает за талию, заглядывает в кастрюлю.
- Ой, что у тебя там, любимый? Брокколи? Мой личный повар! Дожила! Наконец, дожила до того дня, когда меня ублажают по высшему разряду!
- Садись, садись и рассказывай! Я подам сейчас.
Георгий ставит на стол брокколи, стейк зажаренного лосося, поливает соусом, садится сам. Дальнейший разговор проходит за едой.
- Но я понял, ведь точно никто и не знает? Правительство, доллар, рубль, нефть?
- Одно потянет другое! Начнется такое, - мало не покажется! Тогда за каждый час промедления мы можем потерять огромные деньги.
- Инвестиции в большие проекты в это турбулентное время никто не делает. А зря. Большинство компаний здорово обесцениваются на пике кризиса, и быстро потом поднимаются, почти до своего уровня. Так что на дне подбирать, когда упадут, - самое время!
Анна смотрит на Георгия подозрительно.
- Слушай, есть что-нибудь, что ты не знаешь?
- Есть, Анна. Например, в какое время ты меня страстно захочешь?
Анна оттягивает палец и бьет Георгия по лбу. Смеется.
- Я всегда тебя хочу, балда! Даже сейчас!
Кабинет Председателя немногим более двадцати кв. метров. Шкаф, сейф, холодильник, два стола буквой «Т». На маленьком столике офисная аппаратура с компьютером. Книжные полки. Кресло в торце. По четыре стула с обеих сторон стола.
В кресле сидит Председатель за своим столом.
За другим столом сидят пять членов Совета вместе с Анной. В торце, напротив Председателя, сидит Георгий.
- Ей - Богу, я скоро стану мистиком, – оглядывая всех, начал Председатель. - Но по порядку. Недавно вы все проголосовали за шестого члена Совета. Его же вы избрали и Президентом чуть ранее. Такого в принципе не бывает! А мы вот выпендрились! Но, - разводит руками, - без Анны Владимировны, оказывается, - мы никак!
- До сих пор, как-то жили!
- Турки вы несчастные! Раньше! Это когда раньше? При социализме с перекошенным лицом? И много ты тогда имел? Все вы, члены Совета, начали подниматься на ноги в начале 90х, а твердо стоять стали только сейчас. - Оглядывает членов Совета. - Все вы и я, грешник, извлекли пользу на крушении СССР и становления новой власти. Ты, Палыч, совсем о другом. Ты говоришь о стабильных предсказуемых временах, а точнее о золотых годах СССР.
- Да, мои лекарс-ства мне и при Бреж-жневе принос-сили денеж-жку.
- Ну, ты, Кузьмич, у нас «цеховик» известный. Как ты не «загремел» при Андропове? А знаете, что сказал недавно наш спонсор банкир, уважаемый Евгений Замавич?
«Я оттого к вам не приезжал, что мне не интересны ваша торговля окорочками, алкоголем и сигаретами».
Обводит всех взглядом.
- Aquila non captat -орел не ловит мух.
Георгия Петровича, я специально попросил сесть в другом торце стола на ваше всеобщее обозрение. Защита их проекта, с Анной Владимировной, в банке Евгения Замыча, и ее доклад о нефтяной стратегии компании, дали нам полтора миллиона долларов. И дадут еще!
- И почему мне никто не дает?
- Там или в английском торгпредстве, - продолжает Председатель, - надеюсь, будет подписаны договора с сибирской нефтяной компанией и, возможно, с англичанами.
Анна и Георгий переглядываются.
- Меня Евгений Замавич попросил передать вам, Анна Владимировна и Георгий Петрович, чтобы вы не ослабляли работу над Альтернативным проектом.
- Зач-чем нас-с с-собрал, Предс-седатель? – не вытерпел Геннадий Кузьмич.
- По телефону это не обсуждается. Давайте я вас представлю сначала.
Георгий Петрович, это - Ювеналий Павлович, - наш табачный король. Это – Вадим Сергеич, - товары повышенного спроса. Это - Андрей Степанович, - компьютеры. Геннадий Кузьмич, - лекарства.
Г е о р г и й - Г л а в н ы й п р е д с т а в и т е л ь а н г л и й с к о й к о м п а н и и в Р о с с и и.
Георгий Петрович, прошу минуту сказать о себе.
- Год, как на пенсии. Последние восемь лет работы, - космический челнок – «Буран». Начальник военной приемки. Полковник.
- Пог-годите, пог-годите! – возник Геннадий Кузьмич. - А где ж-же нефтяное образование?
- Никакого.
- И в этой отрасли не работали?
- И не работал.
- Так под чьим знаменем нам предлагают идти на баррикады? – ухмыльнулся Вадим Сергеич.
- Анна Владимировна, поясните им, - улыбнулся Председатель.
- Не гирьки на чашу весов Георгия Петровича, а факты. Чем наша компания занимается? Инвестициями в те отрасли, которые имеют повышенный спрос в России. Что Геннадий Кузьмич имеет медицинское образование, занимаясь лекарствами?
- У меня выс-сокооплач-чиваемые конс-сультанты, парировал Геннадий Кузьмич.
Президент продолжает.
- У Вадима Сергеевича образование иняз, а он спец по десятку товаров повышенного спроса. Ювеналий Павлович, у вас же - пищевой институт? И как вас только на табак дорожка вывела? Председатель, скажите же всем, о чем просил недавно наш Банкир Георгия Петровича?
- А-а! Да! – вспомнил Председатель. - Евгений Замавич просил Георгия Петровича не отказываться от должности, которую ему предложили в английской компании.
Обводит всех взглядом. Никто не задает вопросов.
- Должностенка, конечно, так себе, но Зама просит.
Снова обводит всех взглядом.
Продолжает.
- Быть Главным представителем английской компании в России. «Тыщ» пятнадцать оклада. Ну, конечно, все остальное прилагается.
Слышится удивленный свист. Кряканье.
- Ахринеть! – чей-то возглас.
- А теперь про знамя. – смотрит на Вадима президент. - Началось нефтяное направление с моего посещения конференции по инвестициям в отеле «КОСМОС» год назад.
- Вот! Вспоминаю! – радостно прервал президента Председатель. - Вы о ней доложили шефу, он – мне. Потом мы сели в кружок. А вы на конференции набрали визитки и потом их отработали. Так что под знаменем Анны Владимировны и моим президент привела к нам в компанию разработчика собственного проекта, который работал, кстати, на нефтяной бирже.
- Так что же он молчал?
- Все! Давайте по делу! – призвал Председатель. - Есть ли от ваших любых источников сообщения о худших временах, которые вот-вот на носу?
Молчание.
- Девяносто пять процентов деятельности компании, - продолжила Анна, - осуществляется путем закупок товаров заграницей на доллары и продажей их в России. Доллар зависит от смены правительства, от цены на нефть, от мировых потрясений и катаклизмов, - подхватила президент эстафету от Председателя.
- И еще от кучи чего, - мы это знаем! – реплика с места.
- Если, что - либо очень плохое случится по этим причинам за эту неделю, мы потеряем сотни миллионов рублей. И, как Георгий Петрович выражается, тогда будет «поздно рано вставать»!
- У меня до заседания состоялся разговор с президентом о нашей заначке, – вступает Председатель. - Я был приятно удивлен, какая сумма возвышается над нашим неприкосновенным уставным капиталом на специальном накопительном счете. А ты, Геннадий Кузьмич, и ты, Ювеналий Палыч, сколько раз совращали меня его потратить?
- Но кто ж-же мог предугадать тогда, ч-что нас-ступит такой финанс-совый голод?
- Вы что же Библию не читали про Иосифа, который спас народ египетский и другие народы от продолжительного голода, создавая запасы хлеба в «тучные времена»? Почему Анна Владимировна от вас отбивалась и сохранила заначку? И мы, благодаря ей, сейчас не шарим по сусекам и, думаю, переживем наступающие трудные времена.
- Ну, не зря ж-же я оценил ее мудрос-сть и предлагал ее быс-стрее ввес-сти в С-совет директоров!
- Кроме уставного капитала, - информировал Председатель, - у нас на накопительном счете, - добавленный и резервный капитал, плюс нераспределенная прибыль. По совокупности это достаточно, я думаю, чтобы пережить надвигающийся кризис. Но поручиться не могу за наши непредсказуемые времена.
- Во, будет смешно, - рявкнул Ювеналий Павлович, - если все, чем вы нас пугаете, - это утка!
- По каким направлениям мы еще не перевели доллары продавцам? - обводит всех глазами Анна.
- У меня три дня не дают ответа о зачислении.
- Все! Председатель! Какого черта он здесь сидит! Немедленно, сейчас прямо, выгоните Вадима Сергеевича и пусть он додавит зачисление и больше ничем не занимается. В противном случае, если он не сумеет зачислить, а сведения от члена Правительства реализуются в пару дней, - с него компенсация за потери компании!
- Давай, Вадим Сергеич, отваливай!
- А если это только слухи?
- Я поддерживаю озвученные штрафы Анной Владимировной. Иди и реши вопрос о зачислении.
- Кстати, - Председатель обводит всех мрачным взглядом. - Совсем недавно, в Метрополе, при слушании стратегии развития компании только что избранным вами президентом, Анна Владимировна предрекала нам, что наше Правительство однажды лишит нас возможности выгодно играть с ним в ГКО. Кто тогда обозвал ее нашей Кассандрой?
Затянувшееся молчание.
- Ну, я, вроде, высказался по поводу ее пророчества, - пробасил Ювеналий Павлович.
- Так вот, половину моих трехмесячных ГКО я уступил вчера с убытком в двадцать пять процентов.
- Ёшь твою мышь!
- Ч-что ж-же ты молч-чал-то?
- Писец!
- Тудыт твою в качель…
- Если до обеда не возьмут вторую половину, - мрачно обвел взглядом директоров Председатель, - буду дисконт увеличивать до тридцати процентов.
- Так что же спасать вначале? – возникает Вадим Сергеич. - Если в понедельник это окажется слухами, с тебя, Председатель, ящик элитного коньяка.
- А если что-то случится, с тебя, - нашелся Председатель, - банкетный зал Метрополя для членов Совета.
Вадим Сергеич уходит.
- Ювеналий Павлович! Что молчите? По моим сведениям, у вас оплата должна пройти в понедельник, - напоминает президент.
- Ну, так, в понедельник и пройдет! А, может, действительно, все это слухи? Ведь сколько их мы пережили?
- Так не годится. У вас сегодня полдня. Давайте проводите платеж! – строго смотрит на него президент.
- Но сейчас там еще ночь! – возразил Ювеналий Палыч.
- А потом у нас будет ночь! – напомнил Председатель, - Иди! Иди, давай!
- Председатель, а ты не разыгрываешь насчет дисконта? – останавливается в дверях Ювеналий.
- Я подшутить люблю, это правда. Но, Палыч, за такие шутки убивают! Abiens! (Уходя, уходи!)
Ювеналий Палыч уходит.
- Геннадий Кузьмич, - смотрит на него президент, - у вас оплата в самом начале следующего года?
- И это правда! – подтверждает Кузьмич.
- А у вас, Андрей Степанович?
- Аж, в марте следующего года! – рапортует Степаныч.
Президент обращается к Председателю.
- Ну, я не знаю, где еще можно соломки подстелить?
- Да, - соглашается Председатель, - мы делаем все, что можем! Остается самое противное, - ждать!
- Я не член Совета, но есть вопрос, – поднимает руку Георгий. - У вас неприкасаемый уставной капитал был священная корова. Это, в нормальные времена. А если завтра доллар укрепится на треть? Тогда рублевая подушка на треть усохнет! Надо срочно ее израсходовать.
Председатель и Анна переглядываются.
- У меня мелькнула мысль о священной корове, - смотрит на Председателя Анна, - но я себя усмирила. - Я в Совете без году – неделя! И так мне достается за мои нестандартные идеи. А вот перед нами не зашоренный человек. Что скажет на эту реплику Председатель?
- Изымая уставной капитал, - рассуждает Председатель, - мы засветимся в банке, - это, раз. Второе, - если предупреждение оправдается, а я в него верю на все девяносто, то за нами придут органы, поскольку обвинят, что мы знали о том, что случится и тратили его. Будут из нас выбивать, - от кого прошел инсайд.
- Х-х-ха! Ес-сли такое случ-читс-ся, то наш-ши израс-сх-ходованные ус-ставные доллары будут с-смеш-шными крох-хами по с-сравнению с друг-гими с-суммами, которые прямо сейч-час-с обменивают на доллары.
- Георгий Петрович сидит, как Будда, – смотрит на любимого Анна. - Выдал предложение, а мы мучайся! Георгий, ты не слышал, что я сейчас скажу. Председатель, а что, если рискнуть на половину уставного капитала, вы же игрок? Удача нахрап любит!
Переводит взгляд на Председателя.
- Я готова отдать свои входные два миллиона в трудный час для компании, перечислив их, как долю, за покупку 40 истощенных скважин.
- Тогда вас выведут из Совета директоров, - сказал Андрей Степаныч.
- Ну и что? Если это поможет компании. Голова – то у меня, надеюсь, останется!
- Какой же настырный у нас президент! Все-таки продвигает Альтернативный проект! Мы, ведь, «утерлись» с так и не воскресшей скважиной в Сибири?
- Вы недавно сетовали, что ваш красавец автомобиль сломался? – хитро смотрит президент на Председателя.
- Причем тут мой автомобиль? Я заменил масляный насос и летает, как новенький!
- И на участке Гафара скважина ожила бы, если бы заменили плунжерный насос. Но не нашли!
- Уж, не думаете ли вы, перевести им свой вступительный взнос, когда у
нас нет еще и договора? – возник Андрей Степаныч. – Это, равносильно выкинуть доллары с Останкинской башни!
Президент молчит, опустив глаза.
Председатель считает, что убедили неразумного президента.
- То - то!
- А в твоей головенке, Предс-седатель, не мелькнула эта ш-шальная мыс-слиш-шка, - рис-скнуть потратить половину ус-ставного капитала, а у Президента прос-скоч-чила. Так кто из вас-с азартный игрок на бирж-же?
- А вы знаете, почему прозвучало такое предложение от Георгия Петровича? - поворачивает президент в его сторону голову. - Мне, конечно, попадет за это. Он же играет на бирже NASDAQ!
Председатель, Геннадий Кузьмич, Андрей Степаныч, - хором.
- Да, ну-у!
Председатель то ли в ужасе, то ли в восторге.
- Ну и стая подобралась! Нет, все-таки надо открыть клуб игроков!
Так. Тихо! Кто за то, чтобы потратить сегодня всю рублевую подушку и половину уставного капитала в счет оплаты закупок лекарств и компьютеров.
- Я буду за, - опускает глаза президент, но надо бы добавить пунктик: треть перевести в счет закупки 40 истощенных скважин по Альтернативному проекту.
Андрей Степанович заливается нервным смехом.
- Теперь без голоса президента ничего не решим!
- Чтобы я больше этого не слышал! – грозно повысил голос Председатель. - Итак, кто за?
Поднимает руку. Руки поднимают все и даже Георгий Петрович.
- Большинством в один голос Георгия Петровича вопрос решен положительно, улыбается Председатель.
Обращается к Геннадию Кузьмичу и Андрею Степановичу.
- Как вы в Гонконге и в Штатах убедите продавцов, чтобы те приняли оплату, - это ваши трудности. Жду сегодня от вас положительных вестей. Разбежались. Ну и Совет!
Геннадий Кузьмич и Андрей Степанович уходят.
- Ну, ребята, - обращается к президенту и Георгию, - смотрите, если что-то пойдет не так!
Разводит руками.
- Ничто так не разделяет, как общая собственность, - говорит тихо Председатель. - Считайте, что и меня выгнали!
Быстро уходит.
Анна подходит к Георгию, вешается ему на шею.
- Чтобы я без тебя делала, любимый?
- Кто бы сомневался!
- Ах ты…
Дальше Анна только мычит…
А н н а в е з е т Г е о р г и я в с в о ю п о л и к л и н и к у
Ночь. Квартира Анны.
Столовая, Анна наводит порядок у плиты и вдруг замирает.
«Господи! Совсем забыла! Какая же я засранка! Я же когда обещала себе погнать в поликлинику Георгия после звонка его сына?»
Комната. Георгий сидит на тахте, читает журнал о нефтедобыче.
Анна врывается в комнату.
- Нет, Георгий. У тебя слабость не проходит. Ты пойдешь в мою поликлинику! Сколько ты будешь водить меня за нос? Ох, и разберусь я с тобой! Мало не покажется!
- Ну, пропал, молодой и красивый! Анна, в Сибири, под елями, ты была более естественной. Так со мной ни Председатель, ни Банкир не говорит!
- Вот, дуреха! Всякий раз верю его сказкам! Хватит! Да я тебя за ручку туда поведу! Поликлиника в ведении Управления делами Президента… А в моей поликлинике после моего звонка…
Георгий прерывает.
- Анна, не дрейфь! Прорвемся! Мне уже становится лучше. Еще пару денечков побуду на домашнем режиме, попью любашиного чайка с медом - и все пройдет. Терпеть ненавижу ходить по врачам.
- Нет, нет! Никаких возражений! Как же долго до тебя доходит, что так относиться к своему здоровью нельзя! Это лучше, я думаю, чем твой госпиталь Бурденко. Тем более, что тебя там никто не ждет, как ты говорил. Всех пенсионеров разогнали по районным поликлиникам. После моего прихода вместе с тобой, к тебе отнесутся самым внимательным образом.
- Ты меня прости дуру, но мне надо было вести тебя в поликлинику, еще тогда, когда у тебя прихватило сердце, когда ты нес мне всякую чушь про быка… надеюсь, ты вспомнил.
Поликлиника. Кабинет врача.
- Владимир Васильевич, вот этот упрямый наш главный эксперт, которого я привела к вам силой. – Анна подталкивает Георгия. - Повертите его со всех сторон и построже, а то он меня совсем не слушается, а я поехала в компанию. В обед я вам позвоню.
- Не беспокойтесь, Анна Владимировна, и повертим и мочу, и кровь выдавим, и сердце, и все внутренности… просветим, - улыбался средних лет плешивый толстячок.
Президент уходит.
- Это вы мне положили только что заведенную на вас амбулаторную карту. А где же ваша старая медкнижка? – смотрит врач на Георгия.
- В следующий раз принесу.
- Жалко, Георгий Петрович, что у вас с собой нет вашей старой медицинской книжки. Жалко. Давайте договоримся так, вы сейчас сдаете анализы крови и мочи. Хорошо хоть догадались ко мне приехать натощак. После этого я вас осмотрю и потом погоню по специалистам. А книжечку старую в следующий раз непременно захватите, уж, пожалуйста, сударь, а то мы так никакой динамики не увидим. Вот и хорошо, вот и славненько!
- О-о, Георгий Петрович! Приветствую вас, дорогой! – как родного встречал его на следующий день Владимир Васильевич.
Смотрит в компьютер результаты анализов.
- Так, так, расстались с кровью и с мочой? Да вы, сударь об этом не жалейте, крови у вас целое ведро по сосудам бегает, а мочи два литра в день выливается.
Приближает голову к экрану компьютера.
- Мда-а…
- Вижу, по специалистам пробежались…
Листает мышкой на дисплее анализы…
- Мда-а…
- Ну, сударь, давайте финишировать будем! Видимо, вас очень ценит президент компании.
Мерит давление.
- Так, так, гипотоник вы говорите? Да, действительно, 110 на 70, это не страшно. С таким давлением непременно умирают… но не раньше, чем в возрасте сто лет. Так, повернитесь спиной, «пожалте», хорошо. Теперь повернитесь, так, руки верх… постойте, а это что у вас?
- Не знаю, - врет Георгий.
- Как это не знаю? Нет, так не годится, мы, сударь, так не договаривались!
У вас было что-нибудь подобное раньше?
- Да было, я почти забыл об этом.
- Когда?
- Два года назад. И даже пункцию делали.
- И результаты?
- Кажется, ничего не нашли.
- А узлы под мышкой были такие же?
- Да не помню, уже.
«Вы не исправимы, Георгий Петрович! - молнией проскочило в голове последнее посещение своего врача в военной поликлинике на Пироговке - Пишите расписку…»
- Значит, не помните, - повторил Владимир Васильевич, - так, так. Снимайте штаны. Да, да, снимайте. Был бы я ваш папочка, я вас бы выпорол, а так, - не могу! Не могу, сударь, и не уговаривайте меня. И плавки спустите, ниже, ниже.
Надевает перчатки. Щупает паховые узлы.
- Так и есть. Если под мышкой с миндаль, то в паху лимфоузлы - с фундук. Так, одевайтесь, будем договариваться с онкологом, хорошо бы он был на месте.
- Виктор Илларионович, я вас приветствую! Не могли бы вы сейчас сделать пункцию одному сударю? Так, прекрасно, а когда результаты? А если экспресс-анализ на вашей новой установке? Уже запустили ее? Так это замечательно!
Кабинет Виктора Илларионовича.
- Георгий Петрович, говорите, а вы прикройте глаза, чтобы не слепили эти шесть ламп. Хорошо. И не бойтесь, это не больно, не больнее укуса комара. Вот и чудесно. Под мышкой нам достаточно, можете одеваться и спускаться к Владимиру Васильевичу, результаты мы ему принесем. Желаю вам…
Через два дня Георгий снова был в кабинете Владимира Васильевича.
- Да, да, жду вас, сударь, заходите! Ну, сударь, вам грех жаловаться, мы прокрутили вас за два часа по просьбе Анны Владимировны, из рук в руки, другим тоже самое, мы делаем за два дня. Видимо, вас очень ценит президент компании, и каждый ваш час очень высоко оплачивается, коли нам ставят такие задачи.
Смотрит на экран компьютера.
- Но вот что я вам скажу, сударь, как бы поаккуратнее выразится… Вы, я смотрю, бывалый мужчина, а не кисейная барышня, и наши предварительные выводы должны встретить стойко. Лимфосистема ваша, – смотрит на Георгия, - в плохом состоянии. Нехорошо вы к ней относитесь, нехорошо. Она уже просила у вас помощи, но вы проигнорировали ее крик.
Прокручивает мышкой результаты анализов.
- Селезеночка ваша тоже, как бы попонятнее выразиться… вы технарь похоже?
- Вроде того.
- Так селезеночка ваша длительное время работала на форсаже, да, сударь! Вот так, таким образом! И это не есть хорошо. А остальное – все более или менее, а точнее, - недалеко от нормы. Так что придется огорчить вашего президента, что в ближайшее время мы настоятельно рекомендуем вам заняться не в компании, а собой! Вот так, таким образом!
- А, может не стоит пугать Анну Владимировну?
- Позвольте, позвольте, сударь! Я же не сказал, что вы в этом году «дадите дуба»! Мы просто вам рекомендуем обратиться к специалистам онкологам.
- Вы еще сами не уверены, так чего же ее огорчать…
- Как это? Как это не огорчать Анну Владимировну? Ну, вам же придется в ближайшее время вместо работы торчать у специалистов онкологов, это же, безусловно, огорчит президента. Похоже, вы незаменимый специалист, и она дорожит каждым вашим часом.
- Да, уж…
- Вот и правильно, вот и разумно, сударь! Всегда к таким вещам надо относиться философски. Онкологи проведут свои более углубленные исследования и, возможно, в чем-то подправят нас сирых. Да, сударь, всего хорошего! Так что ни пуха, ни пера! Прощайте!
А н н а п а н и к у е т
Столовая. Георгий стоит в фартуке у плиты, мешает что-то на сковородке.
Слышит звук открываемых дверей. Шлепание туфлей с ног Анны, падение ее портфельчика, топот ног. Удивленно смотрит на настенные часы. Быстро подходит Анна, смотрит на Георгия.
- Ты что, Анна, неужели из-за меня ты прилетела с работы в пять часов? Ну как же, вот у тебя и глаза на мокром месте. Чур, мы так не договаривались. Да что ты на меня так смотришь? Мне Владимир Васильевич гарантировал, что до конца года я «дуба не дам»! Не веришь? Позвони ему!
- Я уже звонила. Уму непостижимо. Как я могла столько времени тебе верить…
- Анна, если ты так на меня будешь смотреть, я сейчас же пойду и напьюсь. Ты хочешь этого?
- Все, все, мой любимый, больше не буду, - с надрывом, как после рыданий, сказала Анна. – Но, Георгий, надо срочно…
- Ничего срочно я больше делать не буду. Да быть такого не может, чтобы у меня было настолько плохо, что необходимо что-то предпринимать срочно! Прорвемся, Анна! Мы еще покоптим небо! Ведь ты у меня умница.
Георгий шагнул к Анне, приосанился и широко улыбнулся. У Анны потекли слезы, и она, порывисто обхватив Георгия, кинулась ему на грудь.
- Ну, все, все, успокойся, - гладил ее волосы Георгий, - я же сказал, что ты у меня умница, а умницы что?
- Не плачут… - всхлипнула Анна.
- И еще что?
- Не знаю… - опять всхлипнула она.
- И не нагнетают обстановку, - подсказал Георгий. – Договорились? Ну, скажи, договорились?
- Договорились, - всхлипнула Анна и как ребенок вздохнула.
- Вот и хорошо.
Георгий оторвал ее от себя, посмотрел с укором в зареванное лицо, и осушил поцелуями ее слезы.
- Все, Анна, все, целую последнюю, и чтобы больше ни одна не вытекала, а то уж очень они на вкус горькие, как двенадцатилетние Чивас Ригел*
*Георгий имел ввиду «12 YEARS SCOTH WHISKY».
- Но, Георгий, - всхлипывала уже без слез Анна, прижимаясь к нему, - надо… надо проконсультироваться у онкологов… в каком-нибудь институте… и не откладывая.
- Да не бери ты в голову эти рекомендации…
- Георгий, – всхлипнула снова Анна…
- Мы же договорились с тобой без слез, - с досадой сказал Георгий, отодвигая от себя Анну и смотря, как из-под закрытых век вытекают очередные слезинки.
- Я стараюсь, - всхлипнула Анна снова, - не получается…
- Ладно, ладно, - позволив Анне себя обнять и прижаться, с сочувствием сказал Георгий, - ладно, позвоню я, пожалуй, своему приятелю в онкоцентре, напрошусь к нему на консультацию. Только ты не хорони меня раньше времени, - отодвинул Георгий Анну, пытаясь посмотреть ей в глаза, и тотчас пожалел от необдуманной фразы.
Анна больно вцепилась в него всеми пальцами, как будто кто-то очень сильный отрывал Георгия от нее. Лицо ее помертвело, глаза в ужасе расширились, и она замерла.
- Ну что ты, Анна, что ты? – последними словами в сердцах проклинал себя Георгий, - успокойся, ради Бога, - но Анну начало бить крупной дрожью и послышались нечленораздельные звуки.
Георгий подхватил Анну на руки, понес в комнату на тахту и бросился к холодильнику.
- Так, что тут, - лихорадочно шарил он по верхней полочке на дверце, где у него раньше, на Домодедовской, стояли нужные маленькие пузыречки, - ага, вот кажется, да, это валерьянка.
Судорожно накапав в кружку капель десять, плесканув из чайника воды, Георгий помчался к Анне. Мертвецки бледная Анна по-прежнему, лежала в той же позе, и ее била крупная дрожь. Георгий приподнял голову.
- Глотни, Анна, глотни водички, прошу тебя…
Он влил немного воды в полуоткрытый рот. Анна судорожно глотнула и открыла глаза. Из глаз снова потекли слезы. Георгий почти силой влил остаток воды с валерьянкой. Знакомый запах разлился кругом и напомнил ему о скандальных сценах его прошлой семейной жизни на Домодедовской. И у него нехорошо заныло сердце. Этот знакомый запах был ему ненавистен.
«Успокоить, любой ценой успокоить! Да разве ж сам он дал ей повод, чтобы считать себя приговоренным? Несомненно, ей нашептали что-то эти сукины дети эскулапы! По голому заду им горячей лопатой! Неужели, этот хрен-сударь, что-то от него скрыл? А может, ей напел что-то онколог? И что они ей такого могли напеть? Лежал бы он в лежку, была бы у него высокая температура – свидетель каких-то происходящих нехороших процессов, тогда еще что-то можно подозревать! Слава Богу, с медиком прожил не один десяток лет, что-то понимает! А то – всего лишь тридцать семь градусов! И мужик сам приходит к ним на осмотр! Чего переполошились? Абсурд! Чушь собачья! До смерти напугали женщину! Погодите, натрет он им одно место, мало не покажется!
- Георгий! - со слезами в голосе, смотрит на него Анна. - И это ты называешь «не дают спокойно жить»? Ты с таким трудом создал длинную цепочку… вплел ее в могучую цепь, которая протянулась во многие концы, образуя единую систему! А сейчас ты выпадаешь… ты нарушил отлаженную жизнь многих людей… вовлеченных в твой уникальный проект! Ты разрушаешь систему!
- Что такое ты говоришь? Во-первых, я без тебя не смог бы все это связать! Проект наш, не умаляй свою роль! А во-вторых, я что, сорвал чей-то график работ? Что-то кому-то обещал и не сделал? Я никому и ничем не обязан! И пусть мои проблемы никого не волнуют!
- Георгий, ну, как же так? Ты вступил в сложный взаимозависимый мир. Твое место, время появления и результат твоих действий вписан в десяток программ…
- Послушай, Анна, что ты нагнетаешь? Я никого не просил никуда меня вписывать! Так ты проектом обеспокоена, или моим здоровьем?
Анна всхлипывает, привстает, обнимает Георгия, кладет на плечо голову.
- Здоровьем… ты столько… в него вложил…
Георгий укладывает Анну на тахту. Накрывает ее пледом.
«А что же Анна? Неужели его здоровье ей важнее, чем ему самому? Да что же с ней будет, если, не дай Бог, ему, действительно, станет плохо? И она, вот так, будет водить его за ручку по врачам, бросать работу, падать в обмороки? Да она быстрее подорвет свое здоровье, чем он «даст дуба»! А с ее ребятами, с этим Советом директоров, банкирами, с этими мистерами, для которых время – деньги… да они через пять дней ее выкинут! Тут и муха не гудит! Как же некстати воспалились его узелки! Уж не могли с годик подождать! Или уж лучше это случилось бы раньше, до Дали! По крайней мере, это была бы только его проблема! Вот, оказывается, что, его личные проблемы не дают спокойно жить его любимой женщине!»
- Ну и кретин! И это ты называешь «не дают спокойно жить»? – прорвалось его Второе «Я». - Ты действительно разрушил систему! Сис-те-му! - И ты туда же!
- Ну и чудик! – продолжало возмущаться Второе «Я». - Созданная тобой система - это тебе не прогулки по Царицыно: захотел – покормил синичек в два часа, не захотел – в пять! Это механизм с десятками сцепленных шестеренок. И не дай Бог, что случится с одной! Я давно тебе говорил, что это не твой мир, он не принесет тебе удачи. Ты второй раз наступаешь на одни и те же грабли. Вспомни, как на «бровях» вылез ты из своего нефтяного бизнеса? Хватило ума тебе тогда обрубить все и живым уйти? Вот и сейчас, пока не поздно, обруби все и займись своим здоровьем!
- Нет, каков засранец? Обруби все и уйди! Как? Куда?
- Вспомни свой любимый анекдот, про саперную лопатку, который ты не раз рассказывал во время всяких комиссий генштаба и прочих. Да ты что, забыл? Ну, когда комиссия писала по тридцать замечаний на лопатку: и не наточена, и плохо покрашена, и ручка с заусенцами… Выкинули лопату – одно замечание: нет саперной лопатки.
- Вот, оно, что, - дошло до Георгия, - хорошо не вспомнил сталинское: нет человека и нет проблемы!
- А что? Эффективно работало это у злого гения.
- И куда же меня ты собираешься выкинуть?
- Сгинь куда-нибудь. Немного поохают и найдут тебе замену, незаменимых нет! Не ломай жизнь Анне!
- Очень доходчиво! Ну, а пока – сгинь ты! Вот так-то будет лучше! А то раскаркался: «мое пошатнувшееся здоровье не дает всем спокойно жить!»
Георгий наклоняется над Анной.
- Анна, открывай, открывай глаза! Тебе получше? Получше, да? Приподнять тебя? Сейчас, сейчас, я только подложу подушки! Вот так, да? Ну, слава Богу, как ты меня напугала! На, вот, глотни пару глотков. Вот и молодец. У тебя уже начинает проступать румянец. Посмотри на меня, - и он улыбнулся до ушей, - я отлично себя чувствую! Ну, с чего ты переполошилась? Еще не вечер! Все будет хорошо, правда? Ну, скажи: все - будет - хорошо! Я - больше - не буду - паниковать!
- Георгий… ты должен…
- Все, все! Завтра я буду у своего приятеля в онкоцентре. Вот увидишь, выпишет какие-нибудь таблетки, поглотаю недели две, и все у меня будет в норме, как прежде! Хочешь я тебя раздену и положу в постель? Нет? Ну, хорошо, хорошо, я посижу рядом, только успокойся! Чаю с лимончиком тебе сделать? Вот и умница! Посиди спокойно, я - мухой!
В е р д и к т п р о ф е с с о р а о н к о ц е н т р а А в г у с т а
Августа Георгий знал, когда они еще жили в восьмиметровых комнатах, на разных этажах, в одном подъезде, в профессорском только что сданным доме – пятиэтажной хрущевки. Онкологический институт тогда переехал с Мещанки на Волоколамку. Август был еще кандидатом медицинских наук, а сам Георгий был еще лейтенантом, а его жена, девчонка Верочка, была уважаемой операционной сестрой, с которой стоял на операциях директор онкологического института сам Блохин Николай Николаевич. Это он настоял выделить ей комнату в новом профессорском доме рядом с институтом. Подъезжая к онкоцентру на Каширке, в двадцати минутах езды от которого Георгий прожил свои последние четверть века, он не ощутил никаких сентиментальных воспоминаний.
- Ну, здравствуй, здравствуй, пропащая душа! Наконец-то, вылез из своего Царицыно! – поднимался навстречу ему седой профессор с шикарной черной шевелюрой, разбавленной пегими волосками. - Живем в двух километрах друг от друга, а не видимся по году! – И его крепкая кисть зафиксировала ладонь приятеля. - Как там Верочка? Как сам? Садись, рассказывай!
- Август, я к тебе за советом… за консультацией… если можно, за помощью…
- Ну, что, кого-то из близких проконсультировать надо? Какие проблемы?! Э-э, а видок у тебя самого замотанный! Да садись, садись, выкладывай!
- Нет, Август, садись лучше ты, на, вот, почитай.
Георгий открыл дипломат, достал медицинскую книжку, раскрыл ее на закладке и подал Августу. Тот взял книжку, подошел к своему столу, сел, надел очки и стал внимательно читать. Вся радость от встречи уходила с его лица, как уходит легкая волна в песок. Лицо стало озабоченным, строгим и суровым.
- Кем доводится тебе этот родственник? – суровым голосом спросил Август, глядя на Георгия.
Георгий в растерянности посмотрел на Августа, открыл, было, рот, потом опустил глаза.
Август заложил страницу книжки ручкой, резко захлопнул ее, взглянул на обложку и отшатнулся.
- Что-о? Это что? Это твоя книжка? – повышая голос, в изумлении тараща на Георгия свои южные глаза, спросил Август. - Так это твой гистологический анализ? Постой, а где делали?
Он снова открыл медкнижку на закладке и впился глазами в строчки.
- В поликлинике Управления делами?
Август откинулся в кресле, снял очки и таращился, не веря своим глазам,
на Георгия.
- Как же так? – спросил он, не отрывая взгляда от Георгия, - лимфогранулематоз… - голос Августа садился, - такой запущенный… когда же это…
- Что ты разахался, как кисейная барышня? Ведь сорок лет работаешь в онкоцентре, разве впервые видишь такой диагноз? – стараясь не глядеть в глаза Августа, собрался Георгий. - Скажи лучше, можешь ли ты помочь?
Август хлопал ресницами и во все глаза глядел на превращение подавленного, растерянного и тихого приятеля в колючего и злого. Очень быстро ему передалась злость Георгия. Август резко поднялся из кресла, сделал два шага навстречу и, остановившись на расстоянии протянутой руки, смерил Георгия восторженным и злым взглядом своих карих глаз.
- Первый раз вижу требующего злого больного с таким диагнозом! А позволь тебя спросить, где ты был год назад?
- Это ты лучше ответь, что ты видел своими профессорскими глазами, когда год назад смотрел на меня восемнадцатого ноября прошлого года в Царицыно на дне рождения у моей жены?
Георгий не припомнил такой растерянности своего приятеля. Август приходил в себя еще медленнее, чем в первый раз.
- А действительно, я же тебя видел почти год назад… Но… но… ты был тогда в порядке! Я ничего такого не заметил!
- А сейчас, если бы я тебе не показал медкнижку, ты бы тоже не заметил? – ехидно спросил Георгий.
Август растерянно оглядел приятеля с ног до головы, вгляделся в его злые глаза и неуверенно начал.
– Ты уже, как вошел ко мне… два раза вытер платком лоб. А это один из симптомов болезни. Потом… Я тебе с порога сказал, что ты какой-то выжатый…
Август снова придирчиво оглядел приятеля с ног до головы.
- Потом, отощал ты еще больше, а это явная кахексия… потеря веса… Ну, уж, раздевать я тебя не буду и на твои увеличенные паховые узлы и узлы под мышкой мне смотреть нечего, коль на руках ты имеешь результаты гистологии такого уважаемого ведомства, как поликлиника Управления. Только что же они тебя отпустили? И почему ты не лежишь у них, у тебя есть к нам направление?
Вместо ответа Георгий достал платок и снова вытер испарину на лбу. Август окончательно пришел в себя.
- Так почему ты все-таки не в стационаре? Может, у тебя проблемы с местом? Давай я положу в отделение, которое я курирую? Но… но в такой запущенной форме…
Август решительно развернулся, резко сел в кресло и стал судорожно листать книжку. Георгий уселся на стул рядом. И рассеянно осматривал кабинет хозяина.
- Какого дьявола?! - вдруг вскричал Август. – Ведь тебе в декабре прошлого года в твоей военной поликлинике делали пункцию увеличенного лимфоузла под мышкой на предмет онкозаболевания? Ты что же молчал, когда встречались на дне рождения?
- Мы встречались на дне рождения восемнадцатого ноября, - вяло напомнил Георгий.
Август еще раз посмотрел в книжку.
- Ах, да… Ну, а что же ты не позвонил мне в декабре, когда у тебя обнаружили увеличение лимфоузлов? – в гневе вскричал он снова.
- Да ничего тогда серьезного не нашли, - так же вяло ответил Георгий, взглянув на приятеля.
Август вскочил с кресла, вылез из-за стола и грозно навис над приятелем с книжкой в руках.
- Не нашли, говоришь? Не нашли?? А кому прокалывали узел размером с фасолину?? А у кого СОЭ подскочило до, - Август нашел нужную строчку, - до тридцати??
- Так результаты пункции, вроде, не показали онкозаболевания, - вяло отбивался Георгий.
- Вроде! Не поверю, чтобы в твоей военной поликлинике, где ты наблюдался, тебя не предупредили!
- Да чего-то говорили…
- Чего-то там говорили!! – уже кричал Август. - Чего-то там говорили!! Ты что, старик дремучий из захолустной деревни?? Как тебя еще предупреждать надо?? Командирским ремнем по голой жопе?? Так что ли??
- Ты чего орешь? Успокойся! – поднял на него глаза Георгий. - Не у тебя же проблемы?
От такого успокоения Август совсем задохнулся. Вытаращив свои глазищи, он смотрел на приятеля, судорожно глотая ртом воздух, впиявив свои длинные костлявые пальцы в его бедную медкнижку, и Георгий готов был поверить, что Август, действительно, сейчас его выпорет, как забывшего дать больному лекарства медбрата.
Со скрипом отодвинув стул, Георгий вылез из-под окаменевшего нависшего над ним профессора и поплелся к окну. Он смотрел на подстриженную траву во внутреннем дворике онкоцентра, на почти совсем облетевшие деревья с единичными упрямо зацепившимися за жизнь желтыми листьями, на озабоченных вперевалку вышагивающих по газону голодных ворон, на быстро отступающие под натиском тени облаков солнечные пятна на желтеющей траве, и в голове его совсем не было мыслей. Он не видел, как Август приходил в себя, как тяжело опустился в кресло, бросив на стол медкнижку. Георгий не слышал, как профессор открыл бутылку воды, налил стакан и жадно его выпил. Виденные Георгием картинки во внутреннем дворике не отпечатывались в его сознании и поэтому не рождали никаких мыслей.
- Может, выпьешь коньячка? – неуверенно, нарушив молчание, спросил Август.
Георгий не ответил. Его просто не было в кабинете. Посидев немного. Август поднялся и нерешительно остановился за спиной Георгия.
- Жора! Ну, давай я положу тебя к себе в отделение? А? – участливо предложил он.
Георгий молчал.
- Жора, ты ляжешь ко мне в отделение? – чуть настойчивее повторил Август.
Георгий посмотрел на него, как будто видел его впервые, и снова остановил свой взгляд на дворике.
- Ляжешь в отделение, - уже мягче утвердительно произнес Август, - проведем несколько сеансов облучения… химиотерапию… попытаемся почистить кровь…
- Зачем? – не поворачиваясь равнодушно спросил Георгий. - Ведь ты же знаешь, что я обречен! Ты скажи, есть у меня шансы выжить?
- Боюсь, что у тебя не справляется селезенка, - засомневался Август. - Твой организм весь отравлен… Я не знаю, поможет ли тебе облучение и химиотерапия…
- Ты скажи, у меня есть шансы?
Август идет к столу, садится, надевает очки, приближает медкнижку к глазам, озадаченно озвучивает анализы крови.
- У тебя СОЭ – уже 68 вместо 8, - приблизил медкнижку к глазам Август, озадаченно озвучивая анализы крови, - гемоглобин – 73 вместо 140, тромбоциты - 80 тысяч вместо 300 тысяч, лейкоциты, лимфоциты … другие показатели крови и лимфы - также плачевны… - он недовольно бросил книжку на стол, - я не знаю, какие запасы твоей иммунной системы…
- Значит, шансов нету, - глядя во дворик, ровным голосом заключил Георгий, - значит, поздно рано вставать.
- Я не волшебник, – понурив голову, тихо ответил Август.
- Мне Анна… мне одна женщина сказала, что нетрадиционная медицина вылечивала такие заболевания, - не веря, в то, что озвучил, глядя на исчезающие солнечные пятна на жухлой траве, как в трансе, проговорил Георгий.
- У меня есть статистика всех больных, кто были в онкоцентре с такой формой заболевания... с такими показателями… в лучшем случае они тянули до года… и это после химио и лучевой терапии. А так… два-три месяца.
- Какой же смысл тогда мне к тебе ложиться? Только продлить на год агонию? – сам себе задал вопрос Георгий.
- У нас существует методика лечения… в таком щекотливом деле существуют строгие каноны…
- Существует методика… строгие каноны… - передразнил Георгий. – Кто бы сомневался! А ты знаком с методиками нетрадиционной медицины? – бросил он на приятеля вопросительный взгляд.
- Зачем? У меня нет времени заниматься разными глупостями…
- Так ты не веришь в них?
- Мне деньги платят за то, что я лечу в рамках утвержденных инструкций и правил, - сурово взглянул на Георгия Август.
- Ну, коли, нет положительного результата в рамках официальных методик, - экспериментировал бы… искал…
- На людях – это запрещено… на обезьянах, крысах и мышах - положительных результатов пока нет, да и денег не очень-то выделяют на эксперименты.
- Но ведь не один я такой, наверное, обреченный, что готов на себе испытать любые подающие надежды методы? Ведь есть же богатые люди, готовые платить за эти опыты на себе. Ты, Август, - лишь на мгновение взглянул на него Георгий, - светило в своей области, у тебя есть мозги, открыл бы маленькое частное отделение на чужие деньги, нашел бы лекарства, разработал бы методику, глядишь сейчас бы имел свою клинику и был бы сам миллионером и скольких бы спас… а ты – «утвержденные инструкции», «строгие каноны»…
Август сопел в ухо Георгию.
- У нас это невозможно.
- Но ведь кто-то в своей области это уже сделал! Говорят, и в России уже появились пока небольшие частные и успешные клиники. Какая людям разница - утвержденные методики или нет, главное, чтобы излечивали.
- Я не могу позволить себе убить несколько лет своей жизни и кучу времени на согласование с чиновниками своих методов… учусь на ошибках других… насмотрелся... И потом, я тебе не советую связываться со всякими шарлатанами. Я не знаю примеров излечения в таких запущенных случаях. Мне очень жаль, - Август совсем понизил голос до траурного, - что ты мне не позвонил год назад. Тогда я тебя, возможно, вытащил бы, а сейчас…
Георгий повернулся к Августу и без всяких эмоций посмотрел ему в глаза.
- А сейчас - «так ему, сукину сыну, пусть выбирается сам»! - почти равнодушно, как будто речь шла о ком-то другом, закончил Георгий.
- Я тебе предлагаю лечь ко мне в отделение…
- Но ты уже повторяешься, - повернул Георгий снова голову к дворику, - чтобы помучить, пополнить твою научную статистику и развести руками? А потом, я знаю, у вас же строгие инструкции по койко-местам… чтобы безнадежные и безденежные - не залеживались, а у кого можно тянуть деньги, – можно и обнадежить, если даже и сам не веришь в положительный исход, - и Георгий снова взглянул в глаза профессора.
Август отвел взгляд.
Георгий подошел к столу, взял медкнижку, бросил в кейс и направился к двери.
- Куда ты? – пытался остановить его Август.
- Подыхать! – не глядя, бросил Георгий и захлопнул за собой дверь
Выйдя наулицу, Георгий направился к метро, которое было в пяти минутах ходьбы от онкоцентра. Мысли беспорядочно скакали.
«Неужели это все? Вот так просто? Всего два-три месяца? И все? Конец??» Он вдруг замирал, осоловелыми глазами смотрел на окружающих его людей, потом куда-то срывался, вновь столбенел, дико озираясь.
«Куда он, безумец, бежит? Постой, уж, не от себя ли самого он пытается убежать? Как научиться бороться с вредными мыслями, которые возникают наперекор его воле не думать об «ЭТОМ», о последствии «ЭТОГО», о влиянии «ЭТОГО» на всю оставшуюся его жизнь и на главное, что у него еще осталось в этой жизни – на его люби… на его дорогу… на его близкую женщину. Одно ясно, что он пока еще не совсем деморализованный хозяин своего сознания. Ну-ка, соберись с силами, безотцовщина! И как только мысли о его неизлечимой болезни, о его близком… об «ЭТОМ», о чем ему страшно подумать, будут овладевать им, надо заняться каким-нибудь всепоглощающим делом.
Ну, ладно, с собой он как-нибудь справится, но он не властен над своей люби… над доро… над близкой ему женщиной… Что же делать? Что же делать?»
Он бессмысленным взглядом смотрел на окружающих пассажиров. Выходящая толпа вынесла его из вагона и он, перебирая ногами, зажатый ею со всех сторон, оказался на эскалаторе и был «выплюнут» из метро.
С п о н т а н н о е р е ш е н и е Г е о р г и я
Зачем он вышел в город на станции «Маяковская», он не дал бы отчета. Он шел, глазея на прохожих, заставляя себя собрать разбегающиеся мысли, обходил огороженные подновляемые фасады домов, пытался читать вывески. Его бессмысленный взгляд остановился на вывеске над его головой. Он зашел в какой-то подъезд элитного довоенного дома, ведомый магической стрелкой на стене, поднялся по широкой лестнице на второй этаж и вошел в большое светлое помещение с висящими крупными фотографиями улыбающихся девушек в бикини, лежащих на золотистом песочке на фоне пальм и бирюзового океана. Где-то на десятом уровне его подсознания у него шевельнулась мысль: тропики – неосуществленная мечта его жизни. Похоже, что он пришел в самом начале спора грудастой молодой дамы за стойкой конторки и единственного в офисе растерянного мужчины лет тридцати пяти. Чтобы унять дрожь в ногах и успокоить глаза от еще мельтешащей в них уличной толпы, Георгий сел в кресло рядом со столиком, на котором были разложены красочные буклеты и закрыл глаза. Некоторое время у него вообще не было никаких мыслей. Но это длилось недолго. До него стало доходить, что он затесался в какую-то туристическую фирму. Отсутствующим взглядом он стал смотреть на буклеты и все больше его слух вовлекался в напряженный спор парочки у стойки.
- Да не могу я вам вернуть деньги еще раз вам повторяю, - налегая грудью на стойку кипятилась крашенная блондинка.
- Но у меня изменились обстоятельства, и я не могу завтра лететь с группой, - обреченно выдавливал из себя мужчина.
- Но турагенство уже оплатило бронь гостиницы, туристические поездки на месте, билеты на самолет! Вот лежат все ваши загранпаспорта! – и дама показала на аккуратный пухленький пакет у нее на столе.
- У меня уважительная причина, - настаивал робко мужчина, – не по своей воле я вынужден отказаться от тура.
- Хоть убейте меня, но все ваши деньги уже потрачены!
Блондинка, быстро прошерстив пачку документов, выхватила пакет, вытряхнула на стойку несколько пергаментного цвета листков, скрепленных большой скрепкой, взяла в руки и, нахмурясь, прочитала:
- Вот, пожалуйста, приложение № 1 к Договору Поручения, бланк-заказ, фамилия, имя ваше, маршрут – Москва-Панама, Панама-Москва, перевозчик 17, эконом-класс, номер рейса 333, дата вылета – завтра, подпись ваша?
Мужчина тяжелым взглядом смотрел на несчастный бланк-заказ и молчал.
- Ваша подпись! – помогла узнать свою подпись блондинка. – А вот и сам Договор поручение. Так, пункт 4. Поверенный обязан…
- Ну, хватит вам! – взмолился мужчина.
- Нет, не хватит! – блондинка перевернула лист, скользнула наметанным взглядам по пунктам и торжествующе вскрикнула. – Нет уж, послушайте пункт 15: Дополнительные условия Договора… так, вот: после подтверждения и оплаты авиабилеты обмену и возврату не подлежат! Вот! И рядом ваша подпись!
Мужчина с убитым видом уткнулся в кончик ее ручки. Он поднял на блондинку затравленный взгляд.
- Оплатите хотя бы стоимость билета обратно, я же сдаю билет более чем за пятнадцать дней до вылета! Неужели его нельзя продать?
- Вы с ума сошли, - вывалила большие груди на стойку раскрасневшаяся блондинка, - за тридцать часов до вылета я поеду сдавать билет? Это же не в какую-то Грецию полет, куда многие хотят попасть, потому что в Греции все есть, группа летит на край земли! К черту на рога! В Панаму!
Последняя фраза подбросила Георгия и смыла с него болезненный угар, будто он облился после парной ведром колодезной воды, и он решительно подошел к стойке.
- Простите! Не мог бы я помочь в разрешении конфликта?
- Это, каким же образом? – смерив Георгия недоброжелательным взглядом настороженно спросила блондинка.
- Я оплачиваю мужчине всю стоимость тура и завтра лечу вместо него.
- А вы хоть знаете, что билет туда и обратно стоит больше тысячи долларов?
- Вот и хорошо! – вымученно заулыбался Георгий.
- Но весь тур стоит почти три тысячи долларов! – продолжала пугать блондинка.
- Так это же прекрасно! – храбрился он.
- А то, что вы почти сутки будете болтаться в воздухе, вы это тоже знаете? – вытащила из рукава козырного туза блондинка.
- Вот уж, где я отосплюсь за весь предыдущий месяц! – снова растянул он рот в улыбке.
Девчонка за соседней стойкой прыснула в бумаги. Блондинка, нахмуря брови, ждала подтверждения заявленной наглости пришельца.
Георгий достал пачку долларов, выданной на «всякий случай» Анной, и с окончательно вернувшейся вдруг к нему рассудительностью обратился к ней.
- Я готов заполнить необходимые бумаги, вручить мужчине указанную сумму и завтра лететь с вашей группой.
Блондинка заворожено переводила взгляд с пачки долларов на Георгия.
- Но это невозможно! – первой опомнилась блондинка, с трудом оторвав взгляд от зеленых купюр. – Вы что хотите лететь по чужому загранпаспорту?
Она подошла к пакету, высыпала на стол паспорта, достала паспорт отказывающегося от тура мужчины и раскрыла его на фотографии. Потом пристально посмотрела на Георгия.
- Ленк, поди-ка сюда, - обратилась она к девушке за соседней стойкой, - взгляни на фотографию и на пришедшего мужчину, ну, что скажешь?
Подошедшая Ленка внимательно уставилась на фотографию, потом на Георгия, снова на фотографию и снова на Георгия.
- А что? Желающий лететь мужчина десять лет назад вполне мог иметь такой же вид, как на фото.
- Ты чего? Фото только неделю как сделано!
- Брось, Наталья! Вспомни, как мы в Грецию пропихнули по чужому паспорту Андрюху! А это строгая Европа, а не твоя занюханная банановая республика! Кто в аэропорту будет ночью высматривать отличия? Я тоже подтверждаю, удивительно, есть сходства! Вот подстричься мужчине надо бы покороче и вперед!
- Если вдруг придерется пограничник при посадке, вы можете в паспорт вложить ему двести баксов.
- Нет проблем, - разыгрывая «нового русского» бодро среагировал Георгий.
Все уважительно на него посмотрели.
- Ваше счастье, Виталий Павлович, - обратилась она к отказавшемуся лететь мужчине, читая его загранпаспорт. Считайте, что сегодня вы выиграли в лотерею три тысячи баксов.
Георгий отсчитал деньги и отдал их Виталию Павловичу.
Спасибо, добрый человек, - взяв деньги, с достоинством слегка поклонился Виталий Павлович и вышел из офиса.
- Российский паспорт у вас с собой? – обратилась к Георгию дама.
Он протянул паспорт.
- Надо же, держа два паспорта рядом, удивилась блондинка: Бертенев-Ипатьев, Павлович-Петрович, - и здесь даже какое-то сходство есть. Но вы свой паспорт даже не берите от греха. В аэропорту и далее вы везде, пока не ступите снова на российскую землю, будете Бертеневым Виталием Павловичем. А чего вы так рветесь в Панаму?
- Просто давно мечтал там побывать.
- Вы знаете, что у нас остановки в Шеноне, Гандере и Гаване?
- Конечно! – соврал Георгий.
- Вы хоть знаете, что у нас тур на четырнадцать дней, и отлет завтра в ноль часов десять минут? Слава Богу, туда не нужна виза, а то была бы новая заморочка.
- Знаю, - снова соврал Георгий, - главное, что летим завтра.
Блондинка, недоуменно пожала плечами.
Меня зовут Наталья и тоже Петровна, вот ваш пакет документов, что сдал Виталий Павлович. Почитайте его на досуге. Завтра, не позднее, чем в двадцать два часа, встречаемся в Шереметьево-2 у стойки регистрации на Панаму. Рейс 333! Раз вы все знаете, не буду советовать, что необходимо брать с собой.
Она отдала ему два паспорта и пакет с документами на тур. Георгий взял паспорта и положил в карман пиджака, а пакет с документами бросил в кейс. Он залез в боковой карман, вытащил купюру в двадцать долларов.
- И вам спасибо, Наталья Петровна, за оперативное решение вопроса, а это вам на офисный чай с конфетами, - и, улыбнувшись, он положил на стойку двадцатидолларовую купюру.
- Ну что вы, Георгий Петрович, жеманно отнекивалась Наталья.
- Устройте сегодня себе и девчонкам чай с конфетами, - улыбнувшись, снова посоветовал Георгий и двинулся на выход.
- Не забудьте подстричься, - крикнула ему вдогонку Ленка.
- Непременно! – уже в дверях заверил Георгий.
Георгий сидит самом начале вагона метро с закрытыми глазами, прислонив голову к стенке. И вновь на него навалилась квелость, по - видимому, организм мобилизовал последние свои ресурсы на выполнение так неожиданно возникшей задачи, а удачно решив ее, не в силах был противостоять болезненному подавленному состоянию. Георгий не сознавал, что программа его головного компьютера получила сбой и по многолетней привычке, опознав местность, автоматически ведет его по запрограммированному годами пути. Этот путь, конечно, был домой, на станцию «ОРЕХОВО». Ноги его противно подрагивали, слабость была ужасная, он беспрерывно вытирал пот. Футболка его давно прилипла к телу, но он этого не чувствовал и потому не удосужился застегнуть куртку до горла. Сейчас у него не было никаких мыслей в голове. Нет, конечно, что-то в голове возникало, но это были какие-то бессмысленные обрывки, неспособные вызвать никаких эмоций. Но постепенно стало вырисовываться какое-то удовлетворение от сброшенной тяжелой ноши.
- Теперь уж точно он убежит, хотя бы от Анны. Боже ты мой! Как это Анне удается заглянуть за горизонты сознания? Ведь она, кажется, совсем недавно чувствовала необъяснимую тревогу, когда они снова нашли друг друга и были счастливы.
- Это же над ее словами ты потешался, - возникло его Эго, - когда Анна сказала, что не бывает так сказочно хорошо, что надо ждать беды, что она чувствует ее ледяное дыхание.
- И - на тебе! – вырвалось у Георгия. - А может быть, надо было не позволять Анне это озвучивать, коль эта страшная беда имеет такие чуткие уши, что по первому необдуманному слову она без стука появляется со словами: «Вот она я! Вы меня упоминали?»
- А сам ты не мог догадаться, что беда слышит даже мысли, и надо было бы запрещать себе и Анне не то, что упоминать «ЕЁ», но даже думать о «НЕЙ»! Ведь есть же поговорка: «Не буди Лиха, пока спит тихо». Надо было! Надо было… да что проку теперь мусолить это «надо было»! – съязвило Эго.
- Почему никто их не предупреждал об этом? – озадачился Георгий. - Где близкие люди, которые должны страховать в подобных ситуациях? Почему никто не поставил ему на стол песочные часы с проваливающимися в небытие песчинками-днями его оставшейся жизни, когда у Дали он встретил Анну? Разве ж позволил бы он так безалаберно им проваливаться? На что он потратил целые сорок… постой, наверное, даже пятьдесят… да почти шестьдесят дней своей жизни?
Георгий привычно вышел на станции «Орехово», сделал несколько шагов и в недоумении остановился.
П р о щ а н и е с Ц а р и ц ы н о
«Где это он? Куда он приехал? Это же не «Октябрьская», - Георгий взглянул на круглое белое здание, из которого он только что вышел, и прочитал на его верху золотистые буквы: «О-Р-Е-Х-О-В-О».
«Постой, постой, «Орехово»… «Орехово»… Так это же «Орехово», его бывшее метро, знакомое ему до трещинки в шатровых бетонных опорах купола. Так вот куда привела его программа головного компьютера, получившего сбой! А почему сбой? Может она очень умно сделала? Не может же он сейчас в таком раздолбанном состоянии появиться на «Октябрьской» Не исключено, что там, дома, дежурит уже Анна».
Георгий застонал, как от зубной боли.
«Но и в старое гнездо нельзя, он оттуда навсегда выпал».
Не сознавая, куда идет, он перешел улицу Баженова и направился по такой знакомой дорожке в Царицынский парк, полностью отдавшись своему поводырю – головному компьютеру. Рассеянно и безучастно он шел, не спеша, не узнавая неизменившиеся за две недели знакомые до каждого кустика его места, пока остолбенело не остановился у зенитки, поставленной в память погибшим девчонкам зенитчицам, защищавшим московское небо в Отечественную войну.
«Вот, оказывается, куда занесли его ноги – на Ореховское кладбище. А что, очень даже закономерно. Куда же ему теперь после таких заключений эскулапов – в самый раз на кладбище. Пройдут какие-то два-три месяца – и его не будет. А все остальное – останется. Он согласился бы лежать рядом с дорогими его сердцу местами: напротив трехсотлетнего дуба, у которого регулярно в день весеннего равноденствия он черпал энергию для продолжения жизни; напротив беседки Миловиды с золотистым снопом пшеницы наверху, на пустующий постамент внутри колонн которой, так хотелось ему поставить свою красивую обнаженную женщину; напротив подиума, где самые красивые топ-модели каждый сезон показывали ему свои точеные тела, украшенные немыслимыми нарядами; над обрывом, с которого совсем недавно сбегала Анна в заросшую травой долину внизу. Там шаловливая по весне речушка будет доносить до него шум своих быстрых вод. А с небольшого пруда, через который она протекала, весной призывно будет кричать селезень. Наконец, над ним или рядом, всегда будет в мае петь соловей. А что? Очень даже элитное место для последнего пристанища…»
Георгий поднял глаза на табличку.
«Вечная вам, девчонки, память! Благодаря вам, он прожил почти столько, сколько прожил весь ваш расчет. Подвиньтесь, девчонки, позвольте лечь рядом. Что вы успели повидать в своей жизни за девятнадцать лет? По вечерам он будет вам рассказывать, какая она жизнь. Он будет рассказывать только о приятных ее моментах, которые вы только лелеяли в своих мечтах. Ну, зачем вам знать, что жизнь бывает суровой? Вы и так взвалили мужские обязанности защищать Родину на свои девчоночьи плечи и погибли. Нельзя печалить ваши наивные чистые души.
До Георгия только сейчас дошло, что на кладбище уже не хоронят.
«Это кладбище уже элитное, а все, что элитное, – это не для него», - с горечью подумал он и, поклонившись девчонкам, пошел вглубь, к могилам.
«Странно. Вот, оказывается, где вернулась к нему способность мыслить». Он ходил от могилы к могиле, смотрел на почерневшие кресты, на ничего не говорящие шесть цифр между тире, пытаясь представить лицо хозяина этих магических цифр, в разные годы жизни, голос, род занятий. Там, где были фотографии, он смотрел на радостные энергичные и часто смеющиеся лица и, пораженный, останавливался, пытаясь понять: что же они тут делают? И если здесь окажется табличка с его датами, то он будет моложе большинства здесь упокоившихся. Почему такая несправедливость? Ведь не самый страшный он грешник? Он же не завершил и десятой части своих замыслов! Как же долго он накапливал в заветной тетради свои мысли! А сколько он сделал набросков! Это что же, он так никогда и не освоит гитару? А на сколько стихотворений Есенина, Тютчева, Баратынского, Бунина, Бальмонта он задумал написать романсы! А сколько записей в его фото тетради, где намечено в какое время года, при каком освещении надо сделать фотоснимки многих мест, которые он уже фотографировал и качеством фотографий которых он не удовлетворен! А как же без него Париж, Мадрид, Лондон, Нью-Йорк, которые его давно ждут? А его мечта побывать в тропических странах, полежать на белом песке под пальмами, под шелест океанской волны?
«Послезавтра ты исполнишь свою мечту!» - прорезалось его Второе «Я».
«Как же он мечтал, что закончит службу и будет, наконец, совсем свободен! Ведь жизнь на пенсии только начинается! Вот тогда-то, он думал, и реализует свои замыслы! Для чего же тогда он родился на этот свет?»
Он бестолково переводил взгляд с одной могильной плиты на другую и не понимал, что же он тут ищет ответа на свои вопросы.
Потом он вернулся к той горке, с которой они недавно сбегали с Анной. Ноги сами понесли его по тем недавним местам, где он с нею ходил по своему Царицыно. Листья уже почти все облетели, краски пожухли, тусклое солнце пару раз пыталось пробиться сквозь облака. Все совсем недавно привлекательные места, выглядели неинтересно, серо, тоскливо. Смертельно уставший, на «ватных» ногах с грязными ботинками он снова оказался у метро «Орехово».
«Вот, оказывается, зачем он был здесь. Он простился с лучшими днями, что были в его жизни».
Пока он ехал на «Октябрьскую», несколько раз он пытался выделить самые важные, самые главные незаконченные дела, прикидывал как можно их продвинуть к завершению за шестьдесят оставшихся ему дней, но все расчеты его рассыпались, даже, если бы он работал по двенадцать часов.
«А он еще не оцифровал тысячу лучших своих слайдов и не поместил их в память компьютера. Он так и не переписал с катушечного магнитофона на ауди кассеты лучшие бардовские песни. А ведь на двенадцатом слое его подсознания все четче и четче оформлялась шальная мыслишка, как он однажды в уютный тихий домашний вечерок удивит Анну дюжиной его любимых бардовских песен под гитару. Так неужели Анна их не услышит? А еще он так и не собрал на дисках лучшие классические и джазовые произведения. И кому нужны теперь его тетради, с набросками всех его дел??»
«Что, забыл 38й Псалом Давида? Засуетился? А ведь когда-то говорил: «Какие мудрые слова». Ну, так я тебе напомню!
Как с неба Георгий слышит. ГОЛОС: «Подлинно, человек ходит подобно призраку; напрасно он суетится, собирает и не знает, кому достанется то»*.
Георгий поднимает голову, хочет услышать продолжение, но в ушах только раздается эхо последней фразы: «то…то…то…»
* Псалом 38 Давида, 7, Псалтирь.
Георгий слышит объявление по вагону: «Станция «Октябрьская».
Он пытался представить свой разговор с Анной, и всякий раз все тяжелее и тяжелее становилось на его душе.
У с л о в и я А н н ы
«Чему быть, того не миновать, но только бы не было обмороков».
Георгий не удивился, что Анна была уже дома.
Анна встречает Георгия еще в дверях. Осматривает его с ног до головы припухшими глазами, фиксирует взгляд на грязных ботинках.
«Давай приводи себя в порядок, я пошла подогревать ужин, - взглянув на него припухлыми глазами, стараясь держаться спокойно, сказала Анна.
«Вот так-то оно лучше, - проводил ее взглядом Георгий, - по крайней мере, обмороком не пахнет, - молодец, Анна, взяла себя в руки».
С облегчением сбросив с себя прилипшую футболку, разогрев себя горячим душем, и облачившись в домашний вельветовый костюм, Георгий входил в столовую человеком, похожим на мужчину.
- С легким паром, дорогой, - встала из-за стола Анна и пошла к плите выключить что-то вкусное.
- Спасибо, Анна, - вымученно улыбнувшись, ответил он.
Стол был, как всегда изящно сервирован, на столе стоял графин с водкой, зеленый салат и его любимый свекольный салат с орехами.
- По какому поводу будем пить? – стараясь быть естественным, взглянул он на Анну.
- По поводу преждевременного прощания с Царицыно, - лишь сверкнула на него глазами Анна, накладывая ему салат.
Георгий поднял в изумлении на нее глаза.
- Все, все! За столом о болячках ни слова. Давай выпьем за здоровье, - буднично сказала она.
И они выпили. Анна рассказывала о последних событиях в компании, Георгий изо всех сил пытался сделать заинтересованную физиономию и даже несколько раз задавал вопросы.
Выяснилось, что кабинет через пару дней будет готов окончательно, и Анна пригласила Георгия вместе открыть его дверь; что Председатель ведет себя так, будто ничего не случилось. А Зама был очень удручен привезенными плохими известиями из Сибири. А мистер Робинсон просит гарантии Правительства и только в таком случае нетвердо обещает поработать над кредитом на тридцать миллионов на три года. А вот от Гафара, по-прежнему, нет никаких известий, что уже плохо и хуже некуда.
- Поросенок Гафар… и я доверчивый кретин, поверивший ему на слово, - вырвалось у Георгия. - Хотя он остановил вылет и передал перечень важных узлов, которые необходимо закупить, чтобы заменить изношенные.
Анна вступилась за своего любимого Георгия, который нашел такого толкового татарина и напомнила ему о пятидесяти скважинах, что нашел Гафар, требующих реанимации с помощью технологии мистера Робинсона.
«Куда подевался аппетит? Ведь он же целый день, кроме кофе и бутерброда, ничего не ел? Ведь он еще чувствует вкусные запахи? Почему же то, что он жует, не доставляет ему, как прежде, никакого удовольствия?
Вероятно, прав Август, в нем давно уже идет разрушительная работа его болезни, а он все списывал на непонятную усталость».
Поблагодарив за «вкусный» ужин, Георгий пошел в большую комнату и включил телевизор.
Вскоре, убрав все в столовой, подсела к нему Анна.
- Рассказывай, - буднично попросила она.
Георгий внимательно посмотрел на Анну, последний раз оценивая, по реальному или смягченному варианту выдать ей информацию, но Анна прервала его мысли.
- Рассказывай все, как есть, обморока не будет, - твердо обещала она.
«Железная женщина, - с восхищением посмотрел он на Анну, - но это воздержание чувств, грозит ей самосожжением».
И неожиданно для себя он рассказал все, что услышал от Августа в его кабинете. Ну, почти все. Он посмотрел на Анну. Она сидела с ногами на тахте, откинувшись на подушки бледная с закрытыми глазами, губы ее подрагивали, и у Георгия стало нарастать опасение повторение обморока. Он уже начал жалеть, что не пощадил Анну, рассказав жестокую правду и пошел на поводу той части своих подлых мыслишек: а вдруг сама Анна, услышав приговор врачей, откажется от него, ради своего проекта и своего будущего и даст ему свободу? Но Анна встала и тяжелой походкой вышла из комнаты, бросив ему.
- Я сейчас… приду.
Он не знал, как вести себя и тянул время. Анна вошла в комнату уже более твердой поступью, и от нее пахло валерьянкой. Ее губы уже не дрожали, лицо оставалось бледным. Она села в ту же позу и, глядя на него, спросила.
- И что ты думаешь делать?
Георгий смутился от такого естественного вопроса и почему-то замялся. Наконец, собравшись с духом, он выпустил на волю много раз отрепетированную фразу.
- Анна, отпусти меня… ты сама когда-то мне обещала, что не будешь меня удерживать, если я захочу от тебя уйти…
- Уйти, чтобы наделать глупости? – в ее голосе послышалась злость, и он с удивлением посмотрел на такую Анну.
- Ты собираешься не уйти, а сбежать от меня… от самого себя… я не узнаю тебя, Георгий.
- Чудес не бывает. Я тебе передал слова профессионала в этой области, который занимается этим более сорока лет.
- Но этот профи замкнулся в своих четырех стенах и ничего не хочет слышать, кроме своих методик! – жестко отрезала она, зло, глядя в глаза Георгия.
В который раз он поднял изумленно глаза на Анну.
«Ведь он не рассказывал ей ту часть разговора, когда сам, вот так же, укорял Августа! Опасная все-таки она женщина».
- Что ты предлагаешь? – насупившись, вернул он ее вопрос.
- Я консультировалась тоже со специалистами. Не один твой приятель занимается лечением онкобольных. Вырисовывается три варианта: первый, - принять предложение Августа. С учетом того, что на сегодня в России нет ведущего института лучше оснащенного, с более профессиональными спецами, чем онкоцентр Блохина на Каширке. Второй, - мои люди прорабатывают сейчас вопрос о возможности лечения в Германии и оформлении необходимых документов. Третий, - я вышла на нескольких людей, успешно лечащих подобных больных нетрадиционными методами. Надо будет что-то выбрать. Немедленно.
«Да, не откажешь все-таки Анне в системном подходе, - уныло глядя в окно, мелькнуло у Георгия, - значит, вцепилась в него. Не испугалась. Значит, не отпустит».
- Не сработала одна сотая твоей надежды, - врезался голос второго «Я», - что, услышав приговор, – сама испугается и отпустит.
- Да уж, поработал немного рядом с ней в осуществлении своего Альтернативного проекта. Знаю ее железную хватку. Такая вцепится, как фокстерьер в енота, будет висеть на нем до победного.
- Сбываются самые худшие твои предположения, – соглашается второе «Я». - Каждый день она будет контролировать твое лечение и, похоже, с твоим мнением не собирается считаться.
- И, самое страшное, - она слепа в своей одержимости.
- Проснулся! А ты не знал, что любовь слепа?»- удивился второе «Я».
- Она думает, что, отдавая семьдесят процентов своего времени на разработку планов его лечения, повседневный контроль всего, что с ним происходит, ей простит это ее окружение? Как бы не так!
- Не для того господа вбухали в нее немалые деньги! – соглашается Эго. - Они будут требовать от нее, чтобы эти деньги «отбились». Не только оправдались, но и приросли многократно.
- Плевать хотели все эти Робинсоны, председатели Совета директоров, правлений банков, главы администраций на какие-то семейные трудности. Эх, Анна, Анна, а кто беспокоился о будущем Натки? Неужели ты это готова задвинуть ради какого-то полутрупа? Один из них слепой, это точно! Вот только не он! – Георгий взглянул на решительное лицо Анны. – Совершенно бесполезно сейчас с ней спорить. Надо соглашаться на все, что угодно. Его решение завтра навсегда исчезнуть из ее жизни – единственно правильное решение!
И Георгий на этом поставил жирную точку. Опустив глаза, он в пол-уха слушал, что лечение в Германии будет стоить не больше ста пятидесяти тысяч долларов; что двое врачей нетрадиционщиков, готовы представить Анне вылеченных ими больных.
Больше для оживления разговора он даже поинтересовался:
- И чем же собираются лечить врачи с нетрадиционной методикой.
- Например, молодыми раками, настоянными на спирту.
- Хорошо хоть не настоем старых мухоморов, - пытался съязвить он.
- И зря смеешься, есть в их арсенале и такие лекарства.
- Чур, это пьют они сами.
Единственный вопрос слегка смутил Анну, что среди вылеченных не было страдальцев с его болезнью. Похоже, что Анна склонялась к лечению в Германии.
«Что совой по пню, что пнем по сове», - уныло подумал Георгий.
Он уже более не сомневался в правоте своего сегодняшнего выбора. Время работало на него.
Утром, провожая Анну в компанию, он вел себя как можно беспечнее. Приготовил нехитрый завтрак, и сам с ней позавтракал. Уже в холле он помог ей надеть пальто, подал ее портфельчик и поймал на себе ее подозрительный взгляд.
- Надеюсь, тебя не надо приковывать к батарее цепью? – ошпарила Анна фразой. – Сегодня, Георгий, к моему приходу, ты должен сделать свой выбор!
Георгий неопределенно кивнул и закрыл за ней дверь.
- Уф-ф! Пронесло! Какая интуиция! Он, Аннушка, выбор уже сделал
Анна, гонимая нехорошим предчувствием, быстро открывает дверь, застывает в двери в пальто, шляпке, со своим портфельчиком, прислушивается.
Звенящая тишина давит на уши. Она сбрасывает туфли, бросает портфель, скидывает шляпку, вешает пальто.
В два прыжка открывает комнату, озирает пустую комнату глазами. Лицо ее искажается ужасным подозрением.
Анна кидается в столовую и застывает в проеме.
Анна озирает пустую столовую. Все в образцовом порядке. На чистом столе замечает маленькую записку, прислоненную к вазочке с цветами. Подбегает с расширенными глазами. Берет, читает. Записка дрожит.
Анна вскрикивает, взмахивает руками, как будто спохватывается, что совершила ужасную ошибку. Лицо ее исказила непередаваемая сердечная боль.
Записка, как осенний лист, делает два зигзага и падает на пол.
Анна правой рукой закрывает глаза, левая, нашаривает в пространстве спинку стула. Сползает на него, роняет голову на руку, лежащую на столе. Другая рука безжизненно свисает вдоль тела.
Галактика Млечный путь. Планеты солнечной системы. Планета Земля. Из-за земного шара встает маленькое солнце. С высоты птичьего полета узнаем Крымский мост, Москву-реку, ЦДХ, парк Горького, начало Ленинского проспекта. Узнаем 1ю Градскую больницу, сталинский дом Анны. Столовая, женщина в безжизненной позе, сидящая на стуле. Записка на полу.
ПРОСТИ МЕНЯ, АННА. Я НЕ МОГУ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ РАЗБИТЬ ТВОЮ ЖИЗНЬ. У ТЕБЯ ОБЯЗАТЕЛЬНО БУДЕТ ВСЕ ХОРОШО. СПАСИБО ЗА ШЕСТЬДЕСЯТ СЧАСТЛИВЫХ ДНЕЙ. НЕ ПЫТАЙСЯ ИСКАТЬ МЕНЯ.
НАВЕРНОЕ, ВЛЮБЛЕННЫЙ В ТЕБЯ, ГЕОРГИЙ
Свидетельство о публикации №225012401818